Жертвенная плата - цикл - из жизни

                ЖЕРТВЕННАЯ  ПЛАТА

    Много  воды  утекло.  Жизнь  поменялась.  Мир  стал  другим,  а  мне  помнится  то,  что  хочу  вам  поведать.  Эта  картина  запечатлелась  в  памяти  и  стоит  перед  глазами,  как  будто  всё  было  только  вчера. 

    Я  жил  в  то  время  в  средней  Азии,  в  Туркменской  ССР,  в  г. Чарджоу.  Работал  в  производственном кооперативе  -  «Каракуль».  Он  объединял  несколько  мелких  производств,  в  том  числе  печатный  цех  на  трикотажной  фабрике,  где я и работал  механиком.  Нет,  мы  не  относились  к  фабричным,  хотя  пропуск  имели  такой  же,  как  и  работники  фабрики.
И  числились  мы,  и  зарплату  получали в своём  кооперативе.  Зарплата  у  нас  была  достойная,  примерно  в  три  раза  больше,  чем  у  фабричных  специалистов.  Но  у  фабрики  было  подсобное  хозяйство  и  другие  возможности  обеспечить  своих  работников  продуктами  по  гос.  ценам.  Это  было  существенным  подспорьем  к  семейному  бюджету,  поскольку  во  времена  повального  Горбачёвского  дефицита  продукты  на  рынке  были  непомерно  дорогими.  Даже  на  нашу  зарплату  было  не  разогнаться.  А  на  фабричную,  тем  более.  И  когда  с  подсобного  хозяйства  на  территорию  «Трикотажки»  въехали  два  грузовика  и  из  них  стали  выгружать  хрюкающих  и  визжащих свиней,  на  лицах  работников  фабрики  появились  понимающие  и  довольные  мины.  Предстояла  делёжка  свежего  мяса  между  всеми  работниками  фабричного  коллектива.  Это  было  приятным  подарком  к  ноябрьским  праздникам.   

    Свиней  разместили  во  временно  сколоченном  из  досок  загоне,   и  тут  же,  метрах  в  семи,  сделали  два  помоста  для  убоя  и  разделки  животных.   Среди  работников  фабрики  нашлись  умельцы,  ловко  орудующие  ножом  и  умеющие  разделывать  тушки  животных  на  мясо.  Странно,  но  эти  лихие  парни  везде  одинаковы.  Они  как  будто  жаждали  крови  и  взвинчивали  себя  тем,  что  к  животным  проявляли  свои  явно  садистские  действия.  Под  гомерический  смех  и  клоунские  ужимки,  один  из  них  отрезал   поросёнку  хвост,  другой  такой  же  идиот,  отхватил  своей  жертве   половину   уха.  Но  этого  членовредительства  им  показалось  мало,  и  они  стали  охотиться  на  красные  штыки,  которые  торчали  у  некоторых  кабанчиков,  оказавшихся  рядом  со  свинками.  Естественно,  что  раненые  свиньи  начинали  истошно  вопить,  бежать  по  загону,  расталкивая  своих  собратьев.  Но  участь  их  была  предрешена.  Здоровые  мужики,  ухватив  за  задние  ноги  облюбованную  жертву,  волочили  её  к  помосту,  не  смотря  на  отчаянное  её  сопротивление  и  душераздирающий  визг.   А  там,  на  помосте,  навалившись  на  поросенка  вчетвером,  укладывали  его  так,  чтобы  резчику  было  удобно  всадить  длинный  и  остро  заточенный  нож  в  грудину,  под  левую  переднюю  ногу.  Так  всадить,  что  бы  с  первого  раза  точно  в  сердце.  Правда,  не  всегда  это  удавалось.  И  вальщикам  и  резчику  приходилось  повозиться,  что  бы  животное  быстрее  «заснуло».  А  пока  этого  не  произошло,  свиньи  истошно  и  пронзительно  визжали  на  всю  округу. 

     Вся  команда,  которая  занималась  убойным  делом,  разделкой   тушек  и  дележом  мяса,  была  невозмутимо  сосредоточена.  Всё  сразу  встало  на  поток.  Каждый  цех  получал  приглашение  на  выдачу  мяса  и  люди,  в  основном  женщины,  приходили  за  полагающейся    пайкой   к  окровавленному  помосту. Здесь  же  им  отвешивался  кусок  или  два  меньших,  и,  получивший,  расписавшись  в  ведомости,  уходил  на  своё  рабочее  место.  Каждый  уходил  довольным.  Но,  явно,  с  определённым  осадком.    

    Происходящая  на  глазах  бойня,  эта  циничная  живодёрня,  шокировала  многих.  Молодые  девчонки  отворачивались,  затыкали  уши,  и  по  очереди  получали  свою  пайку  так,  будто  переступали  запретную  черту.  А  над  ними  гоготали  те  самые  мужики,  которые  лихо  справлялись  с  животными,  к  слову  сказать,  выращенными  и  откормленными  наполовину.

   -  Что  ж  вы  так  издеваетесь  над  поросятами, - сказала  одна  работница  из  красильного  цеха. – Как-то  бы  поаккуратнее  надо.

   -  Держи  нож  и  сама  режь, - ответил  высокий,  худощавый  парень. – Наверно  котлеты  аккуратно  жевать  будешь,  ха-ха-ха.

   -  Да  я  же  ничего, - виновато оправдывалась  женщина,  обутая  в  литые  сапоги  не  по  размеру  и  одетая,  как  пугало  на  огороде 

      Предсмертный  крик  убиваемых  свиней  будоражил  и  вводил  в  панику  тех  животных,  которые  ждали  своей  очереди.  Некоторые  из  них  носились  по  загону  с  ужасом  в  покрасневших  и  сверкающих страхом  глазах.  Другие  пытались  залезть  друг  под  друга  и  спрятаться.  Особенно,  когда  в  загон  направлялись  за  очередной  жертвой.  И  только  один  хряк  лежал  неподвижно,  прижавшись  к  стене  и  к  земле,  осмысленно  глядя  на  происходящее  вокруг.  Он,  казалось,  думал.  Я  подошёл  к  загону  и  посмотрел  на  этого  зверя.  Он  встретил  мой  взгляд  своим  и,  вздохнув,  отвел  в  сторону.  Да,  он  наблюдал  за  происходящим.  Глаза  его  тревожно  и  обречённо  провожали  на  помост  своих  братьев.  И  он  молчал,  не  издавая  ни  звука.  Только  уши  поворачивались  то  в  одну,  то  в  другую  сторону.  И,  наконец,  когда  всех  бегающих  и  прыгающих  свиней  переловили,  закололи,  опалили,  разделали,  разрубили  и  распределили,  пришли  за  ним.  Он  убегать  не  стал.  Он  не  завизжал.  Его  легко  подхватили  за  задние  ноги  и  поволокли  к  помосту.  Нет,  он  был  крупнее  других  и  мог  бы  отчаянно,  долго  сопротивляться.  Но    он  этого  делать не  стал.  Его  дотащили  и  положили  на  настил,  придавили,  как  предыдущих,  и  быстро  вонзили  нож  под  рёбра.  Он  молчал.  И  только  обречённый  взгляд  его,  по  человечески  выразительных     глаз,  продолжал  наблюдать  за  всеми,  пока  не  потух  в  своём  смертельном  упокоении.

    Я  бы  отпустил  этого  хряка,  будь  на  то  моя  воля.  Он  был    единственным  из  всех,  кто  принял  смерть  как  неизбежность,  а  потому,  с  явным  достоинством.  Наверно  так  принимали  смерть    ни  многие  мученики,  которых  церковная  инквизиция  тысячами  сжигала  на  кострах  по  доносам  об  их,  якобы,  осквернении  веры.

    Вспоминая  эту  историю  и  это  умерщвлённое  животное,  я  думаю:  «Каков,  всё-таки  он,  человек?  И  что  такое – животное?  Вполне  может  быть,  что  души  умерших  людей  вселяются  в  наших  «Братьев  меньших».   И  наоборот.  И,  значит,  возможно,  кто-то  из  нас  может  оказаться  в  роли  такого  жертвенного  животного.   Ни  об  этом  ли  говорится  в  Библии,  когда  Аврааму  Бог  позволил  вместо  жертвы – сына  зарезать  молодого  барашка?

                27. 03. 2012 г.