Последняя пристань

В нашей печали кого нам винить,
Если душою смогли мы остыть.

Прошло две недели с того времени, как Ивана Назаровича привезли в дом престарелых. Город, в котором он находился, был в ста пятидесяти километрах от тех мест, где он родился и прожил всю свою жизнь.
Каждый вечер, после ужина, он уходил в дальний угол двора, огороженный высоким забором, и смотрел на заход солнца. Там, на западе, была его малая родина, где остались могилы родителей и жены. В одиночестве впадал в ностальгические воспоминания о своём прошлом. Слёзы катились по его щекам.
- Господи, за что так жестоко со мной обошлась судьба?

Всегда вспоминал самый яркий эпизод из своего далёкого прошлого: заплаканное и молящее лицо своей первой жены.
- Иван, одумайся, что ты делаешь, у нас маленький ребёнок, - она стояла на коленях, уговаривала его.
Он решил уйти жить к вдове фронтовика, которая растила троих ребятишек. Убедить мужа остаться в семье Валентине не удалось: на следующий день Иван ушёл к Марии.
Новая жена сразу поставила условие: «С Валентиной не встречаться». Он и не противился, беспрекословно выполнял все её прихоти, словно подопытный кролик.
Не раз его упрекали родные за такой необдуманный поступок, но никакие советы и уговоры на Ивана не действовали. Сколько слёз пролила Валентина, знали местные бабы, всякий раз сочувствовавшие ей…

Через год в новой семье Ивана родилась дочь. Окончательно поняла Валентина, что прошлое ушло безвозвратно и не стоит терзать свою душу, время – вот чудный лекарь от всех бед человеческих. Как-то в их Богом забытый уголок приехал представитель из района для вербовки населения на шахты Донбасса. Валентина сразу дала  согласие, не задумываясь, хотя за  пределы своего района прежде никуда не выезжала.
- Хоть чёрту в пекло, лишь бы с глаз долой,- отвечала Валентина тем, кто отговаривал.

Перед отъездом встретила Ивана, который боялся смотреть ей в глаза, озираясь по сторонам. Единственное, что она смогла сказать на прощанье дрожащим голосом: «Отольются,  Иван, тебе мои слёзы, запомни это и прощай»…
Этим словам в то время не придал Иван никакого значения. На следующий день уехала Валентина с трёхлетней дочуркой в далёкие украинские края. Через полгода дошли до Ивана слухи, что на новом месте она удачно вышла замуж за хорошего человека.

Прошло пять лет. Приехала Валентина навестить родные края. Иван, встретив её в магазине, сразу и не узнал: принял за представителя районной власти. Валентина была прилично и модно одета, с короткой причёской, накрашенными губами. Так не одевалась ни одна женщина в селе. Вечером Иван явился незваным гостем, но она категорически отказалась от какой-либо беседы с ним. Тогда впервые осознал он свою ошибку, исправить которую уже было невозможно.

Прошли годы. Выросли в новой семье Ивана дети и разъехались кто куда. Он не делил их, на своих и чужих. Взаимного отношения к себе с их стороны не чувствовал. Иногда слышал: «Наш отец погиб на войне». На память приходили слова Валентины, сказанные перед отъездом.
Медленно опускалось солнце за горизонт, а вместе с ним уходил ещё один  прожитый день. Иван  задумчиво смотрел на закат. Сильно беспокоила тупая боль в сердце.
- Да разве же так можно? - спрашивал сам себя. Я же всех выкормил и стал никому не нужен, словно безродный человек.

Последнее время Иван жил с женой в небольшом домике на окраине села. После ухода на пенсию переехал в дом с частичными удобствами, в центр. Живи да радуйся, каждому дню… Первое горе свалилось на них – погибла старшая дочь Роза, на заводе попала под маневровый паровоз. Затем умер старший сын Николай. Из четверых детей остался сын Владимир, проживающий в райцентре, и дочь Нина, которая жила в далёком Приморье.

Заболела Мария. Последние полгода была прикована к постели. Видимо, потеря детей, подорвала её здоровье. По совету Владимира переехала Мария с Иваном к нему в райцентр. Поближе к больнице. Иван ухаживал за женой до последнего часа её жизни.
Глубокой осенью Мария умерла. На похороны из Приморья приехала дочь. После похорон Иван разделил между детьми всё нажитое. Снял в банке свои сбережения и тоже отдал детям. Ничего теперь ему было не нужно. «Дети в беде не оставят»,- думал он.

Тяжело переживал потерю жены. Частенько захаживал в магазин за спиртным, украдкой выпивал в сарае. Жена Владимира с пониманием и состраданием относилась к нему,  никаких претензий или упрёков с её стороны не было. Владимир после смерти матери резко изменил своё отношение к отчиму. Часто Иван слышал ссоры между снохой  Любой и Владимиром.
- Ну, чем  он тебе мешает, пусть живёт? – убеждала она мужа.
- Мне на него смотреть противно,- в гневе выкрикивал Владимир. – Нет матери и ему здесь делать нечего.
Когда Иван встречался в узкой прихожей с ним, всегда тот возмущался.
- Проползай быстрее, скребёшься, как черепаха.
Молчал Иван, только закрывшись в отведённой комнатушке, судорожно плакал.
- Да не обращайте на него внимания,- всякий раз успокаивала сноха.

Почти каждый день навещал могилу жены, подолгу проливая слёзы, высказывал свои обиды: «Как мне теперь жить одному? Лучше бы я умер первым».
В деревне за Иваном сохранилась квартирка. Когда наступила весна, Владимир потребовал: «Езжай в деревню и живи там! Сейчас печку топить не надо!»
Иван не противился, даже обрадовался, собрал свои пожитки, и вечером внук отвёз его в  деревню. Только сноха всплакнула, когда отъезжал.

Односельчане с пониманием отнеслись к его возвращению, встретили приветливо.
Долго обсуждали поступок Владимира, сочувствуя Ивану Назаровичу, приходили к одному заключению: «Вот что значит неродной сын! Как ему не стыдно»…
А вот у некоторых баб было другое мнение: «Нечего было своё дитя сиротить! Так ему и надо, старому  дураку! Слёзы Валентины не пали на землю, их увидел Бог»…
Теперь Иван был сам себе хозяин. Каждый день заходил в сельмаг. Трезвым его увидеть было практически  невозможно. Пенсии хватало максимум на неделю. За бесценок сбывал остатки домашнего скарба или менял на самогон. Сельчане иногда приносили поесть. Приходилось и голодать.

Комиссия от администрации навестила Ивана Назаровича на квартире:
- Ну, как дальше жить будешь, старина?
Хозяин сидел, опустив голову, положив на колени жилистые руки, словно тяжёлые клешни:  большие сильные пальцы с крупной скорлупой ногтей. Комната была почти пуста. Над столом, заставленном грязной, засохшей посудой, роились мухи. На кровати лежала перина и два одеяла. Наволочка на подушке по цвету ничем не отличалась от пола, почти вся кухня была заставлена пустыми бутылками и пузырьками из-под одеколона.  В своё оправдание сказать было нечего: обстановка говорила сама за себя.
- Ну что, Иван Назарович, будем оформлять тебя в дом  престарелых. Там накормят, обстирают, да и медицина рядом. Так жить нельзя…

От администрации направили запрос дочери. Полученный ответ был неутешительным: «Приехать не могу, нет денег»… Обратились к Владимиру, но он наотрез отказался взять Ивана к себе. Да и тот не хотел возвращаться к прежней жизни. Болезненно воспринял Иван Назарович сообщение об отправке, но смирился с судьбой, лишь попросил напоследок, чтобы свозили на могилу жены. Владимир одобрил решение властей…
- Пусть едет, там ему будет хорошо. Жена с сыном приедут проводить.

За день перед отъездом глава администрации привёз Ивана Назаровича в райцентр. В парикмахерской его подстригли и побрили. Затем поехали на могилу жены. Как и в былые времена, он  опустился на колени у могильного холмика. В серую, мятую, мокрую от слёз тряпицу, которая служила носовым платком, набрал Иван земли с её могилы: «Эх, Мария, Мария!  Не приду я теперь к тебе и не увижу твою могилку. Прощай. Вот и всё…»

Долго и пристально смотрел Иван Назарович в день отъезда на дорогу, ведущую в райцентр. Ждал внука и сноху, чтобы проститься. Никто не приехал. Расставаясь с земляками, он рыдал от безысходности, затем обратился к провожающим:
- Простите, ради бога простите, коль кого обидел невзначай…
Сестра его первой жены, расчувствовавшись, предложила:
- Может твоей дочери сообщить? Или возьми адрес…
- Спасибо, Зина, не смогу, прости. За всё в жизни нужно платить…

Два месяца прожил Иван Назарович в доме престарелых и почти каждый вечер уходил в свой укромный уголок. В тот день была годовщина смерти жены. Распив заветный флакон «Тройного», Иван смотрел на багряный закат солнца. На память пришли слова из стихотворения, которое учила дочь Нина в далёком детстве. Чьё оно, он не знал. Ну, уж очень хорошие строки были в нём, которые соответствовали  его настоящему положению:
И смутно понял я тогда,
Что мне на Родину следа
Не проложить уж никогда…

О его отсутствии сообщил сосед, потому что к ночи Иван не вернулся в комнату.
Нашли Ивана Назаровича только утром, когда рассвело, лежащим на спине и смотрящим в небо открытыми,  остекленелыми  глазами…
Но, увы! Не было ни одного человека, кто всплакнул бы или сожалел об его уходе.