Золото народа. Глава 4

4

 Борис до мелочей продумал план поисков, которые хотел провести в квартире деда. Искать можно было прямо сейчас, но все дело упиралось в металлоискатель, а где его  взять, не вызывая лишних вопросов и подозрений. А пока Борис решил начать поверхностный осмотр.

«Мои старики тут, конечно, уже покопались, но, я думаю, ничего они  не нашли. Дед был  не так прост, как некоторым казался. Это он с виду вроде бы обыкновенный старикашка, а что у него было в душе — одному  богу известно. У таких обычно  всё хорошо спрятано. Небось, где-нибудь в стене тайничок устроил. А может, и под полом».

Борис всё осмотрел и на миллиметровке составил детальный план  квартиры.  Разноцветными фломастерами он вынес самые перспективные места, где, по его мнению, можно было найти этот тайник. Красным цветом на нём были обозначены кабинет, ванная, туалет и кладовка. Их он  считал объектами  первоочередных поисков. Кухня и большая комната были обведены синим фломастером. Коридор — желтым. На него, как на объект третьей очереди, он надежд не возлагал. Прятать там было негде: мебели нет, стенки тонкие, пол на самом ходовом месте — вскрывать его мог только совсем ненормальный.  На другой план, как он сам его назвал, — пообъектный, Борис  нанес все, что находилось в каждой комнате. Здесь была показана  мебель, коробки и разный хлам.

Поиски он начал в кабинете. По его расчетам получалось, что  тайник  должен  быть в столе или в диване.

«Возле этого стола дед почему- то всё время крутился. Такое впечатление, будто он что-то писал. Как ни придешь -  он все время за столом  с ручкой. Может, мемуары писал?»

От этой мысли Борису стало  смешно.

«Ну, какие у бывшего кадровика могут быть мемуары? — сев в кресло, размышлял Борис. — А может, на кого-нибудь досье строчил? Предоставилась возможность — вот и решил стукнуть. Ну, тогда он слишком часто  стучал. За то время, которое он тут живёт, уже  давно  можно было всех жильцов  заложить. Да только  сейчас вроде  времена другие. Кому теперь нужен его бред? Если бы он еще стучал на какого-нибудь кандидата в депутаты или на тех, кто  выдвигается на  высокий пост, — тогда другое дело: тут любой компромат  сгодится…»

На площадке во дворе шумели дети… Соседка с верхнего этажа позвала сына домой.  Вовка попросился еще погулять, но мать настаивала на своем.  Как только Борис  переехал,  этот  мальчишка  сразу стал здороваться. Сколько бы раз он  его не  встречал,  Вовка всегда говорил «здрасьте». Вначале Борису это  нравилось, а потом изрядно надоело, однако мальчишка, как загипнотизированный, всякий раз, увидев дядю Борю, спешил его поприветствовать. В чём  дело — Борис долго не мог сообразить и только недавно у него мелькнула смутная догадка: по-видимому, Вовка  был без ума от его подержанной иномарки. Борис покатал мальчишку и  даже  посадил за руль.  С той поры  дядя Боря  уже не казался  ему инопланетянином. Вовкина мама снова позвала сына  домой. Вовка что-то обиженно буркнул, и  вскоре во дворе установилась тишина.

Походив вокруг письменного стола, Борис снова сел в дедово кресло. В голову лезли всякие мысли, но  ничего нового он  не придумал. Облокотившись о стол, он подпер голову руками и закрыл глаза. В такой позе мыслителя Борис просидел  довольно долго, потом резко вскочил и начал из стола вытаскивать бумаги. Их оказалось намного больше, чем  он рассчитывал увидеть. Зазвонил телефон. Пришлось всё бросить и бежать в коридор. Звонила Ольга, его давняя подруга. Они уже давно встречались, любили друг друга, однако до  свадьбы  почему-то дело  не дошло.

- Ты так потеряешь клиентуру или тебя купит Ашот, — ровным звучным голосом говорила девушка. — Ёще пару раз раньше времени закроешься, и твои посетители будут ходить к другим. Как ты не понимаешь: нужно быть надежным партнером, — давила на него Ольга. Она словно хотела подчинить его своей воле. — Надо  работать, а не бегать по бабам. Опять, наверное, Нина?

«Во дает, — про себя подумал Борис. — Она мне ещё никто, а уже думает о моей клиентуре. Дай ей повод, так скоро будет и мои денежки считать. Ревнует к  Нине».

Но ничего этого он говорить  не стал, а сказал, что её любит, и назавтра назначил свидание.

Стол был основательным двухтумбовым сооружением  из красного дерева с массивной столешницей. Сверху её покрывало зеленое сукно, которое с торцов подвели под темные мореные рейки с горизонтальными бороздками. Помпезность и некоторую торжественность столу придавали красивые резные накладки, закрепленные спереди и по бокам. Они  были выточены из целых кусков дерева  и  покрыты морилкой. Стоял бы этот стол на выставке или в просторном  кабинете большого начальника, а не в квартире пенсионера, наверное, смотрелся бы  еще богаче. Сколько тут  этот стол, Борис  не помнил. Ему казалось, что он тут был всегда. Под стеклом ещё сохранились разноцветные бумажки деда и прошлогодний календарь.

В нижнем ящике стопками лежали разные папки.  Были здесь скоросшиватели и обычные папки с цветными  тесемками, каких хватает в любой конторе. В них  Борис нашел разные  бумаги. Сколько он ни смотрел -  все они, каким-то образом, относились  к  работе деда.  На одной зеленоватой папке с длинными белыми тесёмками было написано: «Интересно, полезно, прочти». Внутри лежали пожелтевшие от времени вырезки из старых газет. На каждой рукой деда была указана ссылка на издание. Судя по ним, здесь были даже статьи из якутских и магаданских изданий.

«Непонятно, где  он их находил? — разглядывая старые вырезки, думал Борис. — Так  же просто на улице  они не валяются. Значит, даже газеты выписывал? Зачем ему это понадобилось?»

Почти  все статьи были о разных экономических и политических курьёзах отдельных регионов страны. В самом низу  лежали вырезки, рассказывающие о расстрелах советских заключенных в сталинских тюрьмах и лагерях. Попадались  материалы и о массовых захоронениях граждан. Только в двух-трех статьях рассказывалось о расстрелах заключенных в подмосковном Бутово и в Ленинграде. Все остальные материалы освещали события, происходившие в лагерях Северо-Востока страны, — на так называемой Колыме.  Отдельные вырезки оказались затертыми. Было видно, что дед их читал по многу раз и с ручкой в руках. Кое-где он подчеркнул названия населенных пунктов и рек, которые, казалось бы, не несли главной смысловой нагрузки статьи, а упоминались только вскользь. Борис почему-то даже почувствовал, что некоторые  дед  знал не понаслышке.

Кто-то из соседей включил музыку. Старая песня в исполнении Майи Кристалинской, словно на крыльях, влетала в окно, напоминая жильцам о их молодости. Неожиданно заезженная пластинка, как буксующая на месте машина, застряла на полуслове, повторяя: «В нашем городе до…, в нашем городе до….» Иголку проигрывателя переставили, и, проскочив какой-то невидимый глазу барьер, песня полилась дальше. Борис оторвался от бумаг и, развалившись в кресле, дослушал песню до конца.

Он  несколько раз перелистал все материалы, рассортировал по темам и регионам. Среди них Борис выделил самые читаемые и с подчеркнутыми географическими  названиями. Все данные он занес в тонкую ученическую  тетрадку. И там же их разнес  по нескольким колонкам. Результаты такого нехитрого  анализа  Бориса обрадовали. Лучше всего получилось  с территориальной принадлежностью. Ему стало ясно, что деда больше всего интересовали  сведения, касающиеся Северо-Востока страны. И особенно те, в которых освещались  события, происходившие в Якутии и в Магаданской области. С определенной долей условности Борису даже удалось выделить район его приоритетных интересов. Получалось, что эта площадь находится между реками Алдан  и Индигирка. На  физико-географической карте страны, висевшей на кухне, крайними пунктами этой горной местности значились два поселка -  Хатырык и Устьярск. Их соединяла  знаменитая Магаданская автотрасса. Других населенных пунктов на своей  карте он не нашел. Даже по  нынешним временам те места были пустынными и практически  неосвоенными.

Судя по газетным статьям, дед  был также  неравнодушен к публикациям о расстрелах заключенных.  Почему-то  больше всего ему нравились те места в публикациях, где говорилось о том, что заключенных убивали в голову.

В одной небольшой заметке Борис прочитал о бывшем охраннике, безжалостно расстреливавшем заключенных. Одному из них чудом удалось выжить, и вот  много лет спустя он обнародовал эти факты и просил найти того палача.

Эта статья,  видно, очень заинтересовала деда, и он  подчеркнул целые абзацы. Такие наклонности старика  показались Борису ненормальными.

«Да он, наверно, был маньяком.  Ему нужна была  кровь. Вот  он  её и искал даже в газетных статьях. А может, он сам когда-то  также расстреливал? Надо будет  поговорить с отцом, — складывая бумаги, думал Борис. — Он как-то  говорил, что дед служил на Севере в  охране.  Да вообще-то, и сам дед этого не скрывал. Значит, по молодости  он точно зэков охранял».

Теперь Борис был абсолютно уверен, что его родной дед охранял заключённых на Колыме и даже, возможно, присутствовал при их расстрелах.

«Он почему-то никогда  не рассказывал о своей молодости. Все его воспоминания  начинались с военного времени. В основном, он любил рассказывать о том, как  был на фронте, как воевал. Все родные это хорошо знают, зато никто не знает, что же он делал до войны. Найти бы где-нибудь  его личное дело. Уж там должно быть всё. А может, его уже нет? Нет человека, нет и его дела. Кажется, что-то похожее говорил «вождь всех народов». Интересно, почему же всё-таки  нет ни одной фотографии,  где бы он был снят в молодости? Хоть посмотреть бы на него. Ну ладно, была война  — не сохранились. А у родных? Кстати, а откуда он родом? »

Так,  за своими мыслями, перебрав кучу бумаг, Борис дошел до серой папки. Внешне она выделялась только цветом. Никаких пометок и надписей. Среди лежавших там бумажек он нашел тонкую ученическую тетрадку. Несколько  пожелтевших от времени клетчатых листов  были исписаны рукой деда. С первого взгляда Борис их принял за  списки ветеранов или очередников на жилье. Он уже  хотел закрыть тетрадь, но в последний момент его что-то  остановило. Борис перечитал ещё раз и понял, что в списке значились сослуживцы по армии. Первым там стоял его дед — Конев Борис Никитович.  Кроме фамилии, полного имени и отчества, здесь были указаны год и место рождения, воинское звание, адреса родных и партийность. В разделе «Примечания» возле всех, кроме деда, стояли  какие-то непонятные отметки. Всего в списке значилось тринадцать фамилий. На следующей странице был ещё один список. По содержанию он существенно отличался от предыдущего и выглядел намного скромней. О внесенных в него  людях никаких сведений почти не содержалось. После каждой фамилии  стояли только  цифры с дробью. До дроби везде они  были одни и те же. Борис прочитал: «пятьдесят восемь». Зато после дроби  шёл полный набор цифр, но больше всего — семерок и десяток. Попадались и пятерки  с заглавными буквами вроде «ПШ», и шестерки, и  одна двойка, стоявшая рядом с фамилией Раксалис.

«Интересно, что же это такое? — ломал голову Борис. — Цифры больно знакомые. Где-то  я их  слышал. Да, да, именно слышал. То, что не читал, — это факт. Слышал. Но где, где? Где я их мог слышать?»

В следующее мгновение его осенило.

«Так это же знаменитая пятьдесят восьмая «политическая статья!» А это,  значит, список зэков. Вот они «враги народа». И пункты у них  известные: десятый — за контрреволюционную деятельность, седьмой — за промышленное вредительство. Вот это да! Список зэков. Откуда он здесь? Это же живая история».

Вначале он вызвал у Бориса полное недоумение, а потом всё встало на свои места.

В этом списке значилось двадцать восемь человек. Были в нем люди разного возраста: самый старший — 1888 года рождения, а самый младший — 1920. Разница в возрасте, как подсчитал Борис, немногим  превышала  тридцать лет. Фамилия одного  — Дернова Ивана Лукича, уроженца Тульской области — почему-то была обведена, и в графе «Примечания» рядом с ней красовалось несколько вопросительных знаков. Возле всех остальных стояли такие же значки, как в первом списке.

«Что бы это значило? — рассматривая список, думал Борис. — Почему одинаковые отметки в разных списках? Одни — военнослужащие, другие -  заключенные. Абсолютно разные категории людей, а галочки одни и те же. С Дерновым, кажется,  понятней. То ли это «тёмная лошадка», то ли  о нём нет сведений. Зачем-то дед его всё-таки выделил. Видать,  неспроста. Кстати,  эти вопросительные знаки в примечании могли стоить ему жизни. Может, его хотели куда-нибудь отправить или просто поставить к стенке, вот кто-то, возможно, и сомневался: нужно ли это делать  или нет?  Интересно, как же все-таки сложилась его судьба? А что с теми заключенными, живы ли они?»

Борис до конца просмотрел эту дедову тетрадочку и внимательно изучил обложку. Он зачем-то даже помял страницы и посмотрел их на свет. Больше ничего он там не нашел. Но по каким-то признакам решил, что  списки написаны относительно недавно: вероятно, не более двадцати лет назад. Получалось, что это было  намного позже основных событий, которые, как представлял Борис, происходили до войны.

«Возможно, — предположил он, — дед всё переписал с каких-то клочков бумаги, а может, даже написал по памяти. Только зачем он  это сделал?»

«Вот там, на Колыме дед, видно, и хапнул золотишка, — пришёл к  выводу парень. — Значит, всё-таки  есть это золото. Должно оно быть, должно. Надо его только искать. Золото где-то  рядом,  совсем рядом»…