Ремеслуха

               
                Р Е М Е С Л У Х А

1

Подвесной мост через Ингулец. Интересно - идешь, а он покачивается. Павел здесь впервые.
- Извините, пожалуйста, Вы не скажете, где тут ремесленное училище номер двадцать?
Женщина лет пятидесяти останавливается, внимательно смотрит на Павла.
- Скажу, конечно. Интересно, а зачем оно вам?
- Хочу поступить туда учиться. На токаря.
- Молодой человек, да вы что! Вы, я вижу, ничего, вроде порядочный. А там же...рассадник хулиганов!
Павлу неприятно – зачем она это ему говорит? Конечно, ремесленное училище или "ремеслуха", как его называют некоторые – это не институт, это трудовые резервы, там инженеров не готовят, там работать учат, мастерству. А она - про хулиганов... Да их у нас и так немало, при чем тут ремесленное училище! Вот он сам. Значит, пока учился в школе - был, как она сказала, вроде порядочный, а если поступит в училище - так уже и хулиган?
- Идите прямо, эта улица выведет вас к вашему училищу.
Ну надо же было ему спросить! Только испортила настроение. А тут, оказывается, и идти-то всего ничего!
- Спасибо! - но на лице этой, уже семидесятилетней старушки - фунт презрения.
В училище Павел решил поступать твердо и бесповоротно. Никаких институтов! Во-первых, туда, говорят, бешеные конкурсы, до десяти человек на место - так было в прошлом году. Но не это главное. А то, что хватит сидеть на мамкиной и папкиной шее! Он не слепой, понимает, как трудно будет им содержать сына-студента. А в училище - полное гособеспечение и обязательное рабочее место после выпуска. Не где-нибудь, а здесь, в городе. Так что можно будет даже помогать родителям. Да и вообще - многие сейчас после школы идут работать.
Так уж получилось - Павел вдруг яростно заболел - смешно сказать! - токарным делом. Книжки, конечно, виноваты - о токарях новаторах, скоростниках. Стал брать в библиотеке учебники, и через год, пока учился в десятом классе, досконально знал устройство токарного станка, стал почитывать и технологию металлов. К концу школы он уже ясно видел свой дальнейший путь - ремесленное училище номер двадцать, токарь по металлу. И никаких гвоздей!
Кстати, о гвоздях. Отец иногда просил его выпрямлять эти ржавые кривульки, бывшие в употреблении. Как он говорил – прямить гвоздички, чтобы снова можно было пустить их в дело. Сам он все свободное время "крутился" в сарае. Кажется, нет такого, чего бы он не смог. Все в доме – гардероб, посудники, диванчик, табуретки, столы, не говоря уж о каких-то там ящичках, прищепках и много-много чего – все его рук дело. А инструмент какой сам себе изготовил! Даже токарный станок по дереву. И видел Павел, с каким удовольствием он сдавал "в эксплуатацию" свои творения. Еще бы! Видеть результат своего труда – это большая радость. А Павел… Он только и годится пока, чтобы гвоздики выпрямлять. Да и то не единожды получалось молотком по пальцам. Нет, шестнадцать лет, пацанячество ушло, пора тоже за дело браться – Павлу этого очень хочется!
И вот он уверенно идет к своей цели. Встал пораньше, чтобы в числе первых подать документы, может, и это окажет положительное влияние в дальнейшем. А то кто знает, сколько еще окажется таких,  как он!
"Таких" оказалось немало. Поодиночке, а то и по двое, по трое - стояли они во дворе училища. И это в такую рань! До девяти часов - начала работы приемной комиссии - еще больше часа. Так сколько еще наберется?
Училище Павлу понравилось прямо с первого взгляда. Величественное трехэтажное здание сразу на две улицы - Коммунистическую и Урицкого, с колоннами между вторым и третьим этажами. Во дворе прямо к нему примыкают два цеха - механический и слесарный. Рядом - двухэтажный учебный корпус. Да ему просто необходимо поступить сюда! А если желающих, таких, как он, наберется больше, чем нужно, тогда что, конкурс? А если намного больше? Павел с невольной неприязнью смотрит на окружающих - это конкуренты! И чувствует, что не желает им добра. "А чтоб вы провалились! На вступительных экзаменах, конечно. А в остальном пусть все у вас будет хорошо. А, может, кто-то из вас и будущие мои друзья, с которыми предстоит два года делить и радости, и горести? Но это если мне удастся поступить в училище."


2

С одним желаньем и с думою одною
Со всех концов родной своей земли
Мы собралися дружною семьею,
Мы все учиться мастерству пришли.

Пройдут года, настанут дни такие,
Когда советский трудовой народ
Вот эти руки, руки молодые
Руками золотыми назовет.
Хорошая это песня, песня трудовых резервов. Павел согласен с каждым ее словом.
Повсюду все мы сделаем по праву,
И говорим от сердца от всего,
Что не уроним трудовую славу
Своей страны, народа своего.
Песня эта стала и его, Павла, песней. Он поступил в училище. Конкурс оказался действительно не малым, в группе токарей по три человека на место. У слесарей и формовщиков-литейщиков поменьше - по два и полтора человека. После вступительных экзаменов по двум математикам - письменной и устной, диктанту по русскому языку и собеседования многие, опечаленные, забирали свои документы и уходили. Павел смотрел им вслед, понимал, как им плохо и радовался, что это - не он. Экзамены дались ему легко, хотя на письменной математике пришлось попотеть. Такие многоэтажные химеры-дроби, да с десятитысячными долями чисел - поневоле при простом их решении запутаешься. Понял, что это не просто так, что есть какая-то заковыка, нашел ее, сгруппировал - и почти все эти химеры сократились без вычисления. Многие именно на том экзамене погорели. А потом пришел тот прекрасный момент, когда их, оставшихся, все преодолевших, построили по группам во дворе, сам директор училища Мороз Владимир Петрович поздравил их с поступлением и в первый раз повели прямиком в столовую, откуда так вкусно пахло! А потом их одевали. Черная шинель с бархатными петлицами, на них - блестящие буковки РУ 20. Широкий ремень с тиснением РУ на пряжке. Черные брюки, черная рубашка навыпуск под ремень, ботинки, форменная фуражка с кокардой - перекрещенными ключом-молотком, синяя рубашка парадная, одежда рабочая. Да сколько всего! Со сдержанной радостью ехал Павел домой - принимайте, мать и отец, нового человека!


3

Первые две недели занятий - и вот, как поют по радио, "едем мы, друзья в дальние края" - колхоз, уборка урожая кукурузы. Знакомое дело - в прошлом году со школой тоже ездили. Работа не очень тяжкая - с утра до обеда ломай кочаны, стаскивай их в бричку-бестарку. Кормежка от пуза. Воскресенье выходной. Жить можно, если не искать приключений. В прошлом году, вот так же работая на кукурузе, именно в воскресенье - попробуй, ответственный учитель, уследи за всеми - нашли и подорвали противопехотную мину два восьмиклассника из 69 школы - Яковлев и Колесников. Яковлев лежал, глядя в небо удивленными такими чистыми глазами, и там, где сердце - развороченный серый свитер. Колесников добежал до стана, сообщил о беде и упал. Сейчас у него справа пустой рукав. Но, как эпидемия, не угасает среди пацанов эта болезнь - найти что-нибудь "такое" от минувшей войны. И взорвать. В городе вряд ли что осталось, а вот на колхозных просторах... Опасно, бывают всякие случаи! Так это ж с другими! А мы будем осторожно, по-умному.
У самого берега реки в воде из ила виднеется грязно-серое пятно. Волны спокойно прокатываются над ним. Сашка Полушин и Валик Бойко быстренько спускаются вниз, наклоняются к воде, разгребают прибрежный песок, поднимают находку. Павел сверху отлично видит – авиабомба. Небольшая, не очень ржавая, на вид даже красивая - этакая дыня со стабилизатором. Одиннадцать лет, не менее, пролежала почти не зарытая.
- Ну что, хлопцы, рванем? - радостно светит рыжей шевелюрой Сашка.
Недалеко от села на высоком каменистом берегу в скале – пещера. Вход в нее узкий, только на пузе можно пролезть, но внутри довольно просторно.
- Пошли туда! Сейчас заделаем такой фейерверчик!- аж подпрыгивает от радости Валик.
По полю навстречу идут еще двое - Витька Шулер и Ленька Титаренко. Фамилия Витьки вообще-то Школа, но для всех он - Шулер. Во-первых, так по-немецки звучит его фамилия, а во-вторых, он на сто процентов соответствует своей кличке. В руках у него - ржавая кругляшка. Артиллерийский снаряд!
И вот уже все пятеро в пещере. Павел не хуже других. И не лучше. Ему тоже все интересно. Он вместе со всеми готовит костер из собранных веток и сухой травы, укладывает сверху так будоражащие нервы опасные находки. Все выползают наружу. Шулер поджигает уложенную из сухой травы дорожку – все четко, все рассчитано. И все получается "как в аптеке". Бабахнуло так, что в ушах зазвенело. Что и требовалось доказать! Правда, ждать пришлось довольно долго - наверное, слабо разгорался костер.
- Хлопцы, а рвануло только один раз!
Подождали немного. Тишина. Но не уйдешь же просто так, не выяснив, в чем дело! Аккуратненько заглянули в пещеру. Все ясно! Взорвался только снаряд. А авиабомба целая, только без стабилизатора, лежит на боку. Костер разбросан. Что делать? Неужели так оставить и уйти? Да никогда!
Павел, Валик и Шулер снова в пещере. У Павла руки дрожат - кто знает, что на уме у этой покалеченной бомбы. Все молча складывают в кучу ветки, ставят "на попа" бомбу. Там, где был стабилизатор, изнутри виднеется серо-желтое взрывчатое вещество. Как же она, зараза, не взорвалась вместе со снарядом! Бомба стоять не хочет, заваливается на бок. Но вот наконец установлена, пора разводить огонь. Травы уже нету, придется поджигать прямо ветки. Павел видит - Шулер и Валик уже у выхода. Снаружи заглядывает Сашка. Ну что ж, остальное придется выполнять ему. Поджигает ветку, подальше от бомбы. Огонь гаснет. Снова поджигает, и вот язычок пламени пополз вверх.
- Скорее выползайте!- говорит как можно спокойнее. И с ужасом видит, что Шулер с Валиком застряли у выхода, пытаясь одновременно пролезть в эту узкую щель. Оглядывается - огонь уже лижет эту страшную дыню. Прятаться негде. Сколько еще осталось? Наконец хлопцы выползли, кинулся к выходу и он, тоже застревает. "Спокойнее", - говорит сам себе. Наконец - он на свободе, скорее шаг в сторону, и тут же - взрыв. Падают срезанные осколками ветки растущего рядом куста. У хлопцев - бледные лица и трясущиеся подбородки...
- Как приедут эти городские, так обязательно что-нибудь взрывают -говорили в селе жители.
Уже более года прошло с тех пор. Павел помнит все до самой последней мелочи, но думать ему об этом не очень хочется.


4

- Передняя бабка, задняя бабка, суп-торт, штанина.
Этот идиотский Ерохов! Павел здорово на него злится. Не за себя - за токарный станок! Да разве можно к нему так несерьезно относиться. Ну, во-первых, не суп-торт, а суппорт, не штанина, а станина, а бабки, сказано же, что это старые названия еще со времен трансмиссий. А сейчас это целые устройства. Нет, не будет из Ерохова токаря. Он сам твердит, что он токарь по металлу, по хлебу и по салу. Но скорее только второе - по хлебу и по салу.
Павел к станку подходит с уважением. Каждая рукояточка, каждый маховичок для него - как отдельные органы живого механизма. Достойно с ним обращайся - и станок послушно будет выполнять то, что ему ты предложишь.
- Относитесь к станку бережно, грамотно его эксплуатируйте, ухаживайте за ним, содержите в чистоте - и тогда он ответит вам взаимностью - не единожды говорил своим ученикам мастер Николай Федорович Туровцев.
Павел вспоминает эти первые училищные полгода. Занятия - шесть дней в неделю: четыре дня теория, два практика. Теория ему дается легко - школьные предметы он еще не забыл, а спецподготовку он, получается, начал осваивать год назад, когда брал в библиотеке книжки. Конечно, только ее азы, А теперь - чем дальше, тем интересней. Сколько, оказывается, хитростей таит в себе, казалось бы, обыкновенная железяка! В дни практики группа идет в механический цех к токарным станкам. Мастер с утра дает всем задание и в течение дня следит за работой группы. Подходит к каждому, подсказывает, иногда сам становится к станку и показывает, как выполнить то, что у кого-то не получается. Равномерный гул работающих механизмов, склоненные к станкам головы - ученики делают первые шаги к своему будущему мастерству. Рядом, через стенку - слесарный цех, там другая учеба. Зажав в тиски отливку, по конфигурации напоминающую молоток, каждый вжикает по ней напильником. Нужно эту болванку превратить в красивый, по размерам чертежа, молоток. Павел не завидует этим ребятам. Он бы так не смог. Целый день напильником туда-сюда, а работа почти не движется. То ли дело у токаря: прошел резцом по заготовке - вот уже перед тобой блестящая поверхность. Бери штангенциркуль, измеряй, доводи размер до указанного в чертеже - красота! Павел помнит, как он в первый раз включил станок и подвел резец к вращающемуся прутку. Змейкой мелькнула стружка, на темной поверхности прутка образовался светлый след. Аккуратное вращение маховичка влево - и след становится все шире и шире - резец уверенно режет металл. И пусть эта обработанная поверхность не совсем гладкая, даже больше похожая на резьбу,- Павел принес это первое свое творение домой показать - сам сделал! Теперь это уже далеко позади, он с иронией вспоминает то событие. Уже освоены разные операции и приемы обработки деталей. В резцедержателе часто не один, а все четыре резца - проходной, отрезной, расточной, подрезной. Освоено сверление, нарезка резьбы, правда, пока только леркой и метчиком.


5

К концу учебного года расписание изменилось, стало больше практики. А в апреле всему училищу несколько дней опять пришлось потрудиться на общественно полезном фронте - долбить каменистый грунт, копая ямки вдоль дороги от Мудреной до Артема. Город готовился к пуску нового вида транспорта - автобуса с "рожками", то есть, троллейбуса. Все были довольны - и мы, мол не хуже. И мы участвуем в этом большом деле. В "Червоном гирныке" появилась статья "Тролейбус піде!" и фотография. На фото, правда, только второкурсники, но и это здорово - наши знакомые пацаны попали в газету! Пусть знает та тетя, что ремесленное училище № 20 совсем не "рассадник хулиганов", как она выразилась, что в нем учатся нормальные молодые люди! Если она, конечно, вообще читает газеты. Впереди - лето 1957 года. В Москве состоится Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Об этом пишут газеты и говорит радио. Со всего света съедутся на это массовое торжество молодые люди. Конечно, лучшие. Николай Федорович принес чертежи и раздал самым успевающим ученикам заказ для этого фестиваля. Этакие тонкостенные металлические стаканчики с крышкой. На крышке, чтобы рука не скользила при открывании - накатка. Работа интересная - высокая точность, высший класс чистоты. Вращается он, еще не совсем готовый, в патроне, а чуть коснешься резцом или напильником - и он начинает звенеть. Будто сигнализирует - осторожно, мол, я уже интеллигентная штучка и до кондиции доводите меня тоже интеллигентно. Ходят слухи, что стаканчики эти повезет в Москву кто-то из учеников училища, более того - из группы токарей. И, если это правда, то выбор может пасть на него, Павла, или Женьку Москалева. Они отличники. Павел понимает, что в таком случае скорее всего поедет Женька. Потому, что он - комсорг группы. Но иногда мелькнет в нем волнующая мысль - а что, если в Москву решат послать его? И сладко ему становится, и страшно - так далеко он ни разу еще не ездил, да еще в одиночку!



6

А ехать далеко и не пришлось. После учебного года все три группы на целый месяц были отправлены в летний трудовой лагерь на рудник "Пионер". Кроме Женьки Москалева - он укатил в Москву на Фестиваль. Как Павел и предполагал, и не только Павел, а все училище, перевесило его комсоргство. Встретиться с ним пришлось уже в сентябре, когда начался новый учебный год. О поездке Женька почти ничего не рассказал толком, одни эмоции - он вообще плохой рассказчик. Сразу же провел отчетно-выборное комсомольское собрание, на котором комсоргом выбрали уже Павла. Единогласно - кто-то первым выкрикнул его фамилию и других кандидатур не поступило. Комсорг - почетное вроде задание, но почему-то мало кто стремится его получить. Но куда деваться, выбрали - работай! Или хотя бы аккуратно собирай членские взносы. Но с этим Павел совсем не согласен. В самом деле, чем стал комсомол?
В наше время, в наши годы
Укоренилось, привычкою став,
Что быть комсомольцем входит в моду
Как входит в моду вступать в ДОСААФ.
Одни вступают, прямо скажем,
Чтоб накопить комсомольский стаж.
А что им делать с этим стажем-
Прямого ответа, пожалуй, не дашь.
Другие вступают - и ждут привилегий.
А третьи - не знают зачем, просто так...
В самом деле, в прошлом году Павел так, ради интереса, расспрашивал у вновь принятых в комсомол - зачем они вступают. Ответы были самые разные. Вовка Иноземцев: "Все вступают, а я что, рыжий, что ли?". Синченко: "А как же, без этого в жизни продвижения не будет!". Логично. Но Синченко этого пацаны почему-то не уважают. А Ерохов ответил насчет накопления стажа, а на вопрос - зачем ему этот стаж - только плечами пожал. Павлу все это не понятно - он помнит, с какой гордостью, готовностью к трудностям ради общего дела вступал он в комсомол в восьмом классе. И с сожалением осознавал, что отношение к комсомолу сейчас формальное. Одни высокие слова да чтобы вовремя были собраны комсомольские взносы. Вот тогда и написал он эти строки. А теперь он стал вожаком вот этих комсомольцев. Ну что ж, со взносами у него будет все нормально. Как было и у Женьки Москалева. И другие криминальные мысли стали посещать его голову.
Я тоже не враг отчизны своей
И против войны я тоже.
Природу люблю, ароматы полей
Не меньше чем вы, быть может.
Я, как и вы, на работу иду
И план всегда выполняю,
Но никогда не имею в виду,
Что я к коммунизму шагаю.
В самом деле, ну зачем эти неискренние надоевшие слова - народ строит коммунизм. Да нет же, люди идут на работу чтобы деньги получать, семью кормить. А коммунизм... Ну что ж, мы не против, пусть он приближается! и если что-то от нас потребуется еще совершить для этого - скажите, мы сделаем!
Стишки эти Павел никому не показывал, одному только Вовке, другу детства. Тот покачал головой и сказал: "Допишешься ты когда-нибудь!".


7

Вот уже второй год учится Павел в "ремеслухе". В училище есть общежитие, но местным, кто живет недалеко, разрешено жить дома, лишь бы во время являлись на занятия. На семейном совете решили, что по общежитиям пожить он еще успеет, жизнь только начинается, и он согласился. Да и училищному руководству, кажется, так лучше - семейный надзор за этим подрастающим поколением, по молодости своей ищущему порой всяческих приключений, совсем не лишний. Теперь в училище Павел только обедает, столовая там прекрасная. Однажды только, когда что-то испортилось на кухне и там работала целая бригада ремонтников, водили их в городскую столовую, на проспекте Карла Маркса напротив гостиницы "Металлург" А на завтрак и ужин его и таких же, как он, "домашних", сняли с довольствия, и теперь он каждый месяц приносит домой компенсацию - "сухой паек". Довольно увесистый рюкзак со всяческими продуктами - тушенкой, кусками сахара, крупой, комбижиром. О, что это за комбижир! Когда мать готовит что-нибудь на нем - такой запах разносится! Павел доволен - есть от него посильная помощь!
Рабочие дни его текут по единому распорядку. Подъем в шесть тридцать, небольшая разминка, завтрак на скорую руку - и в путь. Как мать ни ругается, да поешь ты, мол, нормально, но ничего из этого не получается. Полуспящий организм пищи еще не просит. За калиткой - папироску в зубы, и вот он, завтрак. Курить Павел стал пока тайно, но вполне сознательно. Во-первых, мать просила, чтобы он не курил хотя бы пока закончит школу. Сейчас школа уже в прошлом. Но не это главное, а то, что Павел ни с того, ни с сего вдруг почему - то потолстел и в училище стали называть его хлебной будкой. Вполне оправданно - будки, в которых на лошадях развозят по магазинам хлеб, по размерам внушительные. И решил он начать курить. Да и вообще, он уже взрослый, самостоятельный человек, даже при часах. С этим делом ему повезло - он их нашел, когда с Сашкой Полушиным шел вечером домой. Они лежали в дорожной пыли, Сашка их не заметил, чуть не наступил. А он увидел, поднял, послушал - идут! Как ахал, как охал Сашка! Теперь на занятиях Павлу нет покоя - со всех сторон толкают то в бок, то в спину - сколько там до перерыва осталось? Благодаря этим часам он точно знает, сколько времени занимает каждый этап его пути в училище. Первый этап - от калитки до трамвая на Соцгороде - 20 минут, второй на трамвае до улицы Ленина - 25 минут, третий до училища - 20 минут. Плюс-минус две-три минуты. Итого 45 минут. Туда. И столько же обратно. И каждая минута не просто впустую пролетает, она чем-то заполнена увиденным услышанным, продуманным. И в каждой минуте есть смысл.
Еще не так давно, где-то до 1953 года, между Бурщицкой и Соцгородом был пустырь, и люди сажали там огороды. Поздней осенью и холодной зимой гонял здесь злой ветер из края в край ажурные шары курая, в конце концов сгоняя их к деревянным решетчатым щитам вдоль железной дороги на Долгинцево. Бывало, мать с отцом во дворе радовались, когда жарким летом приходил дождь и Соцгорода становилось не видно - значит, льет хорошо. Теперь его со двора никогда не увидишь - прямо вдоль булыжной днепропетровской дороги как-то быстро и незаметно выросли дома. Позже их назовут Сталинками, и не одно поколение людей будет жить в них, и даже через много лет они будут пользоваться повышенным спросом. Строили их не поодиночку, а сразу целыми кварталами, так за ними и остались названия - кварталы. Девяносто пятый, девяносто шестой, девяносто седьмой. Ни один дом не похож на другой, теперь они единым ансамблем выстроились в ряд - новенькие, с точеной оградой балконов, с лепными цветными украшениями на стенах и крышах. Каждый раз Павел, пройдя девяносто пятый квартал, оглядывается и любуется этим пейзажем растущего города. А дальше, в сторону Долгинцево, за курганом с крестовым знаком на вершине, виднеются дома какой-то Собственной базы, они тоже недавно появились. И вообще, строек вокруг полным полно. Даже вот, к примеру, сейчас дойдет он до Соцгорода - там прямо рядом с трамвайной остановкой новый Дворец культуры металлургов. С мощными колоннами в два ряда, на стенах фасада - босоногая украинка с бандурой и глядящий вдаль металлург. В этом, совсем новом дворце культуры, два года назад был вечер встречи, десятиклассников. Павел ходил по залам, и восхищению его не было предела. Само собой вспомнилось школьное стихотворение:
Цветут сады не для господ, они для нас цветут,
И во дворце не граф живет, а школьники живут.
А ДК коксохимзавода? Он тоже тут недалеко, тоже недавно построен, тоже шикарный дворец. А ДК строителей на первом участке? И это только в пределах его маршрута. А сколько вокруг еще! На Дзержинке, например, кинотеатр "Родина". Два зала, эстрада в просторном фойе, буфет - красота! Кривой Рог на глазах меняется, и Павел рад этому. И отец сколько раз с гордостью говорил: "Наше Криворожье!". Павел с неприязнью вспоминает Аркадия, этого "соседа через дорогу навприсядки", новоявленного стилягу на толстом каучуке - и где только достал!- за то что тот как-то сказал:
- Удирать надо из этой дыры.
- Какой дыры?- не понял Павел.
- Да из Рога этого. Кривого.
Ах ты ж бяка несчастная - подумал Павел, но говорить ничего не стал. Просто исключил его из бывших своих знакомых.
И вот - кольцо трамвая первого маршрута, конец первого этапа пути в училище, начало второго. Справа - конечная остановка "челночного" трамвая "Дзержинка-Соцгород". Утро, пассажиров не много, как иногда бывает в часы пик. Или когда футбол на Дзержинке - там на стадионе "Горняк" проходят самые главные матчи города. Тогда не только в трамвае- на подножках места нету. Едут, висят, за что там держатся - неизвестно, но ни одного случая не было, чтобы кто-то упал. Едут и радуются. Во-первых - что едут, во-вторых - бесплатно, и в-третъих - с ветерком. Некоторые даже на "колбасе" устраиваются.
Маршрут свой Павел знает до мелочей, ночью спроси, и ответит без запинки. Первая остановка - ДК Металлург. Следующая - Парк Хмельницкого. Справа и слева от ажурных ворот в нишах – статуи парня с гранатой и девушки с теннисной ракеткой. За воротами - аллейка с цветами до белеющего вдали дома пионеров. Недалеко от входа - разрушенный во время войны летний театр, его все никак не восстанавливают. Аллеи парка спускаются вниз, до самого ставка, и туда лежит дальнейший маршрут трамвая - между заводскими ставками справа и слева до Третьего участка. Здесь проходит еще один трамвайный маршрут - до коксохима. Здесь же выходит много людей, работающих на "Криворожстали". Следующая остановка - станция Червоная. Справа за забором - хлебозавод, снабжающий большую часть Кривого Рога хлебом, булками, бубликами и всякими другими печеными лакомствами. На фронтоне - крупные рельефные буквы МПП УССР. И сюда водили их, десятиклассников. И вспоминает Павел огромные чаны и механические лапы, мешающие в них тесто, и трубы, из которых на конвейер вышлепываются одинаковые порции теста, и печь, из которой появляются ровненькие ряды булочек. Люди в белых халатах, везде вкусный запах. Павлу все тут понравилось, но работать сюда он бы, конечно, не пошел. Не его стихия.
После Червонной - пятнадцатая школа. Сама школа расположена за домами справа, с остановки не видно. В этой школе учились подпольщики группы Николая Решетняка, они похоронены в Комсомольском парке - это недалеко от его "реме слухи", и Павел частенько там бывает. Далее - Первый участок, вотчина строителей "Криворожетали". Их общежития, Дворец культуры, корпуса ремесленного училища №10 - строительного. Здесь в трамвай садится Жора Грабчак по кличке Стропила за его рост, и ехать с ним дальше становится веселее. Парень он вроде нормальный, но Павел в нем ошибся. В прошлом году, когда избирали нового старосту группы, Павел настоял, чтобы избрали Грабчака, хотя ребята с МОПРа предложили своего земляка - Веньку Афанасьева. Венька - отличный пацан, и Павел был бы не против него, но в тот момент почему-то заупрямился и в конце концов по результатам голосования с перевесом в один голос победил Грабчак. И тут же Павел пожалел о случившемся - Жору как подменили, он вскочил на стол и заорал: "Ура! Я староста! Слушайтесь меня!". Может, он считал, что шутит, но выглядело это позорно. Правда, больше ничего такого он не допускал, но ведь было же, было...
Трампарк. Название само говорит о себе - здесь, за оградой, трамваи отдыхают, ремонтируются, а то и вообще прекращают свое существование. Отъездились. Отсюда протянулся и новый трамвайный маршрут - на ЮГОК и НКГОК.
Где-то там, где эти ГОКи, был пионерский лагерь, в котором не одно лето отдыхал Павел. Ходил на экскурсии, купался в речке, рвал шелестящие цветы бессмертники. Теперь там все, конечно, разрыто. А жаль. Стоит ли железная руда уничтоженного природного богатства?
После трампарка - Улица Дж. Лондона - так гласит остановочная табличка. Интересно, какое отношение он имеет к Кривому Рогу? Далее - Широковская с огромными, сваренными из труб буквами на крыше павильона. Поворот направо - и трамвай катится вниз до остановки Школьная. Слева - Черногорка. Иван Щербак хвалился, что он с хлопцами из Дзержинки ходил сюда драться против здешних пацанов. Но он, конечно, как всегда, врет, вечно хочет показать себя героем, который всех побеждает. А Дзержинцам и рядом есть с кем поцапаться.
Далее вниз - и вот завод Красный Металлист. Здесь только литейное производство, да и на завод он не очень-то похож - сараи какие-то.
Следующая остановка - Хлебозавод. Иногда Павел сходит здесь и идет, вкушая аромат свежеиспеченного хлеба.
И вот наконец - улица Ленина. Конец второго, двадцатипятиминутного этапа пути, более приятного, чем первый и третий. Потому, что в трамвае что? Стой себе, или даже сиди как пан, когда свободно. Ты сидишь, отдыхаешь, а за тебя трудится этот прекрасный громыхающий вид транспорта, перемещая твой драгоценный организм с одного места в другое. Павел до сих пор точно не знает, должны ли они, ремесленники, платить эти несчастные три копейки за проезд. Обычно кондуктора проходят мимо, даже не глядя на них. Может, тоже не знают точно и не хотят связываться? Жора Грабчак объясняет это по-своему: мол, мы люди государственные, и нас должны возить бесплатно. Случается, подходит кондуктор, предлагает оплатить проезд. Жора начинает шутить, что, мол, ваш министр нашему министру должен, и мы платить не будем. Люди смотрят на него, представителя "ремесленной братии", с осуждением. "РУ!"- тыча пальцем в пряжку ремня, ржет подвыпивший дядя.-"Решил удавиться!". Конечно, это он по пьяни, но все же обидно...
И вот - последний, третий этап пути. По улице Первомайской, на качающийся мост через Ингулец, далее - улица Коммунистическая, и вот оно, ремесленное училище номер двадцать. Возле учебного корпуса толкутся молодые люди в черных, перетянутых ремнем шинелях, форменных фуражках, его друзья-товарищи. Есть еще время пообщаться до начала занятий.


8

Обстановка в механическом цеху на втором курсе уже не та, как год назад. Не ходит Николай Федорович от станка к станку, не стоит подолгу возле кого-нибудь. Он, с утра раздав задания, большей частью сидит на кафедре за своим столом, решает какие-то задачи, а то и вовсе куда-то уходит. Павел, как и все его друзья-товарищи, стоит у станка, все его внимание на зажатой в патроне вращающейся детали, в которую вгрызается резец, снимая с нее вьющуюся спиралью стружку. А стружка, между прочим, тоже важная штука. Вот она, шелестя и удлиняясь, опускается вниз и в конце концов падает в поддон. Хорошо! Но нужно быть настороже - случается, она начинает наматываться на вращающуюся деталь. Остановись и сними ее проволочным крючком! Случается, она становится цветной - сходит с резца малиновая, а, охлаждаясь, синеет. Проверь резец, может, его надо подзаточить. Или бери масленку с эмульсией и поливай горячую деталь, охлаждай ее. Ничего, если в лицо тебе брызнет немного. Бывает, резец не срезает, а скалывает с детали кусочки стали. Они большей частью сыпятся вниз, но иногда достается и токарю - падают на него. И приходится тогда ему буквально плясать, стряхивая с себя прилипшие горячие кусочки металла, которые оставляют обожженный след - почему-то чаще всего на шее. Есть, конечно, на некоторых станках защитный экран, но мало кто им пользуется - стекло на нем не очень прозрачное.
В цеху стоит равномерный гул, каждый выполняет данное мастером задание, склонясь к станку. Глаза принимают информацию с "переднего края", где происходит контакт резца с металлом, передают ее в "мозговой центр", оттуда идет команда к исполнительным органам - рукам, и они четко выполняют эту команду - вращают маховички суппорта в нужном направлении. С "переднего края" поступает доклад: все нормально, операция проведена правильно, деталь все больше принимает очертания, изображенное на чертеже. Тогда левая рука - на рукоятку выключения вращения, стоп-машина, замер штангенциркулем, принятие дальнейшего решения. Иногда, если у кого-то возникает вопрос, он останавливает станок и с чертежом идет к мастеру. Небольшая консультация - и снова на место. Редко, очень редко Николай Федорович подходит к станку, становится рядом с учеником, наблюдает за работой и что-то подсказывает. Второй курс - учеба с пользой для дела. Мы уже получаем заказы с завода на изготовление нужных им деталей. В основном это крепеж - гайки, болты, шайбы. Интересная штука - чтобы резьба болта получилась чистой, без срывов, поверхность прутка можно смазать обычным съедобным салом. И резьба получается хорошей, и запах приятный. Николай Федорович, улыбаясь, рассказал про это. Мол, у хорошего токаря в тумбочке всегда есть кусочек сала. Иногда поступают заказы на более сложные работы. Павлу недавно поручили расточку литой, сложной конфигурации, детали. Пришлось попотеть - и кулачки в патроне переставлял, и центровал тщательно, и аккуратно, по чуть-чуть, зажимал в патроне, боялся, как бы не вырвало при обработке. Перезаточил резцы, чтобы все углы были как учили, проверил их режущие кромки. Долгенько провозился, но получилось все как надо. Конечно, если так работать на заводе, то много не заработаешь. Но мы же учимся!
Звучит звонок - конец рабочего дня. Но уходить не торопись, убери станок. Чтобы аж блестел. За время работы и масло где-то подтекло, и шлифованные поверхности "ласточкиных хвостов", и направляющие станины загрязнились, в поддоне - масло и стружка. Все убери, все вычисти, все смажь! Чтобы завтра ты стал к абсолютно чистому станку.
- Станок - это не куча железа, это целый организм. Как ты к нему будешь относиться, так и он тебе ответит,- часто говорит Николай Федорович. -Хочешь стать хорошим токарем - ухаживай за ним как за девушкой. Уважай его.
Все правильно. Павел признается - иногда и ему хочется побыстрее закончить работу, устал ведь. Преодолевает себя - и через десять-пятнадцать минут самому уже приятно посмотреть на помолодевший свой станочек!



9

В последние месяцы учебы началась производственная практика на заводе "Коммунист", и ребята видеться стали реже. Формовщики-литейщики и до этого в училище появлялись только в дни теоретических занятий, практику они все время проходили где-то на производстве. Теперь всех распределили по разным цехам. Павла направили в третий механический. Мастер встретил его довольно радушно, поводил по цеху, потом провел инструктаж по технике безопасности и указал на станок ДИП-200: "Вот твой конь. Осваивай". Павел был доволен. ДИП-200. Серьезная машина, не то, что в училище старенький допотопный станочек. Теперь до самого выпуска будет на нем работать. Как и весь цех. Хотя не совсем - им, несовершеннолетним, по закону положен шестичасовый рабочий день, и только в первую смену. Поэтому с работы он будет уходить раньше. Поначалу ему предложили плановое, но совсем простое задание - изготовление штырей. Привозила ему подсобная Верка тачку заготовок - порубанных на гильотине стальных прутков, с грохотом выгружала у станка. Ему нужно было проточить их на нужную длину, снять фаску и леркой нарезать резьбу - с одной и другой стороны. Только и всего. Для рабочего труд копеечный, поэтому в цехе работа эта - не в радость. Павлу понятно - он для  всех как палочка-выручалочка. Ну и пусть, значит, он людям, да и цеху, приносит пользу. И старался, Верка только и знала, что привозила ему в тачке заготовки и увозила готовые штыри. "Осторожно!- бросал он ей вслед - Не повреди резьбу!". Исподволь Павел ловил одобрительные взгляды рабочих, да и мастер был доволен. А вскоре "подбросил" и более ответственную, а, значит, и более "калымную" работу - изготовление ступиц. Совсем другое дело! Это уже работа как минимум четвертого разряда. Легированная сталь, проточка и расточка, внутренняя канавка, точность - по скобе и пробке, высокая чистота. Почти всю партию этих ступиц изготовил Павел, а вот на последней "поймал гаву" - пробка свободно входила внутрь своей непроходной стороной. Контролер Марья Николаевна, покачав головой и сочувственно глядя из-под очков, отправила эту ступицу в брак. И - никаких скидок на молодость - удержание из зарплаты, которую им начисляли, но на руки пока не выдавали.
В апреле Павел получил тему выпускной дипломной работы - разработать технологический процесс изготовления цангового патрона. И практически изготовить его. Он пролистал чертежи. Работа интересная, четвертого, а, может, и пятого разряда. Сверловки, сопрягаемые резьбы и конуса, конус Морзе, накатка. Может, Николаи Федорович хочет представить его для присвоения пятого разряда? Но Павел не очень рвется к этому - четвертый разряд, или пятый – ему почти все равно. Главное - он сделает все как положено. А там как решит комиссия.
Перед обедом все группы собираются за училищными цехами. Покурить, поговорить, посмеяться, а иногда и похвастаться предметами собственного изготовления






10

Формовщики-литейщики - как отдельное государство. Расписание занятий у них свое, видеться с ними часто не приходится. Ну а практика у них вообще в разных местах, они даже в группе, наверное, не часто встречаются.
Иван с Петром, загадочно улыбаясь, извлекли откуда-то газетный сверток, стали разворачивать.
- Ребя, смотри сюда. Только тихо.
В руках у них - три штуки бело-серых отливки. Кастеты!
- Собственная формовка, собственная отливка!- гордо сияют их лица. Все собрались в кучу, с интересом рассматривая творение Ивана и Петра.
Это не то, что крейцмейсели слесарей и даже не шаровые опоры токарей! Многие и в глаза такое не видели. И еще интересно потому, что, говорят, за эти штучки по головке не погладят. А Павел... Он такой же, как все. Попросил, взял в руки, примерил. И вдруг ему страстно захотелось и себе иметь такую штучку. Зачем? Да просто так! Иметь, чтобы иметь! И он поддался искушению, и, хотя в своей группе по-прежнему его называют хлебной будкой, он знал - его уважают, с ним считаются. Воспользовался он этим, попросил - и ему не отказали. А потом он ехал в трамвае, и ему казалось, что он уже совсем не тот, кем был до этого, он стал как-то весомей, значительней. Вот если вдруг ему придется драться - за правое дело, конечно,- он нещадно будет избивать бандитов этим кастетом. О как он им наподдает!
Не подозревал Павел, что разум у него уже отключился, а нахлынувшие чувства не совсем его собственные, что, возможно, их подбрасывает в его неосознанное сознание вот эта выпрошенная белосерая штучка в кармане, А, может, и человечество подпадает под власть им самим изготовленного оружия.
Эйфория прошла уже дома, когда перед ним встал вопрос - а где хранить этот кастет? Родителям показывать, конечно, нельзя - не поймут. Они все время боятся, что как бы их дети не влезли в какое-нибудь нехорошее дело. А и правда - зачем он его выпросил? С иронией вспоминает свои недавние трамвайные мечтания, как он кого-то будет бить. А если не он, а его будут? Всякое ведь бывает. Как Вовку Хому в парке на танцах, под пение пластинки "Мишка, Мишка, где твоя улыбка" Били, свалили на пол и, не давая встать, лупили ногами по бокам, по спине, по голове, пока на крики и истошный вереск девчонок не прибежала милиция и спасла Вовку. Что, помог бы Вовке какой-то кастет?
Спрятал его Павел в ящике письменного стола, в дальнем углу, среди вороха бумаг. Пусть просто лежит. Не выбрасывать же!
А вскоре была буря. Сестра в поисках своей бумажки обнаружила его и, напуганная, показала матери.
- Да я не выдержу, я умру, если узнаю, что мой сын вступил в какую-нибудь банду,- плакала она, не в силах остановиться, и напрасны были уверения Павла, что никуда он не вступил, а кастет этот – просто так, интересно было, вот и выпросил. Говорил он, конечно, правду, но то, что это действительно правда, знал только он один. Отец тоже смотрел сурово, не ругался, но тень недоверия пробегала по его лицу. Павлу это было хуже всего, ведь с отцом у него было полное взаимопонимание. Очень тяжело осознавать, что это доверие может пошатнуться.
Кастет лежал на столе.
- Что ты теперь с ним думаешь делать?- спросил отец.
- Да ничего. Не нужен он мне. Хотите - выброшу.
- Хорошо. Но в таком случае лучше будет, если его выброшу я.
- Ну и прекрасно,- обрадовался Павел. -Вот, берите его, мне к нему уже и прикасаться не хочется.
- Нет, ты прикоснись. И сам отдай его мне.
Павел недоуменно взглянул на отца, протянул ему эту, уже ненавистную штучку.
- Вот так, впредь сначала подумай перед тем, как что-то сделать.
И было в этих словах уже свое, знакомое, как заключительные аккорды отцовского наставления, после которого устанавливаются мир и доверие. И все вздохнули облегченно.

11

- Ребя, смотрите!
По улице на мощном автомобиле, похожем на американский студобеккер с прицепом, везли ракету. Павел сразу узнал, что это она, не единожды приходилось видеть на картинках. Корпус ее возвышался над бортами автомобиля, хвостовая часть располагалась на прицепе, а в конце ее выступали плоскости стабилизатора. Межконтинентальная баллистическая! - понял Павел. О ней в последнее время так много говорят по радио! Так вот она какая! Впереди ракеты громыхал гусеницами бронетранспортер, сзади - зеленый военный автомобиль. Ясное дело - транспортное прикрытие. В кузове - солдаты с автоматами.
Все стояли, разинув рты, даже курить забыли. Был день теории, и вот повезло - в перерыве увидеть такое. Да, ракета - это вам не пушка! Вон она какая! Только... Почему ее везут в открытую, даже чехлом не прикрыли? Может, макет какой? Но нет, солдаты же ее сопровождают! Не так далеко время, когда и Павлу в армию. Недавно принесли ему повестку из военкомата. Два дня он пробыл там, прошел медкомиссию, прослушал несколько лекций, получил первое предармейское звание - призывник. Только в армию ему, наверное, не так скоро - после училища дают бронь на два года. Это не очень хорошо, ведь тогда ему будет уже двадцать, а его сверстники станут уже старослужащими. Но все это пока впереди, что там будет – посмотрим. Павел вспоминает: в школе у них был такой предмет – военное дело. Что дала им эта наука? Трудно сказать. Ну разве вот ту знаменитую песенку:
Летят перелетные птицы
Сорока, ворона и гусь-
поют девятиклассники, как бы между прочим делая ударение на последнем слове. Им необходимо чтобы в песне было слово "гусь". Так они прозвали своего нового военрука.
Наверное, бывают такие люди, которым судьбой предписано своим внешним видом раскрыть себя. И если о нем складывается какое-то мгновенное впечатление, чаще всего оно оказывается правильным. Так и с этим военруком. Высокий, худой, длинношеий, с вытянутым узким носом, он вошел в класс, и, не глядя ни на кого, пошел к столу. И не дошел еще он до него, как в оценивающей тишине класса раздалось тихое, но внятное: "Гусь". По партам пробежал смешок, тишина закончилась, знакомство состоялось.
С военруками в школе почему-то все время не везло. То ли предмет считался второстепенным, то ли преподаватели такие попадались, но военное дело, на которое выделялся один урок в неделю, вообще никому ничего не дало. В седьмом классе, когда только появился этот предмет, военрук - вроде представительный дядя в старом военном обмундировании без погон, очень серьезным тоном раз за разом повторял: "Вы берите пример с меня". Когда он первый раз это сказал - все удивились. После второго раза поняли, что этот дядя - пустой человек и слушать его просто нечего. Укрепили это мнение и его бесконечные рассказы о том, каким героем он был на войне, как не однажды благодаря его ценным советам выигрывались целые сражения. Единственный раз вызвал он к себе интерес когда принес в класс винтовку. И хотя мелкокалиберную, но все же настоящую. И разрешил каждому, даже девченкам, подержать ее в руках и пощелкать затвором.
А "гусь" пришел в девятый класс и винтовки не принес. Он учил как защищаться от атомной бомбы. Как раз разразилась холодная война, мы с американцами попеременку трясли друг у друга под носом то атомной, то водородной бомбой, обзывали друг друга поджигателями войны и всерьез готовились повоевать. Наверное, оно и случилось бы, если бы наши правители были уверены, что лично их бомба не заденет. Но так как дело новое, не очень изученное, то такой уверенности у них не было, и продолжали они воевать по-холодному. И гнать миллиарды на то, чтобы поуверенней поднести противнику кукиш. Но боялись, что кто-то все же сорвется и станет горячо. В новых домах, школах, учреждениях стали строить бомбоубежища и изучать, что же это такое - атомная бомба и как от нее спасаться.
Судя по тому, чему учил "гусь", у атомного оружия целых четыре поражающих фактора: световое излучение, ударная волна, проникающая радиация и радиоактивное заражение местности. Осколков, как у обычных бомб, нет, и это уже легче. Если видишь, что враг начинает применять ядерное оружие или если уже появилась вспышка - ложись за какое-нибудь укрытие. Если нет укрытия - все равно ложись, чтобы не шмякнуло тебя о землю взрывной волной. Желательно ногами к взрыву и закрыть лицо руками. А если на счастье у тебя окажется что-то белое, типа простыни, накройся ею. В общем оружие хоть и страшное, но в панику бросаться нечего. Если вдруг повезет и сразу не сгоришь - все, почти нормально. Осколками не убьет. Ну а взрывная волна - она и в обычном оружии была. Только послабее.
Вот такое впечатление о ядерном оружии осталось. Главное- не паниковать.
Послесловие.
.Когда через некоторое время Павлу, бравому солдату, прошедшему полный курс науки о защите от оружия массового поражения, вдруг пришлось реально оказаться свидетелем ядерного взрыва, вся премудрость, вложенная в его молодую голову, могла исчезнуть вместе с головой. И головами находящихся здесь же друзей-однокашников. Все стояли как статуи, уцепившись глазами в это разгорающееся огненное солнце, принимая в себя все его возможные вредности. И лишь когда вспышка начала угасать, все стали тревожно-вопросительно смотреть друг на друга - а, может, надо лечь? Или хотя бы закрыть глаза руками?
На счастье - взрыв был в стратосфере. Просто Капустин Яр испытывал очередное, в то время одно из последних ядерных устройств. Богом данная защита - толстый слой воздуха - поглотила извлеченные человеком из черного ядра сатанинские напасти. Для всех это так и осталось в памяти - в яркий солнечный день вдруг брызнуло ослепительное сияние, тени метнулись в другую сторону, темный асфальт стал ярко-белым. И стояли молодые защитники Отечества, ощутив свое бессилие, беспомощность и мизерность в этом мире.


12

Училище дорогое! Ремеслуха ты моя! Павел стоит на ступеньках Дворца культуры завода "Коммунист"- сюда он вместе с Женькой Москалевым два раза в неделю ходит на занятия в драмкружок. Ему бы домой сейчас, но что-то на него нашло, такое, непонятное, что не хочется никуда торопиться. Он как бы заново увидел трехэтажное здание своего училища, слева - учебный корпус, справа- Богдана Хмельницкого с поднятой булавой, все, что ежедневно отмечал краем глаза, пробегая мимо. А сейчас все это предстало перед ним единой картиной, а откуда-то из подсознания выплыло почти видимое ощущение прошедшего времени. Два года! Они - уже в прошлом, но недалеко, совсем рядом, только руку протяни...
Июль пятьдесят восьмого. Скоро выпуск, Все уже решилось - его затребовал к себе завод "Коммунист", и через пару недель он войдет туда полноправным рабочим, даже не побывав в положенном после окончания училища отпуске. Ему уже восемнадцать, значит - полный рабочий день, три смены, включая ночную. Все как и должно быть. Но это - будущее, а сейчас...
Он потихоньку идет по улице вдоль ограды Комсомольского парка с литыми звездами на каждой ее секции. Вот и этот качающийся мост через Ингулец, где два года назад встретилась ему та неласковая тетя, вызвавшая в нем яростное чувство в защиту своего училища, которого он еще не видел. Тогда было утро, он спешил по возможности первым подать документы. А, увидев во дворе училища десятка полтора-два таких же, как он, пришедших раньше его, парней, очень им не обрадовался. Ведь в случае конкурса это - будущие его конкуренты, соперники. Хотя, возможно, кто-то из них - и будущие его друзья.
Девятая группа. Токари по металлу. Двадцать шесть человек, совершенно разных, не знакомых вначале, за два года ставших единым коллективом. Что их объединило? Молодость, кипучая энергия, стремление выйти на самостоятельный путь, уверенность в правильности его выбора? Хотя не у всех одинаково. Вот, например, Вовка Чайковский высказался как-то, что он здесь потерял два года жизни. Может, он и засомневался, он, наш постоянный запевала - как только строем куда идем, он начинает "Шла с ученья третья рота..." Да так, что все подхватывают, поют дружно, с удовольствием. Может, для Вовки действительно лучше было пойти учиться куда-нибудь по певческой части, но что помешает ему сделать это потом? Зато - уже имеешь специальность на всякий случай. И вспоминаются Павлу его друзья-товарищи...
Венька Афанасьев. Отличный пацан - почему они не стали близкими друзьями? Потому, что живут в разных концах города, один на МОПРе, другой на Дзержинке? Ну и что? Павел сожалеет, что по его вине Венька не стал старостой группы на втором курсе - какой-то заскок был в голове, что протолкал он на эту должность Жору Грабчака. И хотя вскоре понял, что ошибся, дело было сделано. Венька - спокойный, справедливый, тоже поступивший в училище после десятого класса, несомненно один из лучших в группе.
Бойко Валентин. Небольшого роста, живой, везде успевающий не упускающий случая подшутить над кем-то. Интересная штука - в десятом классе с Павлом учился Федько Валентин. Так в придачу к тому, что у них фамилии созвучные, и имена одинаковые, они и в поступках своих, и по росту, и по внешнему виду будто повторяли друг друга. Тут что, какой-то закон, типа физиономики имеет место?
Борис Волошин. Отличник. Неотразимый парень. Бабник. Но он не при чем - девки сами к нему липнут. А он смеется. Приехал из Черкасс, и надо же было ему ехать в такую даль, чтобы соблазнять наших криворожских дивчат! Мы не в обиде - на нас хватит, но в самом деле, бывает же, что природа дает одному гору всего, а другим ничего. Но общаться с ним приятно, он простой, "свой в доску" пацан.
Аркадий Тиунов. Как и Москалев, он из Белоруссии. Это надо же, насколько популярное Криворожское РУ №20, что в него едут учиться из дальних далей! По Тиунову и Москалеву у Павла впечатление: белорусы - народ хороший и с ними приятно иметь дело.
Сашка Полушин. Рыжий - дальше некуда, но яростно не терпевший, когда его так называют. Обижается - вплоть до драки. Однажды Павел все же решился подшутить над ним, но так, чуть-чуть, не напрямую, а как бы косвенно. Нарисовал на доске мелом несколько человечков и подписал: "союз рыжих". Всем известен такой рассказ про Шерлока Холмса. Саше тут обижаться вроде не на что. Но в самом верху доски Павел мелкими буковками написал "Саша Полушин" и стрелочкой указал на одного человечка. Ох что было! Сашка, весь красный, бегал по классу, сжав кулаки: "Кто нарисовал? Кто нарисовал?". Улыбки у всех мигом погасли. Пришлось Павлу принимать меры - он уже пожалел, что затеял эту шутку. Он резко вытер доску и сам громко стал ругать Полушина за то, что злится неизвестно за что. И это помогло. Тот попытался что-то сказать, слова у него не выговаривались, потом изобразил виноватую улыбку и выдавил: "Прошу вас, не надо больше этого." Этого больше не было. В летние каникулы он устроился работать в заезжий цирк униформистом. Что это такое, он объяснил просто: мальчик на побегушках. Цирк тогда стоял в Комсомольском парке, недалеко от входа, и каждый день из его радио звучало: "Красную розочку, красную розочку я тебе дарь-ю!". Именно там, возле цирка, случилось - услышал Павел громкий многоэтажный мат в исполнении женского голоса. И как по голове его стукнули. Как же так? Женщина, это слабое, нежное создание, она должна десятой дорогой обходить всякие нехорошие мужские слова, чтобы не слышать их, и вот... И плохо ему было - разочарование, огорчение, недоумение навалились на него. И померкло, затянулось темной пеленой прекрасное видение женщины - цветка-недотроги.
Петя Соколов. Он тоже подрабатывал, кому-то из родственников помогал на рынке что-то продавать. Что - никто толком не знал, но частенько в его адрес раздавалась песенка "Вижу в сумерках я на базаре тебя"- на мотив известной пластинки "Вечерком за окном". Смеялись все, смеялся и Петя Соколов. Он и сам не прочь был придумать что-нибудь о ком-нибудь. Главным "хитом" стала его припевка на мотив известной мелодии "Инес".  "Козина смерть, козина смерть"- о противном завуче училища Петре Васильевиче. Его, неулыбчивого и худого, элементарно не любили. На втором курсе пришел новый, вроде ничего.
Валерка Плотников, староста на первом курсе. Ему семнадцать, а выглядит на все двадцать пять. Что у него там за неисправность в здоровье, но бриться ему приходится ежедневно, и все равно не бывает моложе. Бедняга! Сколько ж ему надо лезвий!
Синченко Вовка. Этот никакой. Имеет ли свое мнение - неизвестно. Скажи ему белое - улыбнется и скажет "да". Черное - та же улыбка и то же "да". Заработал обидную кличку "струп", но и на него реагировал улыбкой, не обижался. И в конце концов вообще остался без клички. Но токарное дело освоил прекрасно. Заточит резец, поставит на станок - и он у него аж поет, никакой переточки не требуется. Не в пример многим другим.
Витька Ефимов. И с чего он так приклеился к Павлу - не понятно. Сам представительный, с задатками вожака, уважаемый всеми, а с Павлом вел себя как младший товарищ. Пару раз даже домой к нему приезжал - надоело, говорит, в общаге. Павел не против, но почему такое? Ведь ему самому есть чему поучиться у Витьки.
Титаренко Ленька. Толстячок-кабанчик. Так-то оно так, но хлебной будкой назвали Павла, а не Леньку. Вовка Иноземцев, тоже с Дзержинки, Колька Лесной, Жора Рязанов - по внешнему виду на сто процентов армянин, а фамилия русская. Да и вообще все ребята как ребята. Хотя... Было когда-то, как раз два года назад. Тогда их, только недавно поступивших первокурсников, которые пожелали жить в училищном общежитии, поселили в палатках во дворе училища. Временно - в их комнатах еще шел ремонт. А второй курс жил в корпусе. Павел не видел - рассказывали. Двое-трое второкурсников вечерами выходили к палаткам "на охоту". Проверяли, что у кого есть, что понравилось отбирали, кто возражал – били. Или издевались - ставили на дорожку ботинок и заставляли свою жертву подползать к нему на четвереньках и гавкать. Наверное, достойные сыновья своих отцов. У первокурсников коллектив тогда еще не сложился, все были вроде поодиночку, вот и терпели, сжав зубы. Да, было в училище такое, но не оно ведь виновато, что попали туда эти уроды. Жаловаться никто не ходил, негожее это дело – жаловаться. Не можешь дать сдачи – терпи. Пока не наберешься силы или ума изменить положение в свою пользу. А жаловаться кому? Мастеру?


13

Николай Федорович - отличный человек. Молчаливый, неторопливый, он всегда с группой. Ненавязчив, вмешивается только при необходимости. Нам его временами жалко - у него жена дура. Приревновала его к кастелянше Ожеговой и не нашла ничего лучшего как прийти в училище и на глазах у всех устроить ей громкий скандал, а вдобавок - вцепиться в волосы. Писк такой позорный стоял, вереск. Эх, женщины, слабые нежные существа, что же вы вытворяете! Все уверены, что Николай Федорович не при чем, он с Ожеговой встречается только по работе, когда токарям нужно сварить эмульсию для станков, да проверяет обеспечение учеников необходимым имуществом. И не его вина, что она в свои сорок с хвостиком выглядит весьма неплохо. Кстати, не в пример этой дурре - жене Николая Федоровича. Которому хорошенько досталось от начальника училища Мороза Владимира Петровича за то, что не может воспитать жену. Мол, а как же ты тогда воспитываешь своих учеников. Ну прямо как в армии. А ученики...
...Как-то Павел прогулял подряд два дня, не явился на занятия. Надеялся - не заметят. Заметили. Тогда на Дзержинке Одесская киностудия снимала фильм "Смена начинается в шесть". Можно было немного подработать - сняться в массовке. Павел решил рискнуть, двадцать пять рублей не лишние, это не так уж мало - бутылка водки стоит двадцать один двадцать, килограмм шахматного печенья - четырнадцать рублей. Да и не в деньгах даже дело, а сняться в самом настоящем кино, а потом увидеть себя на экране - это же такое великое событие! Вот он и решился. Откуда-то об этом узнали в училище, и завуч Корнеев Петр Васильевич вызвал к себе Николая Федоровича, что уж там говорил ему - кто знает, и заявил, что он отстраняет Павла от занятий пока тот не приведет родителей. Николай Федорович, насупившись, передал это Павлу и добавил: " А что ты хотел? Заработал - отвечай!". Схитрил тогда Павел, не хотелось ему, чтобы отец или мать расстраивались и время тратили на не близкую поездку. Уговорил друга, Вовку Румянцева, чтобы тот, будто как старший брат, явился вместо них. Получилось. Вовке такая затея даже понравилась, он, улыбаясь, сразу согласился. И все тогда было нормально, даже лучше, чем хотелось - вместо завуча, его почему-то на месте не было, Вовку принял воспитатель Иван Михайлович. Только вот Вовка - он, когда вышел из кабинета, вместо того, чтобы радоваться удачно проведенному мероприятию, стал ругать Павла - действительно как старший брат. Будто его там перевоспитали. Павлу даже неловко как-то стало. Вот так воспитатель Иван Михайлович!
По названию должности понятно, чем занимается Иван Михайлович. Он вроде как воспитывает учеников училища. Проводит всяческие беседы, организовывает выпуск стенгазеты, работу художественной самодеятельности, устраивает вечера в красном уголке. Спокойный, улыбчивый, вроде как добрый - наверное, это ему по должности положено. Вечерами иногда заходит в общежитие, беседует с хлопцами на разные темы. Вроде что-то делает, вроде чем-то занят, но все равно впечатление такое, что он - как то самое знаменитое пятое колесо до воза. Хотя, может быть, должность его и нужная. Не все ведь всё знают. О политике он совсем не говорит, этим занимается на уроках по истории КПСС преподаватель. Хотя как занимается? Читает по конспекту, что у него там написано. И вообще с историей в СССР целая история. Со школы Павел выпускался в 1956 году, и один из предметов на выпускных экзаменах был история КПСС, самый нежелательный для него предмет. Потому, что ну никак не получалось у него говорить то, что написано в учебниках, не мог он своими словами выразить изложенные там мысли. Да и не он один такой. А тут как раз - Хрущев, двадцатый съезд КПСС, культ личности. Растерялись политики - как тут быть, что делать с учениками? Что им говорить? И - отменили экзамен по истории. К величайшему удовольствию всех без исключения десятиклассников. И до сих пор - в старых учебниках не все годится, а новые еще не появились. Как бедному преподавателю вести урок, как отвечать на вопросы, если они у кого-то возникнут? Но все все понимают и вопросов не задают. Мол, и не нужно нам оно. У нас своя задача - осваивать премудрости строения металла и получать из него то, что нам необходимо.





14

Гудок заводской. Ежедневные привычные плывущие над городом звуки, ставшие необходимым условием жизни людской. И кажется - а как же иначе, разве может быть такое, чтобы их не было? На работу, с работы - сигнал. У каждого гудка свое время, очень точное, и это хорошо для людей, часы-то далеко не у всех имеются. И слышно их везде - на улице, в доме, на огороде. Вторят им паровозные гудки, поющие заложенные в них мелодии, и глухие удары взрывов в карьерах, когда "бурки рвут"- звучит симфония большого промышленного города.
Утро. Вот раздается мощный бас- это Криворожсталь подает сигнал своим рабочим: ну-ка, быстренько ко мне, пора отпускать предыдущую смену. А вот зазвучал баритон - подошло время шахтерам уходить вглубь земли. Тенором подает свой голос завод "Коммунист". И, словно стесняясь своих могучих собратьев, несерьезным голосом пищит ОРС станции Мудреная. У каждого свой звук, у каждого свое время.
Гудок заводской. Со всех улиц, переулков, ближних и дальних, словно ручьи после дождя, стекается в единый поток на дорогу, ведущую к заводской проходной, рабочий люд. Чтобы там, пройдя ее, вновь разделиться на отдельные ручейки, текущие к разным цехам, лабораториям, конторам. Павел - малая частица этого потока - движется со всеми. Радуется, что вот он идет на свое рабочее место, равноправный среди всех - и ветеранов, и молодых, и ощущает непроизвольную гордость. Токарь четвертого разряда третьего механического цеха завода "Коммунист" - это он, Павел! Приятно ему бывает встретиться на улице с друзьями, поговорить.
- Привет!
- Привет!
- Как жизнь?
- Ничего, нормально.
- Работаешь?
- Работаю. На Криворожстали. Слесарь.
Славка Саврика - он вообще немногословный. И сейчас вот ответил наполовину. Слесарных специальностей много.
- Какой слесарь?
- Монтажник.
- О!
- А ты как?
- Работаю. На "Коммунисте". Токарь по металлу.
- Молоток!
Довольны оба. Да и разве только Славка? А Мишка Тиньков, а Валька Иванов, а Генка Макеев! Многие одноклассники и знакомые пошли после школы работать. А Иван Щербаков! Тот уже рабочий со стажем. Лишь только исполнилось ему шестнадцать лет - бросил школу и пошел работать помощником машиниста КУБ - канатно-ударного бурового станка . Устроил его туда сосед, дядя Коля Кувалдин. Обещал Иван, что пойдет в вечернюю школу и обязательно закончит десять классов. Но Иван есть Иван. Много чего он говорит.
Гудит гудок. И шагает Павел в свой третий механический к своему ДИП-200 – серьезному, мощному станку. В цех, где его приняли очень приветливо и уже намекнули, что собираются предложить ему вступить в комсомольско-молодежную бригаду к Николаю Шевченко. Павел доволен – портрет Николая висит на заводской доске почета.
Гудит гудок. Шагает Павел - молодой рабочий класс!