Гарибальдиец Илоцка
То был их последний вечер в Днепропетровске. Тогда ребят коснулась гитлеровская милость - фашисты начали массовую акцию: молодых и работоспособных жителей с захваченной территории угоняли в Германию. В этот поток бросили двух амурских юношей немецкие прихвостни - конные калмыки ( самые безжалостные и жестокие предатели нашей страны). Следы от калмыкских нагаек на всю жизнь остались на спинах Мишки и Ивана. Гнали через всю Украину пешим ходом девушек и парней. А потом затолкали по товарным вагонам, как скот, и везли по трудовым лагерям «великой Германии». Сколько за это время умерло от голода, холода, ужасающей тесноты набитых «телятников», Иван и Михаил видели своими глазами. Ныли юношеские сердца от одной мысли, что их бабушки обречены на голодную смерть. От этого крепла и выковывалась мысль - бежать, как только станет возможным.
Покидали вагоны в австрийском трудовом концлагере в Зальцбурге. Из лагеря сбежать может надееться только ненормальный. Сортировочная команда с неведомыми целями отбирала крепких юношей и девушек. И вот наступил день, когда отобранную молодёжь погрузили в закрытый грузовой автомобиль и долго везли…В этот грузовик затолкали и Мишку с Иваном.
Конечным пунктом оказался хорошо огороженный фольварк зажиточного бауэра на юго-западной части Линца. Было здесь всё – громадные коровники и свинарники, огородные плантации с застеклёнными теплицами, было много работы, но и хорошая еда. Невпример лагерным баракам с нарами в три этажа, все юноши и девушки жили в нормальных условиях и спали на хоть плохоньких, но кроватях. Когда пообжились и привыкли к работе, невольно обратили внимание, что вся семья бауэра за добросовестный труд к русским юношам и девушкам из России относятся очень хорошо. Шли дни и месяцы… Ванька к такой житухе быстро привык и, казалось , забыл о прошлой жизни. Мишка, которого быстро полюбили за природную смекалку и «золотые руки», мысль о побеге не оставлял ни на миг. Пользуясь свободой перемещения по хозяйству, он осмотрел все строения и жилище, знал где склады и погреба, ему было разрешено находиться в библиотеке фермерского дома. Благодаря этому, внимательно изучил карту Европы, листал географический атлас и тщательно изучал территорию Австрии и прилегающей Италии….
Накануне шестидесятой годовщины Октября на комбайновый завод зачастили репортёры. Предприятие стало флагманом по выпуску свеклоуборочной техники. Газеты, радио и телевидение трезвонили об успехе заводчан. А дотошные « журналюги» зачастили в кабинеты руководителей разных рангов. Однажды такого настырного «писаку» принимал у себя коммерческий директор завода Михаил Григорьевич Клочко. Обо всём уже переговорили, все темы исчерпали, как говорится, пора и честь знать, думал Клочко. Но газетчики, особенно начинающие, стараются узнать что-то сенсационное, или необычное, чтобы преуспеть в редакции и порою забывают о такте и приличиях. Такой и попался Михаилу Григорьевичу. Он рыскал глазами по книжным полкам, цепким взглядом «обшарил» всю площадь письменного стола и глаза парнишки остановились на двух вещах. Это была фотография, на которой Клочко обнимался с сухощавым и высоким мужчиной на фоне памятника Минину и Пожарскому и визитка , где курсивом на итальянском золотилась надпись: «Джузеппе Рамацотти, предприниматель,Милан» . Но Клочко не стал уточнять ( кто есть кто ) и вежливо раскланялся, сославшись на дела. Но поднятая журналистом тема невольно окунула Михаила в прошлое. Прошлое , как известно, так просто не отпускает.
Прошлое напомнило о себе внезапно и настойчиво. По делам в сентябре Клочко был в Москве – вызывали в министерство. По свободе, решил где-то спокойно пообедать в уютном ресторанчике. Но холодный и нудный дождь распорядился за него - от холодного «душа» он спасся в ближнем ресторане «София». Устроившись за столом с видом на Москву и торопящийся людской поток, Клочко заказал обед и под ненавязчивую музыку маленького оркестра закурил своё любимое «Золотое Руно». Расслабившись, отрешившись от всех дел , он отдыхал . Боковым зрением отметил, что соседний столик заняли новые посетители, весёлые, слегка шумливые,( по загорелым лицам вероятно южане). Когда официант выполнил заказ, Клочко с аппетитом приступил к заказанному харчо. В тот момент за соседним столом другой официант с трудом принимал заказ. Михаил Григорьевич про себя уже выругал мысленно недотёпу-официанта. Ну, люди заказывают баранью лопатку, пасту , вино и несколько видов сыра…. И тут настал момент истины : «Это же итальянцы, и ты Мишка, ещё не забыл их язык!!!!». И он обратился к официанту с пояснениями, которые прервал радостный крик сидящего за тем столом мужчины: «Илоцка! Каро амико! Бонджорне!»* «Илоцкой» звали Мишу Клочко в итальянском партизанском отряде...
*- Илоцка! Дружище! Здравствуй!
Весна в Австрию пришла рано, зазеленела земля, наступила тёплая пора, а с ней в хозяйстве прибавилось работы. В один из вечеров Миша вновь обратился к Ивану: «Ну, бежишь со мною?»
- Иван долго думал, но безнадёжно махнул рукой - «Поздно, Миха!» Отказ друга , соседа и земляка , Михаила не остановил. Через пару дней - «Прощай медовый рай!» Было время запастись кое-каким инструментом( ножик и маленький топорик), рюкзаком и, украденным у добрых хозяев , - кругом сыра и компасом из библиотеки….. Наученный горьким опытом, Клочко знал, что его будут искать не только австрийский фермер, но и лагерные шуцманы с собаками. Несколько месяцев Мишка готовил смесь, чтобы сбить собак-ищеек со следа. И была твёрдая воля: «Либо свобода – либо смерть!»
Ночь была надёжной союзницей – темень непроглядная. Время военное – светомаскировке немчуру уже хорошо обучили и советские бомбардировщики, да и союзные. Хорошо, что маршрут изучен и компас достался с фосфорными метками… Мишка старался за первую ночь оторваться от фольварка максимально, избегая людных и транспортных трасс. Когда небо стало светлеть, Мишка затаился в прибрежных кустах небольшого озерца . Обжив место, всё же перебрался в камыши, замочив натруженные ноги и прилёг на примятый камыш. Мельком осмотрел своё хозяйство - порядочно поубавилось «присыпки» -следы Мишка заметал на совесть. Отрезав небольшой кусочек сыра, долго сосал его, а потом черпнул горстью озёрной воды, которая пахла болотом и корнем аира. Когда солнце поднялось над землёй, Мишка уснул тяжёлым и сторожким сном… Снились злые овчарки. А разбудил настоящий собачий лай . Пришлось погрузиться поглубже в воду и приблизиться к чистой воде – оттуда просматривался противоположный берег, там на лужайке мальчишка игрался с сенбернаром и тот радостно лаял. Успокоенный, Мишка отполз назад и терпеливо ждал темноты.
Вторые сутки пошли в тревожной маете - проезжали грузовики, останавливались, раздавались мужские гортанные голоса. Кто это был, Мишка не знал, но сердце ёкало – может погоня. Потом наткнулся на каменистую осыпь, несколько раз падал и затихал. Затем пересёк поле кормовой свёклы и обходя видневшиеся строения, попал в навозный отстойник и увяз в вонючей жиже. Когда выбрался, наткнулся на ручей, в котором кое-как обмылся. Но запах ещё долго преследовал беглеца.На рассвете заметил одиночный сарай на склоне холма и, убедившись в том, что там никого нет, взобрался на небольшой чердачок с сопревшим сенцом. Разрыхлил сено, которое уже было похоже на труху, улёгся, на всякий случай зажал в руке топорик и провалился в сон. На этот раз, привыкший к опасности, можно сказать, -звериным чутьём, Мишка учуял неладное и открыл глаза : в проёме чердачного лаза показалась заросшая образина в немецкой солдатской пилотке. Думать времени не было, последовал взмах топориком, который вдруг замер от знакомого родного русского восклицания : « Не дури, парень! Свои!» Мишка обессилено опустился на сено. Всё пересохло внутри, сердце билось как телячий хвост. А вползший мужик довольно улыбался - Свой! Мама не горюй! Потом протянул Мишке руку – Костя !
Так встретились два беглеца . Один сбежал из-под Линца, другой с проходящей по Дунаю баржи с военнопленными. Одессит Костя Юхно попал в плен контуженным в Румынии и когда оказался на барже, то ждал момента и бросился в Дунай. Автоматные очереди косили водную гладь , после чего успокоились – бурная стремнина и обстрел не оставили беглецу никакого шанса. Не знали немцы, что весь Лонжерон в Одессе не смог соревноваться с Костей ни в плавании , ни в нырянии на время. Так Константин вступил на лесистый южный берег Дуная и начал свой пеший поход к свободе. До войны Юхно был матросом Черноморского пароходства, побывал во многих портах Средиземного моря и «насобачился» сносно объясняться с иностранцами в Марселе, Неаполе,Генуе, Пирее и Александрии. Владея сленговым международным английским, Костя сносно научился «калякать» с итальянцами, которых насмешливо называл макаронниками.
На этот раз голодный моряк проделал громадный путь ,заприметил одиночный сарайчик и собирался там укрыться, но его опередил и насторожил другой беглец – Михаил Клочко. Константин долго наблюдал за пацаном, который, как и он, ночью крался к сараю. Вот поэтому, на свой страх и риск он решился последовать за ним. Сам себя уговаривал: « Смелее Костя, а там – Мама не горюй!» Это была любимая поговорка шустрого одессита. Когда «перемирие» произошло, Мишка полез в рюкзак и «отпанахал» ножом по куску сыра и протянул братскую долю новому знакомцу. Когда «заморили червячка», шёпотом рассказали о своих мытарствах и наметили план и маршрут. Костя подтвердил Мишкины предположения, что в Северной Италии действует Движение Сопротивления и существуют партизанские отряды. В общем, соблюдая осторожность и маскировку, будем пробиваться в Италию, в провинцию Ломбардию. Но самое главное - побыстрее покинуть пределы Австрии. На это ушло два месяца. Мишка каждый божий день отмечал засечкой на своём выструганном посохе…
Продолжение следует….
Свидетельство о публикации №212051800098