1968г. Неожиданное турне

            
Двадцать семь лет своей жизни отец отдал службе в армии. К этому времени ему исполнилось сорок пять, и он подал рапорт на увольнение. Решил, что пока есть силы, надо успеть обустроиться «на гражданке».

И никакие уговоры остаться, даже предложение друга преподавать в Московской военной академии, не сломили его настроя. Он лёг в госпиталь, дав задачу заведующему найти у него три «болячки», которые могли подтвердить невозможность дальнейшей службы.
Болячек нашлось гораздо более, и это присовокупили к рапорту.

Оставаться в Ереване после демобилизации родителям не хотелось. И отец написал письма родственникам  к себе на родину в Симферополь и другу, бывшему сослуживцу, на родину мамы в Ростов-на-Дону, с просьбой помочь устроиться на работу.

Из Ростова тут же пришло предложение помощи, и родители уехали. А я остался сдавать летнюю сессию. К сожалению, на все мои просьбы оставить меня в нашей квартире жить, работать и учиться в Ереване самостоятельно, отец ответил отказом. Квартиру надо было сдать, чтобы получить новую в Ростове.

Пока я сдавал сессию, жил я у друзей родителей, у которых не было детей, и они относились ко мне как к сыну. Это были необыкновенной доброты очень общительные дядя Володя и тётя Галя Горячёвы. Он ещё служил в армии командиром мотострелкового батальона, а она работала в архиве Университета.
***
Но вот и я еду в Ростов. Всё новое, неожиданное, неизвестное. Приехал я удачно. В этот день мои родители сняли частный дом и переселились от Тоцких, друзей, которые приютили их в одной комнате на время поиска квартиры. Домик из четырёх крохотных комнатушек, коридора, кухни и кладовки стоял на шести сотках в паре с домом хозяев. Дочка хозяев, жившая в этом доме, уехала к новому мужу в другой город. И нам его сдали за 40 рублей в месяц.
 
 Бедные частники, живущие в таких домах. Летом заедают комары, влекомые сыростью поливаемого сада, куча пауков в доме и на деревьях. Зимой в самые лютые морозы сидят с голой ж… в ледяном уличном туалете. В ближайшую зиму я понял, что самое большое достижение цивилизации это тёплые туалеты.
 
 В Ростов я приехал 5-го июля. У меня было около 200 рублей свободных денег и мне нужно было решить, как провести лето.
 
И вдруг, Алексей Дмитриевич, друг отца, предложил мне «горящую» путёвку на теплоход. Путешествие из Ростова в Москву и обратно.
Но я очень хотел поехать в Симферополь, повидать своих старых друзей, родственников.
 Я колебался дня два, пока не пришёл Тоцкий и не сказал: « Я жду последнего слова. Давай решай».
 
  -Такая возможность путешествия случается только раз в жизни, - подумал я, - и её надо использовать. 
 
***
И вот 21-го июля  в десятом часу утра теплоход «Дунай», построенный на верфях Венгрии, медленно отвалил от причала. Яркое солнце отражалось в воде и слепило глаза. На душе лежало ожидание чего-то нового неожиданного. Я расставался с Ростовом ничуть не жалея о своём решении. Вперед меня влекло любопытство и надежды на новые необычные встречи.

С собой я взял кинокамеру,  предполагая, что живые картинки будут более интересными, чем застывшие фотографии.
 
Поместили меня в каюту 4-го класса, под нижней палубой, рассчитанной на четверых. Мне повезло, были каюты 4-го класса на 6 человек.
  Со мной поселились двое мужиков средних лет и старик 60 лет, шахтёр, ушедший на пенсию. Все из Донецка.
  Несмотря на свои годы, старик отличался оптимизмом, живостью, здоровьем и пил при этом не меньше этих мужиков.
 
  Нас разделили на экскурсионные группы. Я попал в шестую.
  Группу собрали и начали объяснять, как всё будет происходить в дальнейшей жизни на корабле.
Я разглядывал девушек, с которыми мне придётся чаще всего видеться и ближе всего сталкиваться. Они ничем примечательным не отличались. И всё же мой взгляд привлекла одна из них.  Ещё не было ничего, никакого намёка даже на знакомство, а я шестым чувством уже ощутил близость между нами.
  Может быть, меня привлёк её курносый нос или слегка загнутые вверх уголки губ, но я почему-то выделил её.
 
 В обед выяснилась приятная деталь. Нашей каюте не хватило места в ресторане 1-го класса и нас перевели наверх, в ресторан «Люкс». Разница заключалась лишь в том, что  там были мягкие стулья и фарфоровые тарелки, против металлических, внизу. А пища была одинаковая, с одного ресторана. Но всё равно было приятно ощущать себя в более комфортных условиях. Завтраки и ужины ресторан готовил по своему меню одинаковому для всех, а обед  в «Люксе» можно было выбирать из 2- 3-х вариантов блюд.
 
Вечером, когда наш теплоход полным ходом шёл на Волгоград, наш массовик, крашеная блондинка Валентина Павловна, устроила вечер знакомств. Под аккомпанемент аккордиона и радиолы, на палубе второго этажа были устроены танцы. Пассажиры вяло реагировали на призыв массовика приглашать партнёров.  А я не отрываясь следил за привлёкшей моё внимание девушкой, но не решался пригласить, потому что она была не одна. Какой-то парень держал её за руку, но не танцевал. Кто он, муж или случайный, как и я знакомый? Я хотел пригласить её, но не решился, а они начали танцевать.  Я тоже пригласил одиноко стоящую девушку. И пока я с ней танцевал, тот парень вдруг ушёл куда-то. Я еле дождался окончания танца, отвёл партнёршу на место и решительно подошёл к «своей» девушке.

- Можно Вас пригласить на следующий танец?  Она удивлённо посмотрела на меня и кивнула. А музыка долго не начиналась, и я боялся, что тот парень вернётся.
  Наконец зазвучала музыка, и мы пошли танцевать. Мы ни о чём не говорили, я не решался, но это не имело никакого значения. Танец закончился, я взял её за локоть и хотел отвести её на то же место, но она потянула меня на другую сторону палубы, вроде как подальше  от того места, где стояла, как будто не хотела возвращаться к тому парню.

Я понял, что она хочет остаться со мной, и не ушёл от неё до другого танца. Мы танцевали и разговаривали, разговаривали и  танцевали. И я уже не мог остановить наше стремительно развивающееся знакомство. Время до 23-х часов, до отбоя, пролетело так незаметно, что я не хотел расставаться, боясь, что завтра всё кончится.

- Мне не хочется, чтобы заканчивался этот вечер, - сказал я.                Она улыбнулась: « До завтра»!

После психованной жизни в Ереване наступил райский отдых, без забот и тревог. Отдыхай, загорай, тебя кормят, возят на экскурсии, развлекают. Жизнь была так прекрасна, впечатления так ярки, что сейчас я помню даже запахи, витающие в воздухе, которые встречали нас в пути и на каждой остановке теплохода.

Теплоход останавливался на лоне природы. Любители поплавать купались в реке, а мы гуляли по берегу и разговаривали. Я с удивлением наблюдал, с каким интересом Валя слушает меня. Мне это нравилось и привлекало к ней, но я всё время боялся, что ей это может надоесть и она покинет меня. Но этого не случилось до конца поездки. 

Её нельзя было назвать красивой, но к миловидности её лица  добавлялось  душевное обаяние. Она была достаточно умна, чтобы не казаться глупой и обладала удивительным вкусом. Одевалась всегда просто, но одетое так шло ей, что она была всегда притягательно хороша.
 
Она умела быть нужной, при этом всегда знала, когда она нужна. Если я хотел, чтобы она была со мной, она была рядом. Если мне хотелось побыть одному, она не утомляла своим присутствием. При этом она чувствовала мои желания без слов. У неё всё получалось как бы само собой. Это была бы идеальная жена.
 
В Волгограде я сошёл на песчаную пристань. Валя уже стояла с подружками. Я не сразу поборол стеснение, но всё же подошёл к ней. В автобусе мы сидели рядом. Я касался плечом её руки, и ощущение её тепла согревало мою мятущуюся душу.
 
Мы ездили в автобусе, ходили пешком, но всё время были рядом. Посмотрели на «Дом Павлова», оказывается, он восстановлен и в нём живут люди, а разрушенной сохраняется мельница. Побывали на Мамаевом кургане, осмотрели монумент. Были в центре, в универмаге, где в подвале во время войны находился немецкий штаб.
  Пять часов стоянки пролетели очень быстро. Мы вернулись на теплоход и разошлись по своим каютам.
***
Тихая деревушка Плёс находится в очень живописном месте. Я с интересом кинулся осматривать холмистые окрестности, таская за собой Валю. Когда-то здесь ходил Левитан, выбирая подходящее место для картины. Я помнил его картину «Плёс» и старался найти то место, с которого Левитан смотрел на эту деревушку. Я понимал, что за десятилетия многое поменялось, но я нашёл, приблизительно, то место.

Мы ушли раньше всех, не желая терять времени, а большая часть группы осталась ждать экскурсовода. Потом, по их рассказам, они узнали много интересного об этом месте, но я не пожалел, что не пошёл с ними. Я тащил за собой Валю по скользким, крутым тропинкам и мне ничего больше не было нужно. Я рассказывал Вале всё, что знал о Левитане, о его картинах, запечатлел на киноплёнке самые красивые места.
 
Я рассказывал очень многое, возможно несколько по-своему интерпретируя, или даже искажая действительные события. Может, некоторые факты я дополнил своими фантазиями, о чём я честно предупредил Валю.
 - Ничего, ты рассказывай. Я ведь об этом, совершенно никогда не слышала.
 
И я говорил, говорил…  Меня вдохновляли купола церквей, я вспоминал их на полотнах картин и это возбуждало мой мозг, мои фантазии.
  Валя была удивительным слушателем. Её всё удивляло, она всё воспринимала с неподдельным интересом так, что вдохновляла говорить и не останавливаться.
 
В один из солнечных дней мы остановились на лоне природы. На причале уже стояли два теплохода и один из них «Советский Союз». Это был один из трёх самых больших речных теплоходов в стране.
  Я отправился с Валей в этот хвойный лес. Удивительное чувство охватило меня там, особенно, когда рядом красивая девушка. Я обнимал её за талию, мы шли, и мне казалось, что нет на свете никого и ничего. Есть только этот лес и она. Мы зашли не так далеко, но потеряли направление и поняли, что можем заблудиться, если что нибудь не поможет нам сориентироваться. К счастью, теплоход за пол часа до отплытия начинал подавать сигналы. Мы вышли из леса в пшеничное поле в стороне от пристани.               
 
Мы шли вдоль колосящейся пшеницы, и я рассказывал тут же выдуманный детективный рассказ, очень неудачный, даже плохой рассказ. Но она дышала одним дыханием со мной
 и ей не нужно было ничего, только бы слышать мой голос. А я держал её под руку, и мне было так приятно её неподдельное удивление, что я готов был на всё, лишь бы вот так идти с ней рядом и видеть её удивление.
   
 В Куйбышеве, ещё в первой половине пути, я сидел с Валей на скамейке набережной.
   Я прочитал ей вариант своего «Евгения Онегина», «Орехина» - так я называл свой стихотворный опус.
  Находясь под впечатлением написанного, Валя спросила, а смог бы я написать для неё стихи? Я спросил: «О чём»?

- А всё равно, лишь бы я знала, что они написаны для меня.
  Я сказал, что это очень трудно, что я не профессионал и не могу выдавать рифмы экспромтом. Что мне нужно довольно долгое время, чтобы тема стихов созрела. Потом ещё время, чтобы мысли устоялись. И потом, я гораздо лучше пишу, когда у меня плохое или тоскливое настроение. А сейчас, с тобой, у меня нет такой тоски.
  И все же я пообещал, что обязательно напишу.

***
В три часа ночи глухие громовые удары, страшный скрежет и треск заставили меня подпрыгнуть на постели.
- Пробоина, - испугался я и с ужасом прислушался. Была полная тишина. Теплоход стоял неподвижно. Шума льющейся в пробоину воды не было слышно. Я выглянул в иллюминатор и опешил. Рядом с иллюминатором была навалена груда брёвен.
 
Мои соседи повскакивали с постелей и побежали выяснять, что случилось. Оказалось, что мы наскочили на плот. Было три часа ночи. Мимо плыли счастливчики, радист запрашивал их о помощи, но они плыли мимо и, казалось, смеялись над нашей беспомощностью. Две попытки сойти своим ходом оказались безрезультатными. И только перед восходом солнца, какой – то старый, ещё колёсный буксир стащил нас с плотов.
 
Утром нам объяснили, что нам крупно повезло, мы отделались лишь лёгким испугом. Нам повезло потому, что мы попали в щель между связками брёвен. Мы не повредили ни днище, ни винты. И сняли нас очень быстро. В худших случаях снимают неделями. А случилось всё из-за неправильного освещения плотов.

И вот пик нашего путешествия – Москва!
В Москве я был в 1959году.  Те пять дней, что мы провели в столице, показались мне сном в бреду. Такое сильное впечатление произвёл на меня этот город. В  тот год, последний год, когда в мавзолее лежали Ленин и Сталин.  Мы очень хотели попасть в мавзолей, но только случай помог осуществить это желание.
 
И вот я снова в Москве. Нам организовали пять экскурсий: в Диораму «Оборона Москвы», на ВДНХ, поездка по городу, в Оружейную палату, по Кремлю.
 
Я очень быстро освоил схему метро, и мы с Валей оставили экскурсионную группу на ВДНХ.
  В первый день накрапывал дождь, и мы прятались от его неожиданных атак в магазинах.
   На ВДНХ мы пообедали сосисками с кофе и поехали в центр. Валя подарила мне на память смешную куклу – певицу. И я долго хранил её, и потом когда она попадалась на глаза, комок подкатывал к горлу.
 
Мы бегали по магазинам, я больше из любопытства потому, что несмотря на строжайшую экономию на себя, я с радостью тратил деньги на Валю, и мой «золотой запас» неумолимо иссякал. Я даже однажды подумал: «Не вытащили ли у меня соседи десятку», уж слишком быстро таяли деньги.

 Вечером мы забрели в парк при речном вокзале. Здесь я впервые поцеловал её, потом ещё и ещё.  Она не отвернулась, не отодвинулась от меня, но поцелуи почему-то не получались, в них чего-то не хватало. Но я понял это позже, когда на следующий день вечером поцеловал её на палубе теплохода. Она так потянулась ко мне, и ответила с таким чувством, поцелуй получился таким сладострастным, что во мне аж всё закипело, и я до следующего вечера ходил сам не свой.
 
 Как я ни старался внушить себе вдохновение, на меня не произвели особого впечатления, которое я ожидал, ни «Оружейная палата», ни «Царь колокол», ни «Царь пушка».
  Больше понравились рисунки на фарфоровой посуде и ночные горшки, один из которых имел дно – зеркало. 
Понравились мне царские кареты. Одна своей ветхостью, убогостью и слюдяными стёклами. Другая – большими размерами и неуклюжестью (более поздняя).

 После экскурсии мы бродим по солнечным улицам Москвы. В кафе не попасть, и мы на ходу покупаем по «Городской» булочке и кусок  «Любительской» колбасы. Я режу его ножом, и мы на улице съедаем всё это, запивая шипящим лимонадом. Вкус этой, ещё тёплой с завода, хрустящей своей корочкой булки и необыкновенный аромат качественной колбасы я чувствую на своём языке до сих пор. 
 
Накануне приезда в Ярославль Валя почувствовала себя плохо, поэтому на экскурсию идти отказалась. Мне не хотелось уходить без неё, я судорожно решал, как быть, пока экскурсия ещё не уехала. Но тут Валя попросила меня оставить её, сказала, что обратится к врачу, и будет лечиться.
- Ты иди, а то вдруг это заразная болезнь и я заражу тебя.
 
Потом была остановка в Ильинке. Был солнечный день и, как всегда в деревнях, народ выносил к приходу туристических теплоходов товар на продажу. Тут были, в основном продукты домашнего приготовления, соленья, варенья. И всякие незамысловатые поделки, фартуки, шерстяные носки, лапти. На одной из остановок продавали знаменитые оренбургские пуховые платки. Но они стоили недёшево даже здесь.

  И вдруг с нашего теплохода под звуки аккордеона «вылилась» разноцветная толпа. Первым шёл аккордеонист Колька, потом жених с невестой, затем сват и сваха и все остальные. Местный народ обалдел.
 
 Торговки, сидевшие на берегу и предлагавшие фрукты, овощи и самодельные сувениры – лапти всех размеров, повскакивали и побежали оповещать о свадебной процессии. А
какая-то бабка пристроилась к нам и начала рассказывать, как надо проводить свадьбу. Минут сорок  все её советы выполнялись безукоризненно, и она не подозревала подвоха до тех пор, пока не потребовался посажёный отец, и массовичка Валентина предложила себя.
 
Бабка охнула и онемела,  захлопала глазами. Видя её неподдельную растерянность, все рассмеялись, поняв, что та воспринимала всё в серьёз. Бабка перекрестилась, и пошла прочь, что-то бормоча про наказание господне.
 
Тут все закричали «горько» и жених с невестой сделали вид, что целуются. Весь «официоз» сломался и пошли народные  и современные танцы на танцплощадке местного Дома отдыха. Танцевали и модную тогда «Летку-енку». Потом разбрелись в разные стороны.
 
Местность была просто сказочной. Я впервые находился в берёзовой роще. Меня это так вдохновило, что я схватил Валю за руку и потащил за собой. Мы ушли так далеко, что чуть не заблудились и едва не опоздали на наш «Дунай».
 
В Чебоксарах мы с Валей потерялись, и я ушёл бродить по городу один.
  Сначала я шёл с экскурсией, Валя шла с девчонками по каюте, и в моей памяти запечатлелось только то, что в Чебоксарах есть дом, где жил Чапаев. Я периодически забегал вперёд, но вдруг потерял экскурсию. Вернулся, но никого не нашёл. Я ринулся в даль, решив побольше посмотреть самому, забрался очень далеко и вернулся лишь за час до отплытия.
 
Меня всё время тяготило отсутствие Вали, поэтому я несказанно обрадовался, увидев её. Мы сели на скамейку. Она положила голову мне на колени, и все проходящие с такой завистью смотрели на меня, что я ощущал каждой своей клеточкой, насколько мне
повезло, что в этой жизни я встретил Валю.
  Она в этот день была такой ласковой, такой близкой и доверчивой, что от случившейся позже потери, моё сердце долго обливалось кровью, когда я вспоминал эти дни.
 
 Ульяновск, город Ленина, интересен тем, что всё старое там собираются разрушить, оставив только домик Ульяновых и могилу отца, и создать на этом месте целый мемориальный комплекс.
  Мы осмотрели места, где гулял Ленин, два дома, где он жил и гимназию, где учился. Особенное ощущение охватывает, когда идёшь по чугунной лестнице на второй этаж. Я даже несколько раз спустился и поднялся. Стоит полузакрыть глаза и кажется, будто сейчас побежит по ней шумная толпа в гимназических мундирах.
 
Домик Ленина  сохранился очень чистеньким и ухоженным. Нам дали надеть матерчатые бахилы. На окнах висели свеженькие занавеси, на столах чистые скатерти. Удивила миниатюрность комнатушек, особенно тех, где жили Владимир и Саша, и крутая лестница наверх.
  Автобус стремительно пронёс нас мимо нового массива. Берёзки на торцах домов оживляли картину, а сами дома не однообразные, а выкрашенные в голубой, жёлтый, салатный цвета, приятно радовали глаз.
   
В Куйбышеве была  небольшая экскурсия, хождение по узким и грязным улочкам. Всё это произвело неприятное впечатление. Но рядом была Валя, и этого было достаточно, чтобы у меня было хорошее настроение, и я чувствовал себя счастливым.
   
В одном из ларьков я увидел блокноты. Когда я начал покупать, она попросила взять и ей. Позже уговорила написать ей туда, что ни будь на память. Я пообещал.  И вот однажды ночью я пребывал в излишне возбуждённом состоянии, и мне пришла в голову строка: «Серебрится лунная дорожка…»  И после этого излился целый поток стихотворной рифмы. Закончив стихотворение вчерне, я заснул очень поздно.
    
А утром я записал это стихотворение в её блокноте.

Вале К… 13.08.1968г.
               ***
Серебрится лунная дорожка,
Вдалеке темнеют берега.
Подожди, постой ещё немножко,
Ты уйти успеешь от меня.
               ***
Час за часом время убегает.
Скоро мы расстанемся с тобой.
Час за часом жизнь нас отдаляет,
Подожди, не торопись домой.
               ***
Ветерок по палубе гуляет,
И в руке моей твоя рука.
А вокруг всё сонно замирает…
Лишь плывут куда-то облака.
              ***
Вон на небе звёздочка мигает,
Маленькая звездочка твоя.
Счастье пусть тебя не покидает,
Грусть пусть не глядит в твои глаза.
             ***
Многое ещё не испытала,
Многому научишься ещё.
Я хочу, чтоб ты любовь познала.
Верную, взаимную любовь.
              ***
Годы ожиданья длятся долго.
Дни веками кажутся тогда.
Но в пути, однажды,
      Встретишь своё счастье…
Вспомни мои строки…
Вспомни про меня…
                ***
Растворилась лунная дорожка.
Спряталась за облако луна.
Тихий ветерок щекочет щёку…
За кормой расходится волна…
                ***

Однажды, перед вечером у нас была стоянка на природе. Это была небольшая деревушка, вокруг которой стоял лес. Я впервые попал в такую глушь. Мы побродили невдалеке и вернулись назад. Здесь символом цивилизации оказался деревянный барак, который был приспособлен под «Дом отдыха». Отдыхающих было мало. Они, в основном, наезжали на выходные дни. Рядом была крытая танцверанда, где уже звучала музыка.

Заводилой для всех оказалась наша массовик-затейник Валентина Павловна. Танцевали под радиолу. Пластинки не отличались новизной и, как ни странно, всем понравилось танцевать «Краковяк». К собственному удивлению, я очень быстро освоил основные «па», благо партнёрша у меня была почти всё время одна.
 
  Потом на берегу шло соревнование между теплоходом и деревней, кто кого перепоёт.
  Мы уже сели на теплоход и отплыли от берега, но всё орали песни, слыша далёкий крик соперников.
 
Потом весь теплоход готовился к «Празднику Нептуна». Наконец, мы высадились на пологом песчаном берегу, и начался праздник. Девушки представляли жён Нептуна и русалок. Костюмы их состояли из купальников, а тела были разукрашены гуашью. Я надел свои ереванские джинсы, сшитые по французскому журналу мод, руку сунул только в один рукав рубашки, а на оголённой груди нарисовал дореволюционные награды: кресты и медали. Получилось что-то похожее на анархиста. В тот день я  снял очень короткий фильм, всего 10 метров и он вышел отлично, что огорчило меня потом, было много интересного и я мог снять гораздо больше.
 
В последние дни путешествия мы с Валей очень заботливо и бережно относились друг к другу. Я с тоской и болью замечал в её взгляде, что она  живёт уже там, дома. Что её занимают уже домашние заботы и хлопоты. Мы всё меньше говорили, больше молчали.
  Главной причины её поведения я тогда ещё не знал и считал, что между нами всё уже решено, раз мы любим друг друга, то через какое то время, максимум год- два, когда я определюсь с институтом и работой, она станет моей женой.
 
Снова был Волгоград. Мы уже не ездили на экскурсии, не носились по магазинам.
  Мы вышли в город, чтобы прогуляться и провести время. Вале захотелось сделать мне подарок, и она выбрала галстук, её тонкий вкус удивил позже моего отца. Я подарил ей
коробку конфет. На большее моей фантазии не хватило.
 
В последнюю ночь мы сидели прижавшись друг к другу, и судорожно сцепив руки. Я успокаивал её, говоря, что мы ещё встретимся.  Но она уже приняла решение и знала, что этого не будет, и я видел, что она не верила моим словам.
 
Прощание. 
11-го августа мы подплывали к Ростову. Народ затопил нижнюю палубу. Мы стояли прижавшись к стенке.
Она стеснялась и боялась, что мои родители увидят нас вместе. А я желал этого и взял её чемодан в руки. Мы вышли на пристань, и я рвался провожать её на вокзал, но она мягко взяла чемодан из моей руки и прошла мимо моих родителей к группе едущих в её сторону.

 Народу было очень много. Мои замешкались и не обратили внимания на выходившую со мной девушку. Пока мы приветствовали друг друга, Валя ушла вперёд.
Она оглядывалась, возможно, старалась рассмотреть моих родителей, а может, прощалась со мной. Потом мы повернули в сторону. Она оглянулась в последний раз и замахала мне рукой. Я тоже выбросил вверх руку.
  Всё! – Подумал я, - неужели совсем всё?
 
Я приехал домой, но дома не усидел, сказал, что поехал к друзьям, и ринулся на вокзал.
Там я  нашёл Валиных попутчиц, но она уже уехала.
 
  Прошло неделя. И вдруг 16-го августа маленькое, на полстранички, письмо от Вали. Она писала, что доехала благополучно, встретилась с родителями, и все хорошо. Я ответил пространным письмом, ответа не было. Я написал новое письмо, но ответа не получил.
  Я писал, а она молчала, и я места себе не находил. Мне хотелось всё бросить и поехать к ней. Мои чувства и эмоции родили моё стихотворное письмо к ней. Я написал, отправил и стал ждать.
      
 Вале К…
                *
«Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты».
                (А.С. Пушкин)
                *
И полон был я чувств и вдохновенья,
Когда твоих волос вдыхал я аромат.
Возникни вновь прекрасное виденье,
Мне снова подари свой нежный взгляд.
                *
Я помню всё, наш каждый час, мгновенье,
Наш первый и последний поцелуй,
И нежное твоей щеки прикосновенье,
Как ветерка ночного лёгких струй.
                *
Но сон прошёл, видение исчезло,
                Как аромат увядшего цветка. 
                Лишь теплится в душе напрасная надежда,

Что вновь когда ни будь, тебя увижу я.

                *
Проходят дни за днями в ожиданье.
Упрямо жду письма,
Но мне в ответ – МОЛЧАНЬЕ!
                *
Молчанье – золото!
      Молчанье – знак согласья,
Мне вспоминаются пословицы слова.
Но ведь сейчас в молчанье исчезает счастье!
Дороже золота сейчас твои слова!               
                *
А может я не прав и дело всё не в этом?
Но время как удав сжимает мозг кольцом.
И если не дождусь я твоего ответа,
Решусь, наверное, я посетить твой дом!
                *
Я был уверен, что если это письмо попадёт к ней в руки, она ответит. Так и произошло. 30-го сентября я держал в руках ответ. Это было большое письмо. Она писала подробно и откровенно. Призналась, что до меня была у неё короткая и сильная  любовь. Но после окончания индустриального техникума он уехал работать по направлению, и не писал.

Она решила, что он её бросил и: «душа у меня умерла». Потом встретила меня и поняла, что есть в жизни и хорошие парни.  Но когда узнала, что беременна от него, пришла в отчаяние. Не хотела мне портить жизнь. Но после её возвращения из путешествия от него пришла телеграмма: «Приезжай ко мне – буду ждать».
Всё в её жизни начало складываться удачно. Просила меня больше не писать, потому что уезжает к нему.

Вот теперь действительно – ВСЁ!
С тех пор прошло много лет. Всё успокоилось в душе и забылось. Но в памяти отдых на теплоходе остался самым лучшим моим отдыхом в отпуске.