Золото народа. Глава 18

                18

     Николай и Иван рано утром вышли по Оломокиту. К вечеру они рассчитывали дойти до зимовья, которое  стояло на этой длинной горной реке, на середине пути.

Теперь впереди шёл Николай, а за ним почти шаг в шаг — Иван. Клочков хорошо чувствовал тропу и быстро ориентировался на местности. Он шел молча и очень редко останавливался. Иван сразу определил, что темп у Клочкова намного выше, чем был у него. В первый час пути они почти в полтора раза  опередили его график. Ивану показалось, что у Николая рассчитано каждое  движение, каждый шаг. У Клочкова  был  длинный узкий рюкзак,  плотно

облегавший   спину. Он пристёгивался к поясу широким ремнем, а сверху  заканчивался вровень с головой. С таким рюкзаком он  не перегибался, как Иван  под тяжестью своей непомерно  объемной и бесформенной ноши.  Висевшее на  плече ружьё делало  Николая  похожим на бывалого таёжника, каким его  обычно представляет простой  городской житель.

А Николай шёл и всю дорогу ломал голову над  рассказом Ивана.

«Почему же был один выходной след? Куда  делись те мужики — вся охрана?  Это же почти два отделения солдат. Совершенно ясно, что  из тайги вышел только  один. Но кто это, кто он? А может, это и был дед Ивана? Хотя он оказался в самом худшем положении. Со всех сторон существовала угроза его жизни: еды нет,  дорогу не знает, к людям подойти нельзя. Как в таких условиях можно выжить? Просто загадка. Всё, что рассказал Иван о своём любимом дедушке, скорей всего — враньё. Или можно предположить, что его дед был неплохим

таёжником. Хотя кто теперь знает, каким он был: может, ему просто повезло. Чего в жизни только ни бывает!  А вообще, как можно выжить  в нашей  тайге, что  для этого нужно? Ну, ясное дело  — оружие или хотя бы удочка.  Летом есть грибы, ближе к осени уже ягоды пойдут. Значит, не считая подножного корма, хватит  одной  удочки. Получается, что если ты умеешь рыбачить, то с рыбой уже не пропадешь. Надо бы ещё поспрашивать Ивана насчет деда. Может, он чего-то вспомнит. Что он был за человек?  Ну вообще-то пока я представляю — вроде не тюха-матюха. Раз охранника  по голове  поленом хряпнул, значит — решительный был мужик».

Они пересекли заболоченную долину, несколько раз переходили ручей и снова пошли вдоль него. Сейчас рюкзак  Ивану не казался  таким тяжёлым, как в первом переходе,  идти было  легко,  но он не привык так долго и быстро ходить. Усталости Иван пока  не чувствовал и  забыл о времени, а когда посмотрел на часы, то оказалось — они  идут больше  двух часов. А о  привале пока не было даже намёка.  Солнце припекало, воздух раскалился. Мокрой стала от пота спина, и, глядя на шагавшего Клочкова, Иван удивлялся его выносливости.

Пока  Иван не устал, он терпел, как мог. Подстраивался под шаг Клочкова, смотрел, куда тот идёт. Да и неудобно было показывать, что ты слабей напарника. Слабаков Иван сам не  любил.

Они долго шли по долине реки, медленно спускавшейся вниз. Потом поднимались на пологий открытый склон и снова спускались вниз. Часа через три  Николай  сделал первый привал. Сняв рюкзак,  он закурил и перемотал портянки. На его спине  Иван увидел большое мокрое пятно. Мокрой была и его шляпа. Покурив, Клочков вскочил и больше не присел. Он сбегал куда-то в сторону, а когда вернулся, схватился снова за рюкзак.

После привала у Ивана заныла рука.  На  ходу он оттягивал лямку рюкзака, массировал сустав. Острая боль постепенно прошла, и он вспомнил про ночное видение.

«Опять дедушка приходил. Я, кажется, помог ему изгнать оборотня. Этот медведь, значит, и есть тот самый оборотень. В нем была душа того лейтенанта.  Или, может, что-то я не так понял. Медведь это медведь, а оборотень — это оборотень. Я уже совсем запутался. Ну ладно, не в оборотне дело. Дедушке надо помочь. Значит, там, где они работали, есть месторождение, и его надо найти».

Весь день они были в дороге и за это время только однажды пили чай и несколько раз ненадолго останавливались на привал. Они намотали километров  двадцать, но странное дело: сильной усталости Иван не чувствовал. Даже наоборот — с каждым шагом приходило какое-то удовлетворение и уверенность в себе.

«Они же выходили с металлом, — в очередной раз возвращаясь к  рассказанным Иваном событиям, думал Клочков. Он был таким же свежим, каким вышел с утра. — Если золота было  много, то это очень приличный вес, а его же надо нести. Значит, если  кто-то решил «мочить» охрану, то лучше всего это нужно было сделать где-нибудь поближе к поселку. Но слишком близко тоже нельзя, много риска. Мало ли кто мог бы их увидеть. Кстати, сколько же  они могли намыть? Надо уточнить  у Ивана,  сколько времени они работали. А вообще,

что там уточнять, он откуда знает? Наверняка не меньше трёх месяцев — всё лето. Значит, если там шло нормальное золото, то даже на одной бутаре за смену можно снимать грамм по четыреста — пятьсот. Ну, прикинем — девятьсот за две смены.  Ну, пусть  даже восемьсот. Умножим на три месяца. Тьфу ты, на девяносто дней. Это значит… Это значит, что они намыли более семидесяти  килограмм. Ну, это, конечно, слишком много. Такое возможно только  при самом хорошем раскладе, а для этого должно быть очень приличное содержание металла, толково сделанная бутара, промывная колода и прочее и прочее. Естественно, пахать надо от зари до зари. Ну уж об этом  там, небось, было кому позаботиться.  А если …»

Он снова всё прикинул, и от  цифры, на которую  вышел, у него тоже захватило дух.

«Но это вполне реально. Вот теперь понятно, почему был только один выходной след. Он их  хлопнул и всё  забрал. Но вынести пятьдесят килограмм на себе!.. Нет, это невозможно. Даже тридцать он бы не потянул. С таким весом он бы не дошёл. А, вообще ему и не нужно было  всё выносить. Значит…»

От своих умозаключений Николая прошибло потом.  Он остановился и стал жадно пить воду. Горстями он подносил её ко рту и, не останавливаясь,  всё пил и пил. Вода бежала по лицу, стекала на одежду. Иван его не узнавал.

«Надо же, как он резко сдал, просто удивительно! Так ходко шёл и остановился. Наверное, Коля слишком выкладывался. Ну, конечно, он мне хотел показать, как нужно ходить по тайге. Вот и допоказывался … А я-то, лопух, по своей наивности  думал,  он такой здоровый. Оказывается, он шёл на пределе, высунув язык. Ну, значит, скоро привал».

Иван тоже напился и вымыл лицо. Он уже хотел снять рюкзак и посидеть, но Клочков молча пошел дальше.

«Значит,  золото он где-то  спрятал в тайге. Ну, допустим, спрятал. Ну и хрен с ним, что толку! Это же тайга. Спрятал – считай, что никому  и никогда его  не найти: бог дал — бог взял. Хотя,  как спрячешь… — У Клочкова появились какие-то сомнения. Он задумался. — А может, и правда, спрятал? Но с тех пор, слава богу,  уже прошло больше полвека. За это время его давно можно было вынести. Даже если каждый год по килограмму  забирать и то… —

Его снова прошибло потом. Опять стало жарко. — Нет там уже, конечно,  никакого золота — его давно забрали. Забрали наверняка. А вообще, кто знает,  может, оно там и лежит, — вдруг опять засомневался Клочков. И он снова вернулся к началу тех событий. — Это было как раз в сорок первом. Началась война, и тот, кто вышел из тайги, мог загреметь на фронт. Тем более это был охранник,  значит — вояка. Может, даже и не рядовой охранник.

Скорее всего, так оно и было. У кого были  карты и документы, кто знал, сколько золота добыли? Всё это мог знать только начальник. Значит, что получается? Вначале он дал команду расстрелять зэков, а потом, видать, сам прикончил охрану. Но как же он это  сделал? Должен  быть какой-то повод или случай.  Один же он не мог их всех убить.

Спровоцировал нападение?  Но это же нужно было как-то так организовать, а  то по запарке и тебя хлопнут. Значит, должно было быть какое-то подходящее место. Раз дед Ивана  не услышал выстрелов, то это было где-то  далеко впереди или в стороне от него, а может, была гроза? Нет, это отпадает. Осенью гроза… Здесь такого не бывает.  Скорее всего — сильный северный или северо-восточный ветер. Ну, конечно, осенью как раз и дуют такие ветра. И  если ты идёшь сзади, то, естественно, ничего не услышишь. Да, небось, они ещё стояли где-нибудь  на реке. Иванов дед  вроде бы   там и   хватился, что пошёл один след».

Прибежала Чара. Она покрутилась возле Николая, показывая, что  вот я здесь, никуда не потерялась. Хозяин даже не обратил на неё внимания, и собака  снова убежала. Скоро в стороне послышался её звонкий лай.

«А почему же на следующее  утро дед Ивана не подошёл к брошенной стоянке? Раз   не было еды, то  там как раз  и  можно было  пошакалить: вдруг бы что-то отломилось. Да тот же окурок. Когда хочешь есть и курить, пойдешь на всё и даже помоями будешь питаться. Бывшие зэки  этого не скрывали. То есть, это было  в порядке вещей -  так сказать, борьба за

выживание. Почему же он всё-таки не подошёл к стоянке? Значит, был сыт. Река. Вот в этом, видно, и вся причина: как они вышли на большую реку, он стал рыбачить и прозевал  стоянку. Но для этого нужна удочка. А из чего её сделаешь? Сплошная головоломка. Но не решив её, трудно будет чего-то  искать. Тут дело не только в поисках лагеря. Чувствую,  всё закручено  намного туже».

На поваленной лиственнице сидел юркий бурундучок. Своими маленькими глазками он смотрел на приближающихся людей. Может быть, он никогда их не видел и совсем не знал, кто это такие, поэтому любопытство взяло верх над осторожностью. Он долго смотрел, но стоило  Николаю сделать ещё шаг в его сторону, бурундучка как ветром сдуло: пискнув, он скатился вниз.

«Возможно, как  только они вышли на Маймакан, дед уловил  направление движения  и остановился  порыбачить. Может, он даже сплел  морду. На это тоже ушло время. Ну и сама рыбалка.  Если рыба уже попёрла вниз, то ему пришлось попотеть: рыбалка была  неважнецкая. Он мог простоять полдня, да так ничего не поймать. Ладно, допустим, наловил, наелся и рванул их догонять. Тут ему уже, конечно,  было  не до стоянки. Ему некогда и незачем  её было искать -  надо было догонять шедших впереди.  А  на следующий  день он хватился и увидел, что впереди прошёл только один человек. И, не задумываясь, рванул за ним. Ну, теперь  хоть что-то стало проясняться, а так ли это было  на самом деле или нет,

об этом теперь трудно сказать, но если следовать этой версии, то получается, что надо искать по Маймакану. Произошло это, возможно, где-то на третий или четвёртый день пути. Значит, то место должно быть не более чем в сорока или пятидесяти километрах ниже устья Курунга. Но как  теперь его найти? Это, конечно, проблема! Всё-таки столько времени  прошло».

К вечеру добрались до зимовья. Климат здесь  был помягче, чем возле озёр, и это чувствовалось по окружающей растительности. На берегу росли большие тополя и высокий тальник. Местами встречалась береза и рябина. Среди больших деревьев Иван увидел  развалины какого-то старого строения с провалившейся крышей и разбитыми окнами. Всё вокруг  заросло густой травой и мелким кустарником.

«Но как тут  останавливаться? Это даже смешно», — расхаживая по полянке, думал Иван. Под ногу попала стеклянная банка. Он её отфутболил и снял рюкзак.

Николай, как будто угадав его мысли, похлопал Ивана по плечу.

- Не переживай. Сейчас мы приведём её в порядок. Эта избушка той же геологической партии, что и моё зимовьё. В этом районе  геологи построили их  по основным маршрутам. В среднем все они стоят  на расстоянии дневного перехода друг от друга. Если знаешь, где избушка, то уже не пропадешь.

Он  снял рюкзак  и вытащил чайник.

- Я в позапрошлом году её случайно нашёл. Останавливаться тогда не стал, а про себя отметил. Думал, вдруг когда-нибудь  пригодится, и вот видишь…

Ивана он  не убедил, и тот всё думал: как же они тут будут ночевать? Кругом столетняя грязь, плесень на стенах, окон нет. Словом, развалюха, в которую даже заходить-то страшно.

Тем временем Николай срубил тонкую лиственницу, очистил от  веток. Толстым концом  вогнал её в каменистую землю. Палка вошла совсем неглубоко. Пришлось её придавить. Под  палку Клочков подставил три камня, положив их друг на друга. Получился таган. Клочков быстро вскипятил чай, поставил варить кашу.

- Сейчас чайку хватанём, а потом перекусим. — И стал жадно пить. Чай обжигал. — Ваня, ну что ты страдаешь?Все будет нормально, — увидев кислое выражение на лице Ивана, успокоил его  Николай. – Главное, что стены целые и печка не полностью проржавела. Всё остальное — мелочи жизни.

Они почистили избушку, подремонтировали нары, а окна затянули полиэтиленовой пленкой. Николай затопил печку и над ней развесил веники, которые успел навязать из стланика. Из трубы повалил густой  дым. Ветром его сдувало вниз по долине. Он стелился вдоль берега, заволакивая  всё пространство.

Перед сном  зимовье хорошо протопилось.  Стойкий запах хвои поглотил все остальные, и трудно было поверить, что эта развалюха недавно казалась такой безжизненной. На нарах они расстелили   чехлы  от спальных мешков с белыми  вкладышами, вставленными  внутрь, и  улеглись.

-Тишина, — тихо зашептал Иван, — и вокруг медведи бродят. Они нас пасут…

- Ваня, ты  вспомни, -  зевнул Клочков, — твой дед умел рыбачить?

- Ну, конечно. Мои родители раньше жили на реке. Это потом они в город перебрались. У нас все в роду рыбалкой  промышляли. Я тоже рыбачу и даже   морды сам плету.

- А ты не припомнишь, твой  дед по дороге рыбой  не питался?

Иван молча пожал плечами, и  стало слышно, как он заёрзал на нарах. «Вот озадачил, — подумал он, — это выглядит примерно так же, если бы он спросил,  что  моя бабушка ела перед смертью».

- Ну ты даешь! Попроще ничего не мог спросить?

- А ты попробуй вспомни.  Крючок, леска, нитка — тебе такие  ассоциации ничего не говорят?

Тут Иван снова заёрзал на нарах и тяжело вздохнул.

- На какой-то  стоянке он нашёл павшего коня, которого медведь задрал. Это был конь какого-то охранника, которого отправили за продуктами. Вот там он, кажется,  надрал волоса с конского хвоста. Так дядя рассказывал. Только я не помню, для чего  он ему понадобился.

- Рыбачить. Вместо лески. Понял теперь?

Наступила тишина. Стало слышно, как шумит горная река, где-то рядом закричал куличок.

- Ладно, давай  спи, а то завтра придётся под открытым небом ночевать. В том краю я больше  не знаю ни одного зимовья.  Хотя… ещё одно  должно  быть возле устья.