Две смерти...

Александр Васильевич почти никогда не говорил о жене и сы-новьях. Это было обусловлено той драмой, о которой придется всё же рассказать. Я и сам о ней далеко не сразу узнал, но узнал из первых уст Веры.

Жену Александра звали Верой, старшего сына Дмитрием, а младшего Виктором. Сыновья различались по возрасту на десть лет, а Вера Михайловна сама была моложе мужа (Александра) на те же десять лет. Дед Петр Петрович – засекреченный конструктор субмарин, как Королёв –  ракет. В его области мы (теперь!) не уступали Америке, а в некоторых отношениях даже превосходили её.

Я помню статьи, в которых говорилось, что наши лодки настолько шумные, что по типу шума американские акустики легко и, задолго до приближения русской субмарины, могут назвать имя и фамилию  капитана, который ведет лодку. Потом надолго за-молчали о тактических качествах наших лодок и, вдруг, заговорили как о самых тихих субмаринах, способных нырять на глубины, недоступные американским лодкам. Наших лодок стали побаиваться.

Петр Петрович Гуляев – редко был дома, а его младший внук – Виктор – стал настоящей бедой всей семьи. Уже в 14 лет он был законченным алкоголиком, и мог откуда-то доставать наркотики. В 16 лет он уже был в катастрофическом состоянии, и знающие люди – а их было очень мало – говорили про Витьку, что он нежилец. От деда скрывали состояние внука – это было нетрудно сделать – в квартире, имеющей пять комнат, две ванны и два туалета и громадную прихожую, где собирались кампании. Тогда же приходила домработница. 

Вера Михайловна прикрывала, сколько могла, любимого Витю, но “шила в мешке не утаишь” и в последний год жизни внука Петр Петрович уже все знали, что ничего уже сделать нельзя. Витька все чаще приходил домой и пьяный, и, вколов какие-то нарко-тик, которые становились все более доступными и сильными.

- Застрелю, видит Бог, сама застрелю – говорила Вера Михайловна в очередной приход Виктора пьяным и “наширявшимся”. Его вены были все в дырках. И он днями не мог выходить в школу, а потом клянчил от матери справку о головокружениях.

Фраза матери об убийстве, и даже мысль о нем витали в воздухе, подспудно действуя на Александра – отца Витьки. Отец мучительно переживал деградацию личности сына, считая многое наследием собственного алкоголизма. Разве кто-либо (в России) признается в собственном недуге, а Александр уже лечился от этой пагубной страсти, но бесполезно...

Не помогали ему ни друзья, ни подруги, ни его кафедральная любовница, которая только увеличивала его тягу к спиртному. Да и я не способствовал его выходу из порочного круга. Иногда он обращался к моей жене, которая глубоко сочувствовала ему, вызывая “скорую”, когда он оказывался совсем разбитым у нас дома. Что он искал у Валентины – моей жены?   Я сам был на грани. Но у меня существовала отдушина, на месяцы заставлявшая остановиться. У меня была страсть, уводившая меня вдаль от пропасти. Я был сам “над пропастью во ржи” и эта рожь, скрывающая от меня “дьявольскую пропасть” так искусно, что я месяцами не чувствовал её дыхания.

“Ржаное поле” - научная работа и поэзия - были для меня плотной завесой от пьянки, а у Алекса такой защиты не было, т.к. наука его совсем не увлекала, а поэзия – вся пессимистичная. Она не могла быть завесой; женщины были для него разменной монетой, в которых он нуждался лишь временно. Сегодня одна – завтра другая. Не было женщины – черной дыры, которая втянула бы всё и навсегда, не выпуская ничего наружу.

Многие, угадывая истинных действующих лиц, могут сказать, что было не так! Ну и великолепно! Цель достигнута, ибо это не мемуары, а художественное произведение – кусок повести, где и сам автор не очень-то похож на себя. У меня есть приятели, которые больше смерти боятся, чтобы они предстали перед лицом читателя в правдивом ракурсе. Создавая крупную книгу, мне не раз и не два пришлось сталкиваться с протестом лиц, которые, несмотря на изменение имён, узнавали себя и, при публикации правдивых событий, приходилось всё искажать, а часто совсем исключать материал или приписать себе то, что принадлежало другому лицу. Люди так боятся правды, что готовы на молчаливую
ложь.

Однаждв Витя пришёл не прото "никакой", а ещё притащил с собой сосунков в таком же состоянии.
Александр сам был пьян, но не так, чтобы не понять беду сына. Это понятие было своеобразным: он снял с ковра ружьё, которое (как этого хотел дьявол!) оказалось заряженнм картечью после охоты на кабана.
.....Раздался выстрел, который немедленно унёс в далекие дали Виктора.
Александр не пережил смерть сына. Он застрелился в тот же час из того же ружья и той же картечью.

ВТ.

 


Рецензии