Старуха

               
       Когда Старуха  вышла из дома, чуть рассветало. Она давно не выходила на улицы за пределы своего двора.  Раз в день – два ее выводили и высаживали на лавочку у подъезда подышать воздухом. Она  давно перестала убеждать сына и невестку, что  может и хочет  сама отправляться на прогулку. Она перестала сопротивляться,  одевалась в назначенное время, выходила,  держась за палку, послушно сидела на лавочке и послушно вставала, когда за ней приходили, чтобы увести домой. Старуха  молчала часами, не встревая в разговоры соседок, почти не разговаривала она и дома с родней. Впрочем, к ней не часто и обращались.
       В кармане  модной когда-то куртки, которую отдала ей невестка,  предусмотрительно были положены два яблока, бутерброд с сыром, пачка печенья и горсть детских сосательных конфет.  Все это оставалось    чаще всего   нетронутым и годилось для  следующего выхода, менялся только бутерброд. В лифте сопровождавший  ее внук или сын, непременно спрашивал : « Ну, хорошо погуляла? Подышала свежим воздухом ?»  Старуха  что-то мычала в ответ.  Она догадывалась, что ее  нечленораздельный ответ на простой вопрос еще раз убеждает родню в ее умственной неполноценности. Они всерьез считали, что  за ней нужен глаз да глаз. Разговоры, отдельные фразы  о себе, своей невменяемости старуха слышала довольно часто и перестала переживать по этому поводу.  А вскоре она нашла даже  определенное преимущество  казаться или быть слегка помешанной.
      Итак, когда она вышла из дома, было раннее утро. Она поняла это, потому что домашние еще спали, и ее никто не остановил. Она точно знала, что ей    надо  уйти из дома.  Она должна была сделать что-то важное, но что, надо сделать, и почему именно сегодня, она забыла. Мысль сосредоточилась только на необходимости уйти.
     Решение пришло вчера вечером, когда она в своей комнате разбирала кровать, готовясь ко сну.  По телевизору заканчивался последний выпуск криминальной хроники. Она услышала  срочное сообщение, обернулась к экрану и вдруг почувствовала, как  острая боль во всем теле пронзила ее от головы до кончиков пальцев на ногах. « Я догоню тебя, Юниор, завтра – финиш… я догоню тебя…, - заплетающимся языком проговорила Старуха и, теряя сознание, провалилась куда-то во тьму.   
      Она очнулась среди ночи от тревожного гуденья старенького телевизора, на экране которого нервно мелькали красные  точки и беспрерывно двигались снизу вверх черно-белые полосы. Механический  гул и судорожные движения  линий и точек показались ей неким сигналом к тому, что она  решила сделать  перед тем,  как  потерять сознание. И если она не помнила, куда должна идти и что сделать, то,  знала определенно, что сначала надо просто покинуть дом.  Она выключила телевизор, оделась, села на кровать и стала терпеливо ждать, когда наступит рассвет.
      Ей удалось без шума открыть и закрыть дверь. Она не любила лифт, это тесное замкнутое пространство, и стала спускаться по лестнице, боком, опираясь обеими руками на перила. Загнутый верхний конец палки висел  на запястье, нижний задевал иногда за железные стойки, нарушая тишину подъезда резким стуком. Старуха останавливалась и пугливо оглядывалась. Перед наружной дверью она передохнула, с трудом открыла ее, и в  лицо  сразу пахнуло арбузной свежестью сентябрьского утра.  Старуха хмыкнула от радости. Она сразу узнала этот запах, знакомый ей с детства: она тогда еще поняла, что осень пахнет не  мокрыми опавшими листьями и увядающими цветами на городских газонах, а именно арбузами, которые начинали завозить и продавать на всех углах.   
     Старуха торопилась, но  ее  быстрые и легкие когда-то ноги  бегуньи, чемпионки города и страны, давно стали  тяжелыми и непослушными. Она пересекла двор,  медленно и осторожно ступая на бетонную дорожку, скользкую, не просохшую от вчерашнего дождя.  Хорошо, что внук  в прошлом году отдал ей свои ботинки, добротные кожаные ботинки, удобные, без шнурков, на липучках.   И каждый раз, обуваясь, она с улыбкой вспоминала, что своего внука с малолетства  тоже зовет  Липучкой.
     Родители малыша были заняты до позднего вечера, и внук  оставался полностью на ней. Его не  отдавали в детский сад, потому что он рос болезненным и плаксивым ребенком.  Внук не отходил от нее.  Вместе с  ней он готов был делать все:  читать или слушать ее чтение, готовить уроки, есть, пить лекарство, мыться, смотреть телик и обсуждать фильм, любил слушать ее рассказы  про спортивную жизнь.
         Сейчас «малышу» было уже 27 лет, он работал в крупной страховой компании.  Вернувшись домой, он садился, как  его отец, за компьютер, где  просиживал до полуночи. Может быть и дольше, но старуха в это время уже уходила в свою комнату. Она говорила ему «спокойной ночи, Липучка», а он, не  отвлекаясь от экрана,  ласково отвечал ей «спокойной ночи, Ба». И теперь это был весь «разговор» за день.
       А когда-то они  не могли наговориться. Она любила  его больше сына,  может быть, потому что, когда сын был маленький, у нее совершенно не оставалось на него времени. Тренировки, сборы, соревнования, переезды,  с короткими остановками дома, и снова отъезды на недели и месяцы,- такова спортивная жизнь, которая никак не сочетается с обычной. Мать и сын виделись редко, и не очень скучали друг без друга, отдаляясь все больше. 
     Но  главная причина все-таки, была в том, что еще до того, как родился сын, случилась эта история с Юниором, которая отняла у нее, кажется, всю силу любви и нежности. Она была эмоционально  выжита тогда полностью. Долго не могла придти в себя.   И сыну достались малые крохи ее любви, заботы, внимания.  И она не имела права обижаться на его вежливо - безразличное отношение к ней и раньше, и сейчас. Она сама виновата в этом. Он так и  рос с бабушкой, матерью ее мужа. Сама  Старуха была сиротой, воспитывалась в детдоме, чем  всю жизнь втайне гордилась. 
     -Хотелось бы  знать, что скажет Липучка, когда обнаружит, что его бабка  одна ушла в город,- подумала Старуха.   
      Тяжело передвигая  ноги, искореженные выступающими венами,  следствие давних тренировочных перегрузок, она пересекла двор,  вышла на улицу и остановилась в нерешительности, с некой опаской.
       Но  в мягком свете наступающего дня город, который встретил ее за  границей двора, был тихим и спокойным, таким, каким она помнила его с юности.  Она выросла здесь и  почти полвека жила  в этом старом московском районе. Она знала здесь  каждый переулок, сквер, соседние проходные дворы. Она оглянулась на дом, уже оставшийся позади,  хитро  улыбнулась, довольная собой, своим смелым поступком, и двинулась дальше.
     Но едва  она вышла за пределы двора, как ей пришлось удивляться  новым постройкам, магазинам,  домам, иногда больше похожим на дворцы. А она  ничего этого не видела, сидя на лавочке.
      Мимо нее   медленно прошел трамвай почти пустой,  ярко освещенный изнутри.  Она остановилась и загляделась: трамвай даже не шел, а плыл важный, большой, спокойный, как корабль. Когда-то, девчонкой, она впервые увидела корабли в море, ездила на сборы в Крым. Сидеть на берегу  и смотреть на пароходы и лодки  ей  понравилось тогда ничуть не меньше, чем  плавать и нырять в волны.
     Трамвай скрылся за поворотом. Она проводила его взглядом. Все чаще стали появляться машины. Одинаково быстрые и блестящие, едва мелькнув фарами, они  исчезали из виду. Тут же появлялись  другие, в точности повторяя движения предыдущих: затормозив перед светофором, они устремлялись вперед, деловые, уверенные, напористые. Старуха долго не решалась перейти улицу, даже когда зажигался зеленый свет.  Она помнила, что в конце улицы, где трамваи поворачивают налево, должен быть небольшой сквер и рядом церковь.  Когда-то, чуть ли не с Петровских времен, там было солдатское кладбище.  Повалившиеся  гранитные  памятники  давно раздолбили на плиты, из которых сделали пешеходную дорожку. Сначала еще видны были  надписи с именами, фамилиями, датами,  угадывались фрагменты вырезанных на граните крестов и фигур скорбящих ангелов,  но все быстро исчезло под ногами прохожих.
      Старуха перебралась, наконец, на другую сторону. Трамваи теперь шли справа от нее, один за другим, уже не  похожие на гордые корабли. Они суетливо бежали, звенели, дергались и были полны сонными людьми, спешащими на работу.
      Старуха тоже спешила. Куда и зачем, она  забыла,  но была уверена, что вспомнит.  Вот сейчас  зайдет в храм, где давным-давно не была, послушает утреннюю службу, посидит на деревянной скамейке у стены напротив алтаря, отдохнет и обязательно  вспомнит, что же она услышала или увидела по телику вчера, когда ее сразила острая боль. С этой болью  было как-то связано ее решение уйти из дома.
      Народу в церкви было мало, скамейки пустовали.  Старуха уселась и  с удовольствием  вытянула ноги, но застеснявшись,  подобрала их, сунула ступни в мужских ботинках под скамейку, расправила на коленях длинную шерстяную юбку и стала  осматривать  иконы. Ей хотелось поставить свечку, как делали другие, но  денег,  чтобы купить свечку,  не было. У нее вообще давно не было в руках денег. Пенсию по доверенности получал сын, он же покупал ей лекарства, продукты приносил внук, а одежду отдавала ей невестка — модница,  которая часто меняла свой гардероб. Получалось, что деньги Старухе вообще были не нужны.
     - Ладно, просто помолюсь о здравии живых и за упокоение  мужа,- подумала Старуха -  Добрый был человек, глупый, прости Господи, и скучный, но добрый. Ничего в жизни его не интересовало, кроме своего хоккея.-
     Действительное, оба всегда занятые, они виделись редко, а когда встречались,  разговоры  вертелись только  вокруг спортивных тем. 
      И он, кажется, долго  не замечал, что его жена влюбилась. Да так, что готова была уйти от него, оставить все, переехать в другой город, сменить работу. И влюбилась – то в мальчишку  на 12 лет младше себя. Сейчас никто бы и не  удивился, и конечно, не осудил, а тогда такое было не принято. Она любила и  боялась. Жутко боялась презрения со стороны вездесущего общественного мнения,  заранее стыдилась огласки среди  друзей и знакомых.   
       Она была высокой стройной блондинкой с  загорелым лицом и свежим румянцем. Не накрашенные губы легко открывались в улыбке,  блестящие белые зубы как  будто добавляли сияние  взгляду смеющихся  светло карих глаз.  Ее фотографии часто появлялись на  страницах спортивных газет, а  при групповых съемках  команды советских легкоатлеток, операторы всегда ставили ее в центре.
       Ее не очень трогали восторженные слова  знакомых мужчин по поводу своей внешности, фигуры. Так же  равнодушно она принимала комплименты,  что  выглядит намного  моложе своих лет. И только когда влюбилась в двадцатилетнего мальчишку,  она искренне обрадовалась, выслушав это очередной раз.  Но как бы она не выглядела,  ее мучила реальная разница в возрасте,  и ей казалось, что это замечают прохожие на улицах, в парке, в метро. Всегда был риск, что какая-нибудь проницательная  старушка  вполне доброжелательно, громко скажет: « Ой, как хорошо, мама такая молодая, и сын уже взрослый».    
       Впервые в своей жизни, годами скоординированной профессиональным спортом, она испытывала  дисгармонию, несмотря на любовь,  переполнявшую ее. Она  старалась избегать людных мест, когда  шла с ним, а он только смеялся над ее страхами. 
    Возможно, в начале знакомства, он принял ее  за свою сверстницу. Узнав ее возраст,  он сказал с восхищением:  «Классно,  но я тебя еще догоню и обгоню, бегунья, я постараюсь быстро стареть».
     Ее избранник  был так же далек от профессионального спорта, как она от непонятной науки прикладной лингвистики, его будущей специальности.  Но это было неважно. Они просто любили друг друга.  Она, сирота, а своих детей еще не было, вдруг разом  ощутила себя и матерью, и сестрой, и женой,  почувствовала  заботу и нежность мужчины, не знакомую ей раньше. Они с мужем никогда не  испытывали  необходимости встреч, не ощущали тоски от разлуки, острого желания видеться и общаться.  Они принимали как должное, что часто и подолгу были  разделены географически. Он на своих сборах и соревнованиях, она на своих. Каждый был привязан несравненно больше к своему тренеру или товарищам по команде.
       А познакомилась она с Юниором на стадионе, куда студенты ближайшего ВУЗ а приходили на занятия физической культуры, а вообще-то валяли дурака.  Чуть ли не каждый день она с улыбкой наблюдала одну и ту же сцену.  Преподаватель — худой мужик с осипшим голосом тщетно пытался заставить студентов  пробежать несколько кругов согласно учебной программе, прыгнуть в длину, толкнуть ядро и т.д. Он грозил не допуском к экзаменам, лишением стипендий, но все было напрасно, пока не наступал канун сессии. Тогда студенты  активно становились толпой на линии, мужик хрипел «на старт, внимание, марш», давал отмашку и щелкал секундомером.  Потом он записывал в тетрадь результаты, а ребята пытались сунуть ему между  делом  зачетку, но тот оставался неумолим и требовал специально придти  на кафедру в определенный день и час.
      Когда случилась та  любовь,  Старуха уже сама не выступала, оставаясь в  спорте в качестве старшего тренера  юношеской сборной по легкой атлетике одного известного московского клуба.  Приходила она  намного раньше начала занятий. Ей нравился стадион.  Еще в   детстве, когда она впервые пробежала по гравийной дорожке, опередив всех девчонок и мальчишек своего детдома,  вместе с радостью победы,  она   испытала  незнакомое ей раньше чувство свободы и уверенности.  И это возвращалось к ней всякий раз, когда она  приходила на стадион, будь-то тренировки, соревнования, или как  сейчас,  занятия с будущими чемпионами. 
    Она садилась на скамейку верхнего ряда трибун, и  ей никогда не надоедало смотреть на ровное зеленое поле, аккуратно прочерченные дорожки вокруг, на цветные флажки всегда в движении от ветра,  на  старые плакаты : « Выше, дальше, быстрее!», «Да здравствует Советский спорт!»,  другие  знакомые, давно прочитанные лозунги. Она всегда чувствовала особую энергию стадиона, даже если он пустовал.
        И вот однажды, за своей спиной она услышала:  « Девушка, научите меня правильно бегать, чтобы и быстро, и технично».  Она оглянулась и подняла голову. Перед ней стоял красивый молодой парень, который широко улыбался, как будто они были знакомы сто лет.
     -Я,  правда, сомневаюсь, что у меня получится, но в руках такого тренера...,-  продолжил он, не переставая улыбаться, - Ну, вы понимаете, в руках,  я имел в виду в переносном смысле... Я хотел сказать, под руководством такого тренера... –
     Она  молчала и просто смотрела на него. Парень смутился, что было, возможно, непривычно для него.
    -   Нет, у меня вполне серьезные намерения,- сказал он и снова смущенно улыбнулся, уловив двусмысленность фразы. - Я наблюдал, как вы здорово с ребятами занимаетесь. Возьмите еще одного юниора.- Подождав  немного ответной реплики, которой так и не последовало, он предложил. -   А давайте, сделаем так. Я побегу, а вы посмотрите и укажете  мои ошибки.
    Кажется, он  хотел еще что-то добавить, но внезапно замолчал.
     Так они оба молчали и смотрели друг на друга, внимательно,
 без улыбки.
      … Сидя   на скамеечке в полупустой церкви, Старуха  удивилась, почему сегодня  впервые за долгие годы она так ясно вспомнила  первый день их встречи.
      Тогда вдруг показалось, что на всем стадионе они остались одни.  Трибуны были пустые, куда-то делись зеваки, выпивохи, да и сами спортсмены.  Поле сияло тихим зеленым светом, на дорожках группа бегущих студентов застыла, сохраняя видимость движения, над ямой для прыжков завис человек, согнув колени и подняв руки, как будто призывая на помощь.   В немом изумлении разинули пасти футбольные ворота, клубные голубые флаги перестали шелестеть на ветру, а на  плакатах растекались, исчезая,  огромные капли восклицательных знаков.  Все притихло, затаилось, как будто  не смея  вспугнуть чудо, которое сейчас происходило между женщиной и мужчиной, где уже протянулась  невидимая  нить любви. 
     Наконец она, не отрывая взгляда от его лица, сказала:  « У меня до  тренировки еще минут 15. Бегите, юниор,  посмотрю, что из вас можно сделать».
        Она видела, как парень с какой-то сумасшедшей радостью перемахнул скамейки и заборчик, отделявший трибуны от  дорожек и помчался вперед. Пробежав два круга, он вернулся, едва переводя дыхание, и  спросил: «Ну как?».
      -Вы дышите неправильно, начнем с дыхания. Оно должно быть ровным, ритмичным. А вы...,- начала  она говорить.
     -Да, я точно к Вам неровно дышу, - перебил он, стараясь еще шутить, как будто опасаясь поддаться тому, что уже мощно накатывало на него, подчиняло и наполняло сумасшедшей радостью. 
      Он протянул руку и предложил : «Давай, на ты. Я знаю, как тебя зовут, слышал. А мне можно оставить имя Юниор. Мое собственное мне не очень нравится, родители перемудрили-   
     Теперь он приходил на стадион каждый день за полчаса до начала ее  тренерской работы. Он  со всей серьезностью принялся осваивать технику  бега. Давалось ему все  легко, возможно, благодаря природным физическим данным. А еще и потому, что  как выяснилось,  в своей сибирской дали, он с малолетства ходил с отцом  на зимнюю охоту. Проходили не один десяток километров в день.
       Как-то она предложила ему  пробежать вместе.  Она будет чуть впереди, а он должен бежать в ее темпе, стараясь точно повторять  движения рук, ног, постановку корпуса, наклон головы, - в общем, с  максимальной имитацией. Потом, наоборот, он побежит впереди, она за ним  для проверки,  и так  два – три раза.  Они настолько чувствовали друг друга,  что второй  тренер, ее помошник, наблюдавший за ними сказал: «  Ну, старуха ( тогда было принято, независимо от возраста, при встрече говорить «привет, старичок», «привет, старуха»), -   у вас такой тандем, как будто вы сто лет вместе бегаете». 
     Где-то через месяц  Юниор сказал,  что готов посоревноваться с ней, пробежать вместе ее любимую дистанцию 800 метров, и  чтобы все по-настоящему, с ленточкой  на финише. Помошник натянул ленточку, дал отмашку. Они вылетели со старта почти одновременно, он чуть задержался.  После второго поворота она успела напомнить:
   - Финишная прямая, Юниор. Не забудь, ускорение на финише.
    И тут же  поняла, что он ее догоняет,  вот он уже впереди,  первым  сбрасывает желтую ленточку. Чуть задыхаясь, он говорит ей с улыбкой:
    - Я же говорил, бегунья, что обгоню тебя. Теперь берегись.
    Смеясь от радости, уставшие, они повалились на землю, лежали, вдыхая запах скошенной травы на футбольном поле, глядя в синее небо и улыбаясь своему счастью. И говорить-то ничего не надо было. Легкая дрожь пальцев в соединенных  ладонях, трепет  внезапного касания бедер,  чувственное волнение от пряди  волос, попавших на щеку,… После забега они переоделись и поехали к нему домой.
      Там они и встречались каждый день, в его маленькой квартирке гостиничного типа, которую он снимал, так общежитие было переполнено. Он приехал в Москву из Новосибирска, где работали его родители – физики. Они вполне  могли помочь ему материально, но он предпочитал быть независимым и, хорошо зная английский язык, подрабатывал переводами.
    В этой квартирке и появился однажды  муж. Это был бы анекдотичный случай, но никому  не было смешно.  Выступая всю жизнь за  «Динамо», муж имел хорошие связи, и  по милицейской оперативной цепочке ему передали, где, кода, и с кем его жена проводит все свободное время.
     Когда через закрытую дверь, она услышала «открой, или выломаю сейчас все к чертовой матери», она не сразу и поняла, что это ее муж. Он никогда не повышал на нее голоса. Накинув халат, она открыла дверь, а муж, не переступая порога, не глядя на кровать, где лежал молодой мужчина, брезгливо скривив рот, спросил : «Так, решай, или ты идешь сейчас со мной, и все будет как прежде, или остаешься с ним».
    Она ничего не сказала. Просто  взяла куртку, сумку и так в халате направилась к выходу.  Она оглянулась, когда Юниор, завернувшись в тонкое одеяло, встал и, четко выговаривая слова, попросил.
   - Останься.- Через мгновение он прибавил тихим голосом, где звучало отчаяние и безнадежность. - Если ты уйдешь, мы больше не увидимся, ты понимаешь?.
     Они смотрели друг на друга, и в их взглядах была любовь и грусть. Оба уже знали, что расстаются навсегда. Она опустила голову и стала спускаться  вслед за мужем.
     -Останься,- услышала она еще раз, уже стоя на нижней  лестничной площадке. Но она вышла, уже не обернувшись.      
    Больше они не виделись. Только однажды,  много лет спустя, дальним  эхом  прозвучало его имя по радио.  Диктор представил его как «ведущего, уникального специалиста  в такой оригинальной области как  прикладная лингвистика».  И дальше, как это часто бывает, продолжал говорить не приглашенный к беседе, а сам диктор. Он рассказал, что «этот уникальный   специалист»,  благодаря своей авторской  методике, помог криминалистам расследовать несколько труднейших случаев.  Тщательно анализируя  разговоры предполагаемого преступника по телефону, изучив содержание нескольких писем, попавших в руки следователей,  «наш сегодняшний собеседник»  смог  указать возраст бандита, образовательный уровень, место рождения или долгого проживания, национальность, возможную профессию и социальную среду обитания.  «Уникальный специалист», Юниор, прервал поток речи ведущего и  сказал: « Вы несколько преувеличили мои заслуги, но  возможности приложить, как вы выразились, оригинальную науку к криминальной практике имеются». 
      После десятилетия разлуки  она услышала  его голос,  сразу узнала его, узнала особую интонацию, ироничную, с легкой насмешкой.  Кажется, она почувствовала даже его  дыхание в микрофон. Она  выключила радио, не дожидаясь конца передачи,  слабея, опустилась на стул. Она просидела в тишине квартиры, не зажигая света и не поднимаясь со стула, застыв без движения, уронив лицо в ладони рук, пока  ноги не свело судорогой, а по всему телу побежали мурашки от холода. Ее знобило как  при вирусном гриппе.  Негнущимися ногами она медленно пошла на кухню,  вытащила из холодильника невесть когда и зачем купленную бутылку водки, налила себе полстакана и, даваясь, проливая на пол, неумело выпила до дна. Потом этой же водкой растерла ноги, приговаривая, опьянев с непривычки : «  Все правильно, Юниор, правильно, мальчишка. А чтобы ты сделал  такого выдающегося, если бы со мной остался?  То есть, если бы я с тобой осталась? Да ничего...  Нет, все правильно. И жизнь продолжается».
       Ну да,  жизнь катилась, неслась во весь опор. У нее рос сын, а муж начал сильно пить.  В перестроечные годы он потерял работу, а потом вскоре и умер.
     Свекровь, скорбя о сыне, с радостью взяла внука себе, а  Старуха моталась с командой на сборы, соревнования, турниры, спартакиады... И каждый день тренировки, и с командой, и с каждым спортсменом отдельно. С утра до вечера она была на ногах, и ноги стали болеть. К тому же с годами проявились старые травмы: переломы, вывихи, ушибы. Тогда и пришлось уйти совсем с тренерской работы, уйти окончательно из большого спорта, который,  разваливаясь по частям, одновременно, становился крупным игровым центром, где крутились большие деньги и заправляли странные люди.
    Она пошла работать сначала физруком  в техникуме, потом в школе, а когда с ногами стало еще хуже, устроилась  методистом в Районный отдел образования. Хорошо, что в свое время  удалось получить диплом педагогического заочного института.
     …- Господи, Боже мой,- подумала Старуха, глядя на лик неузнанного святого, чья икона  висела на колонне напротив,- мешали блики множества горящих свечек. -  Боже мой, какая длинная жизнь, а я ее вспомнила за 10 минут, еще и служба не началась. И что меня сегодня занесло в воспоминания? – очередной раз изумилась Старуха, хотя смутно понимала, что это неспроста. - Пойду, пожалуй, а то не успею сделать задуманное, - сказала она сама себе, встала  со скамейки и подошла поближе к  иконе. Это оказался Николай Чудотворец. Она поцеловала сквозь стекло руку святого и направилась к выходу.  Перед тем как выйти, обернулась на иконостас, перекрестилась и открыла дверь. На утреннюю литургию она не осталась.      
        Она  прошла парк, снова  оказалась на проспекте и двинулась вперед, время от времени останавливаясь и рассматривая дома,  витрины магазинов и красочную рекламу.  Где-то здесь должен был стоять  многоэтажный дом. Она вспомнила, что  когда задумали его строить, наметили снести несколько деревянных  купеческих еще особняков. Все  возмущались, особенно  тем, что 22-ух этажная башня перекроет церковные купола. Она тогда вместе с другими жильцами соседних домов – хрущевок подписывала протестные бумаги, выходила на стройплощадку, пытаясь помешать рыть котлован. Но все равно построили,  встала дубина бетонная, а за ней пропали маковки храма. 
      Старуха разогнула сутулую спину,  вздохнула и подняла голову, всматриваясь вдаль и вверх, чтобы увидеть большой дом. К своему удивлению, она не увидела ни знакомого  бетонного чудища, ни трамвайных путей,  ни станции метро, которая, как она помнит, должна быть  через дорогу за  поворотом .  Она недоуменно остановилась. Неужели она так задумалась, что не заметила как проскочила поворот? Сама же и усмехнулась: « проскочить»  с ее тяжелыми  ногами она ничего  уже не могла.
      Вдоль всей неузнаваемой или незнакомой улицы шли  ряды новых строений, с  зелеными черепичными крышами, золотистыми вкраплениями  на ухоженных фасадах, сверкающими  вымытыми окнами,  с мощными дверями, на которых красовались названия банков, строительных компаний, инвестиционных фондов, еще каких-то ЗАО, ООО, ОАО. Старуха медленно проходила мимо, прочитывая названия учреждений. Она засмотрелась на  большие стеклянные двери, которые открывались, как только  кто-нибудь подходил к ним. Она улыбнулась, вспомнив, как  в ФРГ после  соревнований, по дороге в аэропорт команду завезли в  магазин. Там  она впервые и увидела такие двери.  Ей очень понравилось входить — выходить  через них, и она потратила на это все время, отпущенное на покупку сувениров. Совсем неизбалованная развлечениями, как и большинство советских спортсменов, к тому же,  детдомовка, она  с восторгом развлекалась  игрой с дверями,  пока тренер не оттащил ее,  приказав садиться в автобус. Так она ничего  и не купила тогда.
    Она подошла к лестнице, ведущей наверх,  и зачем-то стала  подниматься,  с трудом перетаскивая ноги со ступеньки на ступеньку, опираясь сильными  руками на отполированный набалдашник палки. Но она была рада, что ей удалось преодолеть препятствие, боль и не послушность ног. Она оглянулась на пройденный путь. Оказалось, что  пологая лестница всего-то имела восемь ступенек. Старуха покачала головой, досадуя на себя, и поискала глазами лавочку. С тех пор, как у нее  заболели ноги, она все парки, улицы в скверы в городе стала оценивать по наличию или отсутствию лавочек. Только одну лавочку, у своего подъезда, куда ее выводили на прогулку, она не переносила.
    Наверху, к своему удивлению, она обнаружила площадь. В середине  был фонтан, сейчас без воды, и стояли  красивые зеленые столбы с  резными фонарями. На фасаде здания в пять этажей под самой крышей висела надпись « Торгово-развлекательный центр».  Еще выше  огромные надувные, как воздушные шары, фигуры мужчины и женщины извивались, взмахивали руками, наклонялись, сгибали колени, снова поднимали лица и руки. Старуха так засмотрелась на  их движения, что  налетела на металлическую урну и ударилась коленкой. Она поморщилась от боли, которая тут же отозвалась в стопе и пальцах. Надо было срочно сесть, растереть коленку, отдохнуть. И она направилась к  широкому бетонному парапету, который шел по всему периметру площади. Там уже сидело много людей, ожидающих, видимо, открытия супермаркета. А ларьки и палатки вокруг работали в полную силу, продавались булочки с сосисками, жарились шашлыки, куры. Старуха вдохнула доносящиеся запахи еды и полезла в карман, зная, что найдет  что-нибудь съедобное. Она обрадовалась, нащупав завернутый накануне бутерброд. Его не успели вытащить и заменить свежим, но Старуха с удовольствием, несколько подзабытым,  стала жевать хлеб с сыром, глядя на прохожих. Мимо проходили   веселые группы подростков, парочки влюбленных с банками пива в руках, стайки подростков, крутились детишки вокруг фонтана.  Для нее, чей круг людей был давно ограничен родней и соседками по лавочке у подъезда, здесь  все  было интересно.
    Неожиданно на всю площадь раздался откуда-то сверху голос: «Добро пожаловать, дорогие покупатели». Заиграла бравурная музыка, двери торгового центра в 5 этажей открылись, и народ хлынул туда. С парковки внизу то и дело слышалось мягкое шуршание подъезжающих машин и хлопанье дверей.
     Старуха доела бутерброд, проводила глазами семейную пару, которая переругиваясь, быстро поднималась по лестнице, явно торопясь, и вспомнила, что она тоже спешила куда-то. Она решительно встала, взяла поудобней палку, сделала шаг - другой и остановилась. Она оглянулась по сторонам и впервые за утро ощутила некоторое беспокойство. Вокруг, рядом и дальше расходились улицы, проспекты, просыпался и оживал незнакомый город, мелькали автобусы, машины и шли люди, люди, толпы людей. Старуха еще  раз в растерянности посмотрела вправо-влево, вниз к подножию лестницы, по которой она недавно поднялась, перевела взгляд вверх, где продолжали на осеннем ветру неприлично изгибаться  чудовищно большие фигуры мужчины и женщины, прошла до входа в магазин и там снова плюхнулась  на лавочку. Хорошо, что лавка была деревянная и даже со спинкой. Старуха вытянула ноги, поставила рядом палку и закрыла глаза, отдыхая от непривычного зрелища толпы.
 -Бабушка, почему ты спишь на улице? У тебя, что, дома нет?- вдруг услышала она детский голос. Перед ней стояла девочка лет  семи - восьми. В руках у нее был резиновый мячик, а сама она прыгала на одной ножке, не хуже мячика и, видимо, ожидала не столько ответа на свой вопрос, сколько  похвалы за уменье так ловко прыгать. Догадавшись, Старуха улыбнулась и  сказала . - А ты хорошо прыгаешь. Хочешь, я научу тебя прыгать еще лучше?-
   - А ты умеешь? - Девочка остановилась и с сомнением посмотрела  на старушку,  на палочку и особенно пристально  на мужские ботинки, выглядывающие из-под длинной юбки.
   - Нет,- призналась Старуха. Сейчас уже не умею, но когда-то прыгала, даже через барьеры. Знаешь, что такое барьеры?
    - Знаю, конечно. Папа  часто говорит, что его босс  все время ставит ему барьеры, и он не может развернуться,- серьезно проговорила девочка.
   - Ну да, бывает... Но я про  другие барьеры. Может быть, видела, на стадионе, как бегут по дорожке, на которой стоят..., - начала было объяснять Старуха, но тут раздались голоса,  мужской и женский, которые, перебивая друг друга, громко вопрошали.
   - Катерина, ты почему убежала? Сколько раз тебе говорить, чтобы без разрешения никуда не отходить? Что за ребенок! Катерина, иди сюда, немедленно.   
   - Э, да мы с тобой тезки,- обрадовалась Старуха.  Ну, иди, иди, а то ругаться будут. Я, вот сегодня тоже без разрешения пошла гулять. Знаю,  попадет мне.
    Девочка засмеялась и удивленно спросила,  даже не взглянув на приближающихся родителей, и никак не отреагировав на их крики.
   - А разве взрослым нельзя одним гулять?
    Подбежали родители  девочки, схватили ее за руки и потащили к входу в магазин. Она стала вырываться, повалилась на коленки, потом вообще растянулась на спине и  завопила.
   - Надоели вы мне с вашими магазинами. Не хочу в магазин. Хочу с бабушкой остаться. Она меня прыгать научит.
    Родители пытались тащить дочь дальше, но девочка упиралась сильнее, ей удалось вырваться, она продолжала громко выть и судорожно вздыхая повторять, что она не хочет в магазин, пусть идут сами, а она их здесь подождет. На семейную сцену стали обращать внимание, рядом уже остановились две бабки, готовые дать совет, как урезонить капризного ребенка. А девочка, показывая в сторону Старухи, пытаясь у нее найти поддержку, перешла на просящий тон. 
    - Оставьте меня с бабушкой, мы с ней поиграем, поговорим, пока вы ходите за покупками, ну, пожалуйста, я хочу с бабушкой поговорить. У самих-то бабушек нету.-
     Отец Кати, крепыш небольшого роста в кожанке, нервно завертел  на пальце брелок с ключами и зло сказал жене:
    - Твое воспитание, потакаешь во всем. Разбирайтесь сами, я пошел.
    Он и в самом деле повернулся  и решительно направился к входу в магазин.  Его жена, заметавшись между  спиной мужа и заплаканной рожицей девочки, подскочила к Старухе и затараторила.
   - Простите, ради бога, а правда,  не могли бы Вы посидеть с Катей немного, мы быстро?  В случае чего, у нее мобильник есть, она нам позвонит или мы, если будем задерживаться.  Катя, у тебя с собой телефон, надеюсь?
   Девочка, понимая, что победа за ней, тут же перестала хныкать, вытащила из рюкзачка телефон и показала матери. Та кивнула, хотела уже догонять мужа, но остановилась и спросила :
   -Простите, а как ваше имя  - отчество?
  - Мы тезки,- ответила Старуха, кивнув на девчонку. - А отчество    Ивановна. 
   -  Екатерина Ивановна, спасибо большое. Да, а сами-то Вы никуда не спешите?  Мы вас не задерживаем? 
  Старуха честно призналась:
   -  Спешила, да забыла куда. Вот сижу — вспоминаю.
 Молодая женщина улыбнулась, расценив ее ответ как шутку и, чмокнув дочь куда-то в ухо, умчалась вслед за мужем.
   Девочка  подобрала мяч и деловито спросила:
      - Умеешь играть в съедобное — несъедобное? Я научу, это просто.       
   Старуха оживилась. - Да я эту игру сто лет как знаю.
     -Сто лет,- с изумлением вытаращив глаза, протянула Катя. Помолчала, пристально глядя на Старуху, а потом, перейдя на шепот, восхищенно произнесла. - Значит, ты  и Пушкина знала. Везучая ты, бабушка.  ¬
   Старуха  рассмеялась.
   - Нет, дорогая моя тезка. Пушкина лично я не знала, а вот сказки его и стихи, конечно, знаю и люблю. Как и все.
   -А вот и не все. У нас в классе большинство мальчиков любят Бетмана и Спайдермена, а девочки семь принцесс, еще Гарри Потера, конечно.  А я нарочно люблю Пушкина.
   -Как это — нарочно любить?-  с искренним недоумением и любопытством спросила Старуха.
   -А вот так. Не хочу быть на всех похожей. Меня поэтому воображалой зовут, и почти никто не дружит со мной. Но ты же будешь со мной дружить?
   -Обязательно,-  не медля ни секунды, серьезно ответила Старуха. - А ты смелая девочка. Быть не похожей на всех это совсем не просто.
   -Ну да. Вот мне и не просто жить,- вздохнула Катя и села рядом со Старухой. - А ты?
   - Что я?
      -Ты похожа на всех?
      -Да, давно... Всегда была похожа на всех. Однажды только... Однажды  очень хотела быть не похожей, да не решилась. Я же тебе говорю, что для этого храбрость надо иметь, а у меня ее не хватило.
   -Расскажи мне,- тут же потребовала девочка и приготовилась слушать, удобнее устраиваясь на скамейке.
   - Ну нет. Это я никому не рассказываю. Это - тайна, а ее хранить надо.      
   - Тайны трудно хранить, - резонно заметила Катя. Если сама не расскажешь, то кто-нибудь, как — ни будь, все равно узнает, да еще и наврет при этом, тебе не кажется?   
   - И то верно. Вот и про мою тайну узнали, - сказала Старуха и вдруг  снова через все тело  прошла боль. Перед глазами  закружились, замелькали красные точки. Она закрыла  глаза и, пересиливая боль, сковывающую грудь, сердце, пульсирующую в голове, сделала несколько  глубоких вдохов – выдохов.
   Девочка внимательно смотрела на нее, потом сказала тихо, на ухо.
      -Бабушка, давай вернемся. Папа тебя домой отвезет. Ты же недалеко здесь живешь?
     Старуха покачала головой. – Нет, домой я не пойду. Мне туда надо.- сказала она и неопределенно махнула рукой.
     Обе помолчали. Потом вдруг девочка спрыгнула со скамейки, куда забралась обеими ногами, и протянув руку, сказала. -  Тогда давай, бабушка-тезка,  куда глаза глядят. Знаешь, как в русских народных сказках говорится...?  Пойдем, а?  Ну хоть чуть-чуть.
   -Ну, если чуть — чуть, пожалуй, а то ноги совсем занемели. Сижу — устают, хожу — тоже устают. Пойдем.
     Девочка натянула на оба плечика рюкзак, запихнув туда и мячик, застегнула кроссовки и пошла чуть впереди Старухи, как бы показывая ей путь. Они спустились к парковке, прошли ее насквозь, пробираясь иногда сквозь ряды плотно стоящих машин и выбрались на оживленную улицу.
    - А почему сегодня столько народу на улицах? - спросила Старуха.
    -Сегодня воскресенье ведь, ты и это забыла?- усмехнулась девочка,- никто не работает, не учится, день прекрасный, вот все и высыпали гулять.
     - А у меня давно каждый день как воскресенье,- с улыбкой сказала Старуха. Я же не работаю и не учусь.
    - А кем работала?
    - Я спортсменкой была, бегала...
Девочка даже остановилась от такого признания и, наклонившись, опять внимательно посмотрела  на ноги Старухи. Мягкая кожа ботинок в точности повторяла все уродливые изгибы деформированных стоп. Девочка отвернулась.
   -Ты бегала? И быстро? Как чемпион?
   -Я и была чемпионкой,-  призналась  Старуха, сама уже почти не веря в это.
       -Классно!  Расскажи мне, как  можно стать чемпионом?  Кстати, ты меня прыгать обещала научить. Здесь рядом стадион есть. Мы с папой прошлой зимой туда на каток ходили. Пойдем туда.
     -А ты знаешь дорогу?
     -Знаю,- уверенно сказала девочка и показала куда-то вдаль.
     Они перешли одну, другую улицу, завернули направо, потом налево и опять направо, но никакого стадиона не было. Старуха снова устала и искала глазами скамейку, чтоб передохнуть, но и скамеек не было.
     - Постой, Катюшка, я не могу так быстро ходить. Посидеть бы...- с тоской произнесла Старуха, еще раз оглядывая  улицу в надежде найти скамейку.
     -Бабушка-тезка, да вон же кафе, там и посидеть можно и поесть чего-нибудь. Хочешь?
      -Не знаю, я вроде недавно бутерброд ела... Да и как в кафе поешь? У меня и денег нет-.
     - Зато у меня есть. Меня родители без денег никуда не отпускают. Вдруг как сейчас, я есть захочу или пить, а их рядом нет. Пойдем. Там и пиццу продают. Давай, возьмем одну на двоих. Ты любишь пиццу? Или ты ни разу не пробовала?-
   - Да я ее пробовала еще сто лет назад, в Италии, между прочим.
   - Ты в Италии была? - опять с сомнением усмехнулась девочка.
    - Была... И в Италии, и в Германии, и во Франции… -
    - Вот это да, ну и бабушка. И там тоже бегала?-
    - И там бегала-
    -А сейчас из дома убежала,- пошутила Катя
    - Да, а сейчас из дома убежала,- эхом повторила Старуха и с удовольствием расположилась на стуле у свободного столика кафе. Стулья были пластиковые, узкие и неудобные, но и такие показались ей роскошными креслами, до того она выдохлась.
    Им принесли заказанную пиццу, и девочка с аппетитом стала уминать  один за другим горячие треугольники «Маргариты». Старуха меж тем с трудом откусывала  пересушенный корж, запивая водой.
   -  Посиди, бабушка, а я  пока пойду, спрошу, где этот стадион. Мы  прошлой зимой туда с папой на коньках ходили кататься.  Я помню, что он где-то рядом. -
  Девочка отошла, чтобы спросить, и получив ответ, возвращалась. Старуха  встала.
   - Бабушка, сиди, сиди. Стадиона нет больше. Вместо него там строят что-то, магазин, наверное...  Да ладно. Вот,  сбоку от кафе дорожка, мне хватит, чтобы побегать. Я же умею вообще-то. Я побегу, а ты смотри, что я не так делаю, и мне скажешь.
    Старуха  дернула плечом и головой, как будто ее ужалила оса. Очень похожие слова, просьбу она слышала много лет назад.  Она почему-то утром вспоминала об этом. Эти слова каким-то образом даже  связаны с ее поспешным уходом из дома. Она потерла висок, пытаясь вспомнить эту связь, но что-то мешало ей. Голова  кружилась и наливалась тяжестью…
    - Эй, бабушка – тезка, смотри, я бегу - прокричала девочка и пустилась изо всех сил.
    Девочка неслась по дорожке, ловко уклоняясь от столкновений с прохожими. Когда она вернулась, запыхавшись, Старуха сказала ей то, что всегда говорила, начиная заниматься с новичками и, что много лет назад сказала  Юниору:
    -  Самое главное в беге не руки и ноги, а дыхание. Ты дышишь неправильно.-
    И опять у нее  заломило в висках, стала пульсировать боль, которая пронзила ее  вчерашним вечером, когда она смотрела телевизор.
   -  Что же я там увидела?  Почему я так заспешила наутро? Куда мне надо срочно идти? -  пробормотала Старуха, напрягая память, стараясь пробиться сквозь болевой барьер, закрывающий ее сознание.
    - Бабушка, эй, бабушка – тезка, ты будешь еще меня учить? – призывала девочка, готовая снова бежать.
    -Давай, еще раз. Беги изо всех сил и представь  ленточку впереди.
    -Какую еще ленточку?- изумилась Катя. - Как в косички, которую заплетают?-
     -Ну да, только длинную, то есть, широкую, она как бы пересекает твой путь, она все время прямо перед тобой, и тебе ее нужно коснуться грудью. Тогда ты победила.
     -Что-то  я не очень поняла с этой ленточкой,- вздохнула девочка и села на скамейку-.
     - Видишь ли,- начала Старуха, в мое время   на финише при забеге была натянута ленточка. Сейчас-то давно уже приборы измеряют, кто первым пришел. С точностью определяют до сотых долей секунды. Глазом часто и не поймешь, кто первый. А  тогда просто ленточка была. Кто сорвет ее первым, тот и победил. И всем сразу видно и понятно-.
     - И ты всегда первая  срывала ленточку? - Девочка с восторженным ожиданием смотрела на Старуху.
    - Нет, к сожалению, не всегда. Но особенно обидно было однажды. Я бежала 200 метров с барьерами, опередила всех на старте. Но  на последнем барьере кончиками пальцев задела верхнюю планку, упала и потащила барьер за собой.  Я растянулась, лицо в царапинах — дорожки были из мелкого гравия, реву, а подняться не могу – нога за перекладину зацепилась и  застряла. А мимо меня девчонки одна за другой бег заканчивают, а я — последняя.   
    - Но ты же потом все равно была чемпионкой, правда?
    - Да, была.  Ну, давай, беги, беги изо всех сил. Народу уже почти нет на дорожке, тебе никто не помешает, да и ты тоже...
     Девочка  приготовилась бежать, но путь загородила мощная фигура мужчины. Он держал у каждого уха мобильный телефон и умудрялся сразу говорить по обоим.
     Старуха и девочка, смеясь, наблюдали эту сцену, а потом одновременно вспомнили, что телефон девочки ни разу не  подавал сигналов все то время, что они гуляли, и уже довольно долго. Забыли что ли родители  о дочери?
     - Катюша, позвони маме с папой, наверное, волнуются, - засуетилась Старуха.- Неужели они все еще в магазине?
     Катя вытащила из рюкзачка телефон и, пытаясь  скрыть тревогу,  с улыбкой  сказала : « Бабушка, а он у меня разряжен, оказывается. Наверное, они звонили, и не раз. Бежим к магазину. Наверное, они давно нас ждут. Попадет мне, да и тебе тоже, думаю».
     Старуха, всполошившись, поднялась и застучала палкой по асфальту. Девочка вприпрыжку шла рядом. Им пришлось  не один раз уточнять обратную дорогу, выспрашивая у прохожих,  как пройти к супермаркету.   Когда они подошли к магазину, Старуха увидела, как среди толпы мечется мать Кати, а за ней  следует милиционер. Вот они  снова остановились  у сидящих на парапете людей,  о чем-то с ними говорят. Милиционер вытаскивает из кармана блокнот и ручку, но  записывать, видимо, нечего, потому что он снова засовывает блокнот в карман.
   Старуха  испуганно сказала : « Иди, девочка. Я не могу с тобой.  До свиданья, тезка. Дыши правильно. И когда ругать начнут, тоже сделай как при беге: набери воздуха и медленно выдыхай. Считай про себя, и тогда  легче будет  все пережить. И помни про ленточку».
   Девочка мигом проскочила ступеньки, подбежала к матери и повисла у нее на шее. Та ее обнимала и целовала, а потом, видимо, стала ругать. Девочка стояла, опустив голову, мать продолжала без остановки что-то говорить дочери.  Старуха увидела, как подбежал отец девочки, как он что-то говорил   милиционеру, размахивая руками, показывая, очевидно, место, где он оставил дочь с незнакомой и странной старухой.   
    Дольше оставаться и смотреть на происходящее Старуха не рискнула. Согнувшись еще больше, стараясь не стучать палкой об асфальт, она стала пробираться между машинами на парковке, чтобы уйти от опасного места.   Искать ее могут начать в любой момент.  Она  свернула направо, потом налево, потом еще раз повернула куда-то, не особенно заботясь, чтобы запомнить обратную дорогу.  Она остановилась, только когда оказалась на    улице, вдоль которой  росли деревья. Листья еще не облетели, фонарей не было, и в темноте аллеи она могла, наконец, передохнуть.
     Где-то среди деревьев, Старуха заметила  свет, который шел  снизу, как от костра. Она смело повернула туда, как будто там ее могли ждать добрые ребята, сказочные братья - двенадцать месяцев.  Она подошла и действительно, увидела  костер, вокруг которого сидели  на  ящиках от фруктов, на  шинах и  бревнах мужчины разного возраста и молча ели что-то из консервных банок.  Рядом стояла рабочая бытовка. По кругу ходила бутылка водки. Каждый, сделав пару глотков под неусыпным взглядом товарищей, передавал ее соседу. 
  Старуху  не замечали, пока  водка не кончилась, и один из «братьев», встал, чтобы принести веток и подбросить в огонь. Наткнувшись на нее, он  громко сказал : « Ну, мать, твою, напугала, бля старая. Мужики, к нам на новенького...».
     Все обернулись в сторону Старухи, лениво матерясь, глядя без особого любопытства, как она подходит к костру, опираясь на палку.
      - Садись, не бойся, мать, гостьей будешь,- сказал старший, с густой седой шевелюрой и такой же бородой. Он и правда, мог бы сойти за «Январь» из сказки, если бы вместо шубы на нем не была одета, тоже не по погоде, летняя  майка с детским рисунком Микки Мауса. Мышонок растянулся на его мощной груди, дотягиваясь ушами до плеч.   
   -Давно бомжуем? -  деловито спросил «Мышонок» и протянул Старухе кусок хлеба и банку с остатками рыбных консервов.
 Старуха сказала «спасибо» и стала молча жевать хлеб, не отвечая на вопрос, и не взяв банку.   
  - Жрать не хочешь, стало быть, недавно, - сделал вывод  «Мышонок» и, подвинувшись на покрышке,  пригласил. –Ну, садись, мать, рассказывай, кто из дома выгнал, за что и почему.
  Старуха продолжала молча есть хлеб, внимательно глядя на костер.
      - Да отстань от нее, Гиббон, - лениво протянул парень в тулупе и надолго зашелся в кашле. -  Видишь, у старухи крышу сдуло, а ты..., - успел сказать парень, но снова удушающий кашель прервал его речь.
    Неожиданно Старуха перестала есть, перевела взгляд с костра на парня в тулупе и  негромко сказала: « Я очень спешу. А вы неправильно дышите. -  Делайте ровно вдох — выдох от живота».
        Братья — «месяцы» дружно заржали, зашевелились, настроение  у всех пошло вверх, кто-то предложил еще выпить.
      -Вечер удался, ну старуха, насмешила, - приговаривал Гиббон-мышонок, доставая из  недр покрышки, своего сиденья, трехлитровую пластмассовую флягу с жидкостью, которая, попав в свет костра, засияла голубым цветом. Старуха постояла еще немного, потом  повернулась и пошла по аллее дальше. 
      -Стой, куда ты? Ночь скоро.-  Кто-то из мужиков попытался ее остановить, но тут же другой  сказал.  - Нехай двигает, не хватало нам проблем с бабкой кукушной.  Снова все весело загоготали.
      Старуха шла, пока за спиной не пропал звук смеющихся голосов. Тогда она остановилась, прислонившись к стволу дерева. От коры исходил пряный грибной запах. Она запрокинула голову вверх и сквозь редкую уже листву, как сквозь ажурные занавески,  увидела ночное небо, на котором ярко, как на турецком флаге, нарисовался месяц, а сверху — звезда.  Она распрямила плечи, сделала несколько вдохов — выдохов  и снова двинулась в путь.
     Она сосредоточенно смотрела прямо, вглядываясь вдаль, как будто там и была цель, ради которой она  ушла ранним утром из дома. Она ковыляла без остановки,   но пустынная  дорога уходила, казалось, в бесконечность.  Силы  были на исходе. В  домах, которые стояли слева — через широкую скоростную магистраль, справа — через парк,  уютно зажглись окна.  Но старуха не смотрела  по сторонам.
    Ровный асфальт кончился, идти стало труднее. Мягкая  кожа ботинок передавала ногам все неровности щебеночной дороги. Но она  обрадовалась, узнав знакомое с детства  покрытие тех старых стадионов, где  впервые она ощутила восторг движения, скорости, бега, почти полета.
     Кончилась и щебенка, дальше пошло просто укатанное земляное дорожное полотно.  Ступни  «горели» невыносимо. Старуха отбросила палку, села, сняла ботинки, носки и  продолжала путь босиком, с удовольствием ощущая холодную свежести земли. Она пошла быстрее, ускоряя и ускоряя шаг.  Внезапно в конце дорожки темноту прорезал  мигающий свет фонаря, и стало видно яркую желтую ленточку. Старуха приостановилась и облегченно вздохнула. Она вдруг поняла,  что  это – финишная прямая. Она обрадовалась, что снова на стадионе, и где-то рядом должен быть Юниор. Она вспомнила,  наконец, куда так спешила с рассвета. Как она могла забыть о тренировке?  Она сделала еще раз глубокий вдох-выдох. Дряхлые мышцы налились силой, расслабленное тело сделалось пружинисто - упругим, а негнущиеся суставы  вновь приобрели эластичную гибкость. Она засмеялась и побежала. Легкие босые ноги быстро понесли ее вперед.
     Юниор мчался рядом, но чуть позади, запоздав на старте.  Впереди     вспышки фонаря высвечивали цель - желтую ленту, натянутую от края до края дорожки.   
      - Это финишная прямая, Юниор, надо сделать рывок. Не забудь, на финише обязательно должно быть ускорение. Догоняй, - бормотала Старуха и неслась дальше. Она чувствовала, что Юниор уже совсем близко. Она слышала за спиной его ровное сильное дыхание, быстрый ритм его бега. Он  поравнялся с ней, весело прокричал « я же говорил, что обгоню тебя». И тут же исчез в темноте, где был конец  дистанции и куда уже не попадал мигающий свет лампочки.
       Старуха сделала еще несколько  шагов и внезапно упала,  скорчившись от боли, которая сковала все тело до кончиков пальцев. И казалось, именно эта пронзительная боль включила сознание, память. И она, наконец, вспомнила, что еще  вчера вечером  Юниор пришел первым на финиш.  Она слышала  об этом  по телевизору.  Тогда на экране появилась фотография Юниора,  и диктор скорбным голосом сообщил, что  известный аналитик – криминалист, полковник МВД… Дальше она не дослушала. 
      …Этим же вечером в двух московских одинаково  хорошо оборудованных кухнях шло обсуждение события, связанного со Старухой.  В ее собственной  семье  громко спорили  сын, внук и невестка, с чего начать поиски пропавшей.  Невестка доказывала  правоту своего давнего предложения определить бабку в дом престарелых, где бы за ней был присмотр и медицинское обслуживание, а главное,  помощь психиатра. Сын каялся, что  уделял матери мало внимания,  внук обвинял и мать, и отца, а себя в первую очередь, в том, что случилось. Он замолчал, вышел на балкон, посмотрел на вечернее небо, где сиял месяц, а над ним звезда, как на турецком флаге. Потом пошел в комнату Старухи, куда давно не заходил, посмотрел на комод, уставленный кубками, на стены, увешанные медалями, и прилег на  кровать. На противоположной стене висели старые фотографии, сто раз виденные им и раньше. На одной его юная бабушка, с длинными натренированными  ногами бегуньи в мощном рывке разрывает ленточку на финише стометровки. Голова чуть запрокинута, на  светлые волосы попал луч солнца, глаза полны счастья, радости победы, а тонкие  сильные руки подняты вверх, приветствуя и благодаря зрителей. На фотографии рядом — он,  малыш –Липучка, как  звала его бабушка, крепко обхватив руками ее шею, глядит на нее, а не в объектив.  Еще одна фотография, где они вдвоем  бегут по лесной дорожке. Впереди, конечно, он,  а бабушка сзади и наверняка кричит ему « Дышишь неправильно, дыши ровно, вдох — выдох». Она всегда ему это говорила…
    Он вдруг понял, что  бабушка ушла навсегда, больше она никогда ему ничего не скажет.  Он подтянул колени к подбородку, закрыл  голову подушкой и плакал, пока не заснул.
     А на кухне квартиры, где жила семья Кати, тоже спорили. Катя безуспешно пыталась доказать родителям, что бабушка — тезка не виновата, она не похищала Катю, скорее, наоборот,  это  Катя  похитила бабушку, когда увела  ее  куда глаза глядят. Родители не хотели ее слушать, велели идти в комнату и даже разрешили смотреть мультики. Катя обрадовалась и побежала включать телевизор.
       Утром Старуху обнаружили дорожные рабочие. Женщина лежала на земле, босиком,  у бетонного барьера, запутавшись в желтой с темными  полосками ленточке, которую ставят обычно на участке, перекрытом для  движения. 
    - Да, я ее нашел. Я – бригадир здесь, - давал пояснения Гиббон   полицейскому. – Я раньше других на работу выхожу.  Она вчера к нам  подходила,  узнал, конечно. Точно, бабка вчерашняя. Вот, и мои мужики подтвердят.  Но она явно не в себе была, чудная.    Не пойму,  как  она ленточку не увидела и барьер…?  Еще и не очень темно было. Да и фонарик горел…
  Бригадир закурил.  К нему, сильно кашляя, подошел  его приятель.
 - Все дохаешь? – с некоторым презрением спросил бригадир Гиббон.- Что тебе вчера было сказано? – спросил он и кивнул в сторону, где недавно лежала  Старуха.- Дышать надо правильно, вдох – выдох, и все пройдет.
    Они хмыкнули и пошли за лопатами.  Начинался рабочий день.