Пионерское лето

Очерк.

        Чем становлюсь я старше, тем чаще возвращаюсь мысленно в своё пионерское лето. Какая же всё-таки прекрасная это была пора! Никакого идеологического давления мы дети тогда не чувствовали, не задумывались над этим и мало что понимали в этом. Нам было хорошо и радостно в летние месяцы в пионерском лагере «Ласточка», что на речке Базаиха под городом Красноярском. Самая здоровая природа Восточной Сибири с зимними трескучими морозами, февральскими метелями давала два-три летних месяца прекрасной тёплой и солнечной погоды без засухи и изнуряющей жары. Коммунистическое правительство Советского Союза того времени внимательно и чутко относилось к детям своей страны, — это не опровергнуть никаким всяким-прочим либералам.
        У мамы нас было четверо, и каждое лето все мы ездили отдыхать в пионерский лагерь на два-три сезона за чисто символическую плату, либо совершенно бесплатно. А потом и дети мои под звуки пионерского горна там выросли, и все мы вспоминаем то время с большой теплотой…
        Пионерлагерь располагался на берегу небольшой речки Базаиха, которая легко по камушкам, искрясь на солнце золотыми искрами, несла свои воды, впадала и растворялась в могучем Енисее. Отражались в прибрежной глади речки гибкие стебли ивы и кудрявые белоствольные берёзки, островерхий сумеречный ельник и витые стволы и ветви черёмухи, кусты смородины и густое прибрежное разнотравье. А в ясные дни колыхалось на водной глади изумрудно-голубое небо с белыми причудливыми облаками. Вода была чистая-чистая! Отчётливо видны и каждый камушек, и каждая на дне песчинка, и большие валуны покрытые водорослями, шевелимыми течением, и маленькие рыбки, снующие небольшими стайками.
        На ровном и пологом левом берегу располагалась наша «Ласточка» с корпусами отрядов, медпунктом, столовой, танцевальной, игровой и спортивной площадками, домиком сторожа, деревянной оградой-штакетником по периметру с двумя воротами — «главными» и «хозяйственными», на которых мы всегда с удовольствием дежурили. Вся территория была нарезана ровными асфальтированными дорожками, они  брали начало от спальных корпусов и сливались в Главную аллею, по обочинам которой находились большие портреты пионеров-героев. Аллея проходила мимо Главного корпуса, где был телефонный коммутатор, библиотека, помещения для «кружков по интересам», комнаты старшего пионервожатого, баяниста и физрука. Упиралась аллея в большую площадку-«линейку», на которой проходили построения отрядов. Отсюда более мелкие дорожки расходились к клубу, хозяйственному блоку, в сторону реки…
        Противоположный скалистый и обрывистый берег был высок и практически не имел растительности, кроме мелкого кустарника разве, и имел вид дикий и первозданный. Этот берег возвышался высокой горой «до неба». Считалось храбростью и шиком для ребятишек постарше покорить эту вершину. Мы с другом Витькой Чевелёвым однажды, с трудом преодолев эту гору, на её вершине обнимались и кричали от восторга, захватившего нас открывшимся бескрайним простором небес и красотой природы под нашими ногами. Величественная и бескрайняя сибирская тайга простиралась до самого синего горизонта и сливалась с небом. «Если друг оказался вдруг…» — горланили мы, бренча на гитаре, и захлёбывались от силы и яркости чувств, нас захвативших.
        В скальных камнях и трещинах этой горы водились небольшие, но ядовитые змеи — гадюки. Иногда с камнепадом какая-нибудь из змей срывалась и падала в воды реки, и дети с берега могли наблюдать как ловко, волнообразно она плывёт. Здесь река делала поворот и имела самое глубокое, как я считал, место. Когда нас организованно водили купаться, я всегда старался туда нырнуть и достать дна, хоть и плавал совсем плохо. Поначалу меня там скрывало с головой, но проходили годы, и стало глубины мне в этом месте по грудь. Или я так вырос, или река обмелела…
        Внутренний распорядок жизни в пионерлагере год от года менялся. В первые сезоны моего там пребывания строже была дисциплина. Все мероприятия проходили организованно, передвижения — строем, с речёвками и песнями. Несколько раз на дню детей строили и пересчитывали. Свободного личного времени было совсем мало. Нас постоянно чем-то занимали. Занятия в кружках, спортивные соревнования — футбол, волейбол, настольный теннис, бег и метание мяча. Мы разучивали песни под баян, ходили в походы, иногда с ночевкой, палатками и сухим пайком. Территорию лагеря содержали в чистоте и убирали сами дети. Для этого после «сончаса» был ежедневный «час чистоты».
        Мне очень нравились военные игры, устраиваемые для старших отрядов. Пришивали к одежде погоны из картонок — одним цветом наши, другим — неприятель. Разыскивали по меткам вражеский флаг. Найти флаг считалось абсолютной победой. В схватках срывали друг другу погоны, один погон — ранен, два — убит. Девочек обучали основам медицинской помощи, все они были у нас медсёстрами. Иногда мы ходили в разведку и даже «языка» добывали. Но когда дошло дело до допросов пленных и физического на них воздействия в азартном стремлении узнать военную тайну, игры эти прекратились.
        Постепенно режим в пионерлагере становился мягче. Появилось больше личного времени. Я нашёл себе укромное место, где журчал ручеёк, наклонившись над которым тихо шелестели ивы, раскидистая старая черёмуха клонила ко мне тяжёлые, в гроздьях чёрной ягоды ветви, где-то в кроне её заливисто, на разные голоса пели птицы. Я садился под деревом, устремлял свой взор на воды ручья и небольшой запруды, сооружённой кротами-трудягами. По заливчику бегали, оставляя мелкую рябь, водомерки и всякая  букашка, которая иногда с поверхности воды выхватывалась и утаскивалась на дно рыбкой-пищугой. Словно в аквариуме всё это чётко просматривалось. Здесь я забывал обо всём и мог сидеть часами, задумавшись. Пока не приводили меня «в чувство» звуки сигнального горна.
        Давно уже на небольших наших речках запрещён лесосплав. А ведь он был когда-то и на Базаихе. Системой плотин вода удерживалась и копилась. В определённое время плотины открывали, и вода быстро поднималась, заполняя русло, а иногда и подтапливая берега, и в стремительном течении её неслись бревна лесосплава, разворачиваясь поперёк, цепляясь за берег, наползая друг на друга. Река становилась злобной и чёрной от мути. Тревожный гул больших масс воды и треск тяжёлых брёвен отдавались в душе сумятицей и беспокойством. В такие часы детям запрещалось отходить от корпусов и подходить к реке.
        Однажды лесосплав застал наш отряд во время похода. Мы перебирались по хлипкому, качающемуся, висящему на канатах, мосту через реку по два-три человека. Пионервожатая, сама ещё девчонка, помогала переходить тем детям, кто сильно боялся переправы. Она находилась с двумя девочками на мосту, когда открыли плотины. Вода стремительно поднялась почти вровень с нижней точкой моста, пошли брёвна. Удар бревна о полотно «висячего» моста скинул детей в бурлящую пучину. Девушка с искажённым от ужаса лицом крикнула: «Девочки, держитесь за брёвна! Я иду на помощь!» и бросилась в реку. Весь отряд наблюдал эту сцену, холодея от ужаса. Среди брёвен то появлялись, то исчезали под водой головы девочек. Мокрые брёвна предательски выворачивались под рукой, а плывущие следом норовили ударить в голову, — тогда конец! К счастью, сбросило детей недалеко от берега, а они не сдавались и отчаянно бултыхались, стремясь выплыть. На берегу оказался взрослый мужчина-рыбак в болотных сапогах и брезентовой штормовке. Он-то и помог вытащить детей из воды. Последней же вытянул из бурлящей реки нашу пионервожатую.

        Сам я, за свою жизнь, тонул дважды, и первый раз перед одной из плотин на Базаихе. Со своим другом, Мищенковым Пашкой, мы посчитали себя настолько самостоятельными и взрослыми уже, что подались в один из жарких июльских дней, никого не поставив даже в известность, к плотине, что находилась у пионерлагеря «Огонёк». На месте бывшей плотины там глубина такая, что трудно дна достать. С Пашкой понятно всё — он плавает хорошо, но я-то куда попёрся? Не пойму до сих пор. Надо сказать, что плавать нормально я так и не научился. Побарахтавшись, мне нужно стать на дно, отдохнуть, отдышаться, а потом дальше плыть. Всё дело в том, что на глубоководье я свечкой ухожу под воду и никак не могу принять горизонтальное положение.
        Мы с Пашкой нырнули, поплескались и я решил постоять отдохнуть… Страх был только первые несколько секунд, потом я понял, что тону, и мной овладело совершенное безразличие. Я видел толщу воды над головой и пузырьки воздуха, покидающего мои лёгкие и всплывающие на поверхность. Мир показался мне замедленным и каким-то ирреальным. А потом сознание моё совсем выключилось…. Очнулся я на берегу от боли в ушах. Это Пашка, выдавив из меня воду, отвешивал мне оплеухи, приводя меня в чувство.
Потом выяснилось, что он, не зная приёмов спасения на воде, толчками под водой вытолкал меня на берег. Благо, что спасительный берег недалеко был.
        Сказать, что случай этот послужил для меня уроком на всю оставшуюся жизнь — значит погрешить против истины. Я ещё раз тонул по своей собственной вине, будучи уже взрослым, на реке Енисей. Эта могучая сибирская река вообще не терпит легкомысленного к себе отношения. В ней такая плотность воды, что даже хорошим пловцам нелегко держаться на воде. К тому же вода в Енисее всегда холодная, даже в самый жаркий климатический период. Из-за донных родничков и холодных течений эту коварную реку не нагреть. Водопровод в Красноярске запитан не из самой реки, как это практикуют на западе России, а из глубокой скважины под руслом реки. Видимо там стоит студёное подземное море. Кстати, у нас великолепная на вкус вода — можно пить прямо из-под крана. Но я отвлёкся….
        Мы с товарищами распивали на бережку реки портвейн и вели неспешную беседу. Было начало осени. Как вдруг, мне пришло в голову компанию нашу удивить, или напугать. Может это был просто хмельной выпендрёж с моей стороны. Я стал на торчащий из воды большой камень-валун и, якобы потеряв равновесие, полетел спиной в реку во всей одежде. Замочить одежду я не боялся — наша компания поддерживала огонь в костерке, что-то запекая на углях из закуски. Да и на улице не было холодно. Но кто же мог знать, что в этом месте прямо у берега яма. Запаниковал я, когда не почувствовал под ногами твёрдого дна. В вертикальном положении шлёпал я руками по ледяной воде; намокнув моментально, моя одежда, словно свинцовый скафандр, неумолимо тянула меня на дно. На этот раз испугался я сильно! Захлёбываясь енисейской водой, позвать на помощь я тоже не мог. На берегу же оценили мою шутку и весело смеялись. Кто же всерьёз поверит, что взрослый мужик станет тонуть в пяти метрах от берега?
        И на этот раз судьба благоволила мне. Когда я потерял уже всякую надежду, носок моего ботинка упёрся во что-то твёрдое и я, оттолкнувшись от этой твёрдой точки, подаренной мне самим проведением, на четвереньках выбрался на спасительный берег. Представляете, я даже никому ничего не сказал. Выпил дрожащей рукой стакан вина и молча стал сушить одежду у костра. На этот раз урок сей усвоил я накрепко и навсегда!..
        Так вот, опыт пионерского лагеря — это возможность пожить без, порой назойливого, догляда родителей, и надоедливой их опёки. Это общение с природой, свежий воздух и сытая беззаботная жизнь, и первая сигаретка тайком, и первый поцелуй в щёчку. Первая любовь к девочке, которая заставила бешено биться твоё сердечко. В дни городских школьных буден и забот ты, наверное, и не заметил бы её. Эти наши дежурства на хозворотах, качели, лагерь спит послеобеденным сном, и мы — глаза в глаза. Вверх-вниз, вверх-вниз — и звонкий смех твой, улетающий прямо в неоглядное синее небо. Где ты теперь, девчонка из моего детства? Как сложилась твоя жизнь? Видишь, я помню тебя и через половину века!
        Прощальный пионерский костёр — как маленькое расставание с детством. В глазах, наполненных слезами, отражаются сполохи огня. Последние, нежные рукопожатия… Мы чувствуем, что больше нам не увидеться, любая сказка имеет конец… Заключительная линейка, доклады пионервожатых, ставших нам близкими друзьями. Духовой оркестр играет гимн, медленно опускается на флагштоке красный флаг; одухотворённые лица ребят. Волнительное приобщение к священным символам отчизны, к трудовым и боевым подвигам матерей и отцов. Каждый думает о своём, но накатывает волною гордость за великое наше Отечество, за нашу общность… Не отсюда ли берутся истоки патриотизма? Уважение к старости, бережное отношение к окружающему миру, любовь к Родине надо воспитывать, бережно растить и лелеять в молодых душах. Как это умели делать раньше наставники нашего пионерского детства.


Валерий Зиновьев.