Малый калибр -2

2.ТАНЬКА
(Начало:http://proza.ru/2012/05/19/1641)


  Татьяна, смуглая с черными косичками  лет тринадцати девчонка, уже три лета подряд была моей няней. Она приезжала на лето с города  со своей старшей сестрой Марией, взрослой девицей с длинной толстой косой  и полными губами на смуглом  лице, к их бабушке Ольге, жившей через дорогу от нас. 

Танька была "своим парнем" с буйной фантазией в вопросах игр и посещений чужих садов. И кроме её и соседской семилетней Насти у меня не было других товарищей. Настя жила рядом с нами со своей мамой и старшим, уже женатым, братом Семеном.

   В то жаркое лето наша компания, в основном, проводили время на берегу речки, которая протекала недалеко от наших хат. Здесь росли кусты ивняка и плакучие ивы, спускавшие в воду свои длинные ветви. Там, где не было кустов и деревьев, рос высокий камыш, среди которого были места, где обычно вечерами купались взрослые.

А у нас был открытый пологий берег с теплой спокойной водой. К этому месту шла узкая, заросшая травой дорога, которая, упершись в воду, не имела продолжения. Только зимой здесь по льду пролегает санный путь на тот берег.
   
Мы приходили на берег с утра, сразу после завтрака, и шли в нашу "хату" - шалаш  под старыми деревьями на берегу. Этот шалаш мы строили всей нашей компанией в начале лета. Пол  был устлан травой, которая со временем высохнув, издавала нежный аромат  свежего сена.

В дальнем  от входа месте, висела старая буденовка, неведомо как попавшая сюда. В ней хранилась  тряпичная кукла, бутылка с отбитым горлом, небольшой железный крест, несколько деревянных катушек от ниток, пустой спичечный коробок и другие "необходимые" вещи.

Здесь мы  играли в разные игры, иногда мы были "семья": я - "отец", Танька- "мама", Настя – "дочка".  В процессе этих игр, разговоров девчонок и их объяснений   мне стали известны многие интимные детали семейной жизни. 
 
   Иногда мы после обеда играли во дворе Танькиной хаты или в самой хате - типичным жилищем украинского села, состоящей из двух больших горниц, разделенных сенями. Обычно одна из них была жилая, где в холодное время года ютилась вся семья.  Летом же использовались обе половины хаты,   земляной пол которой укрывали "зиллям" - ароматными луговыми травами. В каждой из горниц, сразу у входа, была печь.   
   
Добрая, ласковая, мудрая печь! Скольким замерзшим, голодным, больным ты давала приют и успокоение в суетные годы жизни… Ты постоянно лечила чихающих, кашляющих, хрипящих, стонущих и поддерживала своим добрым теплом души уходящие в вечность. Сколько высушила безутешных девичьих или вдовьих слез.

А ты помнишь, печь, как в заснеженной вьюгой  корчме дарила тепло и чудодейственный бальзам - куриный бульон, толкущейся целую зиму на тебе, целой ватаге кучерявых полураздетых  детишек с библейскими глазами. 
А хлеб! Каким хлебом  одаривала ты! Темным ароматным ржаным и светлыми пышными  паляныцями…
 
В дальнем от печи углу стоял большой стол, окруженный "лавками" - длинными устойчивыми скамейками. Над столом висела икона, украшенная вышитым рушником. Другой, на стороне печи, угол был занят большой деревянной кроватью с горой белых подушек.
   
Несколько дней тому назад мои родители уехали в районный  центр на учительскую конференцию и меня оставили на попечение  сестёр и их бабушки   В один из дней, после обеда, пошел сильный дождь. Мы с Татьяной носились под  теплым дождем и кричали:
                Иди, иди, дождику, сварю тебе борщику.
                Поставлю на дуба, позову голуба…
                Голубь будет пить, дождик будет лить.
   
Кончилось это тем, что я, поскользнувшись, упал в лужу от чего моя нянька ещё более развеселилась и, взяв меня за руку, привела в сени. Открыв дверь в горницу, давясь от смеха, прокричала:
- Марусь! Ты посмотри на это чучело! Ой, умора…
- Боже! - всплеснула руками Мария. - Сережка, на кого ты  похож! Стой там и не заноси грязи в комнату, я сейчас тебя вымою.
   Она, сняв с меня штанишки, поставила в корыто из оцинкованной жести и, взяв  большой медный чайник с теплой водой, стала меня мыть, приговаривая:
   - Ах, ты ж грязнуля…, страхолюдие ты малое. Как же тебя это угораздило…
   
Мне вдруг стало стыдно и холодно, я чуть было не заревел, но присутствие Таньки удержало от этого немужского поступка. Закончив мыть, Мария, поставив меня на кровать, стала вытирать большим холщевым полотенцем.
   
   - Таньк! Закрой дверь, вымой свои ноги и вылей воду из корыта  за порог, - крикнула она.
   Дверь закрылась, загремело корыто и послышался голос Татьяны:
   - А дождика уже нету! Баболя! - закричала она, обращаясь к бабушке Ольге, которая возилась у печи в другой горнице, - Мы будем сейчас ужинать? А то я хочу пойти к Насте…
   
   - Иди сюда, помоги мне, - послышался голос бабушки, - носишься вечно где-то…
   Повесив мокрое полотенце на спинку кровати и окинув взглядом всего меня, Мария прижала меня к себе и прошептала:
   - А теперь поцелуй меня…
   Я чмокнул её в щеку, как делал это уже много раз по просьбе взрослых, но она сказала:
   
   - Нет, не так… Смотри как это надо делать…
И стала целовать меня в губы своими сочными, горячими губами, приговаривая:
   - Вот так, вот так и вот так… Ах, ты мой сладкий…, ах ты мой кучерявый…,- целуя повторяла  она, прижимая меня к себе всё теснее. Я сначала пытался освободиться от её бурных ласк, но вдруг какое - то неизведанное волнующее чувство охватило меня и разлилось  в груди, опускаясь всё ниже и ниже, до самых кончиков пальцев ног.
   
Звякнула в сенях щеколда двери.  Мария отстранилась и, окинув взглядом всего меня, тихо сказала:
   - Ой…,- и поспешно добавила, - а где это твои сухие штаны…, вот же они…давай оденем и пойдем ужинать…
   
Открылась дверь в горницу, на пороге  появилась Танька и, взглянув на меня, хихикнула и шагнула назад в сени, прикрыв за собою дверь. Мне стало как - то не по себе и я нахмурившись пробормотал:
   - Мне холодно…давай рубашку…
   
На следующий день мы опять  были в нашей  "хате". Я разлегся на сухой траве внутри и стал рассматривать содержимое будёновки. Потом, освободив от содержимого, я одел её на голову и вышел. Девчонки сидели недалеко на поваленном бурей старом дереве. Остановившись,  я услышал тихий разговор и хихиканье девчонок.
   
   - Не может быть, - послышался голос  Таньки.
   -Правда, ей-богу не вру…- убеждала её подруга.- И вчера ночью опять видела…Они думали, что я сплю….
   - И ты все видела?
   - Да-а-а…
   
Я подошел к ним, они замолчали, Настя, как - то странно взглянув на меня, сказала:
   - Идемте купаться…жарко уже. И, кажется, опять дождь собирается…
   - И то правда…- поддержала её Татьяна. - Только ты, Серёж, оставь одежду в хате, что бы не намокла, когда пойдет дождь.
   
Я начал снимать одежду, но вдруг заметил  пристальные  взгляды  подружек и мне стало как - то  стеснительно.
   Танька, заметив моё замешательство, прикрикнула:
   - Снимай, снимай…чего  возишься…
   Я разделся, сложил одежду в шалаше и голый пошел к воде. Девчонки последовали за мной, но вдруг сыпанул дождь и они сразу же юркнули назад. А я в диком восторге стал бегать и прыгать под  теплым дождем с криком:
   - Иди, иди, дождику, сварю тебе борщику…
   
   Толстушка Настасья не выдержала и выскочила наружу без одежды и мы взявшись  за руки, стали кружится и вопить:
   - Поставлю на  дуба, позову голуба…
   К нам присоединилась Танька:
   - Голубь будет пить, дождик будет лить.
 
 Дождь так же внезапно прекратился, как и начался. Накупавшись и нарезвившись, мы легли в шалаше. Полежав немного на животе, я перевернулся на спину и неожиданно для самого себя выпалил:
   - А я вчера целовался с Маруськой…
   - Сколько раз? - поинтересовалась Настя.
   - Много. Может десять раз,- ответил я.
   - А мы можем целоваться сто раз, - сказала Татьяна. - Правда, Настя?
   - Вы ж не умеете…
   - Ещё как умеем…- хором возмущенно возразили подружки.
   - Хочешь покажем? - выпалила Татьяна.
   
И, не дождавшись моего разрешения, обхватив мою голову руками,  стала целовать мои щеки, лоб, нос.
   - Это не так! - закричал я и, вырвавшись из её объятий, повалил  навзничь и  стал целовать, подражая поцелуям Марии. - Вот так,… вот так, - приговаривал  при этом .
   - Ну, хватит… Я и так тоже могу… - сказала каким-то гортанным, прерывающимся  голосом Танька и, оттолкнув меня, добавила:
   - Пошли домой…

Дома мы пообедали молоком с добрым ломтём паляныци и моя нянька, глядя в сторону, предложила:
   - Давай поспим на печи…
Мы легли, но мне совсем не хотелось спать, да и, по-видимому, ей тоже.

   - Жарко…-  заныл  я,- пошли гулять…
   - А ты разденься… и я тоже…
Я голый растянулся на спине, захотелось спать, но надо мной нависла Татьяна и прошептала:
   - Давай снова целоваться…- и впилась в мои губы, прижимаясь всем телом ко  мне.
Я попытался её оттолкнуть, но она, перевернувшись на спину и обхватив меня руками, уложила на себе, продолжая целовать. Мне стало как - то знакомо-приятно и я стал отвечать на её поцелуи. Потом она, протянув руку к низу моего живота, начала всё там трогать и вставлять отвердевшую  часть моего тела себе между ног...

И всё это произошло неожиданно, такое где-то знакомое и незнакомое. Было стыдно и непонятно, сначала приятно, потом я почувствовал почти отвращение ко всему этому, в том числе и к Таньке. А она лежала молча, вся какая-то размякшая, слегка вздрагивая.
    
      - Дура, - закричал я на неё и, схватив одежду в охапку, слез с печи.
      - Подожди… не уходи,- каким-то виноватым тоном попросила она, - я сейчас оденусь и пойдем гулять.

      - Сама гуляй, - сердито, мало не плача, ответил я ей.
      - Не сердись,… я больше не буду,… а то завтра уеду домой…- просила она.
  Перспектива остаться без неё охладила  меня и уже более миролюбиво сказал:
      - Ладно… пошли к Насте…

На другой день Танька с Марусей уехали в город, а мы с Настей играли  после обеда в шалаше и купались раздевшись. Только после вчерашнего случая мне стало очень интересно рассматривать голую фигурку девчонки. Настя тоже была не прочь  точнее выяснить в чем разница между девочкой и мальчиком. Поэтому наскоро искупавшись мы занялись изучением друг друга. И под влиянием  появившегося какого-то волнующего, томительного чувства я рассказал Насте о происшедшем у нас с Танькой.

      - Так вы теперь муж и жена, - грустно сделала вывод она.
      - Нет!- возразил я, - Мы еще малы... И потом ты нравишься мне  больше...
      - И я тебя люблю больше чем Танька,- прошептала девочка,- давай целоваться...
      - Давай будем играться в мужа и жену,- почему-то прошептал на ухо ей.
      - Давай...- ответила так же тихо. - Только ж понарошку, а то могут быть дети.
      - У таких малых, как ты, детёв не бывает...


Продолжение: http://proza.ru/2012/05/22/710