Мэзон Главы 16-18

                Глава шестнадцатая
                (Аня)

Я уже второй час слонялась по Домодедово в ожидании посадки на Зауральск, прямых рейсов из Питера нет. Погода в Москве стояла ясная, тихая, но в некоторых регионах бушевали ураганы, и многие рейсы откладывали. В аэропорту скопилась куча народу, и я еле нашла местечко, где можно передохнуть, а сама то и дело посматривала на табло, боясь, что и мой рейс будет задержан.

В неожиданный отпуск меня отпустили неохотно, но все-таки отпустили. Травников пробурчал, что надеется на мое скорое возвращение. Не знаю, что именно он имел в виду – то ли то, что моя бабушка чудесным образом мгновенно исцелится, то ли наоборот – быстренько отдаст богу душу.

Мне очень не хотелось сейчас покидать «Мэзон». Наше сотрудничество с Викой и Виктором принесло первые плоды, да и наши отношения с Виктором заметно потеплели. Теперь он смотрит на меня заинтересованным взглядом, а не пустым, как раньше. При воспоминании о нем меня опять обдало горячей волной.  Однако я решила не давать воли  мечтаниям, признавая, что на Вику он смотрит не просто заинтересованно. Я с некоторым трудом вернулась к мыслям о работе.

Просматривая кадры, отснятые телевизионщиками, Виктор заметил, как Войтюк с изумлением уставилась на какую-то бумажку в своих руках. В наблюдательности ему не откажешь. Никто главного бухгалтера специально не снимал, ее изображение мимолетно мелькнуло на заднем плане, когда камера следила за бодрым перемещением популярного певца по свободному пространству перед столом начальства, который мои новые соратники называют президиумом. Едва певец открыл рот, как верхний свет погас, и президиум погрузился в темноту, лишь полосы света от разноцветных прожекторов то и дело пересекались на фигуре певца. В этом полумраке Виктор и разглядел Войтюк.  Дальнейший просмотр почти ничего не дал. Разве что подтвердилось то, что с середины вечера начальство было чем-то озабочено, так как во время очень зажигательного номера президиум пустовал.

Я тоже не ударила в грязь лицом. На первом же Викином кадре заметила нечто интересное. Горина с телевизионщиками направлялась к центру зала. Вслед за ними устремилась и группа только что прибывших гостей. Часть этой группы попала в кадр. Мое внимание привлекла женщина лет тридцати пяти – яркая стройная брюнетка. Впрочем, о достоинствах ее фигуры и лица пришлось судить по той их части, которая попала в кадр. Взгляд женщины, как мне показалось, полыхал ненавистью. Кому предназначался этот взгляд – кому-то из телевизионщиков или Гориной, непонятно, но я склонялась к мысли, что все-таки Гориной.
Эту женщину ни Вика, ни Виктор не знали, значит, она не из офиса. Откуда она – из Питера или из какого-то региона, где обосновался «Мэзон», предстояло выяснить. Под этим соусом мы еще раз пересмотрели пленку, отснятую телевидением, а затем и Викины фотографии. По счастью, эта брюнетка еще раз попала в кадр, когда Вика снимала Фельдмаршала в баре-ресторане. Она сидела за столиком вместе с мужчиной лет сорока. Он никому из нас не был знаком.

Их фотографии я передала Сергею Ивановичу, пусть устанавливает личности. Возможно, если бы мы показали  снимки всем сотрудникам офиса, то и сами это выяснили, но обнаруживать интерес к этим людям не хотелось. У Сергея Ивановича есть список приглашенных на банкет. Конечно, не факт, что на банкете не было не обозначенных в списке людей. Во всяком случае, Олег Белов в этом списке не значился, но там присутствовал. Я склонна считать, что именно он изображен на Викиной фотографии. Думаю, экспертиза это подтвердит, и уж тогда придется копнуть этого красавчика поглубже.

Объявили посадку на Саратов, и мысли о расследовании тут же вылетели из моей головы. Захотелось домой, к маме. Обычно я всегда оставляю несколько дней от отпуска, чтобы навестить ее, но в этот раз не получилось. Мне не хватает общения с ней. Я каждую неделю ей звоню, но она обычно немногословна – то ли ей нечего мне сказать, то ли экономит мои деньги. Сама же звонит крайне редко. Надеюсь, что она меня все-таки любит, хотя полной уверенности в этом никогда не было.

Мой папа исчез, когда мне было семь лет. Что с ним произошло, до сих пор неизвестно, хотя прежде, чем принять меня на работу в правоохранительные органы,  это и пытались выяснить. Чуть было моя карьера не сорвалась.

По маминым словам, поначалу их семейная жизнь складывалась очень хорошо. Папа работал сменным мастером на огромном заводе, мама там же, в технической библиотеке. Они полюбили друг друга, поженились, появилась я, а через несколько лет они получили квартиру от завода. Но счастье и благополучие длились недолго. Началась перестройка, завод потерял госзаказ, и работникам перестали выплачивать зарплату. Дело было совсем плохо, и папа под влиянием новых веяний решил создать свой бизнес, не бог весть что – арендовал ларек. Бизнесменом он оказался никудышным, так что ничего кроме долгов не нажил. Пришлось продать все, что имело хоть какую-то ценность, но этого все равно не хватило. А в один прекрасный день он исчез. Сначала мама думала, что он скрывается от кредиторов, потом, что его убили, но трупа так и не нашли. Подали во всесоюзный розыск (тогда еще был СССР), но безуспешно. Маме пришлось несколько лет биться, чтобы мне назначили пенсию.

Конечно же, маме было тяжело. Она продолжала работать в библиотеке. Был период, когда она вообще осталась там одна, обслуживая не только техническую, но и художественную библиотеку, а по вечерам подрабатывала уборщицей. Приходя домой, она все свои горести и недовольство выливала на меня, совсем еще ребенка. Я ее жалела, а отца почти ненавидела. Иногда думала, что без меня ей было бы легче, но что-либо с собой делать или убегать из дома не собиралась. Исчезать, как это сделал отец, я считала самой большой подлостью. Мечтала, что когда стану взрослой, буду заботиться о маме, на деле получилось иначе.

Когда я училась в девятом классе, мама познакомилась с Василием. Она враз помолодела, похорошела и пришла в хорошее настроение. Вскоре они поженились, и дядя Вася (так его называть мне велела мама) переехал к нам. Он был на восемь лет моложе мамы, но я видела, что он искренне ее любит. Однако я стала ловить на себе ее озабоченные взгляды и, признаться, не сразу поняла, в чем дело. Потом дошло. Просто незаметно я из неуклюжего подростка превратилась в весьма привлекательную девушку. Возможно, мама боялась, что дядя Вася станет испытывать ко мне не совсем отцовские чувства. Ее подозрительность достигла максимума, когда она забеременела. К чести Василия, я ни разу не заметила не только какого-то действия, но даже подозрительного взгляда в свою сторону. Тем не менее, мама постепенно подвела меня к мысли о том, что поступать в институт я должна не в Саратове, а в Питере, хотя никаких особых талантов или пристрастий, из-за которых стоило покидать родовое гнездо, у меня не было.

В Питере жила младшая сестра бабушки Маргарита Степановна, в то время ей было около шестидесяти, и у нее была однокомнатная квартира в Купчино. Мой приезд совсем ее не вдохновил, а вскоре я, к своему великому удивлению, выяснила, что у  нее есть любовник, с которым они почему-то не оформляли отношения. Возможно, он был женат. Мне удалось поступить в институт, и при первой же возможности я перебралась в общежитие. Это положительно сказалось на наших отношениях, так что она с удовольствием меня принимала, когда я приходила ее навестить, иногда даже оставляла ночевать.

Тем временем в Саратове рос мой брат Костик. Мы с ним вместе почти не жили, и он на шестнадцать лет моложе меня, так что никакой близости между нами нет. И все же, я всегда помню, что у меня есть младший братишка. Когда он родился, мама с Василием были на седьмом небе от счастья, да и до сих пор у них нет поводов быть не довольными им. Костик здоровый, смышленый и симпатичный мальчишка. Но иногда меня терзают демоны ревности, будто именно из-за него меня выставили из дома.

И опять немного защемило в груди, захотелось, чтобы мама погладила меня по голове и прижала к себе,  чтобы растопить, наконец, заскорузлые следы старой обиды. Тут же я себя одернула. В конце концов, я ведь довольна тем, как сложилась моя жизнь, а кто знает, что было бы, если бы я осталась в Саратове. Более того, с некоторых пор я даже как бы немного жалею тех, кто живет не в Питере, будто они лишены чего-то очень важного и даже необходимого. И в очередной раз решила, что не буду держать обиды на родителей. Конечно же, мама меня любит! Просто жизнь не такая простая и приятная, как бы хотелось.

Три года назад Маргарита Степановна тяжело заболела. Ее любовник бесследно исчез, а близких подруг у нее не было. Все свободное время я проводила возле нее – то в больнице, то дома, но она быстро угасала. Примерно за неделю до смерти она сообщила мне, что еще в начале болезни оформила дарственную на меня, так что по сути дела я уже несколько месяцев являлась владелицей ее квартиры. Я расплакалась, потом мы еще долго плакали вместе.

После ее смерти я почти ничего не изменила в квартире, здесь было уютно и удобно. Только большой ковер со стены переместился на пол, а на его месте обосновались три картины, которые я, не долго думая и выбирая, купила на Невском  у свободных художников. На первой был изображен Летний сад в пору золотой осени, на второй  - белая ночь на стрелке Васильевского острова, третья картина была абстрактной. От яркой светящейся точки расходились разноцветные круги. Если долго смотреть на картину, то начинало казаться, что яркая точка пульсирует, а круги приближаются и увеличиваются в размерах, будто хотят поглотить тебя. Называлась картина довольно претенциозно « Рождение мысли», но от нее веяло космическим холодом, возможно, этому способствовал фиолетово-сиреневый фон. Картина завораживала, но в то же время немного пугала. Однажды я даже сняла ее и спрятала за шкафом, но без нее комната показалась пустой и унылой. Картина вернулась на свое место.

Я так погрузилась в воспоминания, что чуть не пропустила мимо ушей объявление о регистрации пассажиров на рейс Москва – Зауральск.

В самолете сосредоточилась на предстоящей работе.  Я направлялась в Зауральск для того, чтобы установить, чем занималась там Горина в течение года пять лет назад. Ее мать считала, что у Василисы был роман с местным жителем. Ну и что? Ведь, судя по всему, эти отношения давно в прошлом. Возможно, даже если удастся установить, кто был ее возлюбленным, я вытащу пустышку. Какое отношение все это имеет к ее гибели? Но чутье мне подсказывало, что у Гориной с Зауральском существовала какая-то связь. Ведь дом она так и не продала. Почему?

Я попыталась слиться с ней. У нас много общего. Обе росли без отцов, обе сразу после школы покинули отчий дом. Горина жила замкнуто и не имела близких друзей, но ведь и у меня кроме Тани Фроловой нет ни одной близкой подруги. Таня теперь замужем, родила дочь и живет в Сестрорецке, так что мы редко видимся. Меня работа заставляет быть слишком разборчивой в знакомствах. Но почему Горина вела себя так загадочно, что скрывала?

Как выяснилось, зарплата у нее была очень приличной, если не сказать огромной, по моим меркам, но на счету денег было немного. Куда она их девала? У нее ведь даже своей квартиры не было, жила на съемной. Однако дом в Зауральске не продала. Это неспроста.
Потом я немного поворчала на Артема. Он не догадался взять у матери Гориной Тамары Ивановны ключи от дома. Пришлось лишний день потратить на сборы. Во-первых, чтобы переправить из Финляндии ключи, во-вторых, оформить документ, позволяющий мне временно распоряжаться наследством Василисы. По сути, этот документ никакой юридической силы не имеет, так как Тамара Ивановна еще не вступила в права наследницы, но все же это лучше, чем ничего.

Прошлый вечер я провела за компьютером, с помощью Интернета знакомясь с Зауральском. Так я узнала, что Зауральск – крупный промышленный центр с населением около полумиллиона человек. Он расположился на берегу реки Кунга, притоке Оби. Поначалу обживали правый берег. Именно там находились крупные предприятия, построенные в советское время. Затем город перебрался через реку, были построены три моста – два автомобильных и один железнодорожный. Обычно не очень широкая Кунга в половодье заливала пологий правый берег, так что в прибрежной зоне никаких построек не было, а длина мостов в несколько раз превышала обычную ширину реки. В городе имелось несколько вузов, театр и современный стадион. Местная футбольная команда уже не первый год боролась за выход в высшую лигу. Пока я знакомилась с разнообразной информацией о Зауральске, на экране компьютера то и дело выскакивало сообщение о том, что на днях в городе состоится выездное заседание российского правительства. В общем, город как город, со своей историей, достопримечательностями и амбициями.

Когда самолет приземлился в Зауральске, по местному времени было уже восемь часов вечера. Пока я получала багаж, звонила Сергею Ивановичу, густые сумерки превратились в ночь. Впрочем, с такси никаких проблем не возникло, и вскоре я мчалась по довольно приличному шоссе. Дом Гориных располагался на улице Красной. Это окраина старой части Зауральска, как раз со стороны аэропорта, так что уже минут через пятнадцать мы въехали на узкую улочку, застроенную частными домами. Горящие фонари встречались редко, и мы двигались с черепашьей скоростью, боясь пропустить нужный дом. Нам повезло - напротив дома №25 сиял яркий фонарь. Я расплатилась с таксистом и, дождавшись, когда он отъедет, подошла к воротам. Они были закрыты. Я стала озираться по сторонам. Ограда внушительная – металлические пики выше двух метров высотой скреплялись между собой замысловатыми перемычками. При желания я смогу эту изгородь преодолеть, тем более, что колючей проволоки с пропущенным через нее током, я не заметила. Но сначала решила поступить более банально – достала связку ключей и попробовала открыть входные ворота с их помощью. Ни один ключ не подошел. Мне это совсем не понравилось. Может быть, эта связка вообще не имеет никакого отношения к этому дому?

Что же делать? Сама я смогу перемахнуть через забор, но как быть с багажом? У меня была большая дорожная сумка на колесиках. С ней удобно перемещаться в аэропорту или по тротуару, но для местных условий она совсем не приспособлена. Наверняка есть другой вход где-нибудь за домом, но как его найти? Участки вплотную примыкают друг к другу, никаких проходов между домами нет.

Все-таки я решила пройтись по улице, надеясь найти какую-нибудь лазейку. Сумка неуклюже подпрыгивала на ухабах, но я упорно продвигалась вперед. Возможно, ключ от ворот есть у соседей, но обращаться к ним пока не хотелось. Да, и к кому именно обращаться? Слева от дома Гориных огромный особняк, справа покосившийся деревянный домишко, но ни в том, ни в другом нет света. Правда, в доме напротив светилось одно окошко, возможно, придется туда обратиться.

Местные правоохранительные органы мы решили пока в свои дела не вмешивать. Как знать, что ты там раскопаешь, говорил Сергей Иванович,  может быть, кому-то очень не понравится твой приезд, так что надейся только на себя. Соседям я должна была представиться дальней родственницей Тамары Ивановны, возможно, им известно, что близких у нее нет.

Наконец, между 33 и 35 домом я заметила разделяющую их канаву. Она до половины была заполнена водой, но вдоль изгороди имелась узкая тропинка, которая совершенно не соответствовала параметрам моей сумки. Пришлось взять ее за ручку, как обычную поклажу, при этом моя рука под тяжестью удлинилась на несколько сантиметров.
Когда изгородь закончилась, я свернула в узкий проулок, канава же своего направления не изменила, унося свои нечистые воды в темноту и неизвестность. Разумеется, со стороны проулка никакой нумерации домов не было, да если бы и была, все равно что-либо рассмотреть в такой темноте было невозможно. Я стала отсчитывать по порядку – тридцать третий, тридцать первый, двадцать девятый, двадцать седьмой, двадцать пятый! Как я и надеялась, калитка была закрыта изнутри на обычную задвижку. Я просунула руку и открыла ее.

Через несколько минут я стояла перед входной дверью, боясь доставать ключи. Вдруг они не подойдут?  Мне было страшно представить обратный путь. Немного успокоившись, я их достала. И первым же ключом открыла дверь. Ура!



                Глава семнадцатая

Закончив разговор с Аней, Сергей Иванович решил, что пора закругляться, правда, в Питере сейчас не вечер, как в Зауральске, а разгар дня, но трудолюбие и добросовестность имеют свои пределы. Возможно, Надя права, и виной его ужасного состояния переутомление. Нужно хоть на время отключиться от дел. Расследование идет полным ходом, он задействовал всех, а завтра сам отправится в Москву, чтобы узнать, чем там занималась Горина и не нажила ли врагов.

Он сел в свой, видавший виды «Форд», и отправился к дому, чтобы забрать Настеньку, а потом заехать за женой в юридическую консультацию, где та работала.  Впервые они втроем собирались пойти в детское кафе.

Вчера, проезжая по Московскому проспекту, куда его забросили дела, он неожиданно для себя свернул к «Мэзону». Так или иначе, но трое людей, гибель которых он расследовал, здесь работали. Он не хотел появляться там с официальным визитом, пусть преступник или преступники, которые продолжают там работать, думают, что следствие зашло в тупик и заглохло. Но будет не лишним, если он пройдется по лестнице, на которой якобы взорвалась петарда, поднимется в лифте…, да и мало ли что придет ему в голову, когда он там появится.

Прежде чем пройти в магазин, он обошел здание. Слева и справа от центрального входа имелись два служебных. Он немного понаблюдал за ними и отметил, что работает только левый вход. Для посторонних он был закрыт, у дверей маячил охранник, так что лестницу осмотреть не удастся. Правый, судя по всему, использовался только в исключительных случаях. Позади здания имелось еще несколько дверей, через которые доставляли товары. Закончив обход, он зашел в магазин. И обстановка, и товары, и обслуживание ему понравились, даже захотелось что-нибудь купить, только он не знал, что именно. Обычно покупками занималась жена.

Когда он поднимался на третий этаж, чтобы ознакомиться с элитными товарами, его остановила девушка в красивом бело-красном костюме с золотыми пуговицами.

- У вас есть дети? – неожиданно спросила она.

- Да, конечно, - удивленно ответил Сергей Иванович.

- Девочка или мальчик? – продолжала выпытывать девушка.

Она была мила и приветлива, а у Сергея Ивановича было хорошее настроение, так что он не стал запираться.

- Девочка, восемь лет, - гордо сказал он.

- Тогда возьмите розовое приглашение.

Так он узнал, что завтра, а теперь уже сегодня, в семнадцать часов на четвертом этаже «Мэзона» открывается детское кафе. Он хотел отказаться от приглашения, но, услышав его название, передумал. Арлекин! Именно этот персонаж вернул его в лоно семьи. А, возможно, в этом кафе он еще каких-нибудь персонажей встретит. Совсем из другой сказки.

Сергей Иванович вспомнил, как два дня назад стоял под душем в совершенно истерзанном состояния, не зная, куда податься – в гостиную или спальню. Ни один вариант его не устраивал, и он придумал третий. Он вызовет жену на кухню и там поговорит с ней. Он не очень ясно представлял, что ей скажет, но терпеть этот хаос внутри себя больше не мог. Накинув халат, Сергей подошел к спальне, собираясь постучать в дверь. Но Надя его опередила.

- Наконец-то ванная освободилась, - раздраженно бросила она, собираясь проскользнуть мимо него, но Сергей удержал ее за плечи.

- Нам нужно поговорить, и не завтра или еще когда-нибудь, а сейчас, - не допускающим возражений тоном сказал он.

- Ты уверен? – переспросила Надя.

- Да.

Они прошли на кухню. На столе сиротливо лежал принесенный Сергеем букет. К его удивлению, обычно капризные розы пока вянуть не собирались. Тут же лежала коробка любимых Надиных конфет и стояла бутылка французского вина. Сергей стал искать штопор.

- Он в правом ящике, - подсказала Надя.

Никто из них не торопился начать разговор. Сергей открыл бутылку и разлил вино по бокалам, потом сел и поднял глаза на Надю.

- У тебя кто-то есть? – в лоб спросила она.

- Нет, - тихо ответил он.

Надя, похоже, не поверила:

- Ты уверен?

Он усмехнулся:

- Конечно, уверен. Я тебе вообще никогда не изменял.

Это было правдой. Они с Надей женаты десять лет, и два года до этого он ее добивался. Она была замужем и, хотя ее брак и без его вмешательства трещал по швам, к тому же, был бездетным, она почему-то цеплялась за него. Я на пять лет старше тебя, - рассудительно говорила она, - со временем это скажется не в мою пользу. Но он ничего не хотел слушать. Они столкнулись по работе. Умная, красивая и женственная, она просто околдовала его. Он своего добился – Надя развелась и вышла за него замуж. Бывший муж еще долго пытался ее вернуть. Он был владельцем солидной адвокатской конторы, из которой Наде пришлось уйти после развода. Возможно, он и сейчас на что-то надеется, но они давно это не обсуждали.

Сергей опять взглянул на жену. Его беспощадный взгляд отметил морщинки вокруг глаз, потом скользнул ниже – выступающие ключицы обтягивала тонкая загорелая кожа. Он внутренне поежился, представив эту суховатую кожу под своими пальцами.

- Ты в кого-то влюбился? – с трудом выдавила она.

- Нет, - все так же тихо ответил Сергей и заметил, что после его ответов Надя немного расслабилась. Как ей сказать, что он просто ее разлюбил? – Я сам не понимаю, что со мной происходит, - осторожно начал он.

В это время в коридоре послышались шаги. Они тревожно переглянулись. Настя просыпалась среди ночи только во время болезни. Они не успели подняться, как девочка ворвалась в кухню. В руках у нее был Арлекин.

- Мамочка, спасибо! Он такой замечательный!

Надя перевела непонимающий взгляд с дочери на игрушку, потом на Сергея.

- Я его тебе не дарила, - пробормотала она.

Настя удивленно посмотрела на отца.

- Папа, это ты? – Для Дедов Морозов был не сезон, и Сергей молча кивнул. – Папочка, значит, ты меня любишь?!

В ее возгласе было столько радостного удивления, что Сергею стало не по себе. Да он просто чудовище! Дочь считает, что он ее не любит, а жена уже полгода подозревает в неверности и молча страдает.

- Конечно же, люблю, - наконец ответил он. – Неужели ты этого не знала?

- Не знала, - честно ответила девочка и тут же забралась к нему на колени, прижалась к его груди, а потом стала осыпать поцелуями лицо. - Папочка, я так тебя люблю!

Сергей заметил, что на глазах у Нади выступили слезы, он и сам еле держался. Настя тем временем с упоением описывала всевозможные достоинства новой игрушки. Она еще долго не могла угомониться, а счастливый отец с радостью ощущал, как тяжелый ком, душивший его изнутри последние месяцы, исчезает.

- Настенька, тебе пора спать, - проявила благоразумие Надя.

- Я сегодня хочу спать с вами, посерединке, - капризным голосом любимой дочери заявила Настя. – Да, папа?

В ответ Сергей чмокнул ее в щечку, и она тут же уснула. Он посмотрел на жену. Слезы уже высохли, и она просто счастливо улыбалась. Сергей почувствовал, как внутри у него поднялась теплая волна.

- Надя, я дурак! – воскликнул он. Надя, продолжая улыбаться, смотрела на него. – Надя, я большой дурак! – повторил он.

- Если ты думаешь, что я стану это опровергать, то заблуждаешься, - почти весело сказала она.

Сергей поднялся, собираясь отнести Настю в детскую.

- Я хочу с вами, - сквозь сон пробормотала она.

Он положил дочку посередине супружеского ложа, а они с Надей разместились по краям. Впервые за многие месяцы он ощущал такой безмятежный покой. Сон не приходил, и он протянул руку, чтобы выключить ночник. Прежде, чем это сделать, он взглянул на дочку. Личико выглядело умиротворенным, а от длинных ресниц на щечки падала тень. Потом перевел взгляд на жену и в очередной раз поразился их сходству. Выражение лица у Нади было точь-в-точь, как у дочери, а на щеки так же падала тень от длинных ресниц. Еще он успел заметить белую полоску незагорелой под бретелькой кожи. Потом представил белый отпечаток от купальника на загорелом теле, и кровь ударила ему в голову. Он не стал выключать ночник, а взял на руки Настю.

- Зачем ты ее уносишь? – раздался сонный голос Нади. – Разве она тебе мешает?

- Мешает. Я хочу взглянуть на твой купальник.

- Какой купальник? Ничего не понимаю, – окончательно проснулась она.

- Скоро поймешь, - пообещал Сергей.

Уснули они, когда за окном уже совсем рассвело, но Надя поднялась рано и приготовила мужу завтрак, чего уже давно не делала.

- Сережа, я, конечно,  понимаю, что работа - это очень важно, но нельзя так переутомляться, - озабоченно говорила она, - от этого в голове всякие тараканы заводятся.

Он привлек жену к себе.

- Ты избавила меня от тараканов. Ни одного не осталось, честное слово.
Теперь любовный флер застилал ему глаза, и он не замечал ни морщинок, ни выступающих ключиц. Перед ним была любимая женщина, самый близкий человек, его жена и мать его дочери.

И следующая ночь была такой же пылкой, правда, до утра он не дотянул, сон просто срубил его.


Сергей Иванович заехал за дочкой, которую пришлось оставить на соседку. Надю срочно вызвали на работу, хотя до окончания отпуска оставалось еще два дня. Теща была на даче, а летом услугами няни они не пользовались. Завтра отвезут Настеньку к бабушке. Он решил, что они сделают это вместе, для этого и командировку в Москву на день отодвинул. Он сам удивлялся тому, как переменился за последние дни.
Настя встретила его в полной боевой готовности. Он по-отцовски заботливо поинтересовался, не надо ли ей зайти в туалет или еще чего, но дочка, кивнув на большие часы в гостиной, протараторила, что они и так уже опаздывают, ведь надо еще за мамой заехать.

Они подъехали к адвокатской конторе на Садовой без двадцати пять. Надя стояла у входа и ждала их, правда, не в одиночестве. Сергей невольно залюбовался женой – стройная, элегантная и будто светящаяся изнутри. Про себя он самодовольно заметил, что этот свет зажег именно он. Потом перевел взгляд на ее собеседника. Так и есть, Кирилл Краснов, ее бывший муж. Он был значительно старше Сергея. Его густая шевелюра стала совсем белой, правда, нисколько не поредела. Он был шикарно одет, подтянут, и весь его вид излучал спокойную уверенность.

У Сергея на скулах заходили желваки. Этот стервятник так и кружит над его женой. Наверное, заметил, что у них проблемы. Конечно, заметил, он все замечает. Только он опоздал! Проблем больше нет, и тараканов тоже! Сергей вышел из машины и, подойдя к ним, кивнул Краснову. Обычно они приветствовали друг друга небрежными кивками, а руки не подавали.

- Надюша, мы опаздываем, - ласково сказал он и, взяв жену под руку, повел к машине.

- Надя, я тебе послезавтра позвоню, - вслед им сказал Краснов.

Она согласно кивнула и помахала ему рукой. Сергей открыл жене дверцу, потом сел сам.

- Не нравится мне этот тип. Какие у тебя с ним дела?

- Мы в одном процессе представляем враждующие стороны. Надо кое-что обсудить.

Они тронулись с места, но Сергей не мог успокоиться и недовольно пробурчал: «Лучше бы ты с ним не связывалась!»

- Да ты никак ревнуешь? – удивилась Надя.

- Такой уж я урод – то тараканы, то ревность…

- Папочка, ты не урод! – неожиданно подала голос Настя, о которой они на время забыли. – Ты очень даже красивый.

Они рассмеялись, потом Надя обернулась к дочери:

- Папа не очень красивый, а самый красивый. Просто он так пошутил.
Когда они подъехали к «Мэзону», была уже четверть шестого. В огромном лифте они поднялись на четвертый этаж. Праздник, судя по всему, уже начался, так что торжественный момент перерезания ленточки они пропустили. Дверь в кафе, на которой красовался улыбающийся Арлекин, была закрыта. Сергей приоткрыл ее, тут же перед ними возник молодой человек в бело-красной униформе. Сергей Иванович предъявил свой пригласительный билет, и они прошли к своему столику под №7.

Зал был довольно просторным и пестрым. Стены расписаны замысловатыми сюжетами из сказок, на столах, расположившихся по периметру зала, разноцветные скатерти, их стол был покрыт розовой.  Центр пустовал. Именно там и разыгрывалась специально написанная для такого случая сказка. Главным действующим лицом, конечно же, был Арлекин. Настенька заворожено следила за тем, что там происходит. Сергей налил ей сок, но дочка, захваченная действием, отмахнулась. Он страсть как не любил подобные мероприятия. Наклонившись к жене, прошептал:

- Сейчас бы бутылочку вина, да на нашу кухню…

Надя сияющими глазами посмотрела на мужа, потом своей ладошкой прикрыла ему рот.

- Не мешай ребенку наслаждаться.

Сергей от нечего делать стал рассматривать посетителей, которых не перекрывали суетящиеся перед ним артисты. За столом под №1 сидели трое мужчин и одна женщина. Двоих мужчин он сразу узнал – генерального директора Кутузова и коммерческого директора Травникова. Третий мужчина и женщина были ему не знакомы. Он предположил, что это местное начальство – директор кафе и его заместитель. Затем перевел взгляд на следующий столик, который до этого загораживал некто, похожий то ли на Ивана-царевича, то ли на Иванушку-дурачка. Едва взглянув туда, он опустил глаза.

За столом под №2 сидела Светлана Вострикова с солидным хмурым мужчиной и бледным пухлым мальчиком лет десяти. Сергей совсем не хотел, чтобы она его заметила, вдруг проболтается сидящему неподалеку Кутузову. «И ДТП на тебя работают», - вспомнил он слова главы службы безопасности Матвеева, которые услышала вездесущая Веснина. Сам он определенно не обладал ее талантом – оказываться в нужное время в нужном месте. Скорее, наоборот. Вот и сейчас, он вряд ли узнает что-нибудь интересное, зато Кутузов поймет, что он и его фирма под неусыпным вниманием правоохранительных органов.
Наконец, представление закончилось. Дети, хлопая в ладоши, повскакали с мест. Артисты пожимали им руки, а самых маленьких подбрасывали вверх. Настенька перемещалась по залу за руку с Арлекином.

- Давай местами поменяемся, - предложил он жене.

- Сережка-Сережка, я-то думала, что ты изменился, а ты все такой же, - усмехнулась Надя. – Ты здесь по служебной необходимости, а нас с Настей взял для прикрытия.

- Не совсем так, вернее, совсем не так, - запутался Сергей Иванович. – В общем, потом объясню.

- Нас тут хоть не подстрелят? – поинтересовалась Надя, пересаживаясь на его прежнее место.

- Не боись, я с тобой, - пробурчал он.

Сергей Иванович с трудом переносил свое пребывание в детском кафе, решив, что не создан для таких подвигов. Тем временем распорядитель праздника объявил, что находящиеся на столах соки, фрукты и печенье – подарок фирмы «Мэзон». А если кто-то хочет еще чего-нибудь, пусть заказывает. Сергей Иванович подозвал официанта. Надя с Настей выбрали мороженое, а ему хотелось мяса, и побольше.

- Это что за «барабашка»? – ткнул он пальцем в меню.

- Здесь свинина с говядиной, слоями…, - начал объяснять официант.

- Пойдет, - остановил его Сергей Иванович. – Несите мне «барабашку».

- Там порция небольшая, детская, - предупредил сообразительный официант.

- Тогда несите мне две «барабашки», или три.

- Думаю, двух хватит. Только придется немного подождать.

Сергей Иванович хотел было отменить заказ, но Надя его опередила:

- Ничего страшного, мы подождем.

В центре зала появился Арлекин. Дети радостно повскакали с мест и зааплодировали.

- Дети! – неестественно бодрым голосом воскликнул он. Сергея Ивановича перекорежило. – Мы сегодня открываем не только новое кафе, но и новые таланты! Кто умеет петь, танцевать и читать стихи, поднимите руки!

Тут же множество детских рук потянулось вверх. Наиболее активные устремились к Арлекину, среди них и Настя. Они не заметили, как она сорвалась с места. Свой выбор Арлекин остановил на ней, ведь именно с ней за руку он ходил по залу.

- Девочка, как тебя зовут? - по-прежнему бодрым голосом спросил он.

- Настя.

- И что ты умеешь делать?

- Танцевать!

Сергей Иванович знал, что Настя ходит в танцевальный кружок, но в подробности никогда не вдавался.

- Какой танец ты нам исполнишь?

Настя посмотрела на мать, и они кивнули друг другу.

- Венгерский танец! – радостно сообщила она.

Незаметно появившийся аккордеонист проиграл несколько тактов, и она, одну руку уперев в бок, а вторую заложив за голову, заскользила по паркету. Сергей Иванович не мог оторвать глаз от дочери, завороженный ее естественностью и грацией. Как она похожа на свою мать, подумал он. В это время в кармане завибрировал телефон, звук он отключил, войдя в кафе. Объявилась Аня, ее звонок он не мог проигнорировать.

- Это срочно? – спросил он, не спуская глаз с дочери.

- Нет, но нужно посоветоваться.

- Тогда я перезвоню через пять минут, - тихо сказал он и заметил, как Надя облегченно перевела дух.

Настино выступление было встречено бурными аплодисментами, а Арлекин подарил ей свою маленькую копию. Родители по очереди расцеловали дочь. Сергей Иванович даже забыл о Востриковой, которая могла его заметить.

- Этого Арлекина я назову Васей, он будет младшим братом Сережи, - серьезно сказала Настя.

- Какого Сережи? – удивленно спросила Надя.

- Ну, того Арлекина, которого подарил папа, зовут Сережа.

Тем временем концерт продолжался, но Сергей Иванович со словами «девочки, извините, мне нужно позвонить», вышел на лестницу. На площадке между третьим и четвертым этажами несколько истерзанных мероприятием пап нервно курили. Сергей Иванович поднялся на пол-этажа выше. Там никого не было, и он позвонил Ане.

Она рассказала о сложностях, связанных с проникновением в дом. Конечно, она может и дальше пробираться туда через заднюю калитку, но это будет подозрительно выглядеть – соседи могут милицию вызвать. Он предположил, что ключи от ворот есть у соседей, пусть она с ними утром пообщается, а потом позвонит ему.

- Только помни, что у нас с тобой в разное время утро начинается, - весело сказал он, потом все-таки добавил: - но если что-то срочное, на часы не смотри.

Он уже собрался распрощаться со своей сотрудницей, но она непривычно неуверенным тоном сказала:

- Знаете, в доме все прибрано и вообще такое ощущение, что здесь кто-то живет. Вдруг таинственный жилец объявится?

Сергей Иванович забеспокоился. Спросил, есть ли внутри засовы, и, узнав, что есть, велел как следует замуроваться, а утром – в разведку!
Возвращаться в зал не хотелось. Он достал сигареты и закурил, благо урна стояла рядом. По словам охранника, именно на площадке между четвертым и пятым этажами взорвали петарду. Сергей Иванович осмотрелся. Нигде ни пятнышка. А ведь взорвавшаяся петарда не могла не оставить следов. То ли все тщательно вымыли, то ли никакой петарды не было. Кроме охранника никто этот взрыв не слышал, правда, Звонарева никакого значения этому факту не придала и никого на эту тему не расспрашивала. А должна была бы. Ведь именно в это время Горина находилась в офисе.

4Сергей Иванович закурил вторую сигарету, продолжая фантазировать. А что, если было так… По словам Востриковой, Горина поднялась в свой кабинет, чтобы кому-то позвонить. Возможно, она солгала и пришла к себе в кабинет для того, чтобы там с кем-то встретиться. Горина явно нервничала, так как, по словам той же Востриковой, разом опрокинула в себя полбокала ликера. Этот напиток так не пьют. Следуем дальше. Горина под благовидным предлогом выставляет Вострикову и ждет гостя. Видимо, он опаздывает. У него ведь все было рассчитано. Петарда уже взорвалась, охранник покинул пост, но Горина приходит к себе в кабинет не одна. Возможно, если бы охранник сразу вернулся, то ничего страшного не произошло. Но его поджидает глава службы безопасности и заставляет еще раз обследовать лестницу с пятого до первого этажа. Зачем? Ведь злоумышленнику проще всего затеряться в банкетном зале на четвертом этаже среди трехсот гостей. В этой толпе вряд ли кто-то обратил внимание на незнакомого человека. Ведь на банкете были представители разных филиалов, да еще несколько групп из регионов. Впрочем, остановил себя Сергей Иванович, когда охранник покидает свой пост, то перекрывает вход. Войти можно только с помощью специально пропуска, приложив его к светящемуся глазку. Значит, в деле все-таки замешан сотрудник офиса.

Ему захотелось взглянуть на турникет, так ли уж он непреодолим. Сергей Иванович поднялся на пятый этаж. Рабочий день уже закончился, но еще не все сотрудники покинули офис. Открылась дверь, и из нее вышли две оживленно беседующие между собой женщины.

- Да брось ты придумывать! – воскликнула одна из них.

- Ничего я не придумываю, а после июньских событий вообще ничему не удивляюсь, - ответила вторая.

Сергей Иванович насторожился и с усмешкой подумал, что заразился от Весниной ее талантом – оказался в нужное время в нужном месте. Но женщины скрылись в лифте, и ничего интересного он не услышал. Пока мне до Весниной далеко, заключил он. Однако покидать пятый этаж он не спешил. Вскоре дверь опять открылась. Парень придерживал ее, поджидая кого-то.  Сергей Иванович четко увидел пост охраны. Турникет выглядел внушительно. Однако при должной сноровке его можно перемахнуть, решил он. Парень уставился на него, и Сергей Иванович, не спеша, спустился на четвертый этаж.
Концерт уже закончился, но народ не расходился. Из динамиков лилась тихая музыка.

- Однако ты долго беседовал, - заметила Надя.

- Я еще покурил и осмотрелся, - подмигнул он жене.

- Ешь, а то твои «барабашки» совсем остыли, - примирительно сказала она.

- Я так проголодался, что смогу заглотить даже мороженое мясо.

Возвращаясь домой, Сергей Иванович улыбался, предвкушая приятный вечер в обществе жены и дочери. Он старался гнать прочь мысли, связанные с работой, но они прорывались.  Если Горину отравили в ее кабинете, а эксперты такой возможности не исключают, то с одинаковым успехом это мог быть как сотрудник офиса, так и чужак. А вдруг это все-таки Вострикова? Ведь именно она заняла место Гориной, именно она была в ее кабинете и пила с ней ликер. И мужик у нее мрачнее тучи, и сынишка больной. Он с удовольствием взглянул на жену, потом на дочь.

- Моя компания гораздо симпатичнее, - с удовольствием подытожил он.

Когда они подъезжали к дому, еще одна мысль промелькнула: нужно разобраться, была ли петарда.


                Глава восемнадцатая
                (Аня)

Закончив разговор, я отложила телефон с некоторым недоумением. В последние дни Сергей Иванович вел себя не то, чтобы странно, но необычно. Влюбился, что ли? В кого, интересно, не в жену же? Ведь он уже давно женат. Хотя, как знать… Артем несколько раз по разным поводам пересекался с его семейством и говорил, что у него жена и дочка – просто красавицы. Да Сергей Иванович и сам, хоть куда – высокий, статный, с умным интеллигентным лицом.  Но, видать, и ему ничто человеческое не чуждо.

Да ведь и моя броня, которую я укрепляла несколько лет, дала трещину. Эта моя бронированность зиждилась на двух постулатах. Первый – все мужики зануды, второй – я суперменка, которая ничего и никого не боится, ни в ком не нуждается и идет по жизни с высоко поднятой головой. Виктор Ковалев, сам того не ведая, пробил мою защиту, и оба постулата зашатались. Немного пообщавшись с ним, я поняла, что он совсем не зануда, и вряд ли им станет. Честно говоря, был в моей жизни мужчина, которого при всем желании я не могу назвать занудой, но он отводил мне в своей жизни слишком маленькую роль, с чем я, конечно, не могла согласиться.  А сейчас я поняла, что хочу, чтобы меня любили, оберегали  и все такое прочее. Конечно, такие мысли не могут принадлежать суперменке, но так уж вышло, что у меня сегодня День Прозрения.

Перед собой можно не лукавить, мне сейчас страшновато, ведь дом явно обитаем. Я уже бегло осмотрела его и обнаружила, что везде царит безупречный порядок, а на подоконнике стоит огромный столетник. Судя по его ухоженному виду, его регулярно поливают и подкармливают. Когда появляется здесь незнакомец – утром или вечером? А вдруг он сейчас подходит к дому? Я вспомнила наставления Сергея Ивановича и быстро закрыла обе двери – со стороны улицы и со стороны проулка. Огромные старинные засовы закрылись почти беззвучно, из чего я сделала вывод, что их недавно смазывали. Просто конспиративная квартира! А у меня даже оружия с собой нет!  Я прилетела сюда по документам Ани Васильевой, а ей пистолет не положен. Правда, в чемодане есть два газовых баллончика. Один буду носить с собой, а второй оставлю в доме, но так, чтобы в случае чего, был под рукой.

Я решила поближе познакомиться с домом и, возможно, обнаружить следы пребывания здесь неизвестного человека.

На первом этаже было две комнаты. Одна очень большая, около тридцати квадратных метров. Судя по обстановке, она выполняла роль гостиной. Два огромных кожаных дивана, сделанных несколько десятилетий назад;  два кресла; огромный сервант, забитый хрусталем и сервизами; круглый полированный стол; телевизор с большим экраном и ковры на стенах. В общем, мечта сорокалетней давности.

Из гостиной был вход в другую комнату, в два раза меньше, видимо, принадлежавшую старой хозяйке. Она была уютной и удобной. Деревянная кровать, туалетный столик с зеркалом, секретер, трехстворчатый платяной шкаф и книжный стеллаж, занимающий целую стену. Я подошла к нему и в восторге застыла – сокровища мировой литературы! Такое же собрание было у моей школьной подруги, и я ей ужасно завидовала. Многие обложки были потрепанными, значит, эти книги читали, а не только любовались их корешками.
Интересно, кем была Евдокия Матвеевна – бабушка Василисы? У нас ведь как, если человек  не известный актер или кто-нибудь еще в этом роде, то, достигнув определенного возраста, в один момент кем становится в глазах окружающих? – Пенсионером! Будто и не было многолетних трудов на каком-то поприще. Это мне Маргарита Степановна как-то пожаловалась. Она почти сорок лет проработала инженером, и в один миг все об этом забыли, прилепили безликое, а потому обидное, клеймо пенсионерки.
Впрочем, мне еще рано об этом задумываться, до пенсии  далеко, если, конечно, доживу. Так, кем все же была Евдокия Матвеевна? Я открыла платяной шкаф. Эти вещи не могли принадлежать пенсионерке в привычном смысле этого слова. Их носила состоятельная женщина с хорошим вкусом – не молодая, но и не старушка. Ничего, что могло бы принадлежать Василисе, я там не обнаружила. По полкам шарить не стала, хотя, может, и придется. Этот дом хранит секреты двух хозяек, а я здесь для того, чтобы их узнать.
Кухня была просторной и сочетала в себе как элементы старины, так и вполне современные. Больше всего меня поразил пол. Таких широких половиц я прежде не видела. Попыталась представить деревья, из которых сделаны эти доски, и впечатлилась. Половицы были плотно пригнаны друг к другу, не скрипели и не прогибались под ногами, как это часто бывает в старых домах. Только, когда я подошла к подоконнику в гостиной, чтобы поближе посмотреть на столетник, одна половица отчетливо скрипнула. Еще на первом этаже имелась куча каких-то чуланчиков и коридорчиков, а также ванная и туалет. Их явно отремонтировали недавно, вся сантехника была новой и хорошего качества, а стены покрыты кафелем.

Из одного коридорчика винтовая лестница вела на второй этаж. Она была узкой, но, как и все здесь, сделана на совесть. За массивные деревянные перила не страшно было ухватиться. Я поднялась по ней и оказалась в центре второго этажа, что весьма необычно. Перила, вырулив наверх, образовывали нечто вроде барьера, не дававшего по невнимательности провалиться вниз, что затрудняло движение по коридору. Хитроумный замысел архитектора остался мне не понятен. Тут же, на перилах, был установлен выключатель. Включив свет, я осмотрелась. В дневное время коридор освещался за счет двух окон в конце и начале его.

На правой стороне было две двери. Я открыла первую. Небольшая комнатка напоминала гостиничный номер. В ней имелось все необходимое для жизни, но ничего примечательного и предназначалась, скорее всего, для гостей. Во второй комнате явно жил творческий человек. Стены завешаны картинами – пейзажами и портретами в духе соцреализма, два книжных шкафа, у окна большой письменный стол со старинным письменным прибором из малахита. Рядом с ним – несколько забавных фигурок из уральских самоцветов. Справа аккуратно лежала стопочка белой бумаги.

Оглядевшись вокруг, я заметила полку, заполненную разномастными книгами и толстыми журналами, популярными в советское время, и подошла поближе. Все книги принадлежали одному автору – Василию Горину. О таком писателе мне слышать не доводилось. Я взяла первую попавшуюся книгу и открыла ее. С портрета на меня смотрел строгий солидный мужчина с седыми висками. Да ведь это же дедушка Гориной! Видимо, ее назвали Василисой в его честь. Книга была издана Зауральским издательством в 1974 году. Пролистав ее, я поняла, что это производственный роман на местном материале. Более глубоко знакомиться с творчеством Василия Горина было некогда.

Через дверь, расположенную рядом с окном, я вышла на просторную террасу и, облокотившись на перила, осмотрелась.  Луна освободилась от облаков и своим загадочным светом заливала все вокруг. На другой стороне проулка жилых домов не было, сады, огороды, кое-где виднелись небольшие сарайчики. Вдалеке поблескивала река. Видимо канава, вдоль которой я пробиралась, несла свои воды туда.

Любоваться местными красотами тоже было некогда. Осмотр дома и так занял много времени, а оставалась не обследованной еще одна комната с другой стороны коридора. Едва войдя в нее, я сразу поняла, что здесь жила Василиса. И опять я ощутила внутреннее родство с ней, мне бы тоже хотелось жить в такой комнате. Никаких тяжелых бархатных портьер и ковров на стенах, как внизу. Легкие шторы, закрывающие балконную дверь и два огромных окна, светлая мебель из натурального дерева и пушистый бежевый палас, на стенах – абстрактные картины. В отличие от моего шедевра под названием «Рождение мысли», они не пугали и, похоже, вообще никакой смысловой нагрузки не несли. Просто радовали глаз причудливостью форм и неожиданным сочетанием цветов.
Взглянув на огромную кровать под роскошным покрывалом, я почувствовала, что ужасно устала. Мне захотелось плюхнуться на это царское ложе, но я себя одернула. По роду моей работы мне часто приходилось вторгаться в частную жизнь других людей, чтобы узнать их тайны. Никаких угрызений совести я никогда не испытывала. Но лечь в постель Василисы казалось чуть ли не святотатством. Я вяло подошла к большому гардеробу и заглянула в него. Нельзя сказать, что он был забит до отказа, но в нем имелась одежда на все случаи жизни и все времена года. Там же висел совершенно новый мужской костюм. Для кого купила его Василиса?

Больше я не стала ничего разглядывать, а перетащила свой чемодан в комнату для гостей, хотя только из комнаты Василисы были видны входные ворота.
Ночь прошла спокойно. В дом проникнуть никто не пытался, телефонных звонков тоже не было. Я заметила три телефонных аппарата – в гостиной, в кабинете писателя и в комнате Василисы. Подняв трубку, с удивлением обнаружила, что они подключены к сети, значит, кто-то продолжает платить за телефонную связь, хотя Василисы уже второй месяц нет в живых.

Приняв душ, я прошла на кухню. Холодильник был выключен, но в нем хранилась неплохая коллекция консервов. Впрочем, я  к ним не прикоснулась, обойдясь чаем с печеньем, которые прихватила с собой. При свете дня мои вечерние страхи показались мне не обоснованными и чуть ли ни детскими. Я несколько раз произнесла про себя, словно заклинание: «Все мужики зануды, а я суперменка». Для усиления воздействия повторила  эту мантру вслух. Вроде немного помогло. Я чувствовала себя бодрой, смелой и готовой к приключениям, в общем, почти такой же, какой была до поездки на Сицилию.

Около девяти часов утра по местному времени через заднюю калитку я выскользнула в проулок, а потом вдоль знакомой канавы добралась до улицы Красной. Свой обход я решила начать с ближайших соседей. Особняк (дом № 23), который заприметила накануне, был необитаем и понятно, почему. Его еще не достроили – оконные проемы на втором этаже были затянуты пленкой. Более подробно рассмотреть его с улицы не удалось, мешала довольно высокая кирпичная стена. Впрочем, при желании это можно сделать. Одно из окон, в которые  упирается странный коридор на втором этаже дома Гориных, смотрит как раз на соседний участок.

Я подошла к дому под № 27 – покосившейся деревянной избушке. Калитка была не закрыта, и я беспрепятственно подошла к ней, с некоторой опаской поднялась по прогнившим ступеням и постучала в дверь. Никто не ответил. Я подергала за ручку – закрыто. Потом обошла вокруг дома и среди запустения обнаружила несколько аккуратных грядок с овощами. Значит, здесь кто-то живет или, во всяком случае, время от времени появляется. Но мне некогда ждать. Придется искать информацию в другом месте.
Вечером я заметила свет в доме напротив, поэтому отправилась туда. На мой стук долго никто не отзывался, но я не уходила. Наконец, послышались шаги. На пороге появился мужик неопределенного возраста и мутными глазами посмотрел на меня.

- Чего тебе?

Я объяснила, что являюсь родственницей новой наследницы дома № 25. Приехав сюда, обнаружила, что замок в воротах сменили, теперь хочу узнать, у кого новые ключи. В мутных глазах мелькнуло осмысленное выражение.

- Еще весной какой-то урод на самосвале въехал в ворота, - сказал он, – так что пришлось их заменить.

Кто занимался заменой ворот, он не знал и, судя по всему, беседа со мной его утомила. Глаза опять замутились. Чтобы простимулировать мыслительный процесс, я дала ему сто рублей и, как ни странно, это помогло. Он вспомнил, что здесь иногда появляется какая-то старушка и открывает ворота своими ключами. Кто эта старушка, он не знал, но заверил, что она не с их улицы. Больше мне не удалось ничего от него добиться. Теперь в его взгляде сквозило нетерпение, он явно торопился потратить свой неожиданный гонорар.

Я обошла еще несколько соседей, но информация была очень скудной. Все знали, что от Евдокии Матвеевны дом перешел к ее внучке. Та некоторое время жила здесь, потом уехала. Думали, что она продаст дом, но она этого почему-то не сделала, более того, регулярно здесь появлялась. Ни с кем из соседей она не общалась, так что никто не знал, какие у нее тут дела. К известию о смерти Василисы все без исключения отнеслись достаточно равнодушно.

- Может быть, у нее был друг или подруга, - выпытывала я, - и ключ от ворот у них? - Тут опять вспоминали про незнакомую и неразговорчивую старушку.

Я вернулась в дом кружным путем, по дороге  размышляя, как установить, кто эта загадочная старушка. Прошла в комнату Евдокии Матвеевны и открыла секретер. Чего здесь только не было! И письма, и открытки, и документы, альбомы с фотографиями и папка с грамотами и дипломами. Прежде всего, я ознакомилась с этой папкой. Так я узнала, что в течение многих лет Евдокия Матвеевна была сотрудницей, а потом и директором местного краеведческого музея.

И опять я подумала о Василисе. Она бережно хранила память о своих бабушке и дедушке, их вещи в полном порядке. Она их не продала, не выбросила, как часто делают новые наследники. Это говорит в ее пользу. Но почему на работе она была такой стервой? Сотрудницы службы персонала вполне милые и компетентные. Что могло ее так раздражать? Или дело не в них? Тогда, в чем? Я попыталась представить себя на ее месте, и мне пришло в голову, что я вела бы себя так только в одном случае – если бы захотела, чтобы они уволились. Зачем? – Пока непонятно. Мне показалось, что я близка к разгадке странного поведения Василисы, но дальше, как ни напрягалась, не продвинулась, и вернулась к неизвестной старушке.

Откуда Василиса знала ее, да еще настолько близко, что доверила ей приглядывать за своим домом, которым очень дорожила? Скорее всего, это подруга ее бабушки. Я быстро прикинула, что сейчас Евдокии Матвеевне было бы восемьдесят два года. Вряд ли подруга ее ровесница. Мне казалось, что в столь почтенном возрасте не под силу содержать в порядке такой огромный дом.

Через минуту я уже звонила в местную справочную службу, чтобы узнать адрес краеведческого музея. Потом достала карту Зауральска, которую купила в аэропорту. Площадь Ленина располагалась в самом центре города и имела овальную форму. С одной стороны ее окружали здания, с другой  - парк. Именно в нем находился музей, имеющий адрес: площадь Ленина, 1.

Я стала рассматривать карту, прикидывая, как туда добраться, то и дело натыкаясь на давно забытые названия. Видимо, перестройка добралась до Зауральска не сразу, а когда бум по переименованию улиц уже приутих, так что вскоре я заметила проспект 25 октября, улицу Урицкого и еще несколько революционных названий. Что ж, в этом что-то есть.
Судя по карте, на улицу Красную, где я сейчас находилась, общественный транспорт не заглядывал. Я выбрала маршрут, переоделась, сунула в сумочку газовый баллончик, потом переложила ноутбук  под кровать и постаралась сделать так, чтобы мое присутствие в доме осталось незамеченным. Не хотелось, чтобы старушка или кто-то еще обнаружили меня раньше, чем я ее или его.

Я вышла из дома, ощущая почти забытый драйв. Автобусную остановку я нашла на соседней улице. Эта улица была пошире и пооживленнее Красной, а дома двух- и трехэтажные, причем, первые этажи сделаны из камня, а выше – из дерева. Судя по количеству народа, скопившегося на остановке, автобуса давно не было. Вскоре он подошел, и пассажиры проворно загрузились в него. Меня зажали у самой двери, так что на остановках я вываливалась на улицу, а потом не без усилий возвращалась на свое место. Это испытание длилось около получаса, после чего автобус остановился на площади Ленина. Прямо у входа в парк.

Наконец-то я смогла перевести дух и осмотреться. Противоположная сторона площади была застроена величественными зданиями времен Культа Личности. Над самым солидным из них развевался российский флаг. Значит, именно на площади Ленина  обитала местная демократическая власть. В центре площади возвышалась высокая стела. Что она собой символизировала или в честь кого или чего была установлена, издалека было непонятно. Я подумала, что раньше на ее месте наверняка стоял памятник Ленину, который впоследствии пал жертвой перестройки.

Закончив созерцание главной площади города, я повернула в парк. Вдоль центральной аллеи были разбиты веселые цветники, деревья с густой свежей листвой обрамляли усыпанную гранитной крошкой идеально прямую дорожку. Если бы речь шла о человеке, то можно было бы сказать, что парк в полном расцвете сил, чего никак нельзя было сказать о краеведческом музее, к которому я подошла. Он, скорее, напоминал молодящуюся старуху, которой уже не могли помочь ни пудра, ни румяна.

Его вид вызвал у меня чувство жалости. Наверное, сначала был построен барак или даже сарай. Потом к нему добавили всевозможные пристройки и башенки, которые совершенно не вязались с убогой простотой деревянной коробки. Видимо, то, что получилось, никому не нравилось, и была сделана очередная попытка приукрасить это убожество. Не думаю, что вкуса не хватило, скорее, денег. Все это сооружение из грубых необработанных досок было выкрашено в желтовато-бежевый цвет, а вокруг окон и дверей нанесены широкие зеленые полосы, в цвет крыши.

Я с некоторой опаской вошла туда. У входа располагался небольшой киоск, в котором продавали не только билеты, но и значки, и всякие проспекты и буклеты, рекламирующие музей и город. Я купила значок города, чем заслужила улыбку кассирши – немолодой интеллигентной женщины. Прежде чем обращаться с расспросами в администрацию, я решила ознакомиться с музеем.

Первые три зала были этнографическими и рассказывали о народностях, населявших этот регион, и народных промыслах. Они мне понравились больше всего. Особенно заинтересовала коллекция разных поделок и украшений из уральских камней. Следующие два зала посвящались промышленности края, затем культуре. Там я обратила внимание на работы художника Андреева. Кажется, его картины я видела в кабинете Горина. Последний зал был посвящен почетным жителям города. Среди них я нашла двух знакомых - писателя Горина Василия Ивановича и заслуженного деятеля культуры - Горину Евдокию Матвеевну.
В общем, экспозиция мне понравилась. Я как бы прониклась местным колоритом и интересами, так что люди, которые ее составили и поддерживают, работают не зря. Только посетителей почему-то очень мало. Кассирша предупредила, что если я хочу послушать экскурсовода, придется подождать, пока соберется хотя бы пять – шесть человек. Но я уже полчаса ходила по музею, а кроме двух пожилых женщин никаких посетителей не видела.
Закончив осмотр, я подошла к кассирше и поинтересовалась, давно ли она здесь работает.

- Да уж порядком, - неопределенно ответила та. – А почему вы спрашиваете?

Я пояснила, что мне нужно поговорить с человеком, который был знаком с Евдокией Матвеевной Гориной. Она оживилась и сказала, что была немного знакома с ней, хотя вместе они не работали. Клара Тимофеевна, так звали мою новую знакомую, устроилась в музей примерно через год после увольнения Евдокии Матвеевны. Но Горину все уважали и всегда приглашали на торжественные мероприятия, и она бывших коллег не забывала, была кем-то вроде внештатного сотрудника. Она почти тридцать лет руководила музеем, и все основные экспозиции были созданы под ее началом. После ее увольнения директора часто менялись, но никто из них значительного следа не оставил. Чувствовалось, что Клара Тимофеевна всей душой болеет за дело, но мне было некогда вникать в тонкости музейной работы.

- А вы не знаете, с кем дружила Горина? Не просто общалась по работе, а именно дружила?

- Зачем это вам? – опомнилась Клара Тимофеевна.

Я кратко изложила свою версию. Она поохала-поахала, узнав о скоропостижной смерти внучки Гориной, и посоветовала обратиться к Елизавете Андреевне Сосновской. Ей уже около семидесяти, с почтением сказала Клара Тимофеевна, но она продолжает работать! Недавно вернулась из экспедиции и привезла очень интересные экспонаты.

По узкому коридорчику я добралась до одной из башенок и поднялась на второй этаж. На лестничной площадке была всего одна дверь. Я  стукнула в нее и вошла. В небольшой комнате, заставленной шкафами  и стеллажами, находились три женщины. Поздоровавшись, я спросила, кто из них Елизавета Андреевна. Женщина с густыми седыми волосами оторвалась от микроскопа и кивнула на стул около ее стола.

- Взгляните на эту вышивку, - она держала в руках кусок ветхой ткани. – Я думаю, это восемнадцатый век. Впрочем, нужно сделать еще кое-какие исследования. – Я смотрела и ничего особенного не видела. Просто старая кружевная тряпка. – Посмотрите на рисунок, - требовательно сказала Елизавета Андреевна. Я присмотрелась.

- Какие-то кружочки и крестики, - неуверенно пролепетала я.

- Крест в круге – это символ солнца! – радостно воскликнула она. – А вот этот косой крестик символизирует земной огонь, могучую очищающую стихию! Это же языческие символы! И это в восемнадцатом веке! - Я растерянно хлопала глазами.

- Да вы садитесь, - озвучила она свое прежнее предложение.

Я села и чуть ли ни скороговоркой сообщила, кто я такая и что мне нужно.

- Вы курите? – неожиданно спросила она. Я кивнула. – Тогда пройдемте на балкон, там и поговорим.

Она поднялась и пошла к двери – высокая, сухопарая, с короткой стильной стрижкой. Хотя не новый, но элегантный брючный костюм и белая водолазка подчеркивали стройность фигуры. Только покрытое мелкими морщинками лицо и глубокие складки возле рта выдавали возраст. Я была разочарована. Эту женщину никак нельзя было назвать старушкой, а все соседи именно так характеризовали ту, что регулярно приходила в дом Гориных.

Мы поднялись на третий этаж. Там было две двери, и одна из них вела на балкон, откуда открывался замечательный вид на парк в самом расцвете сил и реку, огибающую его.

- Красота! – с чувством произнесла Елизавета Андреевна.

Я с радостью это подтвердила, но на душе кошки скребли. Время шло удивительно быстро, а я никак не могла приблизиться к своей цели. Мы закурили, и Елизавета Андреевна, изучив мое лицо и, видимо, что-то там прочитав, неожиданно заявила:

- Я – не та, кого вы ищите. Я не ходила в дом Гориной, и никаких ключей у меня нет.

- Я уже догадалась, – пробормотала я.
- И как же?

- Вас нельзя назвать старушкой, а именно так все соседи говорили о той, что приходила к ней.

Она довольно усмехнулась:

- Отчего же нельзя? В этом году мне исполнится семьдесят лет.

- И все равно нельзя, - упрямо повторила я.

- Благодарю за комплимент, - улыбнулась она, – но я не зря вызвала вас на балкон. Я многое знаю о Гориных. Думаю, это поможет вам в дальнейших поисках.

Я в этом не была уверена, но других зацепок пока не было. К тому же, с тех пор, как я переступила порог дома Гориных, история их семьи все больше увлекала меня.

- Я познакомилась с Евдокией Матвеевной более тридцати лет назад, - начала свой рассказ Елизавета Андреевна.

Вместе с мужем, Евгением Сосновским, они приехали сюда из Омска. Он получил новое назначение, весьма впечатляющее – директор машиностроительного завода. Елизавета Андреевна устроилась в краеведческий музей. Ей сразу понравилась Евдокия Матвеевна – грамотный специалист, хороший администратор, с сотрудниками всегда корректна. Правда, умела держать дистанцию. Для Лизы она сделала исключение. Они общались не только на работе, но и в гости друг к другу ходили. Елизавета Андреевна просто в рот смотрела своей начальнице и подруге. Так продолжалось несколько лет.

Впервые она поняла, что Евдокия не так идеальна, как ей казалось, когда ее сын, Андрей,  скоропалительно женился. Он был студентом местного ВУЗа и уехал в стройотряд в Мурманскую область. Там он познакомился с Тамарой, которая приехала в северную деревушку, чтобы навестить свою бабушку. В ту пору она училась в медучилище. Они влюбились друг в друга и там же в сельсовете расписались. Он родителей о своей женитьбе не предупредил, а явился домой вместе с юной красавицей женой. Конечно, гнев родителей можно понять, но Лизу обескуражила реакция расстроенной, а потому откровенной матери.

- Он бы мог жениться на дочке Воронова!(Воронов был первым секретарем обкома партии). Катька ему в рот смотрела! А он выбрал эту дворняжку, без роду, без племени!

Евдокия Матвеевна решила не сдаваться и поставила сыну ультиматум: или он немедленно разводится, или пусть убирается из дома. Она была уверена, что сын останется с ними. Но он выбрал жену и вместе с ней уехал в Приозерск. Примерно раз в месяц он присылал матери письма, но она не отвечала. Потом и он перестал писать.

Василий Иванович оказался более лояльным, поэтому однажды навестил сына. Он вернулся из Приозерска расстроенным. Андрей с женой и ребенком ютились в двенадцатиметровой комнате, он работал на заводе, а обучение заканчивал заочно. Евдокия Матвеевна дрогнула и пригласила их на лето в свой дом.

Когда они приехали,  она испытала новое потрясение. Невестка ждала второго ребенка. Евдокия Матвеевна возненавидела ее лютой ненавистью, считая, что та обманом пробралась в добропорядочную семью  и, чтобы удержать мужа, решила навесить на него еще одного ребенка. Она не хотела замечать, что Андрей любит Тамару.

Тем временем Василий Иванович просто влюбился в свою внучку. Она и впрямь была очень хорошенькой и забавной. Евдокия Матвеевна относилась к ней прохладно, ни на минуту не забывая, что она дочь ненавистной Тамары. Отношения свекрови и невестки все больше накалялись, и Андрей решил, что им пора уезжать, не дожидаясь окончания отпуска, о чем и сообщил матери. После этого разговора он с отцом и дочерью отправился на речку, а Евдокия Матвеевна набросилась на Тамару:

- Ты лишила меня сына! Ты настраиваешь его против меня!

Разговор происходил на втором этаже. Тамаре надоели упреки свекрови, и она резко развернулась и вышла. То ли у нее голова закружилась, то ли споткнулась, но она упала и кубарем свалилась с лестницы. Ребенка она потеряла, более того, стала бесплодной.
Едва ее выписали из больницы, они покинули Зауральск. Больше Евдокия Матвеевна своего сына не видела. Вскоре после возвращения в Приозерск его сбила машина, когда он ехал на велосипеде. Она умудрилась обвинить невестку в гибели сына, считая, что если бы он не уехал из Зауральска, ничего бы с ним не случилось.

- Неужели она была с вами так откровенна? – удивилась я. – Ведь, по сути, именно она спровоцировала падение невестки.

Елизавета Андреевна усмехнулась:

- Нет, конечно, но мы в ту пору дружили семьями, и я часто общалась с Василием Ивановичем, он был более открытым. Я просто сложила все воедино. Кстати, после смерти сына Василий Иванович несколько раз посылал денежные переводы невестке, но они возвращались невостребованными.

Мы закурили по второй сигарете, и я взглянула на часы. Елизавета Андреевна правильно поняла мой взгляд.

- Постараюсь покороче, - сказала она. – Просто хочу, чтобы вы поняли, как и с кем дружила Евдокия.

Примерно через год после трагических событий в  семье Гориных у Лизы возникли проблемы с мужем. Неизвестный доброжелатель прислал ей фотографии и письмо, из которого она узнала, что муж ей изменяет, более того, одна из его любовниц ждет ребенка.

- У него не было любовниц в обычном смысле этого слова, - тут же оговорилась она. - Просто разные мероприятия, которые теперь называют корпоративными вечеринками, заканчивались попойками и всякой мерзостью. Он ничем не брезговал.

Евгений был намного старше Лизы и женился на ней, когда овдовел. У него было два сына от первой жены, и заводить детей в новом браке он не хотел. И Лиза уступила ему, о чем потом не раз пожалела. Увидев фотографии, она поняла, что больше не сможет жить вместе с ним, решив подать на развод. Муж валялся у нее в ногах, умоляя  не делать этого – то ли и правда ее любил, то ли боялся, что развод скажется на карьере. Лиза была неумолима, он стал ей противен.

Когда Евдокия Матвеевна узнала об этом, то постаралась образумить подругу:

- Это будет ему хорошим уроком, впредь так не сделает.

- Тебе легко  говорить,-  прорыдала Лиза. - Василий Иванович никогда так не поступал!

Тут Евдокию прорвало:

- Мой безупречный Васёк однажды такую гастроль устроил! – воскликнула она. – Ездил в Новосибирск на семинар и познакомился там с какой-то стервой. Она от него дочь родила! Этот малохольный, - Лиза впервые слышала, как Евдокия отзывается о муже без уважения, - хотел жениться на ней, но я популярно ему объяснила, что его в этом случае ждет. Теперь он Новосибирск по большому радиусу огибает!

- А вы не знаете, что стало с его дочерью?

Елизавета Андреевна отрицательно покачала головой:

- Откуда? Мне кажется, Евдокия потом жалела, что проговорилась о проделках своего мужа, и к этой теме мы больше не возвращались. А вскоре и наша дружба закончилась.

- Почему?

Елизавета Андреевна закурила очередную сигарету.

- Вот мы и подошли к главному. Как только я развелась с мужем, то перестала быть женой директора крупного завода, то есть превратилась в дворняжку, без роду, без племени, а таким людям в окружении Елизаветы Матвеевны не место. Впрочем, все было проделано мастерски – корректно и постепенно.

Мы немного помолчали. История печальная и поучительная, но мне она вряд ли поможет.

- Ну, хоть какая-то настоящая подруга у нее была? – с надеждой спросила я.

- Да, - не задумываясь, ответила Елизавета Андреевна. – Зоя Веретенникова. Она всегда высоко летала, так что у Евдокии не было поводов в ней разочаровываться.

В восьмидесятые годы Евдокия Матвеевна стала членом бюро обкома партии, чем очень гордилась, а Зоя в то время возглавляла отдел культуры. Они сдружились, первое время и Лиза с ней общалась, тем более, что они были ровесницами. Веретенникова и сейчас не сошла со сцены – владеет и руководит самым крупным в городе издательством. Я поинтересовалась, как она выглядит.

- Высокая, толстая, вся в мехах и бриллиантах, - кратко описала ее моя собеседница.

По ее словам, Веретенникова до самой смерти Евдокии с ней дружила, а на похоронах лила по ней искренние слезы.

- Но, судя по описанию, не она в дом Гориных приходит, - разочарованно сказала я.
Елизавета Андреевна фыркнула:

- Разумеется, она же не станет сама грязь убирать, но вполне могла кого-нибудь нанять.

Хоть какая-то ниточка появилась. Я стала переминаться с ноги на ногу, давая пон6ять, что наш разговор подошел к концу.

- Простите болтливую старуху, - задержала меня Елизавета Андреевна. – То, что я вам сейчас рассказала, я раньше никому не говорила. Здесь ее чтут как святую – основоположница, родоначальница и тому подобное. Если рассказать правду, то не поверят, еще в зависти обвинят. – Я заметила, что она опять курит. Как только у нее здоровье выдерживает? – Мне с вами легко разговаривать, - как бы про себя добавила она. – Как в поезде со случайным попутчиком.

Так я узнала еще об одном неблаговидном поступке Евдокии Матвеевны. Лет двадцать назад у них в музее появился молодой сотрудник – Павел Кондрашов. Он работал над диссертацией и скрупулезно исследовал район в верховьях Кунги. Малонаселенная болотистая местность сохранила удивительно много следов пребывания там человека в минувшие века. Он несколько раз ездил в экспедиции, потом обрабатывал привезенные материалы. Евдокия Матвеевна живо интересовалась его работой, и он выкладывал ей все, как на духу. Павел был натурой увлекающейся, поэтому, работая, на часы не смотрел. Часто появлялся в музее после обеда, а то и вовсе не приходил.

До поры до времени Евдокия Матвеевна смотрела на это сквозь пальцы. Вдруг, один за другим, последовали выговоры за опоздания и прогулы, после чего его уволили по статье, как тогда говорили.

- Дисциплина для всех одна, - поучительным тоном говорила Евдокия Матвеевна.

Павел был немного не от мира сего и ни с кем из сотрудников близко не общался, так что за него никто и не заступился. Елизавету Андреевну удивило поведение бывшей подруги, но, с другой стороны, если одному сотруднику можно появляться на работе, когда вздумается, то почему другим нельзя? Она забыла бы об этом случае, но через месяц встретила Павла на вокзале, когда провожала свою подругу в Омск. Они разговорились. Павел сообщил, что завербовался в геодезическую партию и на несколько месяцев уезжает на север.

- А как же аспирантура, диссертация? – удивилась Елизавета Андреевна.

- Пока в науке правят такие, как наша Дуся,- сказал Павел, - мне там делать нечего.

Поначалу незадачливый аспирант думал, что допек директрису своей безалаберностью и искренне ругал себя, понимая, что теперь с «волчьим билетом» будет трудно устроиться в приличное место. Но жить на что-то надо. Он решил закончить статью в научный журнал, о которой уже была договоренность, и отправился в библиотеку. Просматривая каталог, совершенно случайно наткнулся на диссертацию Гориной и решил с ней ознакомиться. Оказывается, они работали по близким темам. Более того, его исследования почти полностью опровергали выводы, сделанные Гориной, которые в свое время были преподнесены в местной печати, как переворот в науке.

Теперь ему стало понятно поведение директрисы. Вместо того, чтобы полемизировать с ним – лично или на страницах научных изданий, или же согласиться с его выводами, она попросту решила от него избавиться. И сделала это очень изящно – так, что не придерешься.

Выйдя на улицу, я с удовольствием перевела дух. За два часа мое настроение кардинально изменилось. Осматривая экспозицию, я восхищалась людьми, которые по крупице собирали нашу историю. Теперь, поговорив с сотрудницей музея, я прикоснулась к закулисью, и восторг немного померк. Возможно, эта кружевная тряпка, которую привезла Елизавета Андреевна, опровергнет чьи-то выводы и низвергнет с пьедестала какого-нибудь маститого ученого. Да, за этими неказистыми дощатыми стенами кипят нешуточные страсти!
Голова раскалывалась от обилия информации, скорее всего, совершенно не нужной. Я чувствовала, что ее хватило бы для того, чтобы написать сагу о Гориных, впрочем, с финалом пока не ясно. Кто и за что убил молодую наследницу?

Ноги сами вынесли меня на улицу Королева, где я нашла симпатичное кафе. Мне казалось, что уже целую вечность я не ела по-настоящему, поэтому полностью отдалась процессу поглощения пищи, не давая мыслям о работе мешать ему.

После обеда я отправилась в издательство, его адрес мне сообщила Елизавета Андреевна. Оно располагалось в центре города, так что, сверившись с картой, я пешком добралась туда. Как я и ожидала, оно выглядело весьма внушительно – зеркальные двери, секьюрити в элегантных костюмах и очаровательная девушка с белозубой улыбкой на ресепшене. Именно эти слова просились на язык. В самом деле, не называть же их вышибалами и привратницей.

Мое пребывание в этом храме преуспевающего бизнеса оказалось минимальным. Зоя Павловна Веретенникова в отъезде, сообщили мне, и должна вернуться лишь через три-четыре дня. Более того, к ней на прием нужно записываться заранее, а принимает она каждый второй вторник месяца с шестнадцати до девятнадцати часов.

С большим трудом я всучила девушке-привратнице номер своего телефона, попросив передать Зое Павловне, если она объявится, чтобы связалась со мной. Я  – представитель новой наследницы Гориных, и у меня к ней срочное дело. Было заметно, с каким трудом девушка переваривает эту информацию, но она с честью справилась с задачей, записав все в свой ноутбук, переспросив меня не более пяти раз.

Я еще немного поблуждала по центру, выискивая остановку автобуса, после чего почти что с комфортом вернулась на улицу Красную. Уже стемнело, а фонари еще не зажгли, так что мне пришлось пробираться вдоль канавы почти наощупь. Но это только в первый раз страшно. Да и вообще, вчерашний день – не показатель, видимо, просто-напросто мои биоритмы были вчера на нуле.

Я проверила оставленные мной тайные знаки. Все на месте, значит, в мое отсутствие никто в доме не появлялся. Хорошо это или плохо? Наверное, все-таки плохо. Я уже не боялась появления незнакомца, тем более, если он окажется безобидной старушкой, зато расследование пошло бы поживее.

Перед сном села писать отчет. Я не знала, что из рассказа Елизаветы Андреевны включить в него. Все казалось одинаково важным или неважным, но Сергею Ивановичу некогда мои романы читать. Он требует, чтобы отчет был кратким и содержал только факты, никаких домыслов.

В результате долгих размышлений и борьбы с собой я выделила следующее:

1. Неизвестная старушка, которая регулярно приходит в дом.
2. Сломанные ворота и их замена.
3. Незаконная дочь Василия Горина в Новосибирске.
4. Подруга Евдокии Матвеевны Зоя Павловна Веретенникова.

Остальные откровения Сосновской я посчитала лирикой, не имеющей никакого отношения к делу.

Продолжение следует...