Вредный всадник

Московско – Петербургская повесть

ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

   Москва 2005 год. Кремль.
В приёмной президента сидит Зорькин – председатель Конституционного Суда, заметно нервничает.
   В это же время  в кабинете у Путина.
   Путин: Митволь, ты что же делаешь, а? Дружище? Ты кто? Ты министр по этой, как называется?
   Митволь: Экологии…., Владимир Владимирыч…
   Путин: Отставить! Ты зачем у Пугачёвой на даче, в бане и нужнике скрытых камер навтыкал? Старушке, понимаешь, не помыться, ни нужду путём справить!
   Митволь: Виноват, Владимир Владимирыч.
   Путин: А ты знаешь, что с виноватыми у нас делают?
   Митволь: Так точно, знаю.
   Путин: Значит так! Поедешь в Питер со всем своим министерством. С глаз долой! Приглядишь, чтоб центр шибко не застраивали. А то два года осталось до пенсии. Негде будет старику домишко поставить. Задачу понял?
   Митволь: Так точно!
   Митволь удалился. В кабинет, сутулясь, тихо входит Зорькин.
   Путин:  Зорькин, ты Пушкина любишь?
   Зорькин: Как не любить, очень люблю. Вот это мне нравится:
                «Добро, строитель чудотворный! –
                Шепнул он, злобно задрожав, -
                Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
                Бежать пустился.
   Путин: Зорькин! Ты это брось! Матвиенко глаз на твоего сотрудника положила, как его, Астахов, кажется. Ну и мы сочли целесообразным весь твой департамент в Питер перевести. Ты рад?
   Зорькин приоткрыл рот.
   Путин: Вот и молодец. Я команду уже дал. Архив погрузишь на атомный подводный крейсер «Пётр I». Но я тебя прошу, как старого товарища, шибко не торопись. Я имею в виду, чтоб к выборам 2008 Конституционный Суд должен быть в межправовом пространстве, то есть  в фазе технического отсутствия. В общем, что объяснять. По глазам вижу, ты всё понял. Да, часть здания Синода будешь делить с Митволем. Так надо.

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

   Санкт – Петербург 2006 год.
По Адмиралтейской набережной идёт на службу маленький чиновник  Женя Лапласов.
   Он с удовольствием разглядывает выходящий прямо из Невы огромный плакат: «Плавучий Московский Цирк Зверей им. Льва Дурова. Неукротимые Львы – Цари Зверей».
   За плакатом появляется рубка судна. Играет музыка Глинки.
   Вдруг Нева вскипает. Плакат накреняется. Раздается страшный скрип.
   Лапласов, как заворожённый, смотрит на Неву.
   Вплотную к плавучему цирку из-под воды всплывает огромная подводная лодка невиданных размеров.
   В это же время отворяются чугунные ворота Синода, и оттуда выезжает тяжёлая строительная техника, лязгая гусеницами.
   Колонна техники медленно движется в направлении Зимнего дворца, проезжая памятник Олегу Львовичу Митволю, изображающий его всадником на медном коне с распростёртой десницей в виде экскаваторного ковша. На деснице отчетливо виднелась надпись «MITSUBISHI VIP».
   Тут с грохотом на набережную упал плакат с плавучего цирка, потому что судно сильно накренилось на левый борт, и огромный атомный крейсер вытеснил своим прочным корпусом судно на гранитный парапет. Завыли сирены. Потом неожиданно всё стихло.
   Из рубки плавучего цирка появился кавказец в чёрном трико, сапогах, белой манишке и цилиндре. В руках он держал обгрызенный хлыст. Завидя Лапласова, он поднял руку и спросил:
- Слющай, дорогой, ты льва здэсь нэ видэл?
- Что?
- Слющай, брат, на морэ шторм такой. Клэтка перевернулся. Лев убежаль, ай, проклятый.
- Как убежал?!
-    Да, шайтан! Ай-ай! Два день не кормиль. Беда может случиться, слющай! Ай-ай, вон он, ай-яй-яй!!! А?
   Женя глупо улыбнулся и посмотрел налево. Там стоял сбежавший лев. Вытянув шею, зверь нехорошо скалился. Бросив портфель, Лапласов побежал прочь. Лев за ним.
   Отчаянно крикнув:
- Ай-ай! Стой, скотына! Шайтан! Ай-ай! - дрессировщик бросился догонять своего льва.
   Женя бежал быстро. На Дворцовой набережной, возле входа в Эрмитаж стояла делегация финских туристов. Когда Лапласов, преследуемый свирепым львом, промчался мимо, один из финнов спросил по-русски:
- Эта леф?
- Да. Э-э... наверное, кино снимают. – улыбнувшись, успокоил гид.
- Слющай, какой кино? Лев не видель? – спросил подбежавший дрессировщик.
- Туда, - спокойно ответил гид.
- Ай, спасибо, дорогой! Дай Бог тебэ здоровья!
Не помня себя, Женя оказался на Каменном острове, возле дома своей тёщи Парашковой Цитадель Зурабовны, известной в городе скульпторши.
   Дом был окружён жёлто-черной техникой из департамента Митволя.
   Сам Митволь сидел на своём коне-киборге точь-в-точь как на памятнике. Только вместо арбузных яиц, которые до блеска натирали выпускники военного училища, из-под хвоста киборга торчали две хромированные выхлопные трубы, и из них шёл чёрный дизельный дым.
   Женя, не разбираясь, с ходу влез на поднятую лапу экскаватора «VOLVO», спасаясь от зверя.
   Лев понял, что потерял добычу, и дико зарычал.
   Митволь махнул своей десницей-ковшом экскаваторщику, мол, и не такое видели. Ломай крышу.
   В окне осаждённого дома появилась Парашкова с автоматом. Со словами: «Яволь! У, немчина московская!», - дала очередь по Митволю. Олег Львович лихо закрыл голову десницей-ковшом, от которого с искрами отрикошетили пули.
   Защёлкали фотоаппараты. Журналисты и публика оживились.
   Митволь, как опытный киноактер, повернулся к камерам и громко проревел: «Они в меня стреляют. И вот ещё львов натравили. Я покажу им, что такое Митволь»!
   Митволь дёрнул коня-киборга за уздцы. Из-под хвоста пошёл дым.
   Экскаватор опустил свою лапу на крышу, и вместе с Лапласовым крыша обвалилась.
   Олег Львович поскакал на льва, размахивая своей железной рукой.
   Лев кинулся навстречу.
   Конь встал на дыбы.
   Лев упёрся коню в медную грудь передними лапами, пытаясь вонзить когти.
   Митволь вскинул свою страшную руку вверх, и она одновременно вместе с конём опустилась, как молот на льва, обезглавив опасного хищника в мгновение ока. В стане журналистов зааплодировали.
   Дрессировщик закрыл лицо руками и жалобно завыл: «Ай! Ай! Зачем  лев убиль?! Ай, беда! Какой вредный всадник! Ай, ай»!
   Левой рукой Митволь утёр пот со лба и, повернувшись к камерам, сказал: «Так будет с каждым! С каждым!»!
   Лапласов пролетел два пролёта через пробоину и оказался в мастерской своей тёщи Парашковой.
   Женя упал на колени бронзовому льву-администратору, который сидел за мраморным столом в пиджаке и галстуке.
   Из рукава пиджака торчала когтистая лапа с гусиным пером. По задумке Парашковой, лев-администратор занёс свою лапу с пером над золочёным журналом «Выдача мороженых говяжьих туш».
   Композиция в целом называлась «Лев-администратор выдаёт раненому Ортексу мороженую говядину со спец. хранилища графа Юсупова».
   Ортекс – бронзовый конь с одним крылом лежал на боку, придавив Парашкову, которая крепко сжимала автомат Калашникова.
   Цитадель Зурабовна хрипло выдохнула,  и изо рта хлынула кровь. Парашкова повернула голову к Лапласову и, смотря в морду своему льву-администратору, сказала: «Женя патроны кончились. Я умира...». Так погибла Цитадель Зурабовна Парашкова.
   Женя, дико озираясь, сказал: «Да конечно...».
   Он поднял руки и ухватился за нижние клыки льва-администратора, который хищно смотрел бронзовыми глазищами в даль.
   Экскаватор и прочая техника, как муравьи разрывают гусеницу, разодрали дом Парашковой.
   Лапласов долго не хотел отпускать клыки льва-администратора. Пел из «Интернационала» и из детской песни «Голубой вагон бежит, качается...».
   Сотрудник МЧС Пугачёвцев Ким Мартенович внимательно выслушал Женю Лапласова и твёрдо сказал: «Ладно хорош глумиться, морда буржуйская. Слезай давай! Понастроят тут»!
   Лапласова везла карета скорой помощи по Университетской набережной.
   А на противоположном берегу Невы гордо скакал на своём киборге Митволь, поднимая железную руку в приветственном жесте. Ленинградцы и финские гости бросали ему цветы.
   Женя Лапласов скончался от сумасшествия прямо в машине скорой помощи, не доехав до моста Шмидта.
- Сдох, - констатировал смерть фельдшер и, просунув голову в окошко водительской кабины, сказал:
- Слушай, Вано, останови у «Петросети». Я карточку куплю на пять долларов.