Ненавижу свою дочь!

Ненавижу свою дочь. Ну почему у других дети жизнерадостные и здоровые. А эта хнычет и капризничает. Идем к морю: полпути уже одолели, осталось еще минут десять, и мы у спасительной воды. Господи, ну какая она еще маленькая: я в четыре года была как-то постарше. Правда, у меня уже были младшие братья и сестры, а она одна. Сегодня ей плохо, у нее болит живот, температуры нет, наверное, сказывается перемена воды и климата. А я кричу на нее, что она капризничает.

Ну вот, наконец-то, море. Детонька забывает о животе, играет камушками, носит в панамке водичку. Как хорошо, что здесь все сохнет моментально. Она не любит панамы, и я не настаиваю на головном уборе на темечке, хотя, лучше бы закрыть голову. Собираемся на обед. Малышке хочется, чтобы ее понесли на ручках, но сил на это совсем нет. Мне иногда стыдно, что я на нее много кричу, но стоит перейти на спокойный разговор, она начинает баловаться и кривляться. Мне хочется, чтобы она была послушной.

Укладываю деточку спать: «Мама, ты мне еще про калину песенку не спела». Мне нужно еще поработать, скорее бы уже уснула. Но она крутит ручонками в воздухе, соединяет пальцы в каких-то немыслимых комбинациях: безымянный одной руки – с большим другой. Ругать ее бесполезно: «Спи, лапуля, времени уже много. Завтра с утра мы с тобой пойдем гулять в парк, а вечером в театр, смотреть, как танцуют балерины». Господи, как я устала, хочу спать. Щечки пухлые, ресницы до бровей, солнышко мое.

Малышка ходит в садик, воспитатели ее там не любят. Но я не могу ей помочь, воспитатели реагируют на мои подарки на очень короткое время. Переходим в школу, и та же картина: учительница ее ненавидит. Норовит обидеть заниженной оценкой, несправедливым замечанием. Чуть что шипит: «Ох, уж эти неполные семьи!». Хотя девочка учится на четверки и пятерки, ходит в музыкальную школу, не безобразничает, довольно послушна. Чем она так не угодила? Неполных семей полкласса. И что теперь делать женщинам, оставшимся без мужей? Подарки действуют, но дочь говорит, что Надежда Николаевна становится «сладко-липкой», и от этого еще более противной.

Маленькой не хочется идти на уроки, она медлительная: говорит быстро, а делает все медленно, в том числе и уроки. Я ругаю ее за то, что мне нечем гордиться. Хочется, чтобы в школе ее любили, ставили одни пятерки, больше не хочу бегать к учительнице с подарками, чтобы выпросить оценку. Я лучше эти деньги потрачу на дочку: куплю ей книжку или свожу в театр.

Приходит из школы, у нее болит животик. Вызываю скорую, ее отвозят в больницу, меня не кладут, она одна в хирургическом отделении. Ей что-то капают, девочке одиноко, плохо, мамы нет. А я расстраиваюсь, что мне не повезло с дочерью, потому что не могу заниматься своим делом, переживаю. Надо отпрашиваться с работы, чтобы навестить ее, но меня не пускают в отделение, врачи не разговаривают со мной, ничего не объясняют. Отчего у девочки болит живот, что надо сделать, чтобы она выздоровела. Я измотана ночными приступами у нее тошноты и рвоты, когда приходится вызывать скорую, а врачи разводят руками, потому что не могут понять причины ее состояния. Мне ее жаль безумно, но в душе гнездится злоба и ненависть. Так хочется, чтобы ребенок был беспроблемным, веселым, здоровым. Чтобы я могла, уложив ее, почитать книжку. Чтобы не вслушиваясь в ее дыхание, не переживая, что случится приступ, я могла бы спокойно спать до утра, в уверенности, что ничего не произойдет.

Как я устала от этой борьбы. Мне не хватает личной жизни, личного пространства. Ребенок мне откровенно мешает. Я, наверное, очень плохая мать, и даже материнского инстинкта у меня нет. Я не чувствую какой-то особенной любви к дочери. Почему я не могу быть бесконечно терпеливой, нежной с единственным ребенком?!

Мне хочется, чтобы она была отличница, аккуратистка. Мне хочется, чтобы мне все завидовали, какая у меня замечательная дочь, чтобы она при этом была самостоятельная и мне не мешала…
Очень много энергии отнимают мысли: во что ее одеть, обуть, что ей приготовить. Я специально устроилась на работу, где можно менять график так, чтобы к ее приходу из школы обед был еще горячим. Я измотана, хотя она вымотана больше меня ночными болями. Я не могу ей помочь, это угнетает и раздражает. Я раздражаюсь на девочку, на врачей, на себя. Господи, как хочется быть хорошей матерью. Почему мне это не дано?

Вырвалась в Литву. В Клайпеде в морском музее, первое, что подумала: жаль, что нет со мной моей девочки, она бы порадовалась этим смешным пингвинам. Помню, в Московском зоопарке она наблюдала, как попугайчики неразлучники сидят рядышком. И как фыркает морж, и как белый медведь лежит у воды. Только когда устала очень, замолчала. Я даже испугалась. А потом дома часами рассказывала подружкам, как интересно в большом зоопарке. Привезу ей в подарок янтарных безделушек, пусть радуется.

Возвращаюсь домой. Мне тоскливо вдали от ребенка. Но чем ближе к дому, тем больше меня охватывает страх, что во мне опять умрет нежность и проснется ненависть к моей дочери. И меня опять будет мучить вопрос: отчего мне не дано быть хорошей матерью?..