Цирк, который всегда со мной

Цирк уехал. Пора определяться со всем, что осталось - со смыслом жизни, с цветом волос, с формой трусов, с количеством мозгов, с наличием - любви...
Вчера - сломала зуб. Листала газету и пила чай с семечками. Чай - в пивной кружке, тарелка - с семечками, вторая кружка - с наплёванными от них кожурками. Периодически путала кружки - пыталась выпить кожурки, а в чай бросала очистки. И они там плавали, пока я, наконец, не сказала себе: "Ну, сколько можно всякую ***ню в чай кидать?"
Вдруг вижу - в газете обьявление: "ЦИРК - В ГОРОДЕ! В цирке - шмель с волосатой жопой! Старик разбивает ***м грецкие орехи! Всемирный потоп! Розовый альбинос на пирамиде без трико! Рушится ВСЁ! Альбинос исчезает"...
На этом моменте у меня сломался зуб.
-- Альбинос! - вспомнила я, едва оправившись от болевого шока. - В Африке существует поверье: альбиносы исчезают после смерти, как бы тая в воздухе. Ещё в детстве хотела проверить, но влюблённый в меня альбинос Гарик эмигрировал с родителями в Афины. Оттуда он писал мне письма и обещал забрать. Я же, как дура, ломалась и не отвечала. Потом - Гарика убили. Рассказывали, убийца вошел в пиццерию, заявил, что красноглазый альбинос похож на вурдалака, и выстрелил прямо в лицо. Жалко - Гарика и непонятно - что особенного он увидел во мне?
...Ночью - приснился сон. Половина его сбылась, другую не успела досмотреть - разболелся зуб. Если вы спросите, о чем был сон, я отвечу: "Меня обнимал альбинос".
...Утром - бегом к дантисту. В обед - купила билет, выкрасила волосы. Вечером - цирк зажигает огни!
...Первое отделение начиналось под вздорные скрипки. На арену вылетел огромный шмель - жирный с волосатой жопой. Зрители стали шумно обсуждать наличие у него гениталий. Жирная жопа летала по кругу и эротично шевелила тем местом, откуда периодически выскакивало жало. Я же прикинула: "Это ещё один орган чувств. Только шмель - это, типа, рабочая особь. Он никого не ****ь и/или сам никому не даёть. Из эгоизма! Ихние матки и трутни - ебутся друг с другом где-нибудь подальше от человеческих глаз и никогда не показываются"... "И что же, - спросила я себя, - они никогда не вылазят? Никогда не вылетают?". На что мой мозг резонно ответил: "Да нахуя?". После этого народилась картинка как развалился жирный трутень, а ему говорят: "Ты бы слетал на свежий воздух". А он - такой весь беспесды, папироской затягивается и отвечает "Да нахуя?".
Тем временем, между мраморными болванами, придерживающих занавес, появился конферансье и объявил: "Наказание Мазепы за адюльтер! Садомазохистский образ героя-любовника. Жестоко наказан за наставление рогов законному, но престарелому шляхтичу"...
В воздухе запахло свежими опилками. Вспыхнула цыганская музыка. Выскочили и забегали по кругу чубатые лошадки. Впереди на одной из них неудачливый любовник. Колючими ветвями исполосовано его тело. Сзади пристроились всадники-карлики. Самозабвенно растираясь щетками, они скачут на пони. Следом на колесах - венценосная особа с рогами викингов. За ней - нарезает круги запряжённый гроб с усатым покойником и воинами с лампасами по бокам. Погоня!
...Вскоре бешеный галоп притормаживается и на сцену выезжает хмурая всадница-клоун. На ней платье невесты с длинной фатой - её конец плавно летит по воздуху на воздушных шарах. Снова всё мчится под грохот цыганских оркестров... В конце концов - остановка. Всадники вылезают из сёдел и исчезают за занавесом. Пони разбегаются между рядами зрителей. В центре арены остаётся -всадница-клоун. Она скидывает фату и оказывается хмурым старым хохлом в красных шароварах, скрывающих низкий рост и толстые ляжки. Недовольные зрители свистят и скандируют:
-- На-ху...жыр-ную...пе-лотку! На-ху...жыр-ную...
Конферансье поднимает вверх правую руку и демонстрирует публике грецкий орех.
-- Внимание, господа! Правильный вопрос.
Перекладывает орех в левую и кладёт перед хохлом.
-- Скажите, Иван Степанович. Когда была Полтавская битва?
Старик приспускает до колен шаровары, поднимает руками *** и обрушивает его мощь на орех. Хрясь!.. Орех разбит вдребезги!
-- В восемнадцатом веке!
-- Блестяще! - кричит Конферансье.
Зал ревёт: "Слава шведським оккупантам! Слава шведським оккупантам!"
-- А не могли бы вы нам сказать по-точнее, Иван Степанович?
Демонстрация нового ореха... Хрясь!
-- Извольте... У тыща семьсот девятому году!
-- Прекрасно! А теперь назовите убитых, и поименно.
-- Да заради бога!
Хрясь! Хрясь! Хрясь! Хрясь!...
...Как-то ненавязчиво всё меня подзаебало. Через полчаса Старик, разбивающий ***м грецкие орехи, называет имя последней жертвы и заканчивается в тени распухшего члена за кулисами. На арену выскакивают танцующие карлики и начинают собирать между рядов чубатых лошадок. Развращенные успехом у публики цирковые животные обижаются, когда им мало апплодируют...
Следующее представление - "Иудейский фокусник". Конферансье объявляет:
-- Исцеление расслабленного! Праздник Иудейский! В Иерусалиме - человек, находящийся в болезни тридцать восемь лет...
Из-под купола синим светящимся столбом льётся вода. На носилках выносят здорового перца, только в сраку расслабленного. "До того напраздновался сцуко, что его срубило в корень, и он прилёг проспаться, - подумала я. - Ещё бы! Во рту - говно, репа - трещит! Видать такие нравы были в Иерусалиме: расслабился - проспись, а потом уж снова гуляй."
Появляется фокусник в царских одеждах. Вокруг него блудняк какой-то - юродивые и блаженные шоркаются. И все ноют и клянчат:
-- Помоги, помоги нам, Фокусник! Вылечи нас, сволочь!
Я огляделась вокруг себя - зрители смотрят на происходящее на арене с недоверием - сомневаются. Думают - вылечит или не вылечит, обосрётся или не обосрётся?
Фокусник замечает носилки, подходит к Расслабленному, пинает ногой и спрашивает:
-- Ну... скока же тебе лет, Расслабленный?
Тот:
-- Да тридцать восемь уже.....
-- А-а-а-а-а-а-а!!!! - истошно вопит Фокусник, вызывая в зрителях жалость, - Стало быть болеешь, да?
-- Да! - оторопело отвечает мужик. - Что за вопрос? Болею нах! Попей с моё, и сам околеешь.
-- А хочешь ли быть здоров?
-- А кто же не хочет?!
Фокусник сплёвывает на руки, смазывает ими уключины больного и спокойно говорит:
-- Ну дык, собирай свою постель и иди к ****ей матери! Ты - здоров!
Расслабленный встаёт и съебывает со сцены.
Тут, конечно, половина зрителей заорали:
-- Чудо! Чудо! Расслабленный напрягся!
И вся шайка уродцев хором:
-- И нас лечи! И нас!
На что Фокусник так жестко отвечает:
-- Я больше одного чуда в день не могу чудить. Так что болеем дальше. Дальше болеем! А в следующий раз, так и быть, вылечу еще кавонить... Не ссыте!
Теперь уже все поверили таким мудрым словам и долго аплодируют...
После перерыва начинается второе отделение:
Полутьма на арене... Горит керосинка в драной лодке. В ней - укуренные в тряпку несовершеннолетние. Грянули трубы. Зажегся свет. Водопад стал золотым, а арена - голубой, как море. Проплыв на лодке несколько кругов, дети замечают такого же обдолбанного до синевы человека, идущего по морю. Посиневший приближается к ним. Дети - пугаются. Но он им с достоинством говорит: "Это я, не бойсь!"
В этот момент один из учеников подскакивает и кричит, указывая перстом в морскую даль:
-- Йоптваю! Гений беспесды! Уж не учитель ли наш по морю ****ует?
Учитель шел по морскому дну на ходулях, а укуренным детям казалось, будто ***рит он по самой воде. А што? - подумалось и мне. - У нас под Питером, именно, такое море и есть - мелкое, песочное. Можно хоть до Финляндии на ходулях пройти и ног не намочить. Крепкая маза! Но хули ученичкам-то надо?! Всё ж под действием наркоза - нахлобучились инфой и заорали:
-- Готично! Идёт ако по суху, сука! Чудо, чудо, ахуеть!
Так они и плыли кругами по морю и от этого чуда пёрлись. А когда стемнело, Учитель всех из лодки выгнал и каждого в море с головой окунул. "Ни-и-пёт, что ночью!" - подумала я, как будущая мать. А сам Учитель лучшее место в лодке занял и оттуда смотрит, что дальше будет. Когда дети очухались от холодного душа - увидели Учителя как бы новыми глазами и спрашивают:
-- Учитель, ёпта! А ты как здесь оказался? Тебя ж не было в лодке! Да ты ли это, сцуко?
А он им в ответ:
-- Это я, нах! Що, ****и, попутались? Я же по морю пешочком ходил. Не видели что ли? Я вам ещё рукой махал.
Тут загремел гром, засверкали молнии, и из-под купола голубым светящимся столбом полилась вода... И всех на сцене нахуй смыло.
"Всемирный потоп! - обьявляет следующий номер Конферансье. - Нарушается видимый покой жизни. Стройте лодки и стройте быстрее! Вижу воздымающуюся воду!".
Из-за занавеса выплывают и мчатся одна за другой ладьи, запряженные цирковыми дельфинами. В одной груда телевизоров, за ней гора ящиков с водкой, в третьей несущейся повозке голая баба пьет горячий чай с семечками за столом, в четвертой - расположилась кровать с геем, к которому залез медведь.
Публика взрывается аплодисментами...
-- Фан! Фан!.. Обассачка!
Вода незаметно спадает, и в центре арены остаются несколько эквилибристов с шестами на пирамидах подвижных опор... Длинные шесты-першы стоят вертикально на лбу. Эквилибристы - роняют их, устраивая качели. Нижние меняются местами с верхним, первые - балансируют перши, вторые - держат за концы свободно провисающую ленту, а на ней вращается гимнаст!.. Это - Альбинос! Волосы белые как холодильник. Вращаясь Альбинос раздевается. На голову зрителей из под купола падают: кружевная накидка, трико и боксёрские трусики. Широко расставив ноги гимнаст начинает вращаться на ленте... Стремительно и изящно!
Несмотря на яркое постановочное освещение, между ног вращающегося гимнаста ничего не видно. Видимо, утонченность номера и состояла в том, чтобы настолько возбудить чувство зрителей, чтобы каждый считал своей заслугой увидеть "что-нибудь"... Чтобы зрение стало чувством!
Снова появляется конферансье и обьявляет:
-- "Куда исчезла Атлантида? Смертельный номер! Каждый раз исполняется впервые! Эквилибрист на пирамиде подвижных опор, зрители - подкладывают новые и новые...
Оглядывает публику и спрашивает:
-- Желающие? Кто хочет стать участником смертельного номера? Господа?!
Я смотрю вверх под потолок... Альбинос - вращается на лентах закреплённых между двумя шестами. Его руки обтянуты лентами, ноги - врозь! Другие эквилибристы как апостолы-сподвижники внизу и придерживают руками шесты альбиноса. Руки его - распростерты. Вращение!.. Остановка! Вращение!.. Остановка!..
Я вижу розовые глаза альбиноса.
"Гарик! Это - Гарик!.. Гарик не умер?! - мелькает в голове неожиданная догадка. - Он! Настойчивый взгляд при каждом обороте на меня. Оборот! Взгляд! Оборот! Взгляд! На меня! Гарик!"
-- Желающие?.. - кричит снова Конферансье. - Господа?!
Я смотрю вверх. Гарик - смотрит на меня. Оборот! Взгляд! Оборот! Взгляд!.. Как если бы толок железным пестиком в медной ступке.
-- Господа?..
Оборот! Взгляд! Оборот! Взгляд!..
"Гарик смотрит на меня... Я смотрю на Гарика. Зрачки его расширены - в них циркулирует кровь. Я?.. Я?"
Я плачу, как будто "кровь" Гарика омыла меня.
-- Желающие?
-- Я! - кричу я. - Я - желающая!
-- Вы, мадмуазель?
-- Я!
Эквилибристы по сигналу Конферансье отпускают руки. Шесты - запрыгали сами по себе... Гарик - повис между ними вращаясь и балансируя на лентах.
- В таком случае мадмуазель... Подкладывайте!
Конферансье кивает на большую кучу подготовленных опор. Я хватаю одну из них и подкладываю под шест.
-- Ещё! - хохочет Конферансье. - Подкладывайте ещё! Если гимнаст упадёт - разобьёт мозги вдребезги.
Я хватаю новую опору и подкладываю под второй шест.
-- Ещё!
Начинаю метаться, как зверь, между шестами и кучей опор. Опора... Другая... Шесты - подпрыгивают. Гарик - балансирует... Я едва успеваю находить секунды, чтобы посмотреть вверх. Гарик вращается, как питон. Вихрь от вращения обвивает и обнимает меня.
- Ещё! Подкладывай ещё! - орут зрители.
Я подкладываю... Гарик вращается... Шесты балансируют... Я подкладываю...
-- Ещё! - кричит Конферансье.
-- Ещё! Ещё! - орут зрители.
Размытые пятна зрителей, кресел, продавцов мороженого на задних рядах, - все это теряется. Я вижу только Гарика и вот-вот уверую, что Гарик - это все, что там есть.
...Белый питон вращается вокруг меня. Обвивает с ног до головы. Я смотрю по ту сторону глаз. Закрываю их, чтобы видеть. Нет!.. Чтобы - чувствовать! И... больше уже не представляю себе как могла жить, не соединяя способностей "смотреть" и "видеть". Гарик! Любимый!.. Я чувствую - сознание теряет границу зрения. Погружаюсь в пульсирующий кокон. Никто ещё не мог поглотить меня сразу всю! Ещё! Ещё!.. Не могу больше терпеть. Разбухаю... Пылаю... И через мгновение вылетают пробки. Я забилась в пароксизме мощнейшего оргазма.
-- Ещё! - зрители требуют и ликуют, пожирая глазами мои выделения. - Ещё!..
Они возбуждены, они танцуют, они пляшут, вертят жопами и жалят меня, как шмели.
-- Ещё! Ещё!..
Гарик вращается. Баланс... Равновесие... Баланс... Равновесие... Ещё баланс... Ещё равновеси... И в какой-то момент теряет его. Пирамида начинает заваливаться на бок...
Конферансье бросается за занавес, как испуганная крыса бросается в нору. Эквилибристы кидаются за барьер и прячутся под скамейки. Рушатся перши. Рушится пирамида. РУШИТСЯ ВСЁ! Гарик летит вниз, как большой камень опускается в море. И ИСЧЕЗАЕТ.
Я стою одна, растерянно оглядываюсь по сторонам...
В цирке - гробовая...ТИ-ШИ-НА!
-- Оппа-ана! - выскакивает из-за занавеса сияющий Конферансье.
-- Оппа-ана! - выпрыгивают из под скамеек улыбающиеся Эквилибристы.
-- Оппа-ана! - возвращаются на арену все участники циркового представления.
Спектакль завершается в полутьме под вздорные скрипки.
Зрители забывают о недавних переживаниях и покидают зал, не обращая на меня никакого внимания. НИКТО НЕ ВИДИТ МЕНЯ!
...И снова - из-под купола льется вода, фыркают усталые дельфины. Грянули трубы. Заплясали "цыганочку" неосёдланные цирковые лошади. И понеслись по кругу Шмель и Карлики, по одному исчезая за занавесом.Цирк окончен!.. Прощаются со зрителями Учитель и Ученики, Расслабленный, Фокусник, Мраморные болваны, Баба с чаем, Гей с Медведем, Клоун и Конферансье. Последними уходят с арены Эквилибристы. Один из них, правда, остановился и недолго оглядывался по сторонам, как будто искал кого-то. Но так никого и не увидел. Альбинос - исчез. Помнится, что и после первой смерти Гарика я долго мучалась: "Гарик меня больше не видит!"... КТО ЖЕ ТЕПЕРЬ ВИДИТ МЕНЯ?