Измена

ПЯТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ЗА ЭТОЙ ДВЕРЬЮ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Наступающая ночь, не спеша, слизывала краски в горнице: пожухли бойкие зайчики на кованом сундуке бабки Натальи, серым подернулось светлое пятно на полу.
       Старуха задремывала, роняла голову, падало веретено из рук, она вздрагивала, заучено поднимала его, и оно опять нежно стрекотало.
       У четырехлетней Саньки, заворожено следившей из-под стола за его скорыми витками, уже рябило в глазах.
       Рядом с девочкой были разбросаны разноцветные тряпочки, самодельная кукла Дуся лежала в картонной коробке, укрытая куском кружева.
       Санька выползла из-под стола, вздохнула, чего-то вспомнила и зашлепала босыми ногами в сенцы. Возвратившись, вся вывозившаяся в муке, подсела на маленькую скамейку к печке спиной, подогнув красные ступни,  и еще раз вздохнула в точности, как бабка.
        Из соседней комнаты вывалился пузатый карапуз, братец Саньки, двухлетний Леник.
       - Ба, - заканючил он, неискренне всхлипывая, - ба-а-а, Вовка молоток не дает, ну ба-ба.
       - Фу, бабай тя забери, - очнулась Тимофеевна. - Чего этот Вовка?
     - Молоток не дает, - заныл малец
- Я те дам молоток, - ворохнулась старуха, - я от тебе покажу молоток.
       - Где мамка? - снова затянул тот.
       - Бе-е-е, - высунув язык, передразнила его сестра.
Стукнула входная дверь, кто-то завозился в сенях, послышалось:
       - Ах, боже мой! – и в резко распахнувшейся двери появилась мать ребятни – Антонида.
     - Мама! – с капризной претензией округлила она глаза, - Кто рассыпал муку в сенцах?!
     - Пошто я знаю, - заворчала бабка, - твои, поди, анчутки! Кто их уследит, шастают.
    Санька попятилась и юркнула под стол.
-   Сама и паси их, чертов болотных.
- Мамочка, привет, - весело высунулся из дверей горницы старшой, шестиклассник Вовка и тут же озабоченно скрылся.    - А ну-у, - угрожающе нагнулась Антонида к столу, - вылазь!
Санька осторожно выползла из укрытия и юркнула за бабкину юбку.
    - Санька, - повысила голос Антонида, - выдь счас же!
Санька засопела и виновато высунула нос из-за старухи.
    - Я те, пакостница, счас дам ремня, - распалилась мать, схватив в руку подвернувшуюся утирку.
    - Окстись, окстись, - замахала на нее руками бабка,- осатанела совсем. У-у! Норовистая.
И загородив девочку, добавила, сурово выпрямившись.
    - И не тронь. Не бузи, сумасшедшая! Совсем тут с вами, - махнула рукой, села на приступок у печки.
    - Вот всю жисть так, всю жисть! – выкрикнула Антонида, - Потатчица! Они у тебя тут без пригляду, чо хотят, то и творят. – Уже беспомощно и слезливо закончила она, поникнув плечами и отвернув заблестевшие глаза.
     - Вот-вот, - строго подхватила мать, - поплачь лучше, и то ...
     Ишь, дите я ей выдам, чо захотела, - продолжала она, - Ты вон, на ем, кабеле своем, отыгрывай. А дите не тронь, оно тебя и за мать не признает, ровно волчица кидаисся.
     Антонида тяжело шлепнулась на стул и ожесточенно вытерла нос грязной утиркой.
     - Пошли скотину управлять, - вздохнула бабка, потянув с печки заношенные чесанки, - а дите не виноватое, что в его уродилось,  - он, зато этот, бусурман, - ткнула она пальцем в хныкающего Леньку, - весь, как есть, бесовая кровушка твоя!
      Антонида и сама чувствовала, что несправедлива к Саньке, но как взглянет на нее, так  вот тебе и муженек растреклятый, а глазищи, в точь - волчонок, так за бабку, от нее, от родной-то матери, и прячется. Вон Ленька, иль хоть Вовка, – «мам», да «мам», а эта, как и не твоя вовсе.
             Антонида вздохнула и пошла  дергать сено: “И все он, все он! – закипало внутри жгучее и душное, - И хоть бы чем вышел, пупырь малорослый, а погляди, всех баб уж, какие есть, разведал, кот «мартовский».”
       Антонида зло стерла выступившие слезы. А бабы в селе сочувствуют, а как за угол, так «ха», да «ха». Чужое горе, оно кому больно?
    - Тонь, а Тонь, - ткнулась в ворота молодая соседка - Зинка Горбачева. –Тимофеевна дома?
     -  А где ж ей быть? - буркнула Антонида, не оборачиваясь.   
     - Да я, - замялась та, - с просьбой.
     - Иди в хату, счас пришлю, в сарае она копается, скоко говорю - сиди, сама управлюсь, - будто оправдывалась Антонида.
     - Да, - охотно подхватила Зинка – с ними, старыми, завсегда колготно, а все-таки и сварит, и за ребятенками приглянет. У тебя их чать трое, а ты еще и на работе. А твой-то, - заинтересованно огляделась она, - иль не пришел еще?
     - Не пришел! – чужим, надтреснутым голосом процедила Антонида и напряженно выпрямилась.
- От я ж и говорю, - подвинулась к ней Зинка и, понизив голос, торопливо зашептала, - Сказывают его опять у той, у Архипихи, видали, вчерась. Бабка моя поздненько ночью от свахи шла со свежины, кабана они своего кололи, так вот, глядь,что идут, тут он – через двор. А заборчик у их низенький, все видно. Свет кругом белеется, так он задами, по дорожке так и похрупал. А я так думаю, кабы честный человек, чего ему прятаться...
  - Да это не он был, - сухим, звенящим голосом оборвала ее Антонида, - он, он дома... Спал, в ту пору, вчера, да! Обозналась твоя Токариха, поняла?! – зло рванулась она на Зинку.   
     - Да я, - отступила та, - я... мне... Тимофеевне... платье скроить.
     - Да не шьет она теперь, не шьет: слепая! – задыхалась Антонида.
- Я потом, ладно, - бормотала Зинка и, отступив к воротам, юркнула в приоткрытую калитку.