Прогулки с шизофреником, 4

                4
                ИЗ  ВАРЯГ  ДА  В  ВОРЮГИ

     Профессор  Федор  Федорович  Кирхенштейн   в  качестве  средства  психотерапии  решил  использовать  телевизор. По  его  мнению  «ящик»  поможет  скрасить  серые  будни  чеховско - булгаковским   персонажам, пробудить  в  них  интерес  к  окружающей  действительности.
     Однако, здесь  совершенно  необходима  тщательная  сортировка  допустимых  программ  с  учетом  специфики  наших  контингентов. Так, Михалыч  из  буйного  отделения, страдающий  маниакально-депрессивным  психозом, во  время  речи  Президента  в  Новостях  хватил  по  телевизору  табуретом, едва  ни  вызвав  пожар.
Анна  Петровна  из  нашего  отделения,  мнящая  себя  богатейшей  в  мире  альтруисткой, надолго  впадает  в  угнетенное  состояние  после  «Поля  чудес»  или  «Кто  хочет  стать  миллионером». У  парафреников  Константина  Петровича  и  Альберта  сериалы  про  милицию, чекистов  и  мафию  провоцируют  приступы  мании  преследования  «со  стороны   спецлабораторий  и  братков». Олигофрен  Тимоша, насмотревшись  звезд  шоу-бизнеса  или  «Дом-2», мастурбирует  до  изнеможения  в  укромных  уголках  больничного  парка. Ну  а  бред  всяческих  «аномальных  явлений», уфологов, предсказателей  запрещен в  больнице  даже  для  обслуживающего  персонала. Только  «Манюня», шестидесятилетняя  Марья  Ивановна, с  дементной  формой  прогрессивного  паралича (последствие  сифилиса)    да  гебефреник  Кошкин, патологически  благодушные, довольные  всем  на  свете, могут  часами  смотреть  любые  программы, бессмысленно  улыбаясь  и  хихикая, очевидно  не  осознавая  их  сути.
     Поэтому  Федор  Федорович  разрешает  в  основном  демонстрацию  DVD-дисков  Би-Би-Си  о  животных  и  растениях. 
     Дисциплину  на  сеансах  обеспечивают  ражие  санитары – Горыныч-Гариллыч  (в  миру  Иван Гаврилович)  и  Савелий-Косая  сажень.    
     Исключение  сделано  лишь  для  Забелина. Лечение  явно  снизило  частоту  и  остроту  ложных  умозаключений, а  его  сравнительно  высокий  интеллект  требует  подпитки, не  обеспечиваемой  фондом  нашей  библиотеки.  По  моей  просьбе, ему  дозволено  в  свободное  время  пользоваться  телевизором  в  ординаторской. Но  под  мою личную ответственность  и  при  моем  зорком  наблюдении.
     Правда, у  моего  подопечного  это  все  же  вызывает   порой  и  неадекватные  реакции.
     Как-то  мы  с  ним  смотрели  программу  «Снова».
     Молодой  лысоватый  академик  с  новомодным  косноязычием  вел  передачу  о  династии  Романовых.   
      -  Наконец-то,  а-а-а…настала  пора,   э-э-а… бъективно  оценить  действительную  роль, э-э-а… царской  фамилии  Романовых  в  становлении  и.   э-э-э  развитии  Российского  а-а-а… государства, начиная  с  а-э-а…первого  государя  этой, а-а-э… династии, Михаила  Феодоровича, до, а-а-а…ныне  здравствующего  Великого  Князя,  а-а-а..  Георгия, а-а-а.. Владимировича… 
    Забелин  слушал, как-то  съежившись, кидая  на  экран  тревожные  взгляды. Вдруг, зло  прошипел  сквозь  зубы: «Черная  метка! Черная  метка! Мать  вашу! Все  же  достали!». И  бросился  в  свою  палату.
     Моя  обязанность – его  успокоить. 
    Забелин  лежал  на  кровати, укрывшись  с  головой  халатом  и  тяжело  дыша.
    - Ну  что  с  вами, дорогой? Ну  что  вас  так  растревожило? Ну  какая-такая «Черная  метка»?
     Минутное  молчание, потом  хриплое  шипение:
    - Пора  бы  знать! Стивенсон… Капитан  Флинт… Чушь…Не  понимаете  что ли, что  ОНИ  меня  обнаружили? А  ведь  я  специально  в  эту  вашу  больницу  залез, чтобы  спрятаться  от  НИХ.
     - От  кого  от  «них»? Кто  вас  обнаружил? Каким  образом?
     - Вы  или  очень  наивны, доктор, или  тоже  со  мной  играете?  Не  видите, что  эту  передачу  ОНИ  подстроили  именно  на  тот  момент, когда  я  сел  перед  телевизором? Значит, вычислили  все-таки, где  я! Сучары!
     - Да  кто  «они»?
     - Кто, кто! Да  Романовы  же, мать  их! Не  соображаете, что  ли? Они  же  мне  давно  уже  мстят!
     - Ну  послушайте, дорогой Максим  Иванович! Ну  вы  же  разумный  человек! Ну  какое  отношение  имеют  Романовы  к  вам? Ну  сами  посудите! Ну  успокойтесь ради  бога!
     - Э-эх, ничего-то  вы  не  знаете, ни  черта  не  понимаете! Да  ладно, что  уж  теперь! Нашли все-таки, сволочи… И  бес  с  ними… Если  со  мной  что-нибудь, то  хоть  вы  все  знать  будете. ..
    
     Сел  на  койку, встрепанный, с  пронзительным  взглядом.
   
     - Я  же  еще  когда  преподавал  в  Институте  Марксизма-Ленинизма  доказал, что  Романовы – вовсе  не  Романовы. Написал  и  издал  работу – «Самозванцы  на  Российском  престоле». Вы  же  наверняка  читали!
     - Ну-у…
     - Такой  царствующей  фамилии  в  России, считай,  так  и  вовсе  не  было!  Вернее, была, но  только  чуть-чуть. В  этот  «Дом»  вписывали  и  потомков  некоего  пруссака   Камила  Гланда, попавшего  на  Русь  в  XIII  веке, и  родственников  всяких  мелких  немецких  корольков  и  князьков.  Кого  туда  только  не  понапихали!
      Понесло! Если уж  Забелин  про  Вселенную  может  часами  разглагольствовать, то    история-то  все-таки  его  специальность. Теперь  держись! Придется  потерпеть…
      - Откуда  вообще  фамилия  «Романов»  появилась. До XVII  века  на  Руси  фамилий-то  не  знали. Звали  по  именам с  прибавлением  отцова  имени, к  примеру: Ивашка, сын  Потапов. А  Ивашкина  сына  звали  уже  Федька, сын Иванов. Были  Роды, да  и  то  только  у  князей  и  бояр: Рюриковичи, Гедеминовичи. А  то  и  просто  прозвища. Внука  того  Камила  Гланда, Теодора - Федора, прозвали  «Кошкой». От  него  пошел  «Кошкин  род». От  сына  Федора, Захара, пошли  Кошкины-Захарьины. От  внука  Кошкиных, Юрия, -  Захарьины-Юрьевы. От  Романа  Юрьевича – Захарьины- Романовы. В  нашу  драматическую  историю  вписались  двое  из  детей  Романа  Захарьина: дочь  Анастасия  и  сын  Никита.
    
     Запахнувшись  в  халат, Забелин  расхаживает  передо  мной  туда-сюда, явно  воображая  себя  на  лекции  студентам. Вдохновенный  взгляд, вдохновенно  встрепанные  волосы  и  бороденка. Он  на  своем  коньке.
   
     - Анастасия Романовна  Захарьина,  как  вам  известно, стала  первой  женой  молодого  Ивана  Грозного. Она  народила  ему  трех  сыновей: Димитрия, Ивана  и  Федора. Димитрий  умер  по  недосмотру  родителей  во  младенчестве. Ивана, бравого  сподвижника  отца  на  поприще  опричнины, убил  сам  же Государь в  очередной  припадок  патологической  ярости. Наследником  остался  слабосильный  и  скорбный  умом  царевич  Федор, последний  из  Рюриковичей. Никита  Романович  Захарьин, брат  Анастасии, то  есть  его  дядя. в  силу  такого  родства  был  приближен  к  царскому  семейству. Был  одним  из  опекунов царевича. Его  сынишка  Федор, тезка  и  сверстник  царевича  Феодора, тоже  был  обласкан  Иоанновой  семьей.  Но  в  те  времена  при  дворе   подвизался   еще  один  молодой  человек, Борис, из  худородных  Годуновых. Парнишка  умный  и  ушлый, он  женился  на  дочери знаменитого  первокагэбэшника  Малюты  Скуратова. Тем  самым  враз  попал  в  элиту. Шибко  сдружился  с  царевичем  Феодором, стал  как  бы  его  умом  и  волей. Тем  паче, что  царевич  еще  и  женился  на  Борисовой  сестре -  Ирине. Вот  и  Борис  стал  близким  родственником  Рюриковичей!
    
    Забелин  круто  развернулся  на  пятках,  царственным  жестом  налил  стакан  воды  из  графина  и  картинно  отставив  мизинчик,  выпил, словно  чашу  вина.
   
     - Ну  а  когда  Иван  Грозный  с  Божьей  помощью, наконец,  упокоился  в  месте  злачнем  и  прохладнем, идеже  несть  ни  печали, ни  воздыхания, но  жизнь  бесконечная,
Царем  всея  Руси  стал  слабосильный  Феодор  Иоаннович, а  друг  и  наперсник  его, Борис  Годунов, фактическим  Правителем  государства. А  невезучего  Федора, сына  Никитова, внука Романова  оттерли  на  второй  план.
      
     Забелин  присел  на  койку  и  продолжал.
    
      - Пошли  традиционные  интриги. Хитрющий  Годунов сначала  вроде  бы  сблизился  с  Федором  Никитичем, наиболее  вероятным  претендентом  на  трон  в  случае  смерти  царя  Феодора   Иоанновича. Сделал  его  Главным  дворцовым  воеводой, одним  из  главных  руководителей  Ближней  царской  думы. Но  чем  очевиднее  было  приближение  кончины  царя  Феодора, тем  холоднее  становилось  отношение  Годунова  к  Романову. Он  был  лишен  высоких  должностей. Ну  а  когда  блаженный  Феодор  почил  в  бозе, а Борис  всякими  правдами  и  неправдами  заполучил  Российский  престол,   участь  Федора  Романова  и  его  родни  была  решена окончательно. Федора  с  женой Ксенией  обвинили  в  попытке  наведения  порчи  на  царя  Бориса, постригли  в  монахи под  именем  Филарета. По  тогдашним  понятием  он  тем  самым «умер  для  света» и  не  мог  более  претендовать  на  высшую  власть. Опале  подверглись  и  многочисленные  Захарьины  и  Юрьевы, обитавшие  в  Москве  и  ее  окрестностях. Но  детей  Федора-Филарета, в  том  числе  малолетнего  сына  Мишу, оставили  «в  миру». А  родственники  их  из  числа  избежавших  репрессий,  продолжали  интриговать. Между  прочим, из  одного  из  их  поместий  вышел  захудалый  дворянин  Григорий  Отрепьев.
    
     Забелин  опять  вскочил  и  зашагал  из  угла  в  угол.
    
     - Это  все  вранье, что  Годунов  зарезал  сына  Ивана  Грозного, царевича Дмитрия. Этот  мрачный  сюжет  Карамзин  с  Пушкиным  придумали. Обвинил  же  Пушкин  ради  красного  словца Сальери  в  отравлении  Моцарта! А  ни  в  чем  не  повинный  Сальери-то  был  вполне  порядочным  человеком  и  довольно  приличным  композитором. Такого  злодейства  и  в  мыслях  у  него  не  могло  быть! Маленький  Дмитрий страдал  эпилепсией. Любимым  его  развлечением  была  игра  «в  ножички», он  на  эту  штуку  и  напоролся  во  время  очередного  припадка. Годунову  зачем  было  его  убивать? В  то  время  он  еще  и  не  помышлял  о  престоле. Шурин  царя, высший  пост  в  государстве. Сестра, царица  Ирина, еще  могла  родить  от  Феодора  сына-наследника, при  котором  власть  Бориса  стала  бы  вовсе  беспредельной.  А  Дмитрий-то  наследником  был  весьма  условным, от  неосвященного  церковью  брака  Ивана  Грозного  с  его  седьмой  женой, Марией  Нагой. По  церковным  законам  того  времени  царь имел  право  жениться  не  более  трех  раз, на  манер  Ветхозаветных  патриархов. Остальные  жены  считались  просто  наложницами, а  их  дети  бастардами.  Но  Романовы  и  их  родня  ловко  использовали  ситуацию : пустили  тайный  слушок, что  царевич  чудесным  образом  спасся, чтобы  отомстить  злодею  Годунову.
 
      Забелин  наскоро  глотнул  воды  из  стакана.
   
       - К  концу  жизни  этого,  в  общем-то,  толкового,  царя  Русь  терзали  страшный  голод  из-за  неурожая, козни  Литвы, бесчинства  польских  отрядов  на  западных  границах, набеги   крымчан. Власть  уходила  из  рук  Годунова, чему способствовали и  клеветы  на  «царя-Ирода», якобы  пытавшегося  сгубить  законного  наследника  престола  Рюриковичей, но  спасенного  Провидением  Божьим.  Все  это  не  только  у  меня, но  даже  еще  у  Пушкина  описано. 
      
      По - профессорски  откашлялся.
      
      - Годунов помирает. В  Первопрестольную  под  восторженные  вопли  москвичей  въезжает  мнимый  Иоаннов  Сын  Царевич  Дмитрий. Наскоро  душат  сына  Годунова,  по  завещанию  отца  и  присяге  бояр признанного  уже  царем  Московским. На  престол  возводят  Дмитрия. Но  вот  загвоздка: шапку  Мономаха  должен  возложить на  него  православный  иерарх. А  патриарх  Иов, получивший  этот  пост  с  помощью  Годунова, мужественно  отказывается  признать  в  Отрепьеве   сына  Ивана  Грозного. Скандал! Тогда  находят  в  монастыре  смиренного  инока  Филарета. Уж  он-то, ближайший  родственник  царской  фамилии,  должен  знать  в  лицо,  кто  есть  кто! И  ничтоже   сумняшеся, Филарет  узнает-таки  в  Гришке  царевича  Дмитрия  и тот  с  женой-полячкой  Мариной  Мнишек   благополучно  воцаряется.  За  это  клятвопреступление  Филарет  удостаивается  от  Отрепьева  сана  митрополита  Ростовского, второго  по  значению  после  патриарха. Но  вот  уже  через  год  Дмитрий   объявлен  Лжедмитрием  и  растерзан  той  же  толпой. Начинается  Великая  Русская  Смута. На  трон  буквально  пробирается  боярин  Василий  Шуйский. И  он  и  его  ближние  бояре  начинают  растаскивать  по  карманам  и  так  уже  довольно  тощенькую  государственную  казну. Усугубляют  крепостнический  гнет. Повсюду  крестьянские и  казачьи  бунты. Бесчинствуют  польские  отряды, пришедшие  еще  при  Лжедмитрии  Первом. Ими  занят  Смоленск.  У  Шуйских  митрополит  Филарет  снова    в  изгоях. Появляется  некто  неизвестный, провозглашенный  казаками  в  очередной  раз  чудом  спасшимся  Дмитрием. Этот  Лжедмитрий  Второй  с  боями  доходит с  казацко-польскими  войсками до  подмосковного  Тушина, угрожая  Шуйскому.  Филарет  с  Мариной  Мнишек  бегут  в  лагерь  «Тушинского  вора»  и  оба  признают  в  нем живого  Сына  Иоаннова! Еще  одно  клятвопреступление, но  за  него  Филарет  получает,  уже от  Вора,   высший  сан   Русской  православной  Церкви – сан  Патриарха  Всея  Руси. Правда, жив    ставленник  Шуйских  действующий  патриарх  Гермоген. Так  что  теперь  у  каждого  «лагеря» по  патриарху. Целых  два  года  длится  эта  «тушинская» эпопея. Наконец, Вор  убит. Но  торжество  Шуйского  недолго. По  приказу  короля  Сигизмунда  польские  отряды  движутся  из  Смоленска  в  Москву. Бояре  свергают  Шуйского   и  семеро  из  них, Мстиславский, Воротынский, Иван  Романов - сродственник  Филарета  и  другие, берут  власть  в  свои  руки. Впускают  в  Москву  поляков. От  их  имени  к королю  Сигизмунду  едет  делегация  с  нижайшей  просьбой  посадить  царем  на  Москве  его  сына  Владислава. В  числе  делегатов, конечно  же, митрополит  Филарет.   
Типичная  национальная  измена!
            
      Забелин  ненадолго  задумывается. Я не  перебиваю.      
      
      - Так  вот. Вот  такая  диспозиция. Супротив  боярско-польской  клики  собирается  народное  ополчение  под  командой  рязанского  дворянина  Ляпунова. Но  вскоре  внутри  ополчения  вспыхивает  распря  и  Ляпунов  убит. Сигизмунд  разоряет  Смоленск  и  идет  на  Москву. Новгород  и  Новгородскую  землю захватывают  шведы. В  Нижнем  Новгороде  князь  Пожарский  и  земский  староста  Минин  формируют  Второе  ополчение. Оно  с  боями  движется  к  Москве. Московский  польский  гарнизон  запирается  в  Кремле. Под  его  охраной  жена  Федора-Филарета  Романова  Ксения, в  монашестве  Марфа, с  малолетним  сыном  Мишей. С  ними и  престарелый  патриарх  Гермоген, вскоре  скончавшийся. Ополченцы  входят  в  Москву  и  осаждают  Кремль. После  полуторамесячной  осады  оголодавшие  поляки  сдаются  победителям. Им  позволено  возвратиться  на  родину. Выпущенные  вместе  с  ними  Романовы   опасаются  за  жизнь  из-за  дружбы  с  ляхами. Но  москвичам  не  до  этой  малозначащей  пары – пожилой  монашки  с  ребенком. Начинается  борьба  за  престол. Династия  Рюриковичей  закончилась, династия  Годуновых  так  и  не  состоялась. Решили  выбрать  царя  со  стороны, но  только  не  из  польской, не  и  из  шведской, не  из  каких  иных  немецких  вер. За  вакансию  боролись  высокородные  Голицыны, Мстиславские, герой  ополчения  князь  Пожарский. Грызлись  по  полной,  но  к  согласию  не  приходили. В  интригу  включились  многочисленные  московские  Захарьины, Юрьевы  и  другая  родня  Романовых. Особую  роль  сыграли  казаки, которым  по  сердцу  был  «ихний»   тушинский   патриарх  Филарет. Короче, спасовав  перед  казачьими  саблями, претенденты  сошлись  на  кандидатуре   неприметного  шестнадцатилетнего  Миши  Романова. Дескать, ни  вашим, ни  нашим. Дескать, «он  умом  не  крепок  и  нам  будет  поваден, а  там  поглядим…».   Потом  вернулся  «из  польского  плена»  митрополит  Филарет, ни  без  влияния  которого  Мишу  усадили  на  трон. Теперь  уж  он  на  законном  основании  был  провозглашен  Патриархом  Московским  и  всея  Руси. Забрал  власть  в  свои  руки  и  правил  вместе  с  сыном  целых  четырнадцать  лет, до  своей  кончины. Так  вот  и  образовалась  династия  Романовых. Только  почему  они  Романовы?  Могли  бы  называться  Федоровыми  или  Михайловыми. А  Романовы  они  только  потому, что  в  свое  время  Никита  сын  Романов  был  родным  братом  жены  Ивана  Грозного. Фамилия  сподобилась  приобщения  к  роду  Рюриковичей  и  сама, вроде,  облагородилась! Но  уже  на  третьем  колене  этого  славного  Рода, внуки  Михаила  братья-цари  Иван  Пятый  и  Петр Первый  Алексеевичи  впустили 
в  династию  иностранную  кровь. Иван  выдал  своих  дочерей: Екатерину  за герцога  Карла-Леопольда  Макленбург-Уверинского, Анну – за герцога  Фридриха-Вильгельма 
Курляндского. Петр  сына  своего, Алексея, женил  на  принцессе  Софии-Шарлотте  Бланкенбургской,  дочь  Анну  отдал   за  герцога  Карла-Фридриха  Голштейн-Готторпского. Младшая, Елизавета, осталась  холостой.  Тут-то  и  начался  династический  винегрет.
   
     Снова  передышка. Я  тоже  устал  слушать  этот  поток  информации. Но  что  делать? Не  вязать  же  его. Забелин  явно  перевозбужден, прервешь, так  он  устроит  истерику. Лучше  уж  пусть  на  мне  истощится.
      
    - Петр  Великий  при  своей  безвременной  кончине  не  успел  назвать  приемника. Законный  его  наследник, сын  Алексей, был  казнен  самим  папашей. Дочь  Анну  Петр  выдал  замуж  за  Голштейна  с  условием, что  тот  сам  и  его  потомки  не  будут  претендовать  на  Русский  трон. Заварухой  воспользовался  «полудержавный  властелин»  светлейший  князь  Меньшиков, удержавший  на  петровском  престоле  императрицу  Екатерину  Первую, взятую  в  свое  время  Петром  в  жены  «из  дома  Меньшикова». Но  та  через  полтора  года  умирает  от  чахотки. По  ее  завещанию  и  под  напором  Меньшикова  царем  становится  юный  Петр  Второй, сын  казненного  царевича  Алексея.  В  планах  хитромудрого  Светлейшего – выдать  за  него  свою  дочь  и  тоже  приобщиться  к  Романовым.  Но  пятнадцатилетний  царь, последний  отпрыск  мужеского  рода  Романовых,  на  третьем  году  своего  правления  умирает  от  оспы. Ненавистники  Меньшикова,  родовитые  князья  и  бояре, свергают  «безродного  временщика»  и    призывают  на  царство  Анну  Иоанновну  Курляндскую, дочь, как  мы  знаем, почившего  царя  Ивана  Пятого, брата  Петра  Первого.  Она, увы, бездетна. В  конце  своего  десятилетнего   царствования  решает  передать  бразды  правления  своей  племяннице, дочери  старшей  сестры, Екатерины  Ивановны,  и герцога  Мекленбург-Уверинского  –  Елизавете-Екатерине-Христине,  супруге герцога  Антона –Ульриха  Брауншвейг- Люнебургского  и  только  что  родившей  от  него  сына  Иоанна. Эта  веточка  «Романовых» въезжает  в  Россию. Младенец  наречен Царем  Иоанном  Шестым,   а  его  мать, перекрещенная  в  православии  в  Анну  Леопольдовну,  регентшей-правительницей. Тут  возмутилась  Русская  гвардия, недовольная  засильем  курляндцев. У  нее  в  запасе  «законная  Романова» -  дочь  Петра  Великого  Елизавета.  Очередной  путч  и  Брауншвейгцы  низвергнуты  и  сосланы. Тут  по  закону  жанра  убить бы  царя-младенца. Но  милосердная  «кроткия  Елисавет»  щадит  своего  внучатого  племянника , забирает  несчастного    Иванушку  у  родителей  и  секретно  заключает  в   Шлиссельбургскую  крепость, где  он  в полном  одиночестве  и  забвении, лишенный  собственного  имени  проводит  беспросветные  младенчество, детство, юность  и  зрелость...
      
     Господи, Боже  мой! Да  за  что  же  мне  такое  наказание? На  фига  мне  выслушивать  всю  эту  бредь? Мне  еще  десяток  историй  болезни  нужно  обработать. К  черту  такие  «научные  наблюдения»!
   
     - Тут  сама-то  дщерь  Петрова  и  замкнула  собой  Романовскую  династию. Как  бы  ветрена  она  ни  была, но  опасалась же  за  легитимность  восшествия  своего  на   отцовский  престол. Тем  более,  рядом, в  каменной  норе  прозябал  несчастный  Иванушка  Шестой. С  ним,  да  даже  и  без  него  Брауншвейгцы  вполне  основательно  могли  бы  претендовать  на  Императорский  трон.  Посему  уже  на  другой  год  правления  Елизавета  выписывает  к  себе  своего  племянника, сына  старшей  сестры, Анны  Петровны, что  замужем  за  герцогом  Голштейн-Готторпским. Причем  в  нарушение  завета  Петра  Первого  не  допускать  к  правлению  Россией  Голштейновых  потомков. На   малолетнем  Петере-Ульрихе, внуке  двух  выдающихся  дедов - Карла  Двенадцатого  по  отцу  и  Петра  Первого  по  матери,  Природа, как  говорится,  отдохнула по  полной. Рожденный  в    нищеватом  герцогстве  в  строгих  лютеранских  правилах, безо  всякого  образования,  с  призрачной  надеждой  на  шведский  престол, он   воспитывался  в  традиционной  враждебности   к  непонятной  варварской  России. И  вдруг, буквально  как  снег  на  голову, вызов  в  это  Царство  Мрака! Бог  весть, что  пережил  этот  замухрышный  принц, тащась  на  перекладных  по  голым  снежным  равнинам, закутанный  в  вонючую  медвежью  полсть, ночуя  на  закопченных  постоялых  дворах,  набитых  клопами  и  тараканами, в  обществе  вечно  пьяных  бородатых  мужиков  неведомого  чина. И  вдруг, как  в  сказочном  сне – великолепие  дворцов  Санкт-Петербурга! Пышность  православного  крещения, превратившего  робкого   Петера-Ульриха  в  Благоверного  Государя  Великого  Князя   Петра  Феодоровича. Роскошь  одеяний  даже  мелкой  дворцовой  челяди, о  чем  не  мог   мечтать  и   папа-герцог, не  говоря  об  обсыпанной  с  париков  до  каблуков  бриллиантами  знати. И  все  это  кланяется  и  подобострастно  улыбается  ему, новоявленному  Наследнику! Поневоле  тут  сбрендишь!  Царственная  тетушка  и  невесту  ему  подобрала. Заштатную  принцессу  Ангальт-Цербсткую (чтобы  не  возникала!)  пятнадцатилетнюю  Софию – Августу – Фредерику – Эмилию, девчушку  симпатичную  и  разбитную. Авось, расшевелит  перепуганного  пацана. Ее  тоже  быстренько  окрестили  в  православную  Благоверную  Государыню  Великую  Княгиню  Екатерину  Алексеевну. Сыграли   умопомрачительную  свадьбу, а  потом  честные  гости  на  кровать  слоновой  кости  уложили  молодых  и  оставили  одних…
    
      Ага, что-то  уже  более  веселенькое  проглядывает! 
      
      - Ах, зря, понапрасну,  юная  княгинюшка  ждала  от  благоверного  князюшки выполнения    миссии, ради  которой  так  старалась  матушка Елизавета!  Не  понесла  она  с  первой  ночи! И  со  второй, и  с  пятой, и  с  десятой. Петруша  от  Катеньки  вскоре  вообще  отдалился, с  дефектом  оказался  паренек. Играл  в  куклы-солдатики. окружил  себя  гвардейцами - голштинцами, пьянствовал, курил  вонючий  кнастер. А  чтобы  с  блеском  выполнить  супружескую  обязанность, так  тут  ни-ни… Долго  ли, коротко ли  такая  жизнь  продолжалась, однако, худо-бедно  пролетело  аж  целых  десять  лет, а  Великая  Княгиня, возведенная  в  этот  сан  Царствующего  Дома  приплода  ради,  так и  не  изволила  забрюхатить. Тут  и  Великий  Князь   от  рук  отбился, завел  шашни  с  дочкой  канцлера  Воронцова, Лизаветой.   Екатерина, конечно, тоже  зря  времени  не  теряла.  В  разгульном  похмелье  Елизаветинского  двора, этой  Богоподобной  Царицы  Киргиз-Кайсацкия  Орды,  не  раз  успела  съездить  с  галантными  кавалерами  на  «острова  амуровы». Но  разговор  не  о  том. О  ее  похождениях  не  один  роман  написан. А  разговор  о  том, что  Императрица  начала  яриться  на  невестку: на  черта, мол, мне  такая  неплодуха! Зря, мол, на  тебя, яловую,   царский  хлебушко  переводить! А  не  пошла  ли  ты, мол, к  матери  и  батюшке  в  свою  деревню?   
Тут  уж  Екатерину  в  натуре  припекло: либо  родить, да  еще и  мужеского  пола  наследника, либо  опять  надеть  на  себя  Ангальт-Цербстские   штопанные  чулки  и  затрапезное  платьишко. Конечно, при  дворе  здоровых  самцов -  пруд  пруди, но  умненькая  княгиня  понимала, что  они  крепки  причинным  местом, да  языками  слабы. Ославят  на  всю  ивановскую. Претендовать  начнут. Многоопытная  Елизавета  Петровна  враз  уразумеет  и  что  там  в  ее  самодержавную  головку  придет, Бог  ведает!   
    
       Забелин  совсем  уже  перешел  на  былинно-сказочный  манер.
      
       - И  отыскала  тогда  наша  Екатеринушка  среди  дворовых  холопьев  некоего  курносенького  истопника-мордвина. У  того  полон  дом  детишек  и  все  мальчишечки, один  к  одному. Сам  скромный - незаметный, лишь  по  ночам  из  дому  вылазит  царские  печи  топить. Такому  неслыханной  наградой  станет  сам  допуск  к  принцессовой  постельке. И  за  язык  его  можно  быть  спокойной: свекровушка  и  знатным-то   сановникам  за  излишнюю  брехню  эту  штуку  милостиво  с  корнем  вырезывала! Решено – сделано. С  Петрушей  она  вдруг  сделалась  ласковой-преласковой, мил  друга  в  свои  покои  разок-другой  заманила.  Тот  уже  от  Лизаветы  кой-чему  научился  и  сдуру  было  поддался  законной  супруге, да  потом, видать, уразумел, что  она  с  ним  шутки  играет. Отошел  окончательно  к  своей  полюбовнице. А  когда  Катерина  с  радостью  сообщила   Императрице, что  носит-таки  под  сердцем  своим  наследника  Дома  Романовых, не  только  не  возгордился  крепостью  мышцы  своей, а  стал  почем   зря  материть  жену, громогласно  заявляя, что он  тут  не  причем. Уж  он-то  точно  знал, что  это  сам  он  неплоден. Уж  сколько  лет  сожительствует  с  Лизкой  Воронцовой, грозится  жениться  на  ней, развестись  с  постылой  Катькой. И  роди  ему  Лизавета  хоть  сына, хоть  дочь, он, несомненно,  сделал  бы  это. Да, увы, увы, не  получается  у  него! А  Елизовете-то  Петровне  в  Катеринины  метаморфозы  встревать  недосуг: ей  без  наследника  тоже  срамно, вроде  как  ошиблась  в  своих  избранниках. И  в  Петрушке  она  все  уже  превзошла, толку  от  него, лядащего! Так  уж  пусть  сообразительная  невестушка  рожает, лишь  бы  мальчонкой  опросталась.  И  родила  Екатерина, как  пришел  срок, сына  истопникова, коего  всенародно  окрестили  Великим  Князем  Павлом  Петровичем!   
   
      - А  это  точно, насчет  истопника-то? – Невольно  вырывается  у  меня.
     Забелин  скользит  по  мне  отсутствующим  взглядом  и  продолжает.
   
      - В  этом  роковая  трагедия  Павла  Первого. В  этом  главная  причина  его  странных  странностей: болезненной  привязанности  к  голштинцам  и  их  знамени; подражание  во  всем  Петру  Третьему, убиенному  Екатерининскими  Орлами, которого  он, считай, и  в  глаза-то  не  видал; перезахоронение  «отцова»  праха  через  сорок  лет  с  царскими  почестями. Он  всеми  силами  старался  внушить  себе  и  окружающим, что  он  законный  наследник –цесаревич, а  не  приблудное  дитя  политической  интриги. В  этом  вечная  тайна  последующих  «Романовых», которой  побоялись  коснуться  все  историки -  Карамзины,  Костомаровы, Ключевские, Лихачевы, что  царские, что  советские. Все, кроме  меня, за  что  теперь  и  терплю  гонения… Ну,  а  дальше  вовсе  все  пошло-поехало. Павел  Петрович, женатый  на   принцессе  Вюртенберг-Штутгарской, успел  народить  до  своего  убиения,  как  известно,  многих  царственных  отпрысков.,  Продолжателем  династии  стал  его  сын  Николай  Первый. Тот  женился  на   Фредерике – Луизе – Шарлотте – Вильгельмине  Прусской, в  православии – Александре  Федоровне,  и  родили  они  тоже  не  малое  число  Великих  Князей  и  Княжон. Прямой  наследник  из  них - Александр  Второй  от  своей  супруги  Максимилианы -  Вильгельмины – Августы -  Марии – Софии  Гессен – Дармштадской, в  православии  Марии  Александровны, имел  опять  же  обильный  приплод. Их  сын  Александр  Третий, избравший  в  спутницы  жизни  Марту – Софию – Фредерику – Дагмару  Датскую, в  православии  Марию  Федоровну, произвел  на  свет  шестерых  потомков  обоего  пола, но  трагический  жребий  Продолжателя  Дома  лег  на   хилые   плечи   ихнего   сына, несчастного   Николая  Второго. Его   безвинные  великомученики -  дети  от  Алисы – Виктории – Елены – Луизы – Беатрисы  Гессенской, в  православии  Александры   Федоровны,  стали  воистину  Принцами  Крови…Так  скажите  же  мне, если, конечно, вы  в  своем  уме, ну  какие  же  они  Романовы? А  «Романовы»  они  вот  почему. Еще  Павел  Первый, так  пекшийся  о  своей  принадлежности  к  царственному  дому, издал  Указ, где  подробнейшим  образом  предусматривались  собственность  и  доходы   императорской  семьи, содержание  каждому, «от  императорской  крови  происходящему». Был  учрежден  специальный  Департамент  «для  управления  имений  и доходов» императорской  фамилии. Потом «Учреждение  об  императорской  фамилии» утвердил Александр  Третий. По  нему  содержание  даже  отдаленных  царских  родственников  составляло  на  каждого  сотни  тысяч  рублей  из  государственного  бюджета. Это  по  тем-то  деньгам, когда  корова  стоила  рубль! Ну  а  на  прямых  наследников  или  на  «младшие  семьи»  фамилии  суммы  тратились  просто  фантастические. Ну  как  тут  отказаться  от  принадлежности  к  династии  Романовых,   от  этой  кормушки  для  затрапезных   немецких  принцесс?  И  сейчас  еще их  потомки  из  немецких, английских, французских  фамилий,  живущие  за  границей, не  знающие  уже  и  русского-то   языка, цепляются  за  это  генеалогическое  древо  в  надежде  «авось, что-нибудь  обломится»!
    
     Забелин  понуро   присел  на  койку, сжал  голову  руками.
   
       - Вот  все  это  я  написал  в  своей  монографии, откровеннее  которой  нет  в  мире. И  ОНИ  стали  за  это  меня  выслеживать. И  ведь  до  чего  хитры! Выхожу  из  дома, а  среди  прохожих  какие-то  типы, внимательно  следящие  за  каждым  моим  шагом. Да  еще  и  фотографируют  из-за  угла! Даже  среди  моих  студентов, знаю, есть  их  соглядатаи. Даже  точно  знаю, кто  из  них. Не  давали  мне  покоя  на  лекциях,
слышу, шепчутся  обо  мне. Сразу-то  убить  меня  не  решаются. Скандал  мировой  может  получиться: убили, мол, выдающегося  ученого! Так  ОНИ  тихой  сапой  теперь  пытаются  меня  извести. Сами  видите, эти  передачи  по  телеку  специально  для  меня  передаются: не  скроешься, мол, от  нас! Как  мне  все  это  надоело! Если  бы  вы  только  знали, как  раскалывается  моя  голова! Ну,  подскажите, подскажите, пожалуйста, умоляю, куда  мне  еще  укрыться?  Куда, ну  куда?
     - Успокойтесь, успокойтесь, дорогой  Максим  Иванович! Вы  же  у  нас  под  надежной  защитой. Вы  же  знаете  наших  Горынычей  и  Савушек! Куда  против  них  тем  хилякам -  «наследникам»! А  сейчас  уже  скоро  вечерний  обход.  Дам  вам  оболденное  средство  от  головной  боли. Успокойтесь, все  в  порядке, все  под  контролем! Здесь  вы  как  за  каменной  стеной!

    Моя  запись  в  дневнике  истории  болезни  Забелина: « Приступ  бредовой  идеи  величия, ставит  себя  вровень  с  Пушкиным, знаменитыми  историками. Трудно  сказать, насколько  его  повествование  идентично  исторической  истине, но  «новизны» в  нем, вероятно, не  много, где-то  я  уже  читал  про  все  это. Бред  преследования. Продолжить  назначения. Перед  просмотром  телевизора  тщательно  изучить  программы  передач, не  допуская  провоцирующих  моментов».