Слово. Ч. 3. Аксиос

К августу, когда пришла пора записываться в школу, Саша совсем повеселел, подтянулся. Людмила Борисовна радовалась его загару и уже не донимала наивными допросами о том, куда подевалась "коробка"? Внук не куксился, но ему не составляло труда отмолчаться. И за зрение мальчика у постепенно слепнувшей женщины на сердце было спокойнее.
В начале августа она принарядилась в лучшее свое ситцевое платье, выгладила Сашин джинсовый костюмчик и захватила немного денег, отложенных с последней пенсии. По пути в школу они купили коробку конфет с "Неизвестной" Крамского на крышке. Саше понравилась "дама" на диво бабушке, ожидавшей услышать максимум о "тёте". Но затем, вспомнив, что внук вечерами листал и - читал?.. - свои любимые книжки с рыцарями и змеями на обложках, лишь покачала головой.

В прохладной учительской их встретил сам директор - Николай Степанович Иващенко, степенный, но улыбчивый мужчина в неизменной коричневой "тройке". Усадил за стол, вежливо отвёл руку Людмилы Борисовны с конфетами - "Ну, что Вы... Да и диабет, знаете ли", помолчал. Похоже, он был наслышан о будущем ученике, но откуда?..
Саша, деловито оглядевшись, уже справлял день шахтера, а другим пальцем водил по календарю на застекленной столешнице.
- Саша, стыдно!..- шикнула смутившаяся Людмила Борисовна.
- Полноте, мужчина просто задумался, - сдерживая раскатистый бас, прочти ласково прокомментировал директор. - Саша, так какой сегодня день?
- Шестой, - сморгнул мальчик, подняв лицо.
- Мм, надо же! Умеешь считать? - улыбнулся Николай Степанович. Бабушка приосанилась, гордясь внуком. Саша стряхнул козюльку ногтем, едва заметно усмехнулся.
- Умею...
Тощий палец закрыл неделю на календаре.
- Семь.
- Та-ак? - склонил голову набок директор. Рядом с первым пальцем лёг второй.
- Четырнадцать.
- А сколько всего ж, Сашенька? - встрепенулась Людмила Борисовна, косясь на залысины Николая Степановича.
- Тридцать... - осёкся мальчик, беззвучно шевеля приоткрытыми губами. Вытаращил, а затем опустил долу глаза. Застеснялся.
- ...Один - невозмутимо закончил директор. - Ничего, Саша, научишься и этому.
Мальчик сердито взглянул на него, заёрзал и, ткнув пальцем в несколько красных дат календаря, разжал ладонь.
- Сто.
Саша растопырил вторую загорелую ладошку. А затем на Николая Степановича и Людмилу Борисовну уставились два пистолета из большого и указательного пальцев.
- Четыре... - промолвила бабушка, словно заворожённая. Она и представить не могла, что её ненаглядное горе луковое умеет считать настолько прытко. Директор шутливо поднял руки вверх.
- Сдаюсь. Поразил. Молодец!
- Шутка - доверчиво улыбнулся Саша и отвлёкся на желтеющую газету там же, под стеклом.
- Он что, и читать умеет? - шёпотом осведомился директор у всё еще ошарашенной бабушки. Но та не успела ответить - Саша уже сидел с виноватым видом, разводя руками.
- Шутка...
Мельком взглянув на газету, а затем на часы, Николай Степанович поправил узел на галстуке. В вырезке 1995 года сообщалось об убийстве Владислава Листьева.

Тогда по нему нешуточно скорбела учительница литературы Инга Владимировна, моложавая выпускница Тартуского университета, похитившая сердце стареющего директора. Он даже отпускал усы a-la Влад... А она дразнила его Ленноном, на свою белокурую голову. Её тугоухий "Кол" давал гастроли, прямо не вылезая из постели.

Николай Степанович потёр переносицу, разгоняя с лица кровь и ностальгию. Саша по-прежнему виновато посматривал на грузного мужчину в кресле, похожего на седеющего медведя. Людмила Борисовна, прижимая внука к себе, покорно молчала.
- Ну, молодой человек, хвалю! Просто первоклассник! - добродушно пробасил директор, гулко хлопнув по забытому кем-то классному журналу. - Аксиос! Не знаешь такого слова? Узнаешь. Расскажу.
Подмигнув неспроста расцветшему Саше, протянул граненый стакан.
- Пойди, попей компоту и бабушке принеси. Найдешь столовую? Ну, совсем молодец!

Радостный мальчик выбежал из учительской, а разомлевший от жары и воспоминаний Николай Степанович запоздало спохватился, что отдал молчаливому вундеркинду своё почти именное оружие... А. Махнул рукой. Этот пацан всех ещё не так и не этим удивит.
Людмила Борисовна теребила подол, поглядывая на директора искоса. Тот подсел рядом и доверительно коснулся руки старушки.

- Людмила Борисовна, ну, что же Вы переживаете? Внуку Вашему давно пора было за парту!
- Да ведь, Николай Степанович, как же, коли такое?..
Иссеченные морщинами губы её задрожали.
- Людми-и-ила Борисовна, по-о-олноте! Прошло, прошло. Не переживайте, берегите сердечную мышцу. Мальчик у Вас замечательный. Прямо скажем, Богом поцелованный. - Директор улыбнулся. - Способности к математике - ну, удивительные. Это я Вам как учитель истории говорю. И читает бегло!

- Эх... Да ведь болезный он, сами же видали. С рождения скупой на слова. Все в ту пору говорили - дурачок! Я фершала зазывала Сашеньку поглядеть - поди пойми, что сказал? Досолили, мол! И - "почем я знаю?", - Людмила Борисовна кривила лицо и размахивала руками, изображая медбрата-пройдоху. - Говноед... Ох, простите Христа ради. Досолили!
Николай Степанович пожал грузными плечами, не перебивая фыркнувшую старушку. Помолчал, поглядывая на часы.
- Людмила Борисовна, это Вы меня простите... Вы зятя своего давно не встречали?
- Ванькяу? Хо, да, запропастился! И не пишет. Шабашит всё, поди... Руки золотые. А, может, и котует. Бог судья, Наталка же совсем...
Вздохнула. Язва не сердце не зарубцуется уже до смерти. Дочь она не сберегла.

- ...Да мы ничего! Хо-хоо! Сам был бы здоров да писал хоть. Волнуюсь я, Николай Степаныч, диабетик же он... Ой, простите, Бога ради. Хоссподи!
Людмила Борисовна совсем смутилась и вновь принялась перебирать узловатыми пальцами свой выцветающий ситец.
- Матушка, - неожиданно склонился к ней директор. - Это Вы меня простите... Но не сказать не могу. Я знал Ваню. Он же учился у нас. Но городок-то небольшой и всех товарищей по недугу своему я тоже знал и знаю.
Не диабетиком Ваш зять был.
- Как, чт? А??? - прикрыв рот ладонью, задрожала старушка. - Был?!
- Не знаю - выдохнул Николай Степанович. - Но еще с конца 80-х был.
И, помолчав, словно обух обрушил на лысеющую седую голову растерянной тёщи.
- Наркоманом.

Распахнув дверь, вбежал веселый Саша со стаканом компота. Замер на пороге, увидев рыдающую "бабу". Недоуменно и зло зыркнул на директора, сбивчиво утешающего её.
- Саша, вы сейчас прогуляйтесь домой не спеша, а дома окна откроете и пусть бабушка полежит. Не тревожь её, хорошо?
- Да.
Он робко подошел и обнял самого дорогого человека в своей недолгой жизни, не находя ни единого слова утешения. Над компотом кружила бесцеремонная оса.

Людмила Борисовна была простой женщиной. Она тяжело принимала новую жизнь, расползшуюся из Москвы, подобно лишаю. Но, даже не желая того, заново училась на старости лет. И ловила себя на мысли, что в ФЗУ после войны ей было легче, чем в ПТУ и на заслуженном отдыхе в России.
Черно-белый телевизор был скверным учителем всего дурного, прежде считавшегося неприличным, чего чурались. Жестокое кино (Людмила Борисовна про себя звала его "оторви голову"), разврат, кровь в новых "последних известиях", кровь в кино... Так много крови, что порой она, серая, мерещилась подслеповатой старушке красной. И...
Наркоман.

У них в подъезде жил один наркоман. Взломал дверь в подвал и поселился там. Кормил блох, ссать и срать же ходил исключительно на площадку. Их подъезд престарелых плевался, всплескивал руками, но управы на мразь не было. Наконец, он украл у одинокой, мирной старухи с первого этажа её доверчивого, жирного боксёра. Подгнившая требуха переполнила чашу терпения соседей и приехавший наряд забрал бомжа. Позднее ходили слухи, что у наркомана был сифилис и еще какая-то дрянь на "г". Людмила Борисовна крестилась, что Саша не застал всего этого у неё дома.
А теперь его собственный отец - наркоман.

"Вот ведь как..." - вздыхала старушка ночью, смахивая катящиеся слёзы. - "Наградил тебя отец, Сашенька...".
В тот вечер у неё случился сильнейший за долгое время сердечный приступ. Ей хотелось уйти, но уткнувшийся в колени внук вопросительно шептал: "Аксиос?"

Саша спас, удержал им любимую "бабу" по эту сторону травы, а уже несколько месяцев спустя отзывался на это непонятное слово приятелям в школе.