Золото народа. Глава 11

                11

 

     Утром прошёл небольшой дождь. Он смочил землю и листву на деревьях, стало свежо.  К обеду всё высохло и уже ничего не  напоминало о том, что совсем недавно тут капало с каждой ветки.

Вечером Николай обещал  истопить баню и испечь настоящего  хлеба уже в своем зимовье. Иван думал, что скоро  увидит приличную охотничью усадьбу. Мысленно он даже  представил, как  будет разгуливать по этому крепкому хозяйству Клочкова, а потом попарится в баньке и, разомлевший, пойдет  пить чай с горячим хлебом. Но всё опять оказалось не так, как он себе представлял.

Как только поднялись на крутую сопку, неожиданно открылось озеро. С двух сторон почти вплотную подходили высокие горы, а впереди  зеленел вековой лес. Прямо на берегу Иван увидел небольшую избушку.  Размером она почти не отличалась от зимовья, которое осталось на Мук-Маке. Особой красотой она тоже не блистала, но зато эта избушка  одновременно была баней и пекарней. Всё тут выглядело поаккуратней. Бревна избушки ошкурены, двускатная крыша покрыта толью. А рядом с добротной  дверью Иван приметил  топку печки. Она торчала  прямо из  стены. Печка была  сделана из большой бочки и, как в настоящей бане,  обложена камнями. Ими даже был завален весь угол избушки. Эта  универсальная печка служила ещё  для обогрева зимовья и в ней же выпекали  хлеб. Всё тут было хорошо, но единственный недостаток, который заметил Иван,  -  маленькое окошко. Из-за этого  в зимовье было довольно мрачновато и сыро.

Когда-то эту избушку построили геологи из партии Синицына, и с тех пор она исправно служила всем,  кто бывал в этих местах. Но, в основном, — это всё же была  личная резиденция Клочкова, как он сам любил  об этом говорить.

Как только они вошли в баню, Иван почувствовал, что это не простая дачная банька, в какой он раньше парился, а хорошая сауна с сухим воздухом. Паром обжигало уши и волосы, дышать  стало невмоготу, а Николай всё подкидывал и подкидывал. И когда Иван уже собрался выходить, Клочков только взялся за веник. Он был связан из свежего стланика и можжевельника. Веник получился увесистым. От него, как в лесу после дождя, шёл стойкий  сосновый дух. Этот воздух освежал, и дышалось легко. Клочков легонько  похлопал Ивана по спине, а  когда тот «согрелся», стал  парить. Он замахивался, и веник гнал волну раскаленного воздуха. Ещё до того как он прилетал, Ивана обжигало словно кипятком  и  пробирало до костей. От жара захватывало дух, он обливался потом, покряхтывал, но терпел.    

Было приятно сознавать, что ты  в настоящей  таёжной баньке. Напарившись, они голышом выскочили наружу и со всего маху влетели в холодную воду. Брызги полетели в разные стороны, россыпью самоцветов заиграли на солнце.  От холодной  воды перехватило дыхание, а потом пришло ни с чем не сравнимое блаженство – то, ради которого можно париться бесконечно и ходить в такую баню  даже за десятки километров.

После бани Николай  куда-то сбегал и, так же, как на Мук-Маке, вернулся с бутылкой. На ней не было этикетки, и только по белой «головке» можно было догадываться о содержимом. С невозмутимым  видом  Клочков её молча вытер  и тут же  поставил на стол. Бутылка украсила их нехитрую трапезу. Только выпив, Николай разговорился.

- Эта заначка, Ваня, ещё  с прошлого года, — уплетая  кашу с малосольной рыбой, рассказывал он Ивану. — Целую зиму бутылка тут пролежала. Представляешь, перезимовала и хоть бы хны!

Было видно, что он удивлен. Только непонятно, чем: тем, что он  до сих пор  не выпил  эту водку, или же тем, что за зиму она не пропала.

- В трудную минуту я о ней вспоминал. Представляешь, как только подумаю о бутылке, так сюда тянет. Этой весной как никогда в тайгу хотелось. Но ты не думай, что из-за этой бутылки. Тянуло почему-то, сам не знаю, в чём дело. Бывает у меня такое. Когда чего-то очень хочется, зацикливаешься на этом и забываешь обо всём на свете. А ту бутылку, которую мы давеча с тобой прикончили, я нынче принёс. В  зимовье вообще-то водку лучше не оставлять: если сам не выпьешь, кто-нибудь обязательно  поможет. Вроде бы и народа нет, а вот с водкой почему-то всегда так получается.

К нему подошла собака. Она не  попрошайничала, как другие, а, покрутившись, легла к ним задом. Чувствовалось, что она голодная и прямо на лету ловит каждое слово и движение хозяина.

- Чара, ну что ты тут развалилась? — наклонился к ней Николай. Он потрепал её за уши, и та лизнула его в руку. — Если  хочешь есть,  так и скажи. Нечего тут свой характер показывать. Я  и так тебя  знаю. — Он  положил ей макарон, и посматривая на собаку, стал рассказывать.

- Эту лайку мне привёз приятель с севера. Когда я её взял, это был маленький комочек — ну, прямо такая пушистая рукавичка. Возился я с ней, как с маленьким  ребенком, вот разве только в пеленки ещё не заворачивал, а так вроде все примочки ей сделал. Своих детей нет, так вот, видишь -  с собакой ….

Он не договорил и потянулся за бутылкой. Глаза у Клочкова заблестели.

- Я тогда ещё с Зинкой жил, — вытерев рукавом накатившую слезу, продолжал Николай. — Вот странная баба, скажу тебе! Никаких материнских чувств у ней не было. Даже этого маленького щенка она не хотела. Ну скажи, как у такой могут быть дети? Короче, я с Чарой от неё ушёл. А Чара, молодец, она её тоже не признала. Вроде бы баба с бабой должны  бы поладить, а вот видишь…

Николай хотел ещё что-то сказать и, не закончив, разлил. После бани и водки он раскраснелся и стал разговорчивым. В такие редкие минуты он мог говорить, не замолкая.

- В общем, собака что надо. Соболятница, сохатого держит и всё такое прочее. Но на медведя я не пускаю, хотя, скажу, она  сама лезет. Представляешь, никого не боится. Порой так увлекается, что забывает об опасности. Медведь такой лапой врежет, и  поминай как звали.

Чара съела свою пайку и, убегая, будто в знак благодарности, помахала  закрученным  калачиком хвостом.

- А  ты что, один в тайге живешь? — глядя на разомлевшего Клочкова, спросил Иван. Он уже захмелел и сейчас находился в состоянии полного удовлетворения.

- Ты тут  как кустарь-одиночка. Тебе что, дома заняться нечем?

Клочков усмехнулся, почесывая бороду. Что-то лукавое и непонятное промелькнуло  в его взгляде.

- Я думаю, Ваня, тебе этого не понять. Мы с тобой живем как на разных полюсах. У меня здесь  одна жизнь, а у тебя там другая. Для того чтобы  узнать мою жизнь, надо хотя бы раз оказаться в моей шкуре.  Ну это, конечно, общие фразы, а вообще, я сейчас в отпуске. У меня его славу богу два месяца. На запад, или как там по-вашему,  в центр я не езжу, а сидеть летом в грязном поселке и глотать пыль я не хочу. У меня ещё, видишь, есть  собака. А её, между прочим, надо натаскивать, на природу  вывозить. Ну а главное в другом: главное в том, что  мне здесь нравится. Вот такие, Ваня, дела. — Он улыбнулся и его бородатое лицо засияло. -  Каждому, понимаешь,  своё.

Солнце спряталось за горы, стало прохладно, и сразу появились комары.

- А ты  зимой охотишься? — вытащив из кармана мазь, стал брызгаться Иван.  Запахло спиртом,  дешёвым одеколоном и ещё чем-то незнакомым.

- Сейчас нет. Раньше  вроде нормально получалось. Ну, по крайней мере,  без соболей и мяса из тайги не приходил. Я  по молодости, Ваня, в Южной Якутии работал. Вот там и пристрастился к этому делу. С эвенками даже на  охоту ходил, а здесь вот как-то отошёл. Условия, что ли, не те. Понимаешь, к охоте  нужно серьезно готовиться и, главное, должен быть хороший участок. А потом надо зимовье срубить, продукты завезти. Ну и, конечно, нужен свой «Буран». Без него сейчас не потянуть — расстояния здесь такие, что за день

свой участок не обойти. В последние годы лучшие угодья забрали родовые общины. Теперь это их законные земли, а у хозяев, как и подобает, нужно просить разрешения. Если даже  и пустят, то будешь на них батрачить. Ещё могут дать неугодья, на которых давно всё выбито. Словом, ничего доброго ожидать не приходится. А зазря работать или кормить кого-то я не  хочу. Работать надо на себя. Видишь, сколько проблем? — Он широко развёл руки,  видно, показывая, что это дело непростое.

- Вот поэтому сто раз подумаешь, прежде чем подпишешься на эту охоту, — продолжал Клочков. — Пока, я думаю, не стоит этим делом заниматься, а потом посмотрим. Жизнь покажет.

Николай разлил остатки водки, и, чокнувшись эмалированными кружками, они  молча выпили. На  душе у Ивана стало легко. На время он даже забыл, что не дома. Вспомнил Ирину, услышал её вкрадчивый голос, и ему показалось, что она его зовет. Он поднялся к ней в квартиру и прямо в прихожей стал  целовать.

«Иришка, я тебя люблю, — шептал он ей на ухо, — ты моя единственная, любимая. Ты только моя. Я люблю тебя». Она прижалась к нему всем телом, отвечая на его ласки.  В порыве страсти он расстегнул  пуговицы на кофточке, полез ниже, и тут открылась дверь.

- Вообще тебе повезло, что меня  застал, — услышал он голос Николая. — Если бы не этот медведь, я бы давно отсюда ушёл.

«Какой медведь? — ещё не мог сообразить Иван. — Какого хрена он сюда лезет? Вот дурак,  дверь оставил открытой».

На секунду он оторвался от сладковатых губ Ирины и  хотел захлопнуть дверь, но до него снова дошёл голос Николая.

- Этот медведь  мне не нравится, очень опасный сосед. Пока я его не убью, тебе лучше  не выходить.

И Иван, наконец, сообразил, что он не дома и нет здесь Ирины, а рядом с ним  сидит Клочков. Блуждающим взглядом он посмотрел на пустую бутылку, а потом на Николая.

- А ты куда собрался? Чего тут один делаешь?

- Есть тут места, где я ещё не был. Хотел бы их проверить. По тайге, понимаешь, надо  ходить, иначе толку не будет, да ещё и голоду помрёшь. Самому надо всё копытить.

- По-моему, ты что-то темнишь, — ещё не до конца соображая, о чём говорит Клочков, сказал  Иван. — Что-то не договариваешь. Чувствую, что у тебя здесь какое-то дело на миллион. Иначе целое лето ты бы тут не сидел.

Клочков даже вздрогнул. Он почесал свою густую бороду и как-то странно посмотрел  на Ивана.

- Наверно, что-то добывать собрался. Коммерция…

- Да нет, что ты. Какая там коммерция, — не дал ему договорить Николай. — Раньше вот бабочек ловил. На этом немного зарабатывал, а теперь всё остановилось — куда-то мой покупатель пропал. Больше их некому  сбывать. Товар  уж больно специфичный…

Иван заинтересовался. Любопытство взяло верх, такого  он ещё не слышал.

«Ну собаки, кошки, птички… А чтобы бабочки! Это что-то явно не наше, заграницей попахивает».

- И что, они  какие-то необыкновенные?

- То-то и оно. Они только здесь встречаются. У специалистов большая редкость — эндемичный вид. И тут их, кстати, не так  много. Надо знать, где они водятся. Но это ещё не всё: одно дело поймать, главное, их надо  кому-то продать. Сам же я не повезу их за кордон.  Ну, а рыбы и мяса летом на себе много не вынесешь. Зимой другое дело. Вот и получается, что сейчас тут делать нечего — даже грибы и  ягоды пока не созрели. А зимой я в посёлке вкалываю.

Он встал из-за стола и пошёл к озеру.  Следом двинулся Иван. Ветерок совсем стих, и на озере стояла необыкновенная тишина. Кусты стланика распушились.  На поверхности озера исчезла рябь, и в воде, как в зеркале, отражались горы. Ивану даже показалось, что  острая вершина ближайшей горы сместилась прямо в озеро. Недалеко от берега сыграла рыба. В  разные стороны пошли круги, горы поплыли на легких волнах и медленно растворились.

- Есть у меня ещё одно увлечение, — закурил Николай. — Если это, конечно, можно так назвать. Ну, словом, ищу я один пропавший самолет. В войну он где-то тут упал. В этом районе проходила трасса: самолеты из Америки перегоняли. Слышал, наверное?  По всей трассе разбилось их немало. Говорят, что только на хребте Черского и в Верхоянье упало больше сотни. Вот такая вполне официальная  арифметика. Обломки  одного самолёта в  этом районе нашли охотники. Было это, вообще-то, давно, теперь уже нет и  их самих, но люди ещё помнят про тот случай. Говорят, что  охотники принесли какие-то запчасти.

Рассказывали, что будто бы они нашли  только обломки хвоста.  И всё.  Больше ничего они там не видели. Тот самолет об сопку грохнулся, а фюзеляж упал в болото. Но, я  думаю, что они его толком не искали. Как увидели, что там нет  железа, — так ушли. Наверняка обломки  где-то рядом до сих пор лежат.

- Не понял, что за железо?  Самолет же …

- Да, в том-то и дело, — спокойно продолжал Николай. — Вот поэтому он  для них  и не представлял  интереса. Охотникам, как и любому таёжнику, нужен  металл, ну, или яснее, -  железо.

- Ничего не понимаю. Николай, ты наверное, заговариваешься. Что за железо?

- Ну они же в тайге живут, а с этим  здесь не густо. В тайге нет тебе ни магазина, ни металлобазы, где можно что-то найти, а  раньше и тем более металла нигде не было. Понятно теперь?

- Ну да! Я тут  целый трактор нашёл, а ты говоришь, в тайге нет железа. Сколько хочешь!  Могу показать …

- Ну не везде же в тайге остались старые геологические базы.  А железо, между прочим,  никогда в хозяйстве не помешает. Из алюминия не сделаешь даже ножа. Вот те охотники  и сказали тогда, что нечего там было взять.

- Кстати, а зачем тебе нужен этот самолет, раз там нет железа? Что с ним будешь делать?

После этого они ещё  долго перекидывались шутками и анекдотами по поводу прагматизма местных охотников.

- Может, это просто какой-то вымысел?   — после  очередной кружки чая спросил Иван. Весь хмель у него  давно прошел, и теперь он захотел есть. — В жизни всё бывает. Придумали …

- Я навёл справки. В разное время в этом районе разбилось три самолета.  Один из них, А-20 «Бостон», исчез в конце марта 1943 года. Два других — в 1944. Что за самолеты -  неизвестно. Думаю, охотники не врали: они точно видели обломки какого-то самолёта. Вот только какого и где?  Это вопрос. Сейчас я собираюсь по Маймакану подняться вверх, а тебе, Ваня, нужно в другую сторону.