Контролер

 Литературный сценарий (часть 1)

     Через мутное окно троллейбуса бесконечное величие московских небес не просматривалось. Володя поймал себя на мысли, что смотрит он через грязноватое стекло на сферическую крышку серо-голубого гроба. И смотрит он на неё изнутри.
     Володя Утин перевёл взгляд на своё туманное отражение и, внимательно всматриваясь в него, негромко сказал: «Да, Достоевский  совершенно депрессивный писатель. Абсолютно!». В руках Владимир Утин держал небольшую брошюрку с названием «Краткое содержание романа Фёдора Достоевского «Преступление и наказание» под редакцией академика Пустотелова В.В. Володя резко захлопнул книжицу. Сжатое содержание показалось ему чрезвычайно глубоким и удивительно жизненным.
     Володины соседи по лестничной клетке,  Иван и Алёна Раскольниковы  были на редкость порядочными и добрыми людьми. Когда у Утина заканчивалась еда, он звонил в чёрную железную дверь Раскольниковых. Ваня же был  вылитый Родя Раскольников. Утин убедился в этом два дня назад.
     Вечером Володя услышал неприятный шум, долетевший до него тревожной птицей из прокуренного подъезда. Он подошёл к двери и посмотрел в глазок, как в перископ подводной лодки, уцепившись пальцами за дверную ручку.
     На ступеньках  сидела девица с немытыми распущенными волосами, а рядом с ней на корточках примостился прыщавый паренёк. Они курили и пили пиво из жестяной банки. Вдруг девица хрипло засмеялась и показала пальцем на Володину дверь. Утин напрягся. В глазке появился второй парень с морщинистым лицом. Он посмотрел в Вовин глазок, затянулся сигаретой и вызывающе выпустил дым прям в перископ, отчего Утину показалось, что лодка попала в туман. Когда дым рассеялся, наглое лицо всё ещё продолжало смотреть через перископ на Вову. Утин ощутил, как дёргают ручку с той стороны. Курильщик нагло улыбнулся, надул щёки и смачно плюнул в дверной глазок.
     Утин отскочил с омерзительным чувством. В прихожей запахло сигаретным дымом и ещё какой-то дрянью.
     В дверь пару раз ударили ногой. Хотелось выйти к ним, наказать и вообще что-то сделать, но инстинкты подсказывали, что этого делать не надо.
     Володя сел прямо на пол и тоскливо произнёс: «Вот вам «Униженный и оскорблённый». Вот вам «Бедные люди», Фёдор Михайлович».
     Утин посидел так ещё немного. Потом встал и на всякий случай заглянул в око своего позора. Сквозь мутную пену он увидел, как открылась дверь Раскольниковых и оттуда в чёрном костюме, при галстуке вышел Ваня. Глаза его горели, как у истового революционера. Это было видно даже через замазюканный перископ, который отделял Вову от сурового мира порочной реальности.
     В руках у соседского интеллигента была бейсбольная бита. Утину послышалось что-то вроде: «Соизвольте господа». Остальное он не разобрал. «С топором, как Родя, точно как у Достоевского», - подумал Утин.
     Переговоры были короткими. Володя вжался глазом в окуляр и увидел, как Раскольников, безжалостно и жестоко орудуя битой, устроил настоящую бойню.
     Ваня наносил удары битой, словно самурайским мечом. В запале он так размахнулся, что торцом  биты угодил прям под мутный глазок, и тупой металлический звук оглушил потрясённого Утина. В следующее мгновение кровяной сгусток, вылетевший из-за плеча Раскольникова, полностью залепил Вовин перископ, и он лишь мог слышать страшные звуки неравного боя.
     Володя припал ухом к окровавленному глазку и вдруг ясно услышал: «Ах ты, старуха! Я тебе покажу, тварь!».   
     Троллейбус остановился, и в динамике послышался трескучий голос: «Вас приветствует Владимир Владимирович Крабов, водитель старейшего в Москве троллейбуса за литерой «Б». Господа, остановка  дом  поп звезды Федора Шаляпина».
     Володя увидел фасад шаляпинского дома, покрытый натяжным рекламным полотном, с которого смотрело престарелое женское лицо восточного типа. Чёрные блестящие волосы на голове женщины были уложены в стильную японскую прическу а’ля гейша. И две оранжевые плоские ритуальные спицы, торчащие как окровавленные клинки, придавали портрету мистическую убедительность.
     Внизу шрифтом под арабскую вязь было написано: «Тина Вурдалаки. Питерские хроники». Володя подумал: «Надо же, водитель тоже Владимир Владимирович! И как объявил он, а? Словно конферансье со сцены: поп звезду Фёдора Шаляпина. И в руках у меня поп-вариант великой книги Фёдора Достоевского». «Фёдоры  они все великие», - сделал вывод Володя. В голове мелькнуло: «Фёдор Бондарчук – великий кормчий модельного бизнеса Евразии».
     Володя немного смутился, но не от своих мыслей. Неприятное чувство дискомфорта накрыло Утина. Причину смуты он обнаружил на доме Шаляпина. Огромные глаза с плаката неестественно смотрели в разные стороны. Вслух же он сказал: «Это как косоглазие, только наоборот». - И действительно, правый глаз на загадочном женском лице напряжённо рассматривал мрачную высотку на Новом Арбате, а левый буравил выезд с Поварской на Садовую.
     Володя смотрел телевизор и, как всякий честный человек, хорошо знал популярную ведущую Тину Вурдалаки. Но портрет, увеличенный до размеров шаляпинского дома, делал известное лицо Тины каким-то чужим, пугающим. И потом: «Питерские хроники». Что это значит?
     Володя иногда испытывал необъяснимую тревогу. И он заметил, что это происходит, если речь идёт о Питере или о чём-нибудь питерском. Северная Пальмира таила в себе угрозу. Володя чувствовал это всем своим существом. Инстинкт выживания, как известно, самый сильный, и он его никогда не подводил. Поэтому романы питерского писателя  Фёдора Достоевского он мог читать только в поп-релизах академика Пустотелова. Подлинники действовали на Утина удручающе (он впадал в депрессию после первого абзаца).
     Через переднюю дверь в салон грациозно взошла стройная девушка с интеллигентным лицом, в стильных деловых очках. У неё был изящный кожаный портфель, который она небрежно держала в правой руке. Левой рукой она поправила короткую юбку с той неповторимой плавностью, от которой любому мужчине, наблюдающему её в этот момент, кажется, что перед ним ангел. Приблизительно то же самое почувствовал и Володя, заинтересованно рассматривая прекрасную незнакомку.
     Девушка окинула взглядом пассажиров и, наткнувшись на Вовины глаза, улыбнулась ему. Утин, потрясённый чудесной глубиной девичьих очей, которая открылась ему всего на одно мгновенье, выронил из рук брошюру Пустотелова. Это вывело его из состояния оцепенения, и он нагнулся за книжечкой.
     Когда он поднял голову, перед ним стояла девушка-ангел и, кротко улыбнувшись, спросила: «У вас не занято?». Утин мигнул глазом и два раза нервно дернул головой, что означало: «Да! Да! Пожалуйста». Девушка присела и, бросив короткий взгляд на брошюру, с воодушевлением спросила:
- О, «Преступление и наказание»? - И осторожно коснувшись горячими губами Володиного уха, шепнула: - Да вы эстет. - Опустив глаза, она положила портфель на колени.
     Володя, не отрываясь, смотрел ей в лицо и смутно понимал, что падает в бездонную пропасть. Отрывисто он сказал:
- Вова, Вова Утин.
- Очень приятно. А я  Людмила Русланова. Можно просто Люда.
- Люда, – тягуче повторил Утин.
- Да, Люда.
     Люда оказалась интересным собеседником. Володя узнал, что она является представителем крупного питерского издательского холдинга «Гранд-Полюстрово» и в настоящий момент распространяет прогрессивную классическую литературу в радиусе Садового кольца. Ещё она очень туманно говорила про какую-то неотвратимую экспансию и предложила Володе купить у неё две книги - двухтомник на пяти страницах: «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкина под редакцией академика Пустотелова. И новый, как она сказала, «квадратный» бестселлер. Люда пояснила: тираж «в квадрате» очень большой и уже вошёл в книгу рекордов Гиннеса. Новый прогрессивный  дзен-буддистский роман «Питерский путник» написанный отшельником-дзюдоистом с Окинавы о российском мессии-президенте. И о тайных силах, которые помогают ему править загадочной северной страной.
     Бестселлер стоил пятьсот рублей, двухтомник - пятьдесят. Всего выходило пятьсот пятьдесят, а у Володи с собой было только четыреста. Но Людмила сказала, что «это не важно». Недостающие сто пятьдесят рублей  он отдаст позже. Она мягко вложила ему в руку свою визитку и, когда троллейбус подъехал к Смоленской площади, сказала:
- Ну, вот и всё, Володенька. Мне работать дальше надо. Пойду я. А «Смоленка» в честь «Смольного» наречена. Так что Питер теперь всюду, если присмотреться. Вот Ксения Крольчак! Какую карьеру себе сделала. Тоже наша, питерская. Правда, говорят, что за ночь с ней олигархи мильйоны отваливают. Думаю, это враньё. Завидуют. Впрочем, всё может быть. Она для дела прогресса и просвещения может на всё пойти. В нашей организации Ксюша - пример для многих. Настоящий, не фальшивый идол. Ну, я пойду, Володенька. Звони.
     Утин, разглядывая рекламный щит на «Смоленке» с изображением Владимира Пузера «Время не ждет в 21-00» подумал: «Как же они изощрённо работают. Прям в троллейбусе торгуют. Но кадры у них, надо признать, на высоте».
     Утин ещё раз посмотрел в лицо мудрого атеиста-агностика Пузера. И троллейбус двинулся дальше.
     За спиной у Володи уселись две пожилые женщины, и одна возбуждённо продолжала рассказывать начатую ранее историю. До Володи долетели гулкие слова:
- А Фёдор-то с каждой финалисткой, понимаешь. Женится на ней, контрахт ейный, на двести пятьдесят тыщъ  долиров отымает. А как она того, не даёт доходу, значит, её вон. И сразу новый конкурс. И опять та же история. Финалистку себе, контрахт  ейный у карман. О какой.
- Да как же это?! Неужели всё отымает? – запереживала вторая.
- Вот те крест, Потаповна. Я их как облупленных знаю. Они на Красной Пресне со мной рядом живут. И что за люди, а?
- И не говори, - согласилась покладистая старушка.
     Володя понял, что речь шла о третьем из великих Фёдоров - о Бондарчуке. «Выдумают тоже, хотя чего в жизни не бывает», - подумал он устало и открыл дзен-буддистский бестселлер, приобретённый у прекрасной Людмилы Руслановой.
     Из книги Володя узнал, что распад некогда могущественной и грозной советской империи – это закономерный кармический процесс. И неотвратимое отчуждение российско-калининградских земель,  Курил, тотальное обнищание населения -  вопрос лишь недалекого будущего.
     Автор подводил читателя к осознанию бессмысленности столь чудовищного упадка. И главная роль в миссии спасения на данном этапе отводилась президенту.
     Мудрёную восточную мысль об отказе от страданий чисто российским путем Володя так и не понял. Но уяснил, что, несмотря на полный крах и тление, нынешний президент – единственный источник надежды и спасения.
     Причем всё это он узнал, прочитав первую главу под названием «Об авторе».
     Дальше Володя читать не стал. Ему стало грустно и одиноко. Он даже усмотрел некую печальную закономерность, связанную с его именем.
     Вот Ленин, символ ложной божественности и обманутых надежд, был Володей. Путин, современный последователь Ильича вообще Владимир Владимирович и родом из Питера. Пузер, хотя не из Питера, но тоже Владимир Владимирович и присутствовал в каждом доме по субботам в     21-00 в пугающей программе «Время не ждёт». Про Маяковского Владимира Владимировича и говорить нечего. Страшная и загадочная смерть поэта лишний раз укрепляла Утина в мысли, что имя Владимир несёт в себе тайную печать.
     Володя вспомнил Людмилу и загадочно улыбнулся. «Руслан и Людмила. Так, кажется, у Пушкина, - подумал Вова. - Людмила Русланова, стало быть, принадлежащая Руслану. Какое могучее сходство. А может, это специально псевдоним такой. Ну-ка, что на визитке написано?».
      «Людмила Русланова, топ-менеджер холдинга «Гранд-Полюстрово». Московское отделение. Адрес: г. Москва, ул. Пушкинская, д.2000.»
     «Ого, что это за улица, где две тысячи домов. 2000 – это не номер дома, а год, когда президент взошёл на российский трон», - догадался Утин, - Да странно всё это, очень странно. Питер теперь действительно всюду, и присматриваться не надо. Но что всё это значит?».
     Троллейбус остановился. Водитель с чувством объявил: «Господа остановка  магазин «Таракан».
     На витрине стояла огромная женская туфелька, из которой на Володю смотрел усатый таракан. Это оказался торговый знак популярного обувного магазина.
     Вверх от таракана вздымался очередной рекламный парус: на ярко оранжевом фоне изображена в полный рост девушка в чёрном брючном костюме, в тёмных очках. Она держала удлинённую жёлтую бутылку, как автомат, который только что дал очередь из пенящихся брызг. И большая пробка с нарисованной мишенью летела прям в доверчивого потребителя. Внизу плаката в голубом прямоугольнике  белыми буквами, как облака в небе, плыла надпись: «Тестостерон-Кола» напиток для настоящих женщин». Ниже более мелко: «Выпей меня и весь мир у твоих стройных ног. Ты же хочешь этого! Не сдерживай себя!». Ниже  ещё мельче:  «Питерский пивзавод «Балтиец».
     Утин вытянул шею. «Ну и дела!»! - Но неотвратимый рекламный эффект не успел поразить его. Рядом был плакат, выполненный в стиле футуристических агиток середины двадцатых годов прошлого века. На белом фоне был нарисован красный угловатый работник с непропорционально большим серпом, напоминавшим ятаган янычара. Красный труженик, приоткрыв рот, смотрел трапециевидным глазом на нарисованный кустик из трёх зелёных бутылок. Внизу на алой полосе белела надпись: «Эстрагон-Пуш»  настоящая апокалиптическая полынь в твоём доме». И квадратными буквами с правой стороны в столбик:
«А ты зло-
употребил
«Эстрагон-
Пушем»?
Нет?
Зря!
Это ведь
модно.
Не волнуйся.
мы рядом».
Внизу мелко: «Питерский пивзавод «Балтиец».
     «Просто кабала какая-то», - размышлял Володя о таинственных знаках судьбы. И обратил внимание, что в спинке сидения, в которое упирается его колено, отчётливо виднелись пять крупных отверстий с рваными краями. Расположены они были на плоской спинке в чёткой последовательности. «Это ж олимпийские кольца»! - сказал Володя. И вложил пальцы в символ олимпийского движения.
     Когда персты погрузились в спинку сиденья, Володе было краткосрочное видение. Словно разряд молнии пронзил его. Потом на мгновение он узрел ликующую толпу на Красной площади и человека с мегафоном в лётном шлеме. «Ух ты», - растеряно выдохнул Утин.
     Сразу после видения Володя ощутил, как кольца железной хваткой сдавили его пальцы. Он попытался вытащить руку, но, крикнув от боли, понял: что-то не так.
     Володя завертел головой, пытаясь почти в пустом троллейбусе найти человека, способного помочь ему.
     Но кроме двух старушек, сидевших сзади, клеймящих позором пенсионную реформу, и аккуратно причёсанного мужчины в чёрном плаще, сидящего впереди,  никого не обнаружил.
     Троллейбус остановился, пропуская кортеж Международного Олимпийского Комитета, который притормозил на несколько секунд, видимо, чтобы ознакомиться с монументальным полотном, которое полностью закрывало вечно строящееся здание на внутренней стороне Садовой, что напротив развлекательного комплекса «Вжик в тумане».
     Полотно было действительно впечатляющим. Утин, разглядывая его, даже позабыл про пленённую руку.
     В левой стороне рекламного монумента горела рубиновая звезда Спасской Башни, образуя передний край уходящих в перспективу олимпийских колец, выполненных из рубиновых звезд на манер звёздного круга «Евро». Посреди алела надпись: «Мы говорим Москва – подразумеваем Олимпиада! Мы говорим Олимпиада – подразумеваем Москва!».
     Справой стороны этого безусловного шедевра рекламной продукции. В лавровом венце бежал мэр с олимпийским факелом в вытянутой руке навстречу пьедесталу почёта.
     Олимпийский кортеж тронулся. Утин упёрся левой рукой в спинку, пытаясь вытащить начавшую уже затекать правую.
     В это время сидящие сзади старушки решили пересесть «поближе к свету». Кряхтя и охая, они, покачиваясь, направились к сиденью с роковыми кольцами.
     Когда же бабулькина спина коснулась уже сильно онемевших Вовиных пальцев, видение было опять. Артиллерийский ствол, выстрел, пламя, дым. Подбитый немецкий танк.
     Когда видение покинуло Володю, он услышал:
- Вот, Потаповна! Этот-то Зуябов чего удумал! Полишал нас льгот! Теперь хоть из дома не выходи!
- Да, Ксения Ананьевна. Время неспокойное. Я тебе прямо скажу - страшное время.
- Вот и я говорю. Что же дальше? Так нас с тобой из квартир повыселяют. И всё-то у них по закону выходит.
- И не говори, Ксенья Ананьевна. Страшно.
- Да, жутко, Потаповна.
     Мужчина в чёрном плаще, сидевший всё это время в одиночестве, поднялся и подошёл к бабушкам.
     Володя, пытаясь в очередной раз извлечь застрявшую в сиденье руку, услышал знакомый голос.
- Дамы, попрошу вас  предъявить проездные документы.
     Утин поднял глаза и увидел Ваню Раскольникова. Тот с вежливой улыбкой разглядывал единый проездной, который вручила ему Потаповна.
- А ваш документик извольте, - вежливо, но настойчиво спросил Ваня.
- Нету у меня, молодой человек, шли бы вы дальше. Напридумывают ерунды всякой, потом ходят тут по троллейбусам.
- Мадам, в таком случае вы должны покинуть транспортное средство. Иначе сами понимаете.
- Что? Убьёшь ты меня, упырь проклятый!
     Ванино лицо сделалось каменным.
- Мадам, прошу вас покинуть салон.
В ответ Ксенья Ананьевна выхватила из его рук проездной своей подруги и грозно сказала:
- Хватит с тя и одного! Пошёл, упырина проклятый!
Утин, наблюдавший эту сцену из-за спины старушек, поразился. Как же это у Раскольникова выдержки хватает, чтобы не сорваться.
- Мадам, стало быть, вы, не имея документа, отказываетесь добровольно покинуть место?
- Догадливый псина! Отказываюсь. Отка...
     Ваня вынул из кармана плаща большой серебристый пистолет и выстрелил в старушку.
     Утин, как при замедленной съёмке в кино, увидел вращающуюся гильзу, по дуге улетавшую за плечо Раскольникова.
     Потом, уже в реальном времени, Володя почувствовал, как пули, пробивая сидение рядом с его отёкшими пальцами, вываливались ему на колено. Сколько было выстрелов, он не сосчитал, но точно больше десяти.
     Володя испугался и дёрнул руку. Каким-то чудом ни одна из пуль не задела его посиневшие пальцы.
     Как из пробоины «Титаника» из сиденья на Вову хлынула кровища. Окно, густо забрызганное кровавыми пятнами, симметрично гармонировало с олимпийским плакатом на той стороне Садовой.
     Вторая старушка Потаповна оставалась сидеть неподвижно, хотя спинка её сиденья не имела ни одного отверстия.
- Господин, ваш билетик, - сказал Раскольников, приветливо улыбаясь. - Не прячьтесь, я вижу вас.
- Ваня, - тревожно позвал Утин.
- Вовочка, дорогой, здравствуй! А я тебя не узнал. Прости. - Раскольников, откинув полу плаща, сел рядом и положил руку на плечо Утину. Вова покосился на заляпанные кровью большие круглые часы на чёрном ремешке и белоснежный манжет Ваниной рубашки.
- Убивать людей неприятно, но, как говорится, дура, понимаешь: Лекс сед Лекс.
- Чего?
- Это по латыни, - серьёзно сказал Раскольников. - «Закон суров, но это закон». Старушкам без билетиков сейчас ездить нельзя. Не те времена.
     Вова опять покосился на Ванины часы. Раскольников улыбнулся.
- Что, нравятся? – Утин виновато кивнул головой. – Сам лично подарил, - и вытянул указательный палец, чуть не задев утинский  нос.
- Кто?
- Президент, конечно, - не без гордости ответил Ваня. - Я покушение на него готовил. Убить хотел. Уж больно режим его остопи... - Ваня поджал подбородок. - В общем, взяли меня. Ну, всё, думаю, пытать будут, а потом убьют в подвале, как собаку.
- Я не знал, что ты на президента покушение готовил, Ваня.
- Готовил, - коротко резанул Раскольников. - А часы знаешь, как мне достались?
- Как?
- Привели меня на допрос в кабинет. А там он один, без охраны сидит за столом. Посадили меня напротив, и стали мы разговаривать с ним. Он меня вежливо, с улыбочкой спрашивает: «Что же, мол, Вы, господин Раскольников, худое задумали и какие у вас причины, собственно?». Ну, я ему: «Мол так и так, Украину прос... - Ваня запнулся, - потеряли, в Севастополе глумление над моряками попускается. В Калининград по аусвайсам теперь пускают. В стране ресурсов море, народ неглупый. Почему же мы так плохо живём?». Он спрашивает: «И почему же?». Я говорю: «Потому что управляют нами уроды и управлять они не умеют!». В общем, то-сё, говорю ему: «Народу жра... – Ваня сжал губы, - есть нечего, а вы вот часами за шестьдесят пять тысяч долларов на весь мир светите с экранов каждый день». Ну а он мне вежливо так: «Не за шестьдесят пять, а за шестьдесят шесть. - И снимает часы с правой руки, мне протягивает: - Возьмите себе, господин Раскольников. Мотивы ваши, конечно, спорны, но доля истины в них есть. Вы смелый человек, отчаянный. Такие нам нужны сейчас. Вот вы сами попробуйте поуправлять на определённом уровне. Скажем, контролировать пенсионную реформу взялись бы? Вижу, вы согласны. Вот и хорошо».
     Я часы взял, а на обратной стороне  гравировочка: «Ивану Раскольникову от В.В. Путина за храбрость». Вот так,  Вова, у меня появился «Патэк Филипп» за шестьдесят шесть тысяч долларов. Так что я теперь государственный человек в чёрном.
     За окном со стороны недостроенного здания послышался визг тормозов. Утин с Раскольниковым одновременно повернули головы на звук.
     Над Садовой завис серый вертолёт с тёмными стёклами.
- Вот они, голубчики! - стиснув зубы, прошипел Раскольников.
- Кто Ваня?
- Это, Вова, настоящие противники реформ. Наймиты олигархов прилетели.  Я сейчас с ними бороться буду.
Утин увидел, как из открытой двери зависшего вертолёта показался человек в лётном шлеме с мегафоном в руке.
- Внимание! - раздался громкий голос из кабины пилота.
- Сейчас только зубы почищу. - Ваня резко вскочил, из-под плаща достал длинную серебристую трубу с ручкой, как у пистолета.
     Широко расставив ноги, он прицелился и прям через окно  стрельнул в вертолёт длинной узкой ракетой.
     Сзади из трубы вылетела продолговатая железяка и ударила в голову сидевшую всё это время неподвижно Потаповну. От удара она завалилась на бок, как кегля в тире.
     Окно разбилось. И Утин увидел, как блестящая игла прошила кабину. И огненный взрыв потряс всё кругом. Троллейбус вздрогнул, но устоял.
- Ладно, Вова, пора мне. Алёнка сегодня пирожков с капуской напекла. Так ты заходи.
     Раскольников, как Бэтмэн, сиганул в разбитое окно. Чёрный плащ, развеваемый неведомой силой, на секунду заполнил собой весь проём. Это напомнило Утину экран выключенного телевизора, только вместо названия фирмы производителя вверху отчётливо читалась надпись «Аварийный выход».
     Плавно оседая,  край плаща зацепился за осколок, торчащий акульим зубом  в раме разбитого окна. На нём остался небольшой лоскуток чёрной ткани.
     Пока Вова сравнивал его с куском мяса, застрявшим в клыкастой пасти, из окна появилась Ванина рука. Он осторожно снял ткань со стекла.
     Утин подошёл ближе.
     Раскольников поднял глаза и сказал:
- Улик оставлять не хочу, – кивнув головой, он неторопливо зашагал вдоль троллейбуса.
     Вова ничего не сказал в ответ. Когда Раскольников приблизился к кабине водителя, оттуда показался Крабов.
- Иван Ильич, вы бы мне листок путевой подписали, а?
- Устал я, Володя. Не до этого мне сейчас. Потом.
- Ага. Ну ладно… Тогда всего хорошего.
- До свиданья, Володя.


Случай на «Комсомольской»


     Спешащая под землю толпа внесла Утина в просторный холл станции метро «Комсомольская». Плывя по течению, Володя раздумывал, как лучше ехать: по «кольцу» или по «красной ветке».
     В центре зала два перекормленных милиционера, нехорошо улыбаясь, хозяйской походкой шли в направлении опорного пункта, который, как известно, располагается сразу за турникетами. За ними семенила девушка лет шестнадцати. Одета она была просто. Лицо открытое, приятное, только немного перекошено от страха.
     Утина потрясло это лицо. «Что-то не то здесь, - подумал он, и вдруг в голове стрельнуло: - изнасилуют! Изнасилуют они её».
     Вова сделал несколько шагов навстречу девушке и услышал разговор милиционеров:
- Щас досмотрим её. Небось в трусах наркоту прячет, – сказал пухлый страж.
- Я уверен, прячет, - поддержал сержант, ехидно улыбаясь. - Вот мы покажем тебе жезл российской законности, - сказал он, заглядывая в паспорт, - Наталья Ярославовна.
     Девушка, еле сдерживая слёзы, покорно шла за блюстителями порядка.
     «Вот, гады! Девчонка-то хорошая. Сейчас заведут её и начнут издеваться», - гневно подумал Утин.
     На плечо Вовы легла знакомая рука в чёрном плаще с белым манжетом, унизанная в резиновую медицинскую перчатку, вот только часов на ней не было.
     Утин вздрогнул и повернул голову.
- Здравствуй, Вовочка! Чего ты, как пенёк осиновый, торчишь здесь? – сказал Раскольников, не сводя глаз с милиционеров.
- Ох, Ваня, ты  как тень появляешься… Неожиданно немного.
- Неожиданно, говоришь. А мне кажется, Вовочка, всё здесь ожиданно. Видишь девчушку-то куда злодеи ведут?
- Я и сам вот стою, думаю. В беду, девонька, попала.
- Ладно, Вовик, подожди здесь. Может, договоримся с зольдатами Фемиды.
     Раскольников подошёл к пышнотелым хранителям общественного порядка и, улыбаясь, негромко заговорил:
- Господа, барышня не желает с вами идти. Будьте любезны вернуть ей документы. И забудем эту историю. Я вам обещаю, господа.
- Не понял, - искренне удивился сержант, - Ты что, бродяга, в обезьянник захотел? Коля, - обращаясь к напарнику, - браслетик ему. И к нам, ознакомиться с жезлом российской законности. Давай.
- Господа, я настаиваю, - сказал Ваня и кивнул девушке.
     Пленница с такой благодарностью и надеждой посмотрела на Раскольникова, что Утин невольно подумал: «Хоть в кино снимай».
     Несвойственные моменту мысли о кинематографе улетучились, когда раздался щелчок.
     Напарник Коля лихо набросил на левую руку Раскольникова тусклый браслет.
     По правде говоря, дальнейшее, во всяком случае, для Утина, не было совсем неожиданным.
     Свободной правой рукой Ваня из-под плаща выхватил короткий римский меч и, блеснув клинком, с размаху ударил солдата российской законности чуть выше локтя.
     Когда карающий меч  взмыл ввысь для второго удара, Утин увидел всю картину целиком, в том числе и усечённую руку блюстителя, которая, пристёгнутая наручниками к Ваниному левому запястью, болталась, как маятник, и из неё лилась кровь. Володя вспомнил статую Фемиды с мечом и весами. А на лице почему-то была маска, как у Зорро с прорезями для глаз.
     Утин отвлёкся, поэтому увидел лишь завершающую стадию второго удара.
     Голова слетела с плеч. Из шеи брызнула струя крови и попала в лицо бледному сержанту. Срубленное чело в фуражке покатилась по мраморному полу и остановилось у ног пленницы жезла российской законности, уткнувшись посиневшим носом  в пыльный туфель потрясённой девушки. Она даже не закричала.
     Быстрым движением Раскольников рассек мундир. И уже с безжизненного падающего тела  слетели форменные брюки, обнажив чёрные кожаные трусы с подтяжками крест-накрест в металлических клёпках. Из распоротого мундира посыпались неприличные предметы садомазохистского характера.
     Только после этого раздался первый крик в прекрасном и просторном холле. Кричала престарелая женщина. На её стон обернулись два милиционера в глубине зала.
     Сержант с окровавленным лицом, который только что потерял напарника   Колю, нервно передёрнул затвор пистолета. И, утираясь рукавом мундира, направил ствол в Ванину сторону.
     Раздался выстрел. Пуля попала в кончик римского меча и, изменив траекторию, срикошетила в голову одному из солдат жезла, который с напарником стоял возле нервной старушки.
     Пуля попала точно в лоб, сбив уставную фуражку. Воин Фемиды закатил глаза вверх, словно пытаясь разглядеть что-то у себя на затылке. И, сделав губы «трубочкой» упал на спину плашмя, как падает с прогнившего фундамента старая статуя в опавшую листву.
     Тут по понятным причинам началась паника. Люди заметались. Случилась давка.
     Напарник поверженного милиционера целился в Раскольникова, не обращая внимание на мечущихся людей.
- Ваня, смотри! – крикнул Утин, указывая пальцем на стрелка.
Раскольников дёрнул за рукав сержанта. В этот момент раздался выстрел.
Пуля  на этот раз угодила в правый глаз рыцарю жезла. Раскольников быстро посмотрел в мёртвое лицо сержанта и отпустил тело.
     Страж остался стоять на ногах. Ваня размахнулся и метнул меч в снайпера-пистолетчика.
     Непостижимым для Утина образом меч, блеснув ему в последний раз, пролетел, не задев никого. И вошёл, как в масло, под левый нагрудный карман отважного стрелка. «Ворошиловец» и сержант рухнули одновременно, словно по команде.
     Ваня нагнулся. Из-под руки сержанта вытянул забрызганный кровью паспорт и протянул его девушке, которая всё это время молча стояла на одном месте.
- Вот, барышня, документик Ваш. Берите же. Надо уходить отсюда.
     Девушка взяла паспорт. Ваня с болтающейся рукой зольдата в наручнике, не спеша подошёл к уязвлённому стрелку, вытащил меч, вытер его о мундир и спрятал кладенец под плащ. Не оборачиваясь, Ваня зашагал  к эскалатору на «красную ветку». Вова и девушка пошли за ним.
     Идя за Раскольниковым, Вова подумал: «Странно он никогда не спешит уходить с места пре… происшествия».
     Ваня поднял глаза и, улыбнувшись, заметил: «А куда спешить?».
     Раскольников зашёл на эскалатор, встал у перил в правый ряд и, как ни в чём не бывало, поехал вниз. За ним на ступеньках стояли Утин с девушкой.
     Люди,   бегущие вниз по эскалатору, цеплялись за усечённую руку блюстителя. Кто-то сказал: «Ну и мода сейчас!».
     Вова повернул голову и увидел рекламный плакат. «Безопасные сверхострые кухонные ножи «Стальмер». Безопасно на кухне, безопасно в доме». Затем выплыл плакат: Бутик «Эдвард Грузинский на Арбате». «Одевайся как А. Чехов».
- Ребята браслетики забыли, – сказал Ваня и вытащил из кармана проволочку.
     Рука служителя жезла упала, брякнув наручниками при сходе с эскалатора. Движущиеся ступеньки подталкивали её и две резиновые кровавые перчатки. Но конструктивная особенность московских эскалаторных лестниц не пускала руку. Она подрагивала, как живая, подминая под себя перчатки. Люди перепрыгивали через неё, кто-то споткнулся, но, коротенько ругнувшись, побежал дальше.
     В переходе на станции «Библиотека им. Ленина» Утин спросил девушку:
- Так за что они вас забрать хотели?
- Сначала сказали: регистрации нет. Потом, что у меня наркотики. Отняли паспорт и деньги.
- А про деньги я забыл у них спросить, - расстроенно произнёс Ваня.
     Раскольников из кармана плаща достал пятисотрублёвую купюру и протянул девушке.
- Возьмите, барышня, это вам на дорожку. Тут нам расстаться надо.
     Девушка покраснела.
- Спасибо Вам большое... Я не могу.
- Пожалуйста, возьмите, - мягко настаивал Ваня, - нам и вправду пора. И на воздух. Чем скорей, тем лучше.
- Я поняла, - ответила Наташа. И взяла деньги.



Арбат


    
Кегли

    
     Продолжение следует...