Перед закатом

            
    В двадцатых числах июня  вместе   с сотрудниками и студентами нашего университета я жил  в доме отдыха, расположенном в пятидесяти километрах от Туапсе.  Мне было пятьдесят три года, но во мне бурлила энергия,  и я вел себя как  молодой человек.  Днем купался в море, совершал пробежки по берегу, приседал по 100 раз. Вечером, после ужина,  я с полчаса сидел  на берегу моря и смотрел на быстрый закат солнца. Его великолепие поражало мое воображение, но, не обладая  талантом Ивана Бунина,  я  не берусь передать все  цветовые оттенки, которые представали моему взору.
   После общения с природой я отправлялся  в  расположенное  рядом с нашей гостиницей кафе «Азия», представлявшее собой гигантский шатер из брезента, основательно напивался там  вина, водки, пива и танцевал  до утра.
 Меня всю жизнь увлекает стихия танца.  Причина, видимо,  в том, что в результате ранней женитьбы танцы, дискотеки прошли мимо меня, и мое внутреннее Я постоянно требует  компенсации.   Это явление широко распространенное. Взять, к примеру, того же Майкла Джексона, которого обвиняли в самом страшном сметном грехе – педофилии. Очевидно, что на самом деле он никогда не был педофилом. Его желание общаться с маленькими детьми вызвано тем, что его деспотичный  отец, заставивший его  работать  с пятилетнего возраста,  лишил его детства и  общения с ровесниками. Чтобы восполнить пробел раннего детства,  Майкл всю жизнь окружал себя маленькими детьми.
Как-то раз, основательно опьянев, я  принял участие в конкурсах, которые проводил диск-жокей.  Сначала я изображал султана, а три молодые  женщины – мои «жены» -  снимали с себя одежду и  надевали на меня, султана.  Нам аплодировали. Окрыленный первым успехом, я принял участие и во втором конкурсе - раздевании под музыку. Один из моих конкурентов, красивый, хорошо сложенный студент лет двадцати,  быстро завоевал внимание публики. Женщины, легко одетые, красивые,  пожирали его глазами,  радостно смеялись, подбадривали его восторженными криками.  На меня никто не смотрел. Я почувствовал себя настоящим изгоем.  Когда я  сошел с дистанции, прекратив раздевание, этого никто даже не заметил.    Диск-жокей тоже отнесся ко мне критически.  Второе место он отдал Николаю - высокому стройному мужчине  в морской фуражке, который ни султаном не был, не раздевался, а  только примитивно танцевал. Я же вообще не получил никакого приза.  Поражение сильно расстроило меня. Но это была лишь первая ласточка будущих неудач. 
       В следующую ночь я  увидел, как в центре зала танцует группа  студенток. Я  присоединился к ним,  начал энергично работать ногами и руками. Вдруг я заметил, что наша группа редеет. Девушки исчезала одна за другой.  В конце концов, я остался в полном одиночестве.  Мою душу обожгло. Я понял, что юные студентки стесняются со мной быть в одной компании, и снова почувствовал себя изгоем. «Таков  закон жизни.  Пора признать факт, что ты не молод, что ты лишний на празднике жизни», - подумал я мрачно. 
   
Как-то по дороге на пляж я увидел Татьяну – коменданта одного из учебных корпусов университета,  блондинку  лет сорока пяти, среднего роста,  с красивой фигурой и красивым лицом.
        Визуально мы были знакомы с нею двадцать лет, но общаться с нею мы стали лишь семь лет назад, когда вахтерша донесла ей о том, как мы с Лилей  до поздней ночи задержались  в аудитории и оказались  в западне университета.  После этого случая Татьяна при встрече стала лукаво улыбаться мне, сама останавливалась на улице,  поравнявшись со мной, и мы подолгу разговаривали. Лет пять назад она стала вдовой, и мне  захотелось  сблизиться с нею.  Это была единственная немолодая женщина,  которая вызывала у меня влечение. Один раз я даже ждал ее возле кабинета, чтобы предложить ей встретиться. Но в тот день она так и не появилась, а позже у меня начались колебания.  Кое-какие черты в ней меня отталкивали. Было в ее облике  что-то рабское, провинциальное. Когда она шла по коридору университета, ее  лицо портило  выражение фальши. Интонация у нее была   простонародная.
   Но  здесь, на юге, с нею произошла удивительная метаморфоза.   Прозрачная кофточка, бриджи, летний загар превратили ее в современную пикантную женщину.   Она была полна достоинства и гордости. Стало  очевидно, что ее   раболепие не свойственно ее природе, а является лишь игрой, позой,  данью этикету,  соблюдение которого позволяет ей  поддерживать хорошие отношения с начальством. 
  В этот же день я увидел ее второй раз.
     День был солнечный, жаркий.  Я плыл к берегу. Поднял  голову: на берегу в купальном костюме стояла она.  Меня потрясли  ее  фигура,   великолепные бедра, большая грудь, тонкая талия.   Рядом с нею стояла девочка, похожая на нее. Я знал, что у нее есть дочь-студентка. Но у этой  девочки было слишком детское лицо. 
Я вылез на берег,  подошел к Татьяне, поздоровался,  заговорил. 
- А это твоя дочь-студентка? – спросил я.
- Нет. Эта закончила шестой класс. Студентка – старшая дочь.
- А я не знал, что у тебя две дочери. Почему вторая дочь с вами не приехала? – спросил  я.
- Она замужем. У нее своя жизнь.
Я поинтересовался, на каком факультете она учится. Оказалось, на факультете психологии. 
Татьяна стояла  рядом с нашими  преподавательницами. Я пришел в состояние сильного интеллектуального возбуждения.  Из моих уст сыпались иронические комплименты и остроты. Правда, мои остроты, как всегда,  имели литературный отпечаток. 
- Не поймешь: то ли Николай Сергеевич говорит правду, то ли шутит, - сказала находившаяся вблизи Эльвира, маленькая  женщина,  похожая на каменного монгольского истукана.
- Моя манера шутить состоит в том, что я говорю правду, - процитировал я Бернарда Шоу.
Глаза присутствующих на мгновение выразили изумление. Затем раздался громкий смех.
В то время я собирался следовать принципу: вступать в интимные отношения только с такой женщиной, на которой не страшно будет жениться. 
    Интонация, манеры  Татьяны имели заметный налет провинциализма. Зато ее внешность, общительность, сексапильность соответствовали самым высоким стандартам.   «Пожалуй, с нею можно закрутить роман», - решил я. 
Я выждал время, когда она  осталась одна, подошел к ней, заговорил. Я сказал, что еще в 87-м году, когда жил в общежитии,  в котором она была тогда комендантом, я был ею очарован, но не решился подойти к ней.
   -  Я слышал,   что ваш муж умер… - сказал я.
  - Да.
- Когда?
- Четыре года назад. – Лицо ее опечалилось.
- Какая причина?
- Инфаркт.
Я перевел разговор на более приятную тему. Я дал ей понять, что она по-прежнему мне нравится.  Она не стала ломаться. Ответила откровенно.
- У меня есть мужчина. Я ни от кого не скрываю: спонсор. У меня две дочери. Разве б одна я могла бы поставить их на ноги.
Мое положение было драматичным. Вряд ли я, преподаватель университета, доцент, мог стать ее спонсором. Слишком скудны мои доходы.
Я шутя намекнул, что он не узнает о ее жизни здесь, на юге.
- У меня дочь. У меня ответственность перед нею. Я не могу позволить себе ничего лишнего, - проговорила она.
- А кто такой твой спонсор? Спросил я с досадой. -  Почему не женится на тебе?
          - Он женат. У  него есть семья. 
Как-то вечером мы оказались в   «Азии». Я пригласил ее потанцевать.  Снова заговорил о своей симпатии к ней. Дал понять, что хотел бы сблизиться с нею.
- Нет, я же говорила. У меня есть мужчина.
- Так он же спонсор. Ты же говорила, что особых чувств он у тебя не вызывает. Нельзя же хранить верность женатому мужчине. Он же вам изменяет с женой.
На ее лице отразились ревность, растерянность и мучительная работа мысли.
- Нет! – проговорила она. – Не изменяет!
После небольшой паузы она призналась, что  мужчина, спонсор,  ей не безразличен.
- Сейчас я уже скучаю по нему, - призналась она. -  У нас же отношения с ним начались еще до смерти мужа.
- До смерти мужа? – произнес я с удивлением.  – Возможно, муж догадывался… Страдал.  Может, это спровоцировало инфаркт. Опасно иметь женой красивую женщину. Красивые женщины губят своих мужей. Слишком высока плата за обладание ими.
Она  кивнула головой в знак согласия.  Ее лицо опечалилось. Видимо, она и сама об этом думала, раскаивалась и  сожалела о содеянном.
«Все-таки он оказался слабаком, - подумал я со злорадством о ее муже. - Я бы, конечно,   вряд ли из-за измены женщины, пусть даже любимой, ушел в мир иной.  Развелся бы! Но я писатель. Для меня любое событие – интересный опыт, достойный моего золотого пера. А ведь он был обычным обывателем, фрезеровщиком. 
- Тут много свободных женщин, - сказала она. – Например, я живу в комнате с женщинами. Все они не замужем.
В столовой я  видел ее с тремя библиотекаршами. Ни одна из них мне не нравилась.
      Возможно, она думала, что я буду ухаживать за нею, но я не хотел попусту терять время. Сразу после танца с нею я, охваченный обидой и досадой,   перешел в другую компанию.   
Но я так и не нашел себе  подругу. Через несколько  дней вечером я пришел в маленькое кафе, располагавшееся возле нашей столовой.  Увидев за столиком  Татьяну, трех библиотекарш и незнакомого мне парня-дагестанца, я присоединился к ним. У них на столе  стояла одна бутылка шампанского. Я купил еще бутылку  и шоколадку.  Я подумал, что двух бутылок вина на шесть человек  маловаточто, и, отозвав парня в сторону, предложил ему на двоих купить еще бутылку. Он отказался (оказалось, что первую бутылку купил он).   Пришлось покупать шампанское одному.
     Татьяна была в легком  платье, подчеркивающем красоту и изящество ее  фигуры. Я потанцевал с нею, поговорил. Она сильно влекла меня, но она сохраняла со мной дистанцию.
Музыка была отвратительна. Ди-джей, парень лет двадцати двух,  широкоплечий, круглолицый , спал, иногда просыпался и пьяным голосом буровил что-то, делал из баночки несколько глотков  джин-тоника и снова засыпал. Иногда, проснувшись,  он обрушивался на присутствующих с воспитательными нотациями. Он говорил заплетающимся языком: 
- Нельзя бросать. Скажите, это культурно?
    Он снова засыпал, и голова его снова падала на грудь.  Что он имел в виду, одному богу было известно.
Я  пригласил   симпатичную, но наивную библиотекаршу,  провинциальную девушку лет двадцати семи, которая танцевала  притопывая ножками. Она отказалась. Я пригласил другую библиотекаршу, худенькую, белокурую, с короткими волосами.  Та тоже отказалась. Женщины меня игнорировали.  Я был в бешенстве.   
   Татьяна подошла к спящему пьяному ди-джею, разбудила его, пригласила его потанцевать.  Тот   отказался. Она не сдавалась, требовала, чтобы он пошел с нею танцевать. В голосе ее слышались властные нотки.    В  ее характере отчетливо проявлялись две черты – властность и раболепие. Профессия наложила на нее сильный отпечаток на ее характер. Она ведь маленький начальник. В ее подчинении – уборщицы, слесари. Она же подчиняется проректору, ректору. 
   В длинном голубом приталенном платье, она была необыкновенно красивой,  легкой, парящей, но парень отвергал ее.
- Нет, - говорил он,   попивая из металлической баночки «отвертку».
Для него, парня лет двадцати двух, Татьяна, женщина за сорок, была неинтересна.
       Раздосадованный, я пошел домой справить нужду. Сначала я планировал вернуться. Но мне было не до веселья: мою грудь распирала злоба. «Спрашивается, зачем я угощал их шампанским?  600 рублей  кобелю под хвост», - думал я раздраженно. В кафе я больше не пошел.
     Два дня игнорировал Татьяну, обходил ее стороной. Но затем, увидев ее на пляже,   подошел к ней. Поговорили. Она была изумлена, когда узнала, что я не женат. Я был уверен, что она знала о моем разводе. Я многим говорил. Значит, ей не передали.
- Что же вы не женитесь? - спросила она с недоумением.
- Да не так просто найти подходящую женщину. Красивые женщины либо замужем, либо уже кого-то любят, либо хранят верность спонсору, - сказал я.
   Через день я увидел Татьяну и ее спутниц в «Азии». Я положил глаз  на привлекательную преподавательницу лет тридцати пяти, которая   сидела  на деревянной скамейке в компании Татьяны. Я подошел к ней, пригласил на танец. Мне хотелось немножко подразнить Татьяну. Но приглашенная женщина почему-то смутилась, что-то пробормотала себе под нос, осталась сидеть. Я не мог понять, в чем дело.
- Мы разговариваем, Николай Сергеевич! – сказала Татьяна сварливо. 
 Я был шокирован. Отошел от женщин. В груди вскипела ярость. Еще раз наплевали в душу. «Ну ладно. Вы больше не существуете для меня», - решил я. Я пригласил другую женщину, очень эффектную, стройную, лет сорока трех, с великолепной фигурой, как ни парадоксально,  работавшую ключницей в  одном из корпусов. Ее звали Анной. В ней была бездна пластики! 
    Прижимаясь  к партнерше, я изредка посматривая на Татьяну и ее компанию. Они сидели за столом, никому не нужные,  выглядели поникшими. Их никто не приглашал. «Вот так надо себя вести, - думал я со злорадством. –   Не зацикливаться на отдельной женщине, на одной компании». Вскоре вся их компания покинула кафе.
  Мне показалось, что между мною и Анной проскочила искра. Я предложил ей пойти ко мне в номер.
  - Не могу, - сказала она. - Я же здесь отдыхаю с дочерью-студенткой. Она меня уже ждет.   
 
    На берегу моря, рядом со мной, на полотенце,  в компании своих коллег Ирины и Ларисы лежала   преподавательница нашего вуза – молодая  женщина среднего роста,  довольно худая, широкоплечая, с маленькой грудью, голубоватыми глазами,  большим слегка выпирающий вперед  ртом,  с длинными  соломенными волосами.
     Она была общительна, и мне удалось без труда познакомиться с нею. 
     Из разговора с нею  я узнал, что ее зовут Светлана, что ей тридцать три  года и что  работает она на кафедре иностранного языка, преподает английский. Она была ни красавицей, ни дурнушкой, и я  был не прочь закрутить с нею роман до конца отдыха.
Женщины захотели пойти в кафе поесть шашлык. Я знал, что шашлык стоит бешеные деньги.
- Нет, шашлык я не хочу. Но винца не прочь выпить.
Мне показалось, что Светлана странно себя ведет. Она пыталась пропустить меня вперед, и у меня возникло подозрение, что она хочет, чтобы я заплатил за всех. «Она в своем уме? – мелькнуло у меня в голове.  Если бы я заказал вино и шашлык на четверых,  то мне пришлось бы заплатить не меньше тысячи рублей. Чтобы не платить за всех женщин, я немного приотстал от них.
Я последним подошел к амбразуре попозже, заказал 200 граммов «изабеллы», сел за стол рядом с ними. Вскоре им принесли шашлык. Я выпил вино раньше, чем они съели шашлык. Из кафе  мы возвращались порознь. Но вечером , придя в кафе «Азия»,  я подошел к Светлане, сидевшей  вместе со своей соседкой по комнате Лилей за длинным деревянным столом.   
Обе женщины  встретили меня приветливо, радостно. С Лилей, смазливой, пышной женщиной я тоже  был знаком - какое-то время в автобусе мы сидели  рядом друг с другом. В полумраке, который окутывал кафе, обе выглядели очень привлекательными.  Они попивали вино. Пришло время закрутить роман со Светой. Когда зазвучала медленная музыка, я пригласил ее на танец. 
- Я не умею, - сказала она.
Я решил, что она отклоняет мое приглашение. Мне и в голову не могло прийти,  что кто-то не умеет танцевать.  Но так как был уже навеселе, то не особенно смутился.
- Я научу, - сказал я.
- Научишь? – проговорила она с какой-то растерянностью и надеждой.
Мы вышли в центр зала. К моему удивлению, она и в самом деле не могла танцевать. Она механически, не в такт музыке, передвигала ногами. Она не чувствовала музыки.  Но это меня мало волновало. Я прижал ее к себе. Она не возражала.
   Когда музыка смолкла, мы сели  на место. Меня переполняло чувство благодарности. Мне захотелось сделать женщинам что-нибудь приятное.  Мне хотелось угостить их чем-то.
-  Давайте, я  угощу вас шоколадкой, - сказал я.
Я подошел к стойке. На витрине, вверху, много разных сортов шоколада. Я не знал, на каком остановить свой выбор. Я подозвал  Свету.
- Выбирай шоколадку. Какой сорт нравится?
Услужливый бармен подсунул ей меню (целую книгу). Она словно ждала этого.
К моему ужасу она  начала торопливо заказывать разные блюда: грибы, какое-то диковинное мясо, шоколад. На ее лице отразились оживление, азарт, сосредоточенность. Она была похожа на рыбака,  у которого пошел хороший лов.   Я пришел в ужас. Из чувства ложного стыда  я не мог ее остановить.  Кроме того, я надеялся   овладеть ею. Проявлю жадность, то она не станет моей любовницей.  Она хотела заказывать три порции всех блюд.
- Мне не надо! – сказал я торопливо. – Я стараюсь дополнительно ничего не есть, чтобы не растолстеть, ем только то, что дают в столовой. 
- 1000 рублей! – сказал бармен, выдав нам все блюда.
Я расплатился. Сел за стол вместе с женщинами.  Возле Лили вились строители.  Они угощали ее только вином. Когда мы поставили перед нею блюда, она крайне удивлена.
  Настроение у меня было подавленное. На все путешествие я взял 4000 рублей. И вдруг  за один вечер затратить 1100  рублей (ведь я же и для себя покупал вино)! «Ну, ничего, - утешал я себя. – Уж наверняка сегодня же овладею ею».
      Света пыталась кормить меня с вилки, но я  отказывался. Наконец, с помощью вина  отошел от потрясения. Веселились. Танцевали. Уже в третьем часу ночи мы вышли со Светой из кафе.  Свет луны, звезд. Силуэты деревьев. Когда мы отошли на значительное расстояние от людей оказались наедине, я обнял ее. Но она оттолкнула меня.
- У меня четыре любовника, - сказала она ни к селу ни к городу. – Я не могу.
Я не мог понять,  причем здесь четыре любовника. Какое-то безумие,  в ее фразе нет никакой логики.
- Ну и что? Они же далеко.
- У меня никогда не было мужчины такого возраста, как ты. 
«Черт возьми, - подумал я. – Что ж ты мне морочила голову».
Я был пьян, и раздражение было не сильным.
Мы зашли в гостиницу (корпус) в туалет, каждый в свой номер.  Когда я вернулся на улицу, ее не было. Она, видимо, вернулась в кафе. Я пришел к выводу, что она сумасшедшая, и решил прекратить с нею отношения.
  Я пошел в свой номер спать.
Но мне хотелось выяснить, что же она за человек.
    На следующий день, когда она поплыла в море, я присоединился к ней.    Мы плыли медленно и разговаривали. Она бесхитростно, откровенно рассказывала о своей жизни.  С мужем познакомилась в лагере отдыха. Сама предложила ему пожениться. У них родился   сын. Но через два года совместной жизни муж от нее сбежал.  Она недоумевала:
- Жили хорошо. Никаких ссор. А потом он исчез.
Она нашла его в старом городе. Он жил у женщины. Она стала просить его вернуться. Он прибежал к ее родителям и в гневе набросился на них: «Она меня преследует. Оставьте меня в покое! Или вы хотите, чтобы ее поместили в сумасшедший дом?».
Она  разговаривала с его гражданской женой.  Просила отпустить ее мужа к ней.  Но та сказала, что не держит ее мужа, что он сам предпочел жить с нею, что они счастливы вместе. 
     - А с кем сейчас ребенок? - спросил я.
   - С родителями, - ответила она. – Ему трудно.
Она считала, что в ее несчастиях виноваты колдуны, околдовавшие ее.
Она хвасталась, что у нее есть своя машина и  в свободное от работы время она работает таксистом.
«Да, ведь она шизофреничка! – понял я. - Я стал жертвой шизофренички. Еще легко отделался. Каких-то 1000 рублей».
  Мне было досадно. Я решил выяснить кое-какие вопросы.
- Ты сказала, что я тебе не подхожу по возрасту. Но ведь тебе не двадцать  лет. Тебе же тридцать три.  К тому же у тебя есть ребенок.
- Но я не привыкла…
У нее был виноватый вид.
С трудом сдержался, чтобы не сказать: «Зачем же ты ободрала меня как липку. Если я не подхожу тебе  по возрасту, то и держалась бы от меня на расстоянии». Может, и сказал бы, но я боялся, что она разнесет мои слова среди отдыхающих, и я мог стать предметом насмешек. «Надо уметь проигрывать», - решил я.
Я говорил с нею жестко.
- Ты сказала, что у  тебя четыре любовника. Пятый бы не помешал. Тем более, любовники в Везельске.
- Мне не любовник нужен, а муж.
- А они знают о существовании друг друга? 
- Да нет у меня любовников. Ты мне больше верь. Я соврала. У меня с  этим сложности.
- Зачем же врать?  Это еще хуже, чем иметь одновременно четырех любовников.
Мы вышли на берег. Она направилась к Лиле. Пока я в кабинке переодевался,  Светы  исчезла.  Я ушел домой один. Потом выяснилось, что она была с Лилей на берегу. Обиделась, что я не подождал ее.
 На следующий день она даже ко мне стала липнуть. Кажется, готова была отдаться, но я отшил ее. Ее коллеги – Лариса и Ирина - отзывались о ней со злобой. Они предупредили меня: 
- Смотри, не спутайся с нею. Она ненормальная.
- Да я еще позавчера понял, что она шизофреничка.
     Лиля, утомленная рассказами Светы о ее сексуальных похождениях, вскоре сбежала от соседки.  Она  переселилась в другую комнату, села за наш стол. Она  тоже предупредила меня, чтобы я держался от нее подальше от Светланы, так как от нее можно заразиться чем угодно: каждую ночь уходила из дома, ездила с таксистами, отдавалась им.
    Света, подавленная, грустная,  несколько раз подходила ко мне.  Она никак не могла понять, почему от нее сбежала Лиля, к которой она привязалась.  «Наверно, она не понимает, почему я перестал с нею общаться, - подумал я. -  Больной человек».
Каждый день она куда-то уезжала и стала редко появляться в лагере. 
Я не понимал, как она работает в университете. Ведь по всем признакам было заметно, что  она не способна преподавать. Лариса и Ирина сами недоумевали. Они ни разу не видели ее в деле. Но им известно, что она часто опаздывает на занятия,  часто вообще не приходит. Они подозревали, что у нее есть связи в высоких инстанциях.

        До отъезда в Везельск оставалось два дня.  Я решил напоследок развлечься. Я  шел вдоль торговых рядов, стараясь найти кафе, где посетители были постарше.  Мое внимание привлекло кафе   «У фонтана», находившееся на возвышении, недалеко от бетонной плиты, отделяющей трассу от зоны отдыха. Я зашел в него.
В центре, действительно, находился фонтан с водой.  Под открытым небом, как грибы,  краснели пластмассовые столики. За пультом стоял Ди-джей Дима - широкоплечий, крупный парень лет тридцати пяти.  Слева от меня в обществе немолодых двух полных респектабельных армян  находились две наши преподавательницы:  одна из них была  лет двадцати семи, миловидная, стройная, с короткой стрижкой, вторая – лет двадцати трех, среднего роста, полная, рыхлая, в очках.  Я понимал, что они умышленно пришли в кафе, где не было наших. Мне не хотелось им мешать. Но не мог же из-за них я покинуть облюбованное кафе, наполненное  зрелыми  людьми. Коллеги заметили меня. Миловидная, хрупкая  девушка,  которая мне нравилась и с которой я даже помышлял установить серьезные отношения,   покинула кафе;   полная, очкастая осталась сидеть в окружении армян. 
       Я подошел к стойке, купил шоколадку и пол-литра вина, которое мне налили  в большой пластмассовый стакан, сел за свободный столик.  За соседним столиком расположилась семейная пара: длинноногий, стройный мужчина в коротких шортах,  и женщина - знойная блондинка. Она была симпатична, но у нее слегка выпирал живот. По их лицам было заметно, что по уровню образования  оба  принадлежат к пролетариату. Зазвучала веселая забойная музыка. Я оставил вино и шоколадку на столе и присоединился к танцующим. Одна композиция  сменяла другую. Я танцевал без устали. 
   Я видел, как оба армянина и  очкастая юная  преподавательница встали  и куда-то ушли. Они вернулись часа через полтора и снова заняли один из столиков. Спутанные волосы,    смущенная усталая улыбка, блуждавшая на  полном раскрасневшем лице девушки  позволяли без труда определить, чем недавно она занималась с горячими армянскими мужчинами.    

 Среди танцующих выделялась одна красивая, стройная  смуглая девушка. У меня возникло подозрение, что это наша студентка: по моим наблюдениям, женщин, красивее наших везельских  студенток, на побережье не было. 
   - Вы не из Везельска? - спросил я девушку, когда она оказалась возле меня.
   - Да, - улыбнулась она.
    Чуть позже она получила приз самой красивой танцующей, стала   королевой вечера.
   - У нас настоящая живая  музыка, а не какая-нибудь электронная, - говорил во время пауз крепыш Дима-диджей.
    Во время пауз я оставался на танцевальной площадке, поджидая, когда начнется новая композиция. Вдруг смотрю: официантка-девушка лет двадцати - отходит от моего столика, в руках мое вино, шоколадка, а за моим столиком уже сидят мужчина и женщина лет сорока-сорока пяти, солидные, красивые.  Я был шокирован. Когда девушка проходила мимо меня, я  остановил ее и спросил у нее, почему она забрала мое вино и шоколадку.
- Мне сказали, что столик свободен.
Она вернула мне мои яства. Со стаканом в одной руке и с шоколадкой в другой в полной растерянности я стоял на краю танцевальной площадки, не зная, что делать. Свободных мест было много, но полностью свободных столиков не было, за каждым столиком сидел хотя бы один человек.  Мне ни к  кому не хотелось навязываться.
Меня уже не радовала музыка. Меня жгла обида. У меня было желание подойти к  захватчикам моей территории  и сказать им прямо в лицо: «Между прочим, вы испортили мне настроение» - и с чувством собственного достоинства покинуть кафе.  В глубине души я понимал, что у людей не было злого умысла обидеть меня, задеть. Произошло  недоразумение. 
Ко мне подошел высокий мужчина в шортах – тот, который сидел вместе со зной женщиной  за соседним столиком.
- Я вижу, вам сесть некуда, - сказал он. -  Присоединяйтесь к нам. У нас есть свободное место.
Я обрадовался.  Меня вдохновляют новые знакомства.  Я не люблю навязываться, ломать чьи-то планы, но если кто-то сам приглашает, почему бы не воспользоваться приглашением  и не узнать новых людей.
Я сел за столик.  Мы познакомились. Женщину звали Татьяной, мужчину,  Сергей Это были муж и жена из Тулы. Здесь они жили в палатке на берегу.
- Это мы отчасти виноваты, что ваше место занято, - сказал Сергей. – Мы сказали, что место свободное.
- Да, я слишком долго танцевал, не насидел место,  - признал я. – Одному скучно сидеть. Вот и я танцую.
Новые знакомые одобрили мое поведение, склонность к танцам и физическим движению вообще.
Из разговора я узнал, что Татьяна  занимается мелким бизнесом, а Сергей строительством, что доход у них неплохой.
За столом появился их сын,  мальчик лет десяти, белобрысый, доброжелательный. Когда его родители танцевали, мы с ним под музыку  Газманова пели  песню «Офицеры».
За столик вернулись родители и отправили мальчика спать в палатку.
Я сходил к стойке бара, купил еще пол-литра вина, попивал.
Откуда-то появился еще один молодой мужчина, знакомый моих соседей. Он был  похож на Сергея – такой же высокий, спортивный, длинноногий.  Они отличались только одной деталью: на новом мужчине  были спортивные брюки, а не шорты. Татьяна на глазах у мужа стала флиртовать с ним. Она сама приглашала его танцевать. Смеялась, прижималась к нему.  Сергей мрачно сидел за столом. Он не находил себе места. Размягченный вином, я решил его утешить.
- Не расстраивайся, женщины любят подразнить нас, мужиков.
- Да я не расстраиваюсь, - сказал он. – Я всю жизнь не расстраиваюсь.
    Он уверял меня, что не расстраивается, но голос его дрожал.
Татьяна вернулась на место. Сергей встал, подошел к знакомому, впрочем, без агрессивных намерений. Я слышал, как мужчина в трико, виновато улыбаясь, сказал:
- Она сама… Ты не подумай…
Мы остались с Татьяной одни.
- Вы не обижайте Сергея, - сказал я. – Он у вас хороший.
- Я не обижаю, - возразила она.
- Ну как же. Танцуете с другим… Или немножко подразнить нас, мужчин, полезно. Легкий флирт с другим мужчиной  обостряет чувства мужа.
Она захохотала.
На площадке появились женщины – одна была стройная, хрупкая, худенькая, остальные - крупные, полные.  На всех стояла печать провинциализма. Они что-то говорили  Диме.  Тот поставил  зажигательную музыку и объявил:
-  Сейчас перед вами выступят гости из Тулы. Учителя тульского педагогического училища.
Женщины носились по площадке с ведром, тряпкой. Они что-то изображали.  Я не понимал смысл сценки, но было интересно смотреть на них.  Мое внимание привлекла самая тонкая   женщина в легком темном платьице. Она носилась по площадке очень ритмично, раскрепощено, артистично. Затем женщины напали на Диму. Сорвали с него футболку и бросили ее в фонтан. Публика была в восторге. Я смеялся вместе со всеми.
- Ну мы так не договаривались! – сказал Дима-крепыш, улыбаясь. В полумраке сверкал его золотой зуб.
Он вытащил из фонтана  футболку, выжал из нее воду, надел на свои широкие плечи и сказал примиряющим тоном:
– Ну да  ладно.
     Я подумал, что он, как ди-джей, в глубине души доволен, что получилась веселая интермедия.
    Номер закончился. Раздались оглушительные аплодисменты.  Мужчина лет пятидесяти,  среднего роста, грузный, дородный, седой, с пышными усами, взял микрофон, запел песню. Площадка заполнилась танцующими.  Я пригласил женщину в темном платьице - героиню интермедии -  на танец. У нее было милое приятное лицо, ровные зубы.  Ее звали Таней. Я завел с нею полушутливый разговор.
- Я в восторге от вашего номера, - сказал я. – Как здорово вы отплясывали. Я влюбился в вас с первого взгляда. Вы девушка моей мечты.
  Она включилась в игру.
- А вы женаты?
- Разведен. А вы замужем?
- Формально да. Но мы с мужем уже не живем два года.
- Почему?
- Он не состоялся, - сказала она жестко. – Он оказался слабаком. Мужчина должен быть сильным.
   Я не был уверен, что я сильный мужчина, но я не стал говорить об этом своей новой знакомой.
- У вас есть дети? – поинтересовался я.
- Да, дочь. Она здесь.
- Большая?
- Пятнадцать лет.
Я выразил удивление.
- Неужели у вас такая большая дочь? А вам сколько?
- Тридцать пять.
- Выглядите моложе.
- Мне все говорят. А сколько вам?
- Увы, я значительно старше вас. Сорок восемь.
Я скостил себе всего лишь пять лет. На большее не решился.
- Мне нравятся мужчины постарше. Нашему директору, осетину  – это он поет – Она показала головой на солиста, исполнявшего песню в стиле шансон, - тоже сорок восемь. Идеальный мужчина. Идеальный семьянин. У нас в училище его все женщины боготворят. 
   Идеальный семьянин с упоением пел:
        Никто тебя не любит так, как я,
        Никто не приголубит так, как я. 
    Татьяна  сообщила мне, что это они,   учителя,  заплатили Диме деньги, чтобы начальник, большой любитель пения под караоке,  мог публично спеть. 
    Мы стали обсуждать перспективы нашей совместной жизни. Она стала допытываться, что у нас общего.
- Для меня секс не на первом месте, - говорила она.
- Для меня тоже. На первом – духовная близость, понимание. А секс – лишь на втором, - сказал  я. 
Она задала мне еще какой-то вопрос. Я ответил.
- Совпало! – восхитилась она.
Она хотела продолжить допрос, но я остановил ее.
- Хватит, не будем испытывать судьбу.  У нас и так много общего обнаружилось. И так ясно, что мы идеально подходим друг другу. 
     Танец закончился. Затем мы еще раз танцевали, продолжая приятный  разговор.
  Таня с восторгом отзывалась о своем начальнике, и у меня возникло подозрение, что она в него влюблена. Но я не испытывал ревности.
   К моей собеседнице подошла юная привлекательная девушка в футболке, что-то спросила у нее.
- А это моя дочь, - сказала Таня.
- Красивая девушка! – сказал я с циничной откровенностью.
   Когда девушка отошла от нас, я сказал:
- С первого взгляда она вызвала у меня отеческое чувство. А вы когда приехали?
- Вчера. А вы?
-  Десять дней назад. После завтра мы уезжаем.
Из нее вырвался возглас разочарования.
В два часа ночи Дима выключил аппаратуру, сославшись на запрет. Нельзя было мешать спать отдыхающим, разместившимся в бесчисленных палатках на берегу.
-  В «Азии»  можно гулять до утра, - сказал я, но никто из присутствующих не изъявил желания идти в «Азию».
К этому времени почти все посетители кафе разошлись. Остались одни туляки и я – всего человек десять. Педагоги из Тулы сдвинули столы, мои соседи, тоже туляки, присоединили к ним наш стол. Справа от меня сидел Сергей, его жена, затем директор педагогического училища.  Таня с подругами сидела на противоположной стороне  стола, далеко от меня. Завязался  общий  разговор. Я попивал свое винцо, вставляя отдельные реплики.
Мои собеседники обсудили последние политические события – демонтаж  в Талине памятника советским воинам, освобождавшим город.
Осетин сказал, что СССР был виноват перед прибалтами. Надо оставить их в покое.
   Я поддержал его:
- Мне кажется,  что вся эта дипломатическая перепалка,  ноты протеста – это буря в стакане воды.  Нельзя насильно заставить людей уважать погибших. Россия должна перевезти прах на свою территорию. Например, в тот же Псков. Немцы же вывозят своих погибших с нашей территории. Пусть прибалтам станет стыдно.
   Моя позиция вызвала одобрительные возгласы:
- Правильно!
 Мне показалось даже, что мой авторитет вырос.
К столу пригласили ди-джея Диму, который до недавнего времени работал в «Азии», где работали корейцы. Я был уверен, что Дима тоже кореец. Он вызывал у меня двойственное чувство. С одной стороны, меня восхищал его профессионализм, но, с другой стороны,  я не мог простить ему пренебрежительного отношения ко мне, которое проявилось в том,   что второе место присудил Сергею,  а не мне, хотя я и страдальца-султана изображал, и одежду с себя снимал. Я прямо спросил Диму, кореец ли он.
- Нет. У меня много намешено крови – русская, украинская, даже еврейская. Но корейской нет.
Его талантливое балагурство, юмористические истории поставили его в центр внимания. Женщины кружили вокруг него. Я подумал, что я так не могу развлекать компанию, что он заткнет меня за пояс. Я заметил, что моя Татьяна смотрит на него с восхищением, что-то у него спрашивает.  Мое самолюбие страдало. Впрочем, Дима не представлял опасности: он с теплотой рассказывал о своей жене и о теще.
    Ко мне и к Сергею подошла девушка с восточной внешностью, довольно привлекательная, лет двадцати семи, сильно пьяная, из компании педагогов.
- Купите водки! – громко потребовала она. Все присутствовавшие за столом слышали ее слова.
   Я смутился. Не знал, что делать. Думал, что ушел от вымогательниц,  но они настигли меня и здесь. Куда ни придешь, женщины- динамо пытаются ободрать тебя  как липку.
Мне не хотелось ударить в грязь перед Татьяной. У меня была мысль установить  с нею близкие, может, интимные отношения. Я спросил у Сергея:
  - Ну что, купим водки?
Он презрительно поморщился: не стоит.
  Девушка еще раз пьяным голосом  потребовала, чтобы мы купили водки.
Я встал, подошел в барменше и попросил бутылку водки.
- 300 рублей, - сказала она.
«О черт возьми! Как дорого! В три раза дороже, чем в магазине» -  подумал я. Настроение испортилось. Но я решил сделать хорошую мину при плохой игре. Я сел за стол, открыл бутылку, разлил рюмки. Затем встал.
- Я хочу угостить вас, коллег из Тулы, - сказал я. – Давно мечтал познакомиться с земляками Толстого, моего любимого писателя. Сегодня моя мечта, наконец, сбылась, и я счастлив. Вы достойны вашего великого земляка.  Ваш танцевальный номер, пение песен произвели на меня потрясающее впечатление. Вы так же гениальны, как и ваш великий земляк.
Я говорил еще что-то в этом же стилистическом ключе.
   Водка из рюмки переместилась в мой желудок.  Я заметил, что  никто, кроме меня,  не стал пить водку. Люди предпочитали пить коньяк, которого было еще довольно много. Дима, который балагурил за столом, тоже отказался от водки, пил коньяк.
«Зачем же  эта монгольская рожа заставила меня раскошелиться на водку. Убытки, одни убытки! Лучше бы дочери купил что-нибудь. Мне же до октября надо как-то дотянуть!» Не жалко было денег. Но досадно было, что женщины относятся  ко мне как к лоху. Видят во мне немолодого мужчину, которого можно заставить раскошелиться, ничего не предложив взамен.
    Настроение у меня было подавленное. Лишь водка поддерживала мой жизненный тонус.
    Вдруг вверху на дороге угрожающе заревела машина, громко, дико завизжали тормоза, затем раздался грохот от сильнейшего удара, еще удары. Ударов такой силы я еще никогда не слышал. Затем все стихло.
- Авария! – крикнула Таня испуганно.
  Женщины оживились, засуетились. Подавленный убытками и одурманенный алкоголем, я не придал значения ее словам. Да мало ли происходит каждый день аварий! 
Я обдумывал,  как  назначить Татьяне встречу на следующей день.
Женщины внезапно исчезли.  Оставшиеся мужчины продолжали разговор.
Сначала я подумал, что женщины ушли в туалет. Но их долго не было. Я решил, что они ушли спать. Ушли по-английски. «Я так и не назначил свидание, - думал я с горечью. – Снова неудача».
    Уходить не хотелось. Я все еще надеялся, что женщины еще вернутся. Но осетин встал.
- Пора спать, - сказал он решительно.
   Пошли вниз.  Сначала до нас донеслись встревоженные голоса наших женщин,  затем показались  их силуэты, затем  появились они сами.
- Там страшная авария, - сказала Таня. – Девушка погибла. Приезжала скорая помощь, но не стали ее брать. Ей уже не поможешь. Она мертвая. Мозг на дороге…
Мы вернулись в кафе. Обсудили аварию. Настроение изменилось: тревога, ужас, оживление.
Когда  все расходились, я спросил Таню, когда и где мы увидимся.
- Здесь увидимся, в кафе, - сказала она.
- Когда?
- Завтра.
  Она прикоснулась губами к моим губам. Это была плата за разговор. Туляки пошли в свои палатки, а я поплелся в корпус.  Я был пьян. Часы показывали половину четвертого.
Я поднялся наверх, прошел через железные ворота, поднялся наверх.   Дорога была освещена мощным светом фар.   На  середине дороги стоял   черный джип, высокий, массивный, как будто бронированный, видимо, японского производства. Он стоял на колодках,  так как все шины были  разорваны. Из окна  задней двери головой вниз, прижимаясь животом к машине, перегнувшись в поясе, свисала тоненькая девушка в черной футболке, со  свисавшими вниз длинными, как мне показалось, каштановыми волосами. Под ней на асфальте чернела лужица. Возле джипа находилось много милиционеров с белыми палочками  Они  пропускали автомобили, на малой скорости проезжавшие по дороге мимо.
     Вместе с зеваками я находился в метрах десяти от джипа. Рядом со мной оказался  парень -  армянин лет двадцати двух. Он видел, как произошла авария.
- Кто девушка? – спросил я.
- Десятиклассница из Ростова.
- Кто водитель?
- Наш местный.
- А что с ним? – спросил я.
- Все нормально. Вон стоит возле милиционеров.
На  противоположной стороне дороге, в метрах двадцати от нас,  рядом с милиционером стоял   высокий мужчина лет сорока с короткими волосами, в рубашке навыпуск, по всей вероятности, армянин. Руки и колени у него дрожали.
  Я не мог понять, как пятнадцатилетняя девочка  оказалась в машине сорокалетнего армянина в три часа ночи. Оставалось только догадываться.
Я спросил, как произошла авария.
- Не вписался в поворот, - сказал свидетель. – Набрал скорость, понесло вправо, он резко повернул влево, врезался в противоположную стену.
- А девушка сидела на заднем сиденье? -  спросил я.
«Если на заднем, может, была пассажиром, а не любовницей…» - думал я.
- Нет, на переднем, - сказал парень. – При ударе ее отбросило назад, а потом выбросила из окна.
   Честно говоря,  мне было непонятно, почему при ударе, ее не вперед выбросило, в окно, а назад. Скорее всего, она сидела на заднем сиденье. 
  В метре от тротуара, ведущего в мой корпус, лежало огромное металлическое крыло от джипа. В другом месте на середине дороги лежал буфер.
  Я подумал, что если бы ушел из кафе раньше, то меня могло убить буфером или крылом. Эта мысль примирила меня с потерей денег, потраченных на водку.
  Милиционер отогнал нас подальше от дороги. Ждали тягач,   который должен был убрать изуродованную машину с дороги, и  труповозку, чтобы отвезти тело погибшей в морг.
     Милиционер подошел к джипу и накрыл девушку каким-то покрывалом.
Картина утратила зловещую окраску.
  Хотелось увидеть, как происходит погрузка тела. Во мне  разгорелся писательский, может, журналистский интерес к событию. Но уже светало. Часы показывали четыре утра.
Надо было хотя бы немного поспать. Скоро завтрак, который я не мог пропустить. 
   
   Утром, после завтрака, я пошел осмотреть последствия аварии. На середине дороги по-прежнему краснело пятно. На асфальте отпечатался глубокий, черный  след от тормозов машины. Я пошел по нему вверх по дороге.  Было жутко. Я боялся попасть под колеса машин, проносившихся мимо.
  Дойдя до конца, я восстановил картину аварии. Джип на огромной скорости мчался сверху, с горы, со стороны поселка Лермонтова. Он не вписался в поворот, оказался на гальке, покрывавшей обочину дороги, его понесло на бетонную плиту, которой была обнесена зона отдыха. Водитель резко рванул  влево, джип понесло на противоположную сторону дороги. От сильнейшего трения об асфальт баллоны полопались и взорвались. Под острым углом джип ударился в огромный камень, лежавший в основании бетонной стены (этот камень от удара отвалился), машина, переворачиваясь,  кувыркаясь, уже без всякого управления пролетела метров двадцать,  вылетела на середину дороги, встала на колеса.   
   Я подошел к трем торговцам, сидевшим в том месте, где машина, повернула влево, и спросил, что им известно об аварии.
- Не забивайте голову ерундой, -  грубо, с угрозой сказал  мне  угрюмый,  мужчина лет сорока, вроде бы русский.
  Пришлось уйти. Я не понимал, к чему такая секретность.
  Надеясь встретить Таню, вечером я снова пришел в кафе «У фонтана».   Здесь не было ни души. Я спросил у барменши, будет ли работать  ди-джей Дима.
- Нет, он уехал домой, в Ростов.  До понедельника.
  Я был расстроен. Все же взял вина – сразу литровый пакет (ведь это был последний вечер на юге). На следующий день мы уезжали домой.  Я не терял надежды, что придет  Таня. Сел за стол, вблизи барменши. Звучала музыка.   Не очень хорошая.
   Вино оказалось  слабым и невероятно кислым.
  Ни Татьяна, ни ее земляки не появлялись. Минут десять я оставался в одиночестве. Затем появился огромный парень  лет двадцати семи – широкоплечий, высокий, мощный. Взял две рюмки водки, подошел ко мне.
- Можно к вам? – спросил он пьяным голосом.
- Конечно.
  Его могучее тело опустилось на маленький красный стульчик. Стульчик, к моему удивлению, выдержал. Да здравствует российская  пластмасса.
   Мы познакомились. Его звали Сергеем.
- Я никогда не был мусором, - сказал он воинственно, агрессивно.
 От него исходила угроза.
- Я тоже никогда не был сукой. Никогда! - поспешил заверить его я.
Он приехал из Нижнего Новгорода на своей машине.
- Я вдарил винта сейчас , - сказал он.
Я спросил, что это такое.  Он рассказал, что это наркотик, который  делают на основе бензина, добавляя в него  какие-то вещества.
- Ну и как самочувствие?
- Отлично! – сказал он.
Он сказал, что Новиков, известный бард, его друг.
- Знаете его? – просил он.
- Конечно! Люблю его. Это талантливый певец, - заверил я нового знакомого.
Он вытащил из кармана мобильник.
- Хочешь с ним поговорить? – спросил он, набирая номер своего кумира.
- Нет! – воскликнул я. – Зачем беспокоить великого человека!
Довольный, он спрятал телефон.
Он спросил, кто я. Когда узнал, сказал:
- Я тоже учился в университете. В Перми. Что ты пьешь? 
- Сухое вино.
- Дай попробую.
Он взял пакет и сделал несколько глотков прямо из горлышка пакета. Я и без того пил вино без удовольствия. Теперь же из  брезгливости я не мог пить его вообще.   Столько вина пропало! Я успел выпить граммов  триста, не больше.
       Сергей сказал, что только что пел под караоке. Я подумал, что у меня появился  шанс избавиться от него.
- Пойдем! Еще попоем.
Мы спустились вниз, подошли к мальчику,  командовавшему   караоке. Мой новый знакомый, страшно фальшивя,  спел песню Новикова «Извозчик».
  Я спел «Ты, ты» из репертуара Киркорова. Экран показал мне 100 баллов.
- Будете еще петь? – спросил мальчик лет тринадцати. – Если 100 баллов, то можно повторить.
- Конечно, буду,  - сказал я.
Я выбрал «Звездное лето». Когда я пел, я услышал бек-вокал. Откуда он взялся? Ведь его  не было раньше. Уже в середине песни я заметил, что мне подпевают два студента с биофака  и  две незнакомые мне студентки – их подруги.
    Когда пение закончилось, мальчик подошел к ящику, что-то подергал. Экран показал: 74 балла – минимальный балл.
- Вы пели на 100 баллов, - сказал студент, улыбаясь.
- Спасибо, что помогли мне петь. Отличный бек-вокал. 
  Микрофон снова взял мой новый знакомый. Он снова запел «Извозчика». Я воспользовался ситуацией, зашел за шатер и смешался с толпой.

        В день отъезда шел дождь, было прохладно.  Татьяна-комендантша, одетая в спортивный костюм, погасла, подурнела. Ее как подменили. На подбородке обозначились морщины,  на щеках и шее откуда-то взялась постаревшая  кожа.  Она была мрачновата. «Неужели она расстроилась, что упустила шанс выйти за меня замуж, рассказав  мне  о своем спонсоре и любви к нему?» - щекотал я свое самолюбие.   
    Я хотел сфотографировать ее на память. Она попыталась уклониться, но мой фотоаппарат все равно щелкнул.   
    Светлана-шизофреничка  с нами в Везельск не ехала. По словам Лили, она нашла в Туапсе молодого парня с квартирой, за которого собиралась выйти замуж, и теперь оставалась у него. 
    Когда наш автобус проезжал мимо места аварии,  на месте гибели девушки, на отвалившемся камне, я увидел маленький зеленый венок с искусственными цветами. Видимо, родители уже приезжали за телом. Кроме родителей, некому было это сделать. «Какое горе! – подумал я. – Нет ничего страшнее смерти детей. Какие мелочи по сравнению с этим несчастием все мои злоключения».