Как наше слово отзовётся...

Короткая летняя ночь на мягких лапках незаметно прокралась в комнату, сгустила сумерки до черноты и теперь, исполнив долг до конца, беспечно почивала на лаврах.  Предметы, имеющие при свете дня чётко очерченные контуры, превратились в бесформенные чёрные пятна.

Неожиданно вспыхнул экран компьютера, рассёк темноту свет настольной лампы. Темнота отползла назад и затаилась в дальнем  углу…

Пожилая, но всё ещё красивая   женщина уверенным движением одной руки поправила  безупречную причёску, другую опустила на клавиатуру. Задумалась...  Опять не спалось… Причиной бессонницы, ставшей последнее время постоянной спутницей, был роман «Декабристка», который хотелось закончить в срок. Что поделаешь? Договорные обязательства.
 
Сначала она считала  новое увлечение безделицей. Потом  поняла, что в каждом человеке изначально живёт художник.  Ему не нужны дополнительные ресурсы; его рука - кисть, а вся Вселенная - холст, на котором он пишет жизнь. Талант автора превращает обыкновенные будни в произведение искусства.  Хотелось создать что-нибудь значительное. Она верила, что её проза увеличит количество думающих людей, способных к делу. Человеческая мысль  действенна. Нужно только её разбудить.

Зазвенел, нет, взрывая ночную тишину,  затрезвонил  телефон.  Голос в трубке она узнала сразу:

- Людмила Петровна, простите ради Бога за поздний звонок. Узнали?  Буду краток: завтра вечером приглашаю на встречу с выпускниками. Не возражаете? Значит, я заеду за Вами.  Адрес тот же?

Людмила Петровна пыталась что-то сказать, но в трубке только гудки.

- Какой самонадеянный тип, этот Самков. Каким был, таким и остался! - негодовала она, распахивая дверку шифоньера.  -  Неслучайно я считала его копией Евгения Онегина. - Надену  чёрное платье,  вот перчатки к нему, чёрная шляпа… "И шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука…" Вот я уже в Серебряном веке. Здравствуйте, господин Блок! Нет, обилие колец  вульгарно. Хватит одного. Правда,  оно напоминает обручальное … Пусть это будет для них загадкой. Женщина должна быть загадкой.

Людмила Петровна имела богатое воображение. По своему желанию она могла оказаться в любой эпохе. Ещё студенткой  увлеклась историей декабристов и, как их жёны ,  готова была идти за любимым человеком в Сибирь по этапу. Она слышала звон кандалов, грубые окрики конвоиров и видела себя в овчинном полушубке, огромных валенках,  вязаном платке и обязательно с маленькой белой муфточкой, в которой  прятала замёрзшие кисти рук в тоненьких перчатках. «Динь - бом, динь - бом! Слышен звон кандальный. Динь -  бом, динь - бом! Путь сибирский дальний…»

Для неё желаемое всегда становилось действительным. В Сибирь она отправилась, но  не для того чтобы похоронить себя в сугробах, и  не по этапу,  и не вслед за любимым, которого в обозримом пространстве не наблюдалось, а в обыкновенном поезде.  Поехала после окончания института по собственной воле сеять «разумное, доброе, вечное».

 В далёком сибирском селе на школьной сцене Людмила Петровна в первую очередь  воплотила давний замысел:  поставила спектакль о декабристах. Княгиню Волконскую играла Рита Ильина, десятиклассница с тугими косичками и глазами-бусинками. В белой шапочке, с белой муфточкой в руках девочка  напоминала Людмиле Петровне себя. С тех пор Ильина стала для учительницы Волконской.

Людмила Петровна заволновалась. Завтра вечером она увидит  любимых учеников.

  Рита придёт на встречу обязательно.  Она не забудет, она не предаст.  Окружённая её теплом и заботой, Людмила Петровна каждый раз, услышав в телефонной трубке «здравствуйте, моя любимая учительница»,  роняла слезу.

Сёстры Татьяна и Ольга Ткачёвы,  которых она про себя называла Лариными, обязательно придут. Андрей Шувалов - Печорин,  все годы сидевший за первой партой, тоже. Смешные Бобчинский и  Добчинский - Иванов и Никулин, должны быть. Федя Иванов из роли не выходил никогда: всё время кого-то изображал. Однажды на уроке он принялся себя гримировать. Людмила Петровна наблюдала, как он размазывает по лицу гуашь, и решила не мешать. Зазвенел звонок, и в класс вошёл отец Феди. Он сгрёб сына в охапку и, не обращая внимания на заступничество учительницы,  поволок   в туалет, где долго окунал в раковину, наполненную водой.

Милые, милые, родные... …

Они всегда были рядом. Случилось, что Людмила Петровна в результате стресса потеряла зрение.  Дети подготовили для неё  специальную развлекательную  программу. На крыльцо больницы вынесли стул и так старательно веселили, что на мгновение она    краем зрения  увидела купающихся в песке воробьёв.

Как не выздороветь, если слышишь:

 - Людмила Петровна, мы хотим изучать Серебряный век только с Вами!

Как не выздороветь, если на День учителя вместе с огромным букетом хризантем дети подарили огромный конверт,  наполненный  открытками с  наилучшими пожеланиями.

Милые, милые, родные... …

  Людмила Петровна не могла не признать, что  многое в ней со временем   изменилось. Как-то, увидев  в Венском музее настоящего  Рубенса, она  испытала психологический шок. Ей  показалось, что одна из картин  наполнена смехом и голосами молодых парней, собравшихся в парке, шелестом шёлковых платьев, трепетом света и воздуха. На мгновение  Людмила Петровна  почувствовала себя одной из обнажённых нимф. Обилие фигур и аксессуаров, патетические жесты, пышные чувственные тела… К вечеру у неё  поднялась температура.

Из случившегося извлекла урок и с тех пор старалась независимо смотреть на мир вообще и на мир искусства, в частности.

Людмила Петровна зябко поёжилась: давала  знать о себе ночная прохлада. А  богатое воображение  несло  на своих волнах навстречу приближающемуся празднику.

 Когда предоставят на вечере слово, я попрошу сделать музыку тише и скажу так:

- Люблю своё прошлое. Оно принадлежит только мне. Перешагнув шестьдесят лет, я, мои хорошие,   перестала обращать внимание на даты. Главное для женщины - любить и быть любимой. Тогда есть стимул жить. Тогда не в счёт лишний вес, седые волосы… Гляжу  в ваши влажные глаза - в них плещутся живые души. Помните у Толстого?  «Глаза - зеркало человеческой души…»  Вы оправдали мои ожидания…

Потом, немного помолчав, продолжу:

-  Я всё делаю с удовольствием. Вот сейчас глотну коньячка за нашу встречу… Присоединяйтесь…

И  поднесу  к губам рюмку из богемского хрусталя, услужливо наполненную Славиком.  Сделав маленький глоток, изящным движением руки поставлю её на прекрасно сервированный стол. Все,  как заворожённые,  будут смотреть  на мои  длинные тонкие пальцы с безупречным маникюром. На   одном из них  блеснёт  золотое кольцо с маленьким бриллиантом.
 
- Её знаменитые паузы, жесты прежние.  В глазах  тот же молодой блеск. Вот она - рядом… Кажется,  совсем простая, своя… Но преодолеть это расстояние вряд ли кто-нибудь сможет, - подумают они.

 - Богиня! Была и осталась Богиней! - восхищённо прошепчет Рита Ильина.

- Как всё-таки она сложно устроена! Была и осталась идеалисткой… Личная жизнь не сложилась... И опять  чёрная одежда под цвет мировоззрения… -  скажет  на ухо сестре Татьяне Ольга, а всем  выдаст очаровательную  открытую улыбку.

- Вау! - дурашливо мяукнет  Федя Иванов.

- За встречу! - провозгласит  тост известный бард Степан Ткачёв.

- Поднимем бокалы и сдвинем их разом! Да здравствуем мы, да здравствует разум! -  Славик Самков   многозначительно посмотрит на меня.

- Бальзам на душу, дорогой. После такого тоста   начинаю светиться и ощущаю внутренний полёт… - улыбнусь  ему я. 

А потом кто-нибудь  обязательно добавит  в бочку с мёдом ложку дёгтя. Скорее всего,  Ольга Ларина:

- Людмила Петровна, Вы много  лет  учили, как  вести себя в приличном обществе, и вот теперь всю жизнь мы это общество ищем и никак не можем найти…

- Оленька, - отвечу я ей, - в таком случае нужно попытаться организовать это общество вокруг себя. Обязательно найдутся единомышленники.

- Ой, Людмила Петровна, как Вы хорошо выглядите! Вы моложе многих из нас. Секретом поделитесь? -  таким образом Таня Ларина постарается замять возникшую неловкость.

Отвечу, наверно, так:

-  Свои обиды я записываю на песке. Умею забывать то, что мне не нужно. Много работаю с мыслями. Меняю негативные  на позитивные. Не пробовали? Помогает… Мой помощник - склероз. Чего-то я от вас  не ожидала… Нет, никак не могу вспомнить. Да… советы  не даю: каждый сам знает, что ему делать…
   
А Самков обязательно вспомнит, как я  целый месяц  не допускала его к своим урокам:
 
- Помните, Людмила Петровна, как Вы пришли на урок, а мы шумим… Проходит минута, другая, а мы всё те же! Вы говорите: « Я в своё время  так себя не вела!» А я:«Таких,  как Вы, больше нет!»

Все засмеются,  и кто-то спросит:

- Самец, а  теперь ты мнение не поменял?

- Нет, не поменял, - ответит он. - Такой, как Людмила Петровна,  больше нет!

Потом  наш знаменитый бард возьмёт гитару,  запоёт - все подхватят: « Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…» Всегда найдётся кто-нибудь, кто так не думает…
Разгорячённые спиртным, заспорят, разделятся на группы, заговорят все сразу и обо всём:

- Свет, а вы с Витькой Леденёвым поженились?

- Поженились. Только сначала он, потом я.

- Не признаю ни социализм, ни капитализм. И коммуняки, и дерьмократы  сваливают все промахи друг на друга…
 
- Да, я Кай, льдинка попала в глаз. Я так вижу.

- Я танцева-ать хочу-у, я танцева-ать хочу-у…

- Что и говорить? Обнаглели все. Куда интеллигенция смотрит?

- Все служат «жёлтому дьяволу…»

- …а мы не быдло…

- Вау!

-Замечательный вечер.

- У меня и мухи ходят строем…

- Подумаешь, автобусы долго ждать приходится… Лишний час на воздухе побудешь…

- Я танцева-ать хочу-у!

-   Считаю, что мы лучше живём, чем за границей!

 - Школа? Запихивают знания в голову, как в мешок…

А я, страдающая от страха перед общением с людьми, которые могут ранить, обидеть, постараюсь всё привести к общему знаменателю.

- Дорогие мои, - скажу я, - одни приготовились в этой жизни только страдать и размахивать руками. У таких людей,  очень просто устроенный организм. Жизнь ужасающе бедна разумом. Это пугает. Как много хороших людей чувствуют себя в нашей стране чужими! А не потому ли, что быть хозяином слишком ответственно? Другие уличают, обвиняют… Третьи,  наоборот, раскрашивают жизнь слишком нежными красками… Где-то позади такого добродушия прячется хамоватость. «Взгромоздятся на бабочку поэтиного сердца», как говорил Маяковский, прямо в калошах, всё истопчут, везде окурков набросают… А интеллигенция не делает усилий проникнуть в массы, объяснить то, что люди не понимают.  «Мы только мошки. Мы ждём кормёжки…» Да, интеллигенция образованна, ей  присущи чувство стыда, трепетность души, неравнодушие к происходящему… Но это не те люди, которые бьются за величие русской нации.
 
После непродолжительной паузы, немного понизив голос,  скажу:

- На слово «быдло» я бы не обижалась… Оно к нам не относится. Быдло - это те, кто не хотят работать, а требуют всяческих благ. Это не состояние кошелька - это состояние души.

Кто-то крикнет:

- Цветы Людмиле Петровне!

И я спрячу лицо в букет из орхидей…

Между тем в окно робко заглянул рассвет, и в дальнем углу комнаты заметно поредевшая тьма    поспешила  сжаться  в комок.

- За что мне такое счастье? - думала Людмила Петровна. -  За что? Может, за то, что я  старалась строить отношения с детьми  на основе человеческих принципов и вела себя примерно? Этого  ждала и от них. А как они плакали, когда узнали о моём предстоящем замужестве!  Боялись, что муж вытеснит их из моей жизни: не будет наших замечательных литературных вечеров, балов, спектаклей, прекрасных уроков… Они боялись потерять друга… Завтра, завтра, хотя, нет, уже сегодня,  я увижу их…

Утомлённная воспоминаниями, Людмила Петровна задремала, уронив на руки красивую седую голову.
 
Проснулась с ощущением праздника. Распорядок её классического  дня  был нарушен. Она  то садилась за компьютер и пыталась домыслить финал романа, то вдруг решала заменить чёрное платье на белое, туфли на высокой шпильке - туфлями на низком каблуке, пыталась читать, в десятый раз пересматривала фотоальбом, пытаясь угадать, кого же она увидит на вечере…

Три часа. Четыре… Пять! Она  была готова к встрече. Но оставалось ждать ещё целых два часа!  Семь! Людмила Петровна выглянуло во двор, пытаясь угадать, какая машина может принадлежать Славику… Восемь… Она подошла к двери, чтобы моментально её распахнуть, когда он позвонит… Девять… Десять…

- «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…» - прошептала она и, обессиленная, опустилась на диван.

В одиннадцать Людмила Петровна всё ещё с надеждой смотрела на телефонную трубку, ожидая  чуда. Но чудо не произошло …

Снова бессонная ночь...  «С этим нужно как-то жить», - решила она.- Руки потянулись к клавиатуре:

« Вдоль домов по заплёванному тротуару,   гордо неся  седую голову, шла женщина в сером длинном ситцевом платье...  В руках - грязная авоська. На голове - облезшая, видавшая виды соломенная шляпка, с букетиком искусственных цветов…  Отёкшие больные ноги женщины  были босы. Потрескавшиеся пятки кровоточили…

- Декабристка, декабристка... - кричали  мальчишки, бежавшие за ней следом».

Это и был финал.