Люся в шкафу

   Люся сидела в шкафу и плакала. Плакала тихо, беззвучно, даже не всхлипывая  почему-то. Обычно, когда плачут долго, всхлипывают, а тут слезы текли по щекам и не сказать, чтобы ручьем,  а как-то наполовину – то появятся, то высохнут.
    Плакала от обиды и от чего-то такого, что и объяснить толком не смогла бы, если бы даже спросили. Слезы катились,  и ей казалось, что она даже поскуливала, как щеночек, которого  оставили  одного и  которому было одиноко и страшно.
 
   … А началось всего-то с ничего, казалось бы, с мелочи, но эта мелочь, как оказалось, копилась по чуть-чуть и долго.  Вова  уже не в первый раз за последние полгода приходил домой поздно, после полуночи. Придет  усталый, умоется, поест - и спать. Утром раненько вскочит, умоется, поест - и на работу,  или по делам, если выходные.
Вова, Володя – это муж Люси, Людмилы. Просто привыкли называть так друг друга – Вова, Люся, а потом и друзья-соседи стали так окликать.
 
   У Люси, конечно, эти поздние ночные приходы стали вызывать подозрения,  да и тепла мужского хотелось. Иногда так хотелось, что и не высказать, и она с затаенным нетерпением ждала прихода мужа. Но всякий раз,  когда он возвращался домой,  Люся чувствовала, как он устал,  весь в работе,  и ему не до нее. В эти минуты Люся сдерживала себя и,  заботливо согрев еду,  ждала,  когда он умоется,  поест и ляжет в постель,  чтобы обнять его,  пригреться,  положить голову на плечо. Но Вова,  поев,  садился в кресло,  включал телевизор, и через несколько  минут уже слышалось громкое сопенье и даже изредка легкий храп. Вова спал. Люся одиноко и сиротливо куталась в одеяло и,  сжавшись в комочек,  подолгу не могла заснуть,  но усталость,  накопившаяся за день,  брала свое,  и она засыпала, проглотив обиду и прощая мужа.  Любила она его или не любила, Люся не задумывалась. Привыкла, что он всегда рядом,  большой и сильный, заботливый и верный. Он любил своих троих ребятишек (двух мальчиков и девочку),  всегда привозил им мелкие безделушки и радовал их лакомствами.
   Но вот эти поздние приезды…. И Люся решилась.
   
   Вечером отвела детишек к соседке, накормила и оставила их спать, а сама вернулась домой и стала терпеливо ждать. Ближе к часу ночи,  увидев в окно подъехавшего на машине мужа,  Люся залезла в шкаф и,  оставив дверцу чуть приоткрытой,  чтобы видеть комнату,  устроилась поудобней,  подложив под спину подушку и прикрывшись тонким одеялом. 

   Вова зашел домой,  разделся,  прошел в ванную,  долго полоскался,  затем нашел на кухне суп и котлеты,  поставил на огонь чайник и приступил к трапезе.  Поев,  Вова прошелся по квартире,  пожал плечами,  включил телевизор и сел в кресло. Люся,  затаив дыхание,  ждала,  что муж сейчас заволнуется,  вскочит,  побежит по соседям,  в конце концов не найдя ее и детей,  будет звонить в милицию и перейдет на валерьянку или хотя бы валидол. Сердце ее стучало от волнения так гулко,  что она боялась,  что Вова услышит его стук.

   Прошло полчаса.  Люся смотрела сквозь щелку на затылок  Вовы,  сидящего в кресле,  и вдруг услышала сквозь бормотание телевизора  легкий храп. Не может быть...
   С тоской ворохнулось сердце:  не может быть!  И Люся заплакала.  Она плакала,  и ей не хотелось выходить из шкафа,  мыслей не было никаких.  Просто глядя перед собой и не видя ничего,  вжавшись в угол шкафа,  Люся плакала.  И так плача,  уткнувшись лицом в коленки,  Люся и уснула. Уже под утро она тихонько выбралась из шкафа,  прошла мимо спящего в кресле Вовы,  выключила телевизор,  который уже ничего не показывал,  а просто шипел. На кухне она собрала посуду со стола,  положила ее в раковину,  включила воду,  но мыть не стала,  а села на стул и,  положив руки на колени, задумалась.

   То ли от того,  что перестал работать телевизор,  то ли от шума воды из-под крана,  Вова проснулся.
- О, привет!  Что так рано, Люсь?
Люся подняла заплаканные глаза с припухшими веками:
- Ты бы хоть спросил, где дети? Где я была?
- А где дети? Где ты была? – покорно спросил Вова.
- Дети у соседки, а я …. угадай, где я была, - и она пристально посмотрела ему в глаза.
- Где, где? – отвел он взгляд. - У соседки, конечно.  Я думаю.
- Он думает, ха! – захлестнуло ее волной негодования, - а может, я еще где была? Ты про это подумал?
- Нет… Не думал…  Раз дети у соседки, то и ты там, где ж еще.
Потом спохватился:
- А где была-то?
- В Караганде!
   
   Все, что накопилось, вскипело и выплеснулось:
- Ты где до ночи бродишь? Ты когда последний раз любил меня?
- Ну, это…. Ты же знаешь… Гараж сейчас строю, место под дачу взял,  земли надо завезти,  да и с машиной вожусь, старенькая она у нас.
- Машина старая! А я молодая еще! Да не в этом дело! Ты же даже не колыхнулся, когда нас дома не увидел, а я-то думала…
Вова открыл холодильник, достал котлету, сунул целиком в рот.
- А чего? Я так и подумал – у соседки. Что по ночам будить-то зря?
- Ну ты слон, ну ты… - не нашла больше слов.
- Ты что, думаешь, я не живая, что ли? Я - женщина,  а не монашка,  я тебя каждый день жду! Соскучилась ведь!
Вова дожевал котлету, вытер тыльной стороной ладони губы  и  глубоко вздохнул:
- Люсь, ты что это? Ведь у нас уже трое.  Зачем нам еще?
И увидев, что Люся от изумления и негодования на его толстокожесть раскрыла рот, не дал ей воли:
- Ну ладно, ладно, если хочешь, пусть будет четвертый.

- О, Господи! – простонала Люся  и обхватила голову руками….