Осоавиахим 13

  В весеннем заходе (2012г) конкурса фантастических рассказов "Грелка" я участвовал с рассказом, который сейчас выкладываю на ваше обозрение. Выкладываю в том же виде, что и на конкурс. Практически ничего не редактировал: исправил некоторые ошибки и описки, неминуемые в горячке судорожного написания в сжатые сроки на заданную тему. Тема была от весьма мною любимого писателя А.Лазарчука - «Электросталин», а написать надо было в стиле дизельпанк. Что есть тема – решай сам, а о стиле… ройся в Сети.
  Рассказ занял 14ое место в группе из 42 работ. Увы до выхода в финал (первые 12) ему не хватило трёх-четырёх баллов, хотя за него проголосовало немало участников. Но первых мест не было.




  День минус седьмой

  До старта оставалась неделя. Мир замер в томительном ожидании. Над величественным зданием в самом центре Москвы висели дирижабли. Павел выхватил взглядом один из них, с узнаваемой эмблемой «1» на борту: телевизионщики! Непростые ребята работают в наркомате телевидения, ой, непростые. Поневоле проникнешься уважением к парням, которые несут суточные вахты, непрерывно снимая грандиозную стройку века. Вахты что – плюнуть и растереть, сколько он сам бессонных суток просидел у радиостанций, аккуратно трогая ручки точной настройки, до звона в ушах вслушиваясь в какофонию эфира. Нет, дежурствами никого не удивишь, уважения парни заслуживали за свои пересадки с легкого дирижаблика-развозчика на заякоренный телестационар: зацепил страховочный трос и полез по канатам с одного гелиевого пузыря на другой. А под тобой несколько сот метров. И только ветер в ушах. Орлы! Не летают, но орлы.

  История Пашки до недавнего времени была рядовой, как у большинства советских людей. Ну, как рядовой – конечно, не просто так он удостоился величайшей чести войти в состав экипажа. Виной тому отнюдь не сходство его имени со знаменитым героем. Хотя Павел всегда хотел, чтобы его называли Павкой, а не Пашкой, но фамилию свою предпочитал лишний раз не произносить – Корчалкин. Всё-таки не звучит. Не звучала. Теперь-то ого-го-го как прогремит. Никаких сомнений. Вон как всё в жизни повернулось. В резервный экипаж попал? Попал! Да не как-нибудь, а триумфально. Когда Политбюро (Вот это «мандатная комиссия»!) утверждало составы экипажей, комсомолец Корчалкин был одним из трёх кандидатов на должность стрелков-радистов во вторую команду. Среди его достижений числились: обладатель знаков «ГТО» и «Готов к ПВХО», боксёр второго разряда (взрослого!), более ста прыжков с парашютом (если честно, то сто один, но «более ста» звучит солиднее). Молод, конечно – всего-то девятнадцать! И тут – раз, телеграмма на имя наркома, докладывают: сержант Корчалкин П.К. с новым рекордом победил в чемпионате Советской Федерации по скоростному приёму-передаче радиограмм. Идём далее: активист, отличник боевой подготовки. «Ворошиловский стрелок» - мастерский значок. Да что мастерский – Пашка мог выстрелить из пулемёта морзянкой! И поразить все цели! Когда секретарь зачитал эту фразу из характеристики, нарком утвердительно кивнул головой: «Может, сам наблюдал». Это всех заинтересовало: как? А вот так: жмёт спусковой крючок или гашетку так, как на радиоключе работает! Что угодно может «выстрелить», любую фразу, хватило бы патронов. Любую, ага. Пашка вспомнил, как он на полигоне в присутствии комиссара госбезопасности 3его ранга и комдива из комиссии демонстрировал это своё умение. Сел в кресло стрелка-наводчика крупнокалиберной четырёхствольной пулемётной установки, поиграл педалями, проверил ход турели и как врезал – от щитов-мишеней в трехстах метрах от него только щепки полетели. Гильзы со звоном посыпались в заботливо подставленные полигонным красноармейцем патронные ящики. Чекист в ухе пальцем покрутил – заложило видать, к капитану из своих повернулся, спросил: что выстрелил? «Слава ВКП(б)! Дословно. Со скобками и восклицательным знаком,» - ответствовал спец. Госбезопасник спросил новоявленного снайпера: «Сам придумал или кто подсказал?» «В кино увидел, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, в польском!» «В по-ольском…», - протянул важный чекист, многозначительно глянул на своих, барственно кивнул комдиву и ушёл. Комдив строго погрозил удальцу пальцем и двинул следом. А ещё через неделю Пашка поставил «Ознакомился» и свою подпись под секретным приказом по РКСА, запрещающим стрелять морзянкой из всех видов оружия, включая морские орудия главного калибра и мортиры-гаубицы РГК. И понял, что теперь даже в бою кто-то из специально подготовленных особистов, поминая матерно неизвестного умельца, будет пытаться в окружающей какофонии вычленить секретную шифровку противника. Или противнику. А Пашке, не взирая на приказы и указания, ещё долго пришлось демонстрировать высоким чинам, вплоть до наркома, своё умение.
  Тогда, на Политбюро, все весело посмеялись над историей, рассказанной наркомом обороны, кандидатуру Павла одобрили, присвоили младшее офицерское звание для солидности и престижа страны. И (главное!) рекомендовали первичной партийной организации корабля рассмотреть заявление комсомольца Корчалкина о приёме в кандидаты в члены ВКП(б)!
  Когда Пашка узнал обо всём этом, то просто летал от счастья.


День минус шестой

  За шесть дней до старта по Москве-реке подошла и намертво пришвартовалась рядом с площадкой какая-то странная самоходная баржа. Её тут же окружили пожарные катера. На набережной тоже было красно от пожарных карет. Даже единственный на всю страну сдвоенный пожарный трамвай подогнали, закрыв для движения целую ветку пути. Пожарные дирижабли были выше этой суеты.
  Пашка знал, что баржа – не простое судно с песком или бочками. Это подошёл танкер-заправщик. Специальное топливо начали закачивать в баки корабля.

  О, теперь Пашка знал такое, что ему и не снилось! Член экипажа – это человек с кучей доступов. Член основного экипажа. Как так, ведь принимали в запасный? Ветрянка! Кто бы мог поверить, что командир основного экипажа сможет подхватить от внука эту детскую болезнь! В специальной литературе такие случаи описаны, в кино тоже. Сработал тринадцатый бортовой номер? Мистика какая-то! Мистика не мистика, но начальника медико-санитарной службы проекта на всякий случай посадили, особистов сменили полностью, рассовав по дальним погранзаставам – проглядели вражескую диверсию в семье человека, выполняющего особое правительственное задание. Хорошо, что никого не расстреляли, времена наступили новые, демократические.
  В общем, кому – не судьба, а кому фарт чистой воды. Вот и не верь после этого в удачу!
  Бывший запасный экипаж был счастлив. Все семеро.

  Так получилось, что Павел прибыл в команду последним, остальные до его прихода уже несколько месяцев трудились бок о бок, прошли и боевое сплочение, и многочисленные тренировки на стендах и макетах. Корчалкин же пришёл не просто на всё готовое, а сразу на корабль, который теперь стал их местом службы.
  Первой, кого он встретил из команды, была Анна Павлова. Аня, Анюта, Нюся… Нет, Пашка даже во сне не видел себя рядом с ней. Ей вообще тридцать шесть лет, взрослая, вдвое старше его! Но какая же она… сладкая! Э-эх!
  На Нюсю Павка наткнулся в узком коридоре одной из многочисленных палуб корабля. Наткнулся в прямом смысле: тело к телу. Вышел из-за угла, а она с трубой пылесоса в руках попятилась ему навстречу из каюты, Вот и получилось телостолкновение. Мягкое. Пашка заалел щеками, женщина в комбинезоне без знаков различия повернулась к неожиданному герою и быстро, но внимательно оглядела новичка.
- Так это ты, наверное, Корчалкин? Наш стрелок?
- Радист! – приподнял свою должность Пашка. – Павел. Можно просто Павка.
- А я завхоз, по совместительству – повариха ваша. Аня, можно просто – Нюся, - не стала интриговать молодого человека дама.
  Она была при формах, но стройна, чернява, располагающе улыбчива. И язвительна:
- Молоденький. Мальчик. Хорошенький!
  Не часто женщины называли Пашку хорошеньким. Если честно – никогда. Что там хорошенького: курносый, конопушки, среднего роста. Да и некогда ему было с девушками встречаться, романы крутить. Радиоспорт и пулевая стрельба с детства.
  Пашка невольно улыбнулся. Нюся продолжала поверхностный осмотр, простодушно комментируя увиденное.
- Ой, младший лейтенант. Свеженький! По секелёчку в петлицах, сразу два, у меня и то один, хоть я и старшина интендантской службы. Худенький.
  Когда до Пашки дошла двусмысленность Нюсиной шуточки, он зарделся ещё больше, румянец просто пылал кумачом на его щеках, покрытых юношеским пушком.
- Покраснел… Небось и нецелованный? Да ты не робей, парнишка, я из тебя справного мужика сделаю, - и видя полное обалдение на Пашкиной ряхе, добавила со смешком, низким таким, грудным:
- Буду откармливать! Ладно уж, иди, занимай каюту, вот твоя, я как раз её про-пы-ле-со-си-ла, - осилила трудное слово Нюся, - проходи, не боись, я с тобой туда не пойду.


День минус пятый

  К этому дню вокруг добавилось дирижаблей и трибун: начали прибывать иностранные делегации. Официальные гости, журналисты, корреспонденты телеграфных агентств, кинооператоры – все требовали удобных мест с хорошим обзором. Протокольные службы сбивались с ног, хозяйственники всех мастей и рангов стонали: планы летели ко всем чертям, старт вызвал гораздо больший интерес во всём мире, чем думалось. Разослали приглашения с запасом, а оказалось, что недостаточно. Вот кто, к примеру, ждал короля Великобритании? Пригласили ведь премьер-министра. Так нет, наркоминдел сообщает, что поступила негласная просьба из венценосных кругов. Что будем делать, товарищи? В текущем русле советско-британских отношений выгодно ли нам оказать буржуям и монархистам такую мелкую услугу?

  Вторым, с кем познакомился Пашка, был Дед. Радист должен был (и собирался) представиться командиру корабля. Но тот вместе с комиссаром отбыл на очередное, из ряда многочисленных внеочередных, совещание. Пашка осмотрел радиорубку на предмет соответствия комплектации оригинала макету: всё на месте, всё знакомо. После этого двинулся на нос в поисках огневой рубки. Если говорить откровенно, она была не нужна, но всё-таки оружие на военном корабле должно быть! Увы, не так просто было разобраться в лабиринтах палуб и отсеков.
  Неуверенно шастая по коридорам, Пашка встретил пожилого, лет этак сорока пяти, мужчину. В кожаном комбинезоне со множеством кармашков, клапанов, в кожаной повязке на голове, дядька смотрелся… смотрелся… инженером. Смотрелся бы, если бы не докторская трубка на шее. Знаете, такая с трубочками в уши втыкать. На голове мужика крепилось круглое зеркало с дырочкой, чтобы смотреть. Очевидно, корабельный врач.
- Ага, - сказал врач. – Стрелок-радист?
- Так точно! – гаркнул Пашка, прикидывая, какое звание может носить военврач такого корабля, как этот, - Младший лейтенант Корчалкин!
- Военинженер 2ого ранга Манштейн. Дед, – видя Пашкино недоумение, добавил – стармех. Или бортинженер, по вашему. Фонендоскоп у дока одолжил - машину слушать. В механизмах разбираешься?
- Я по радиоделу, но пулемёты знаю всех систем, даже кое-какие пушки малых калибров.
- Ага! – обрадовался Дед. – Значит, способен клинкет от комингса отличить?
- Да, - почему-то соврал Пашка. Подумаешь, не способен сейчас, так научусь.
- Тогда так. Пулей, живо вот по этому трапу слетай на клотик, найди там в рундуке хороший рашпиль – поможешь мне тормозные якоря заточить, а то что-то затупились. Найдёшь – ко мне в этот трюм, - и Дед неожиданно исчез в люке под ногами.
  Пашка оторопел. Половину слов он не знал, куда бежать – не понял. Но приказ надо выполнять. И Пашка двинулся по указанной лестнице… по трапу наверх.
  Ступеньки привели его в заставленный гудящими шкафами отсек. Корчалкин испытал благоговение – он понял, что находится в самом центре Большой Электронно-Ламповой Счётной Машины. Здесь царил бородатый тщедушный очкарик профессорской породы, как выяснилось впоследствии, член-корреспондент Академии Наук и на самом деле профессор Иванчук Геннадий Петрович, штурман экспедиции. Штатский! Вот незадача.
  Но штурман соответствовал окружающему. Человек скупой на слова, с цепким взглядом и острым умом, он не стал тратить много времени на нового члена экипажа. Узнав о цели визита Павла, он просто подошёл к одному из многочисленных железных шкафов-близнецов с пометкой АКТР-45/16, открыл, выдвинул ящик №15-бис, достал требуемый рашпиль и сказал:
- Вот, юноша, держите. Передайте привет Семёну. Смею ли я вам напомнить, что среди ваших обязанностей в должностной инструкции числится оказание помощи мне по части ремонта БЭЛСМ? Ремонтируем просто: неисправный блок выдвигаем из монтажного шкафа, на его место ставим аналогичный из ЗИПа, а аварийный утилизируем выбрасыванием за борт. Поэтому вам придётся здесь всё выучить наизусть и находить на ощупь. Экзамен будете сдавать с завязанными глазами.
- Готов, память – кремень. Я уже запомнил, что это место называется клотик. А если и новый блок сгорит? Перепаиваем?
- Если способны.
- А если нет?
- То по старинке, – Иванчук кивнул на стол, где стоял арифмометр и лежали несколько логарифмических линеек. В застекленном шкафу плотно стояли толстые ряды томов с крупными золочёными надписями «Таблицы», «Справочник» и т.п. – Плюс связь по радио с Институтом математики – там несколько тысяч сотрудников за ночь вам вручную такую систему дифуравнений посчитают, что заменит натуральное испытание атомной бомбы! Наши курсовые прокладки для них семечки. Главное – чтобы радиосвязь не подкачала.
  Паша с уважением взглянул на «академика»:
- Вы и атомную испытывали? – не удержался неофит.
  Иванчук так на него глянул, что стало ясно: атомная – семечки, страна обладает чем-то гораздо более существенным. Пашка порадовался за Родину.


День минус четвёртый

  В Москве прошли массовые облавы. Зачищали всё и всех: нет пропуска, нет прописки – задерживали. Выселяли, отселяли, даже сажали. Всё в ускоренном темпе. Но вежливо: говорили, что разберутся, что вернут, что (даже!) компенсируют. Кое-кого от греха подальше просто послали: кого в командировки по стране, кого – в творческие зарубежные. Либерализм, демократия. И представьте себе, были отказники: его с лекциями в Сорбонну, а он – не поеду, хочу быть рядом с историческим событием, увидеть воочию. Оно ему надо? Тут дальше Сызрани никогда не ездил. Максимум, что светит – поездка в Болгарию по профсоюзной линии. А он во Францию не хочет. Никуда не денется, поедет, уже с немецкими товарищами согласовали.

  С рашпилем в руке, слегка поплутав, Пашка всё же нашёл дорогу в «трюм», указанный Дедом. Трюм оказался ещё одним техническим помещением, оборудованным станками. Дед восседал на высоком крутящемся табурете за железным столом-верстаком. Напротив на таком же табурете сидел военврач второго ранга. Дядька чуток моложе Деда. Корабельный врач, догадался Пашка. На столе стоял графин для воды, к нему робко жались два пустых гранёных стакана и мелко порезанное яблоко.
- О, молодец, быстро ты обернулся! И рашпиль не забыл.
- Семён, смею ли я надеяться, что этот рашпиль потребуется молодому человеку, чтобы какой-нибудь якорь заточить?
- Саша, ну как ты мог во мне усомниться?
- Не мог! Ну-с, юноша, как ваше здоровье? Диарея не мучает ли?
- Анализы крови отличные! Столько раз проверяли.
- А мочи?
- Такие же! В смысле – всё хорошо.
- Что ж, надо проверить ещё раз. Пополним для начала запас жидкости в вашем цветущем организме. Вот, - военврач налил из графина полстакана воды и протянул Пашке, – выпейте.
  Пашка бодро махнул жидкость в горло.
  Рашпиль выпал у него из рук и со звоном упал на стальную палубу – в стакане был спирт. Разведённый градусов до 60, но и этого оказалось достаточно, чтобы Корчалкин надолго зашёлся в кашле.

  Потом док долго и интеллигентно извинялся перед Пашкой:
- Кто ж знал, юноша, что вы такой… доверчивый. Сейчас-сейчас, я вам облегчение устрою. Выпейте. Чисто в медицинских целях. А я ненашего виски себе в профилактических целях плесну.
- Как ты этот самогон только пьёшь, - поморщился Дед.
  С этими словами док заставил Павла выпить ещё что-то: явно спиртное, но сладкое. Потом скормил ему по кусочкам яблоко, с умилением глядя на новичка.
- Привыкайте. Экипаж у нас – кунсткамера. Один другого стоит. Народ, прошедший огонь, воду и медные трубы. Никто ничего не боится. Дураков не любят, подшутить могут иногда жёстко, но всегда не зло, с мыслью, что человек должен учиться на своих ошибках. Понимаешь, Павка, учиться!
  Дед ушёл, сославшись на занятость, а они с доком засиделись до самого протрезвления. Беседа текла неспешно, корабельному врачу абсолютно нечего было делать после всех обследований, которые прошёл и он сам, и все члены экипажа. Всё интересное будет потом, в экспедиции, а сейчас что: опись, перепись, ещё раз просмотреть графики экспериментов? Вот он и ценил минуты задушевной беседы с нетронутым ещё всеобщей мясорубкой членом экипажа. Быстро вскрыв всю Пашкину подноготную, Александр Яковлевич Розенблюм кратко поведал о себе: кадровый военный медик, медицинская академия, чаша с хитрым, умеющим выпить змеем в петлицах. Полевые медсанбаты, госпиталя, стационарный окружной госпиталь, научная работа. Между прочим, стишки пописывает, публикуют в журналах. Но кто в экипаже поэт, так это комиссар – известный военный корреспондент, крупный писатель, любимец Политуправления и женщин, щёголь и умница, полковой комиссар Удальцов. Да-да, тот самый, что об испанской войне целый год писал, мотаясь с фронта на фронт, воюя то с контрой, то с американцами, то с арабами.
- Ух ты, вот это мне повезло! С самим Удальцовым служить!
- Да уж, повезло. Это он там, наверху, любимец, а с нами, простыми трюмными матросами, ему даже выпить некогда. Ничего, посмотрим, кто к кому в экспедиции за выпивкой придёт. Хотя спирт есть и у Иванчука, и у Деда, и у Аньки-пулемётчицы. Кстати, тебе на твою аппаратуру тоже должны выдавать. Для протирки контактов. Не получал ещё?
- Нет.
- Зажали интенданты, трибунала на них нет. Ты получи обязательно.
- Александр Яковлевич, а что вы Нюсю Анкой-пулемётчицей называете?
- Ты не в курсе? Она у Чапаева в дивизии служила. Пулемётчицей. С ним и в Испанию поехала. Легендарный командарм тогда возглавлял наших военных советников. Воевала там под видом местной. Хотя по-испански только слово "блин" знала. Ранена дважды, три ордена, врагов лично уничтожила… ну, роту точно.
- Ни … себе! – обомлел Пашка, - я думал, что она просто завхоз и повариха.
- Думал он! Ты почаще это делай – думай. Раскинь мозгами: твой основной боевой пост – радиорубка. Без связи остаться нельзя, а случись что, кто будет в огневой сидеть?
- Ну, Удальцов… Неужели Нюся?
- Старшина Павлова! И будь уверен – пощады врагу не будет! Но Павлова у нас не самый большой уникум. Вот взять Деда…
- А что Дед?
- Дед – это всё! Начнём с того, что Дед из фон Манштейнов, сколько-то там юродный брат того самого Манштейна, который танками громил прогнившую буржуазную Европу, возглавляя передовые отряды германского пролетариата, устанавливающего интернационал-коммунизм на Западе. Штурмфогель революции. Идём дальше: в роду Деда сплошь военные моряки. Морской корпус, императорские вензеля на погонах и так далее. Ну, после революции мы очистились от этой мишуры. Дедов отец убрал из фамилии фон, сына назвал попроще – не Эрихом, а Семёном. И от моря отговаривал, как мог. В политехнический направил. Но Сеня мужик настырный, стал инженером-механиком у водолазов. Тут как раз ЭПРОН создавали, он туда и ушёл. В таких делах участвовал! «Чёрного принца» в Балаклаве поднимал. Да-да, тот самый британский пароход, о котором думали, что он кальсоны вёз мёрзнущим в Крыму англичанам, а оказалось, что там золото для выплаты жалования всей армии везли. На 200 тысяч фунтов стерлингов. По тому курсу. То-то британцы молчали о нём, как обоср… Потом в Семёне взыграло военно-морское, наследственное: офицером стал, в подплаве служил. Дедом на дизелюхе ходил. Его в нашу экспедицию лично замкомпоморде пропихнул со словами: «Что на флоте трубопроводы и силовые установки, что в экспедиции. Что там прокладки-утечки, что здесь. Семён справится лучше всех, не подведёт. Ручаюсь, в трюмах будет сухо».
  Много железа через Дедовы золотые руки прошло. Всё умеет. Одна у него слабость – кожаные комбинезоны. Нет две – музыка, из которой он предпочитает германский военный джаз.
  Пашка напрягся: это о чём? Но тут же сообразил:
- Строевой джаз?
  Розенблюм коротко хохотнул и продолжил:
- Ты на него за подначку не обижайся, военно-морские шутки – жанр особый, часто построенный на незнании морской терминологии салагами, ну новичками. Я сам о его комингсы пару раз споткнулся, хотя с флотскими дела уже имел. Семён – чёток, как немец: всё у него под ясно понимаемыми углами: в тридцать градусов, сорок пять, девяносто…
- Шестьдесят, если водой разбавить?
- На глазах растёшь! Одобряю, юноша, даю положительный прогноз для лечения твоей болезни. Сейчас ты прошёл испытание на понимание врачебного юмора – у нас тоже терминология ещё та.

День минус третий

  Ажиотаж всё больше овладевал умами и чувствами. В Москву потянулись все, кто имел хоть какое-то право показаться в высших эшелонах власти. И это всё на фоне открывающегося съезда партии.
  Зона временного отчуждения вокруг рабочей площадки резко увеличилась, прихватив при этом добрый кусок центра Москвы. Теперь из Кремля можно было напрямую дойти до самого корабля, не показывая лишних пропусков. Зато прорваться через внешние кордоны становилось всё проблематичнее. Экипажу объявили казарменное положение. Только командир да Удальцов ещё выбирались за периметр. Командир выезжал в составе кортежа на «Опель-Адмирале», бравый комиссар гонял сам на мотоцикле. В крагах, мотоциклетном шлеме, с белым шарфом вокруг шеи, в форменной кожаной куртке он гнал своего красавца «Харли-Девидсона» по проспектам столицы, и орудовцы салютовали ему своими полосатыми палками. Считалось, что мотоцикл он привёз из Испании, и лишь немногие, такие, как Дед, причастный к ремонту железного зверя, знали, что это всего лишь хорошая китайская копия «Ли Со». Да, китайцы потихоньку завоёвывали мир. Тем более их надо было опередить.
 

  Павел, познакомившись со всеми, влившись в экипаж, спустя некоторое время понял, какую психологическую работу провёл с ним Александр Яковлевич, красиво использовав Дедову шутку. Понял, какой экзамен на общность крови сдал. Понял и дал себе слово больше смотреть, думать. Спрашивать, когда не знаешь. Не пытаться выглядеть, а быть.
  Он больше не боялся дедовых словечек. Ведь даже если у тебя нет энциклопедии или словаря под рукой, всегда есть, у кого спросить! Ему, радиолюбителю-коротковолновику, не составило труда на такой мощной радиоаппаратуре быстро кинуть в эфир запрос: «Что такое комингс?» Первым, через пару секунд отозвался друг из недружественных САСШ: «Комикс – это история в картинках». Увы, френд не распознал несколько букв. Что ж, его тут же поправил радиолюбитель из Окленда, Новая Зеландия: «Порог на корабле между помещениями, выгородка в переборке. Павка, ходят слухи, что ты участник экспедиции. Здорово! Сможешь – радируй. Я пришлю открытку с подтверждением запроса». И добавил новомодное сочетание символов «:)», мол «улыбаюсь». Коротковолновый радиоэфир – найдётся всё!
  У Пашки целые тома открыток-подтверждений установленной связи. Сам сколько денег потратил на международные почтовые марки. Братство коротковолновиков – золотые ребята. Могут сутками не спать. Нобиля спасали, «Челюскина» ретранслировали, первый «ОСОАВИАХИМ» слушали, ловили последние точки-тире морзянки ребят, бившихся головами о стенки стремительно падающей гондолы стратостата. Легендарные стратонавты! Павка хотел быть похож на них. Скоро его мечты сбудутся. Может и в его честь назовут улицу. А то и проспект.
  Пока же он слал очередной запрос во Всемирный Эфир: «Я (позывные) Что такое кремальера?» И получал ответ от девушки из Франции: «Креманка – это вазочка для варенья или мороженного». Мороженное Пашка любил, варенье мог есть банками, француженку поблагодарил, но на расправу к Деду не спешил: кремальера – термин технический, какая вазочка? Сейчас на его запрос отзовётся кто-нибудь более разбирающийся в технике.

  Единственное, чего пока не понял Павел - кто же в экипаже особист?


День минус второй

  Съезд партии начался торжественно. Москва сияла весенним убранством – не зря всю весну москвичи вкалывали на воскресниках. И залежавшийся на обочинах снег растопили, и зимнюю грязь убрали. А уж брёвен сколько перенесли, сколько деревьев посадили! Сколько травы было покрашено в зелёный, а стволов в белый цвет!

  На съезде было объявлено о переименовании ВКП(б) в КПСФ – Коммунистическую Партию Советской Федерации. Это раз. Второе – всенародно объявили об экспедиции, точнее назвали состав экипажа. Страна должна знать своих героев. Делегаты партийного съезда шумно рукоплескали своим питомцам. Герои-питомцы скромно молчали, стоя на громадной сцене самого большого зала Дворца Советов. В подмосковном посёлке потрясённые земляки, сидя в клубе у большого, с экраном 45 см, телевизора узнали в стрелке-радисте Павле Корчалкине сорванца и фантазёра Павку, служившего где-то в частях особо особого назначения. Мать хлопнулась в обморок, когда к ней прибежали люди, среди криков которых её любящее сердце вычленило главное «Зинаида, твой сын Пашка!!!». Отец встретил известие мужественно, потом посветлел лицом: герой, куда собрался, знай наших! Потом уж, когда жена и в себя пришла, и порадовалась, помрачнел и он, понял, куда сын направляется, на что замахнулся.

  Командир экспедиции Валерий Петрович Громобоев тоже был делегатом съезда. Об этом человеке Пашке можно было не рассказывать. О нём младший лейтенант ещё в школе в учебнике истории читал: Герой Гражданской, вместе с Думенко и Будённым конные армии создавал. Воевал так, что враги от одного имени дрожали! Блюхер, Якир, Громобоев, Котовский – кто не слышал этих фамилий?
  Стоя в строю, в шеренге из семи человек во главе со старшим комбригом, Пашка испытывал чувство, близкое к упоению. Единственно, что омрачало момент триумфа Пашки: среди экипажа он один не был орденоносцем. Даже академик-профессор Иванчук гордо носил на лацкане сугубо штатского пиджака Трудовое Знамя и почему-то Красную Звезду. Вот тебе и граждансий.
  Громобоев же со своим «иконостасом» орденов на гимнастёрке, скромно мерцающих под Звездой Героя СФ, со своей краснознамённой золотой шашкой и именным маузером, с устаревшим званием «старший комбриг» (в РКСА он один остался такой… были обстоятельства, а теперь уж и не стоило менять – уникален) просто подавлял: ростом, фигурой, ореолом славы. Но даже на суровом лице командира, перечеркнутом шрамом от сабельного удара, сквозила мимолётная улыбка счастья.
  Конник во главе экспедиции? Что тут такого – личный друг Будённого и Ворошилова. Кто возразит? Медики: старый, уже пятьдесят шесть? Крепкий, как дуб! Когда Семён Михайлович, Главный инспектор конницы и бронетанковых войск РКСА, прибыл к ним на корабль с проверкой, Пашка сам видел, как Маршал и его командир на спор отжимали одной рукой двухпудовые гири по нескольку десятков раз. А как интересно было послушать рассказы стариков за столом в кают-компании (Дед со своими словечками всё переименовал на корабле на военно-морской лад). О Гражданской, о разгроме японцев в Китае, когда конно-танковая лава Будённого-Жукова вымела супостата с земли мирных рисоводов. Как выкуривали союзников японцев – северных американцев с Филиппин.

  Вечером был банкет в честь делегатов съезда. Помимо них присутствовали многочисленные гости: коминтерновцы, представители братских партии и в первую очередь германской и китайской. Они-то так и норовили зацепить разговором хоть кого-нибудь из экипажа корабля. Пашка уже твёрдо знал почему.
  Но не об этом думалось. Надо было не перепутать вилки, ножи и ложки за столом. Корчалкин лихорадочно вспоминал, чему его учили Нюся и Дед. Всё обошлось – не опозорился. А ведь как его Нюся уделала где-то день на третий пребывания на корабле. За обедом Пашка спросил, каким образом боевая Анка-пулемётчица оказалась в интендантской службе. Ещё и поварихой? Нюся, не задумываясь ни на секунду, ответила:
  - Надоело воевать, Пашечка. До смерти надоело. Муж мой фронтовой, Фурманов, ну ты его должен знать, хотя бы по книгам, погиб. На руках дитё грудное. Пойду-ка, думаю, в запас, навоевалась досыта, с шестнадцати лет у Чапаева. Но тут Василий Иваныч меня и надоумил: Анка, а зачем тебе из армии уходить? Иди, учись, в войсках разные люди нужны. Я к тому времени семилетку вечернюю при дивизии закончила. Вот и подала рапорт в ВКПУ.
  - Это что, ВКПУ?
  - Военное кулинарно-поварское училище. Имени Оливье. Поваров готовит – это на уровне полковых столовых и выше, со средним специальным образованием. А на базе начального – кашеваров для ротно-батальонного уровня. С тех пор квалификацию повышаю регулярно. В экспедицию отбор прошла. Пришлось сына-пионера на моих стариков оставить.
  Пашка скосил глаза на присутствующих за столом: никто и ухом не повёл на Нюськин рассказ, лишь только в глазах Деда проскочила искорка веселья. Пашка уже более-менее разбирался в «однополчанах», ему хватило этой малости:
  - А офицеров там не готовят? Ну, шеф-поваров для ресторанов Военторга на окружном уровне и выше? Нет? Жаль, я бы пошёл… служить сытно, да и вкусно. Никогда оливье не ел! Попробовать бы.
  Тут сама повариха не выдержала и прыснула, мужики одобрительно взгоготнули.
  - Ладно, кушай. Я тебе завтра настоящий оливье приготовлю: с мясом дичи, с оливками – как раз на наш склад завезли. Попробуешь, обещаю.
  Обходя стол с подносом в руках, она как бы случайно, но очевидно для всех чиркнула бедром по его плечу.

  После банкета были танцы. Пашка, Удальцов, Розенблюм, даже Дед с командиром, даже штатский профессор пользовались у дам бешеным успехом: никто не отказывал героям, наоборот, все хотели потанцевать с ними. А уж фигуристую Нюсю вообще не было видно за комдивовско-командармовскими широкими плечами. Да и секретареобкомовскими тоже. Но всё же Пашка урвал одно томное декадентское танго. Нюся выдавала страсть, плотно прижимаясь к парню, но Пашка не вёлся на уловки – он уже твёрдо знал, кто есть кто в экипаже.
  Танцевала повариха классно – такому в военно-кулинарном не научат. Тут высшим образованием попахивает. Возможно, военно-танцевальным. Всё же Анна Павлова, дочь командарма 1ого ранга. Расстрелянного в давние годы за поражение при отражении американского десанта на Чукотку. Ничего, потом край земли отбили назад. Вместе с Аляской.


День минус первый

  Хлопотный день выдался. Для всех. На корабле то топливопровод потёк, то в кислородных баллонах ненормативное давление. То начхим прибежал: какой-то хрен забил в график суточной подготовки проверку бортовых противогазов. Проверили – всё нормально. Но вставки-поглотители теперь вскрыты? Подлежат замене – инструкция. Заменили. Теперь надо проверить новые. Инструкция №2. И заменить? Согласно инструкции №1? Начхим взвыл и исчез.
  В городе было всё спокойно. Лишь на дирижаблях ставили гостевые кресла для особо важных персон. Часть из цеппелинов пришлось приземлить, на других использовали тросовые подъёмники для загрузки мебели на борт.
  Войска столичного гарнизона привели в боевую готовность. На всякий случай. Про пожарников даже упоминать не стоит, эти уже неделю спали, не раздеваясь. Не дай бог рванёт такое количество топлива – тут счёт пойдёт на секунды.

  Экипаж тоже томился в готовности. Пашка маялся животом. Наверное, после вчерашнего банкета. Док его утешал:
  - Не дрейфь, со многими перед боем медвежья болезнь случается.
  Пашка скрежетал зубами – по молодости он боялся только девушек и ничего более! Просто обожрался вкусностей. Дурак, даром его Нюся откармливает.

  Нюся. Пашка припомнил другие посиделки: с Будённым и Ворошиловым. Отцы-маршалы, посидев в кают-компании, захватили командира и светского льва Удальцова и укатили в «Националь», а они продолжили впятером. Потом штурман отпал, буркнул что-то типа «параллакс» и ушёл в каюту спать. Профессор часто говорил на таком нерусском русском, такие термины употреблял, что и Пашкины коротковолновики, которые знают всё, долго думали, рылись в книгах, чтобы ответить на поисковый, как это назвал Павел, запрос. На «параллакс» какой-то потомок Ивана Сусанина из-под Костромы быстро ответил «Быть может, вы искали «Пара ласт»? Типа «склеить ласты»? Я могу переспросить у других…» Но Пашка исправил вопрос, вспомнив, что на самом деле его интересовал «коллапс», и ему тут же подсказала давняя, но неведомая радиознакомая Вика, что это «от лат. collapsus — упавший — разрушение какой-либо структуры под влиянием системного кризиса».

  Среди оставшихся за столом завязалась интереснейшая беседа о перспективах электричества. Пашка в подпитии громил ретроградов, упоминая сталинский план ГОЭЛСФ...
  - Ленинский, - поправил его Дед, - Эх, молодёжь! Теряется связь поколений.
  - Ни капли не теряется, - Пашка дёрнул ещё пятьдесят граммов, - я сам из подмосковного посёлка Электропередача. Скоро мы городом будем! Как Электросталь, или Электроугли.
  - Ну да, а вы будете какой-нибудь Электрогорск, - насмешничал Дед.
  - И будем! У нас электростанция на торфе. Мы тоже в этом самом плане… Мы так развернёмся, мы всю страну на электропривод переведём. У нас автомобили будут ездить на электричестве, самолёты летать не на ваших пыхтящих тяжеленных дизелях, а на…
  - Китайцы обещают скоро поднять в воздух электроаэробус на пятьдесят пассажиров, - вдруг объявил Док.
  - Как всегда сопрут у сасшевцев.
  - А не фиг! Прятать надо свои секреты лучше…
  - Пашечка, а я из Ивановского, деревушка такая под Москвой. Раньше Владимирский тракт через нас проходил, ссыльные в Сибирь по нему шли. Теперь шоссе Энтузиастов проложили, а недалече железная дорога на Нижний, т.е. на Горький… Мы с тобой почти земляки!
  - Да как вы не понимаете! – горячился Пашка, - Будущее за электромагнитными полями! Сами подумайте, ведь чем наш старт обеспечен, как нас отправлять будут, а?
  - Отправить – не проблема, дойти бы. И вернуться, - Дед был непоколебим, - давайте выпьем за то, чтобы число погружений равнялось числу всплытий!

  Выпили. Доктору что-то вдруг поплохело, тоже, видать параллас… или коллапас наступил. Доктор буркнул что-то типа «явгальюн» и, шатаясь, побрёл к заветной цели. Пашка поднялся вслед за ним. Через пару минут док уже рыгал в ближайшем туалете, а Пашка, вдруг обретя убийственный и гениальный довод за электричество в научно-техническом споре, резко повернул назад. Подходя к кают-компании, он услышал из-за неплотно прикрытого люка обрывок разговора:
  - Что докладывать, Семён?
  - Нормально всё, Анюта, слил дезу их связнику – журналисту. Всё, что наши контрразведчики подготовили. Германский Генштаб получит почти полную информацию о целях и задачах экспедиции. Но технические детали… боюсь, многие устарели. Впрочем, нашим камрадам не стоит обижаться.
  - Дружба дружбой, а табачок врозь?
  - Как всегда.
  - Не понимаю я тебя, Манштейн. Вот ты, немец…
  - Обрати внимание: русский немец!
  - Но немец же! К тебе и подошли с вербовкой, потому что ты всегда о Фатерлянде говоришь с восторгом, что кузена своего, генерала немецкого, уважаешь чрезмерно.
  - Есть за что. Гений танковый. Как он французов с англичанами разделал! А насчёт Фатерлянда ты ошибаешься, Отечество у меня одно.
  - Ох, Семён, темнишь ты что-то, смотри, не заиграйся.
  - Зря ты так, Анна. Я верен и присяге, и долгу, и Родине. А вот ты…
  - Что я?
  - Водится за тобой грешок. Знаю я, что в Испании был у тебя роман с этим американским писателем. С бородатым рыбаком с Кубы, как его…
  - С Эрнестом, что ли? Так это когда было, да и было по заданию.
  - Врешь ты всё, Анна. Есть и другая точка зрения.
  - Кто? Удальцов?
  - Не скажу.
  - Он, больше некому было тебе об этом рассказать. Но почему он не доложил?
  - Может быть, и доложил. Откуда тебе знать, товарищ лейтенант государственной безопасности из управления Судоплатова?
  - Ох, Семён, много же ты лишнего помнишь.
  - Люблю потому что.
  - Зря, не твоя я.
  - Знаю. Но сейчас со мной?
  - С тобой… куда я денусь с подводной лодки.
  Пашка мысленно присвистнул: звание Нюси… Анны Павловой соответствовало армейскому майору. Вот так-то. Теперь не приходилось гадать о том, кто особист на борту. И Пашке сразу поверилось, что Нюся… Анна в случае чего, вскрыв какой-нибудь секретный сейф, достав спецпакет, сломает сургучную печать и недрогнувшей рукой собственноручно пристрелит любого из них, начиная с Героя СФ старшего комбрига Громобоева и заканчивая стрелком-радистом Павкой Корчалкиным. Наверняка уже приходилось выполнять подобные приказы. Если что, то ликвидирует и себя, и корабль. А так баба, как баба: и ребёнок у неё точно есть, фото сама показывала, и любит кого-то, может быть того же бородатого писателя из вражеских интербригад. И накормит обязательно. Вкусным оливье.
  Выпускница ВКПУ с серебряной звёздочкой в красных петлицах.
  Какой у них экипаж подобрался своеобразный.


Старт!

  Ещё затемно ушли в небо стратосферные аэростаты наблюдения. Что ж, сейчас технологии так отработаны, что будут висеть на своих высотах хоть сутки.

  С утра выехали на автобусе в ближайший парк. Как дураки: одетые в спецодежду, с датчиками и комплексами, даром, что не включёнными. Надо было соблюсти ритуал. Честь была предоставлена командиру. Старший комбриг вышел и под прицелами кинокамер поссал на колесо автобуса. Конечно, спиной к операторам. Так надо. Так повелось издавна. Накануне ещё фильм смотрели. «Горячие денёчки». Тоже так надо.
  Потом был короткий митинг у трапа. Нарком специальной промышленности Берия разбил о борт бутылку цимлянского шампанского. Пожелал счастливого пути и удачного возвращения. Без всякого сюсюканья и ненужных обещаний - всё знали, что официальные 70% возврата реально равны 50. Т.е. как выпадет монетка. Знали и шли в экспедицию сознательно. За оказанную высокую честь посчитали.

  Заняли свои места согласно боевому расписанию. Долго маялись, каждый на своём ложементе, поглядывая на вяло колеблющиеся стрелки на циферблатах. Ждали обратного отчёта. Пошла часовая готовность… десятиминутная… минутная… наконец прозвучало: 9, 8, 7…

  Посреди искрящейся ночной Москвы вспыхнули дополнительные прожектора системы ПВО, добавляя к освещению громадного здания Дворца Советов потустороннюю яркость. Само административное здание-небоскрёб было относительно тёмным, а фигура Вождя просто слепила, сияя нездешним электрическим светом в недостижимой высоте. Вождя было ясно видно за пару десятков километров от места события.
  Вот голова Вождя плавно отошла на скрытых шарнирах в сторону, как будто колпачок с бутылки сдвинули вбок. Зрители на трибунах на земле навели на обезглавленную шею всевозможную оптику, в гостевых ложах дирижаблей все, кому позволено, дружно прилипли к обзорным иллюминаторам. Миллионы людей впились взглядами в экраны телевизоров, а миллиарды прильнули к радиоприёмникам. Глубокий голос Левитана, усиленный многочисленными динамиками, начал проникновенный отчёт: «Товарищи, до старта осталось десять секунд! Девять, восемь...»

  В Пашкиных наушниках звучало: «…пять, четыре, три…»

  «Два, один», - вещал Левитан, - «Пуск!!!».

  Несколько томительных секунд ничего не происходило, но вот из шеи Вождя разогнанный мощными электромагнитами до невероятной скорости выскочил сияющий в лучах прожекторов стремительный космический корабль и понёсся в бездонной чёрный океан, уходя всё выше и выше, потихоньку уменьшаясь в световых столбах, идущих с земли. Ещё чуток и небо на высоте нескольких километров озарила новая вспышка – включились реактивные двигатели звездолёта, уносящего посланцев передового человечества в неведомые дали.
  Стартовал «ОСОАВИАХИМ – 13», корабль Первой лунной экспедиции Советской Федерации.

      «Гремя огнём, сверкая блеском стали,
       Пойдёт корабль наш в яростный поход.
       Когда нас в высь пошлёт Электросталин,
       И на Луну комбриг нас поведёт!

              Гремя огнём!!!»