Голубичный остров

(«Воспоминания далёкого детства»)



- Му-у! Му-у!
Громкое и близкое мычание, напоминающее рёв парохода, заставило меня вздрогнуть и широко открыть глаза, которые невольно слиплись от необоримого желания сладко заснуть, но я должен был сидеть в этот час рассвета и дышать лечебным туманом. Почему я это был должен делать, вставая в такую рань, разбуженный родителями, и  нехотя вылезать из относительно тёплого нутра брезентовой палатки, будет понятно несколько позже, а сейчас я смотрел в белёсую сырость этого самого тумана и не верил своим глазам.
Как на экране кинотеатра, на довольно близком расстоянии от меня, словно я сидел в первом ряду, вырисовывалась коровья голова, направленная в мою сторону. Она внимательно смотрела на меня – я на неё, пытаясь понять, сон ли это, или действительность.
- Му-ууу!.. – трубный звук, ударившийся, должно быть, об воду, усилился и окончательно убедил меня, что это не сон.
Передо мной, то появляясь на миг, то растворяясь в молочной непрозрачности воздуха, проплывала флотилия из необыкновенных судёнышек. В общем-то, как я понял позднее, - это были обыкновенные лодки, но с такими высокими бортами, что людей я на них не видел, а на вид были выставлены могучие коровьи хребты с крутыми боками, да рогатые головы, которые время от времени, издавая мычание, извещали о своём продвижении.
- Почему коровы на лодках? – спросил я возившегося со снастью отца.
- На другой остров везут. Пастбище меняют, – ответил он.
Стадо коров на реке, было для меня чем-то новеньким.

Прошедшая ночь была для нас первой на этом острове. Предыдущие сутки пришлось  провести на каком-то лугу, недалеко от ближайшей рыболовной базы. Мы приехали из Москвы в ещё незнакомую мне, восьмилетнему мальчишке, местность, которую называли Скнятино. Мы – это я, мои родители и друг отца со своим сыном, который был в два с лишним раза старше меня. На рыболовной базе давали в прокат лодки, на которых мы смогли бы добраться до никем не заселённых островов и островков реки Нерли – рая для рыбаков и охотников. Но свободных лодок на день нашего прибытия не было, и нужно было ждать, как нам объяснили, может быть, и не один день. К ещё большей досаде пошёл дождь, мы наскоро поставили палатки на открытом, ничем не защищённом от ветра месте, и затопили походную печь, счастливыми обладателями которой были наши спутники. По крайней мере, наскоро приготовленная, но горячая пища послужила нам хоть каким-то утешением.

На другой день мой старший товарищ, почти бегом возвращающийся от домика рыболовов, ещё издали выкрикнул радостную весть:
- Есть лодка! Но одна, - добавил он уже не так радостно.
Одна нас не устраивала – нам нужно было две. Две семьи, два главных рыбака и, следует отсюда, как минимум, два острова, - на более скромные условия мы настроены не были.
- Когда будет вторая? – почти хором прозвучал вопрос.
- Через два – три дня, не раньше, - разъяснил наш гонец.
Мы переглянулись. Кому-то нужно было остаться.
- Есть идея! – с каким-то облегчением в голосе проговорил наш старший спутник, - Берём сейчас одну лодку, перебрасываемся на какой-нибудь близлежащий островок, а за другой лодкой будем регулярно сюда наведываться.
Все согласились.
Чистая, прозрачная вода плескалась за бортом нашей перегруженной лодки. Огромное небо, украшенное уже белыми, а не мрачными, как вчера облаками спорило своей красотой с водной гладью. Августовский зной не ощущался в удивительно вкусном, живительном воздухе, который хотелось вдыхать и вдыхать, что, кажется, все и делали.
Где-то далеко, едва видно, показался верх затопленной церквушки. Мы уже знали, что после создания Угличского водохранилища, некоторые деревни были затоплены, да и сама деревня Скнятино была перенесена на новое место, а от неё самой остался лишь остров, носящий одноимённое название. Интересно, какой остров примет нас на целых две недели? Не этот ли?
- Занят, - разочарованно сказала мама, усмотрев среди прибрежных кустов палатку цвета хаки.
- А вон ещё одна, - разглядел я другую.
- Поплыли дальше, - вздохнули гребцы и налегли на вёсла.
Я с азартом обозревал водную поверхность, чтобы успеть крикнуть первым заветное слово «земля».
- Похоже, здесь никого! – заметил кто-то, когда мы подплыли поближе к берегу очередного островка.
- Давайте тут и высадимся! - решительно сказала мама, - ей уже явно надоело это водное путешествие.
Вещи перенесены на берег необитаемого острова, а наши попутчики поплыли дальше,  в поисках своего клочка земли.
Это нас не особенно огорчило, так как нас ждала ещё неизведанная территория и работа по разбивке лагеря. Впрочем, была одна вещь, утрата которой все-таки напрягала, особенно маму – походная металлическая печка. Но что было делать?! Солнце клонилось к закату, поэтому грустить было некогда, нужно было в первую очередь установить палатку, набрать, скудно предложенного островом, топлива для костра и поужинать имеющимися консервами, пока отсутствовала, обещанная отцом на завтра, рыба.

После проплывших мимо меня коров спать уже не хотелось. Отец продолжал что-то колдовать со своими удочками, маму не было видно в расстилающемся и над землёй тумане, когда звук близко проносящейся моторки, заглох, и напротив нас, скользя по инерции, показалась лодка, но уже без коровы на борту, а с двумя, судя по одежде, рыбаками, которые с интересом пытались нас разглядеть.
- Здравствуйте! – поприветствовали они нас, а один из них полюбопытствовал:
- Давно тут обосновались?
- Со вчерашнего дня, - ответил отец.
- Вы откуда?
- Из Москвы.
- Москвичи, значит! Останетесь довольны, места у нас замечательные. Мы, почему поинтересовались – лодки вашей не видим! Люди на острове есть, а лодки у них нет! Вот и подумали, что может быть помощь нужна?!
- Спасибо, у нас друзья на соседнем острове, и лодка сейчас у них.
- Понятно! Извините! Наловили, что-нибудь, рыбаки?
- Да нет пока, - смутился отец.
- Ничего, всё впереди! А это вам хозяюшка от нас, приготовьте своим рыбакам на завтрак, а то, пока-то они наловят!
Один за другим на траву шлёпаются два здоровенных леща, они бьют хвостами, и того гляди, ускачут в воду, и я бегу скорее к ним, чтобы предотвратить их исчезновение.
- Спасибо! А как же вы? Вы же для себя ловили?! – услышал я голос матери.
Оказывается она давно уже стояла позади нас и всё слышала и видела. Да и неожиданный презент, без всякого сомнения, был получен благодаря её появлению.
- О! – махнул рукой напарник ведшего беседу, - Этого добра у нас пол-лодки, - он улыбнулся и добавил, кивнув в нашу сторону, - ведь мы не на удочку!
- А разве можно? – полу укоризненно, полувопросительно спросила мать.
- Нам можно, мы из рыбсовхоза.
Они опять улыбнулись, пожелали удачи и, дёрнув движок, помчались вглубь тумана.
Я передал рыбу матери, и она опять вспомнила про уплывшую печку с конфоркой.
- Надо сложить печь из камней, - вынес я рацпредложение.
- Ага, из кирпичей ещё предложи, - скептически буркнул отец.
Он, чувствовалось, испытывал некоторую досаду, что первая рыба, отведанная нами, будет не им выловленная. Но, вскоре, он сам присоединился ко мне в поисках подходящих камней. Мы нашли несколько довольно плоских и тонких, которые послужили сводом для нашего наполовину вырытого в земле очага. И на этой каменной конфорке был приготовлен удивительно вкусный завтрак.

Когда туман окончательно рассеялся, и мы стали обходить наши временные владения, то с удивление и даже восторгом обнаружили, что весь небольшой остров покрыт почти сплошным покровом голубичных кустиков. Их лепесточки блестели в лучах утреннего солнца, а ягод было так много, и им было так тесно от себя подобных - чуть вытянутых в длину и покрытых беловатым воскоподобным налётом ягод, что голубизна этого изобилия конкурировала с зеленью растений. Голубой остров, нет, всё же точнее голубичный, потому что чуть кисловатый вкус прохладных ягод услаждал вкус намного убедительней, чем зрение. Присев у одного такого кустика, можно было за короткое время надоить, по-другому и не скажешь, целый котелок соблазнительной ягоды. Как потом выяснилось, ягодный промысел не был чужд для местного населения, особенно для тех, кто работал на железной дороге, ведь на билет им тратиться было не нужно. Ягоды местные сборщики не собирали, как мы, а гребли специальными совками с зубчиками, наполняли большие фанерные чемоданы-коробы, а дальше по цепочке: вагон – Савёловский вокзал – Бутырский или Минаевский рынок и, неизменный гранёный стаканчик, почему-то часто с узким донышком. И где только они брали такие стаканчики в эти времена сплошной стандартизации?

- Ну как устроились новосёлы? – послышался знакомый голос.
Лодка наших друзей уткнулась носом в песчаный берег, и мы вышли им навстречу.
- Отлично! А вы?
- Вчера заночевали рядом с одним рыболовом, а утром перебрались на другой островок, на нём и останемся. Кстати черники на нём видимо - невидимо. Вот угощайтесь!
- Спасибо! А у нас сплошная голубика.
- Здорово! Будем вести натуральный обмен!
- Смотри, пап, они уже печь сложили!
- Тем лучше! Такую печь бросить жалко, значит, на другой остров не переберётесь, - посмеиваясь, прореагировал на слова сына отец, и продолжил, - лодку пока никто не сдал, мы уже заезжали на базу. Так, что связь с миром только через нас, - уже смеясь, закончил он.
- Да мы как-то и не горюем, - заключила мама.
Отец промолчал, он уже поглядывал на виднеющийся на другом берегу реки лес. Я перехватил его взгляд, и мы поняли друг друга. Мы любили лес. Мы должны там побывать.

Нас высадили на берегу, договорившись о часе нашего возращения, и лодка отчалила. А мы направились в направлении синеющих вершин могучих деревьев.

Мама была против моего похода в неизвестный нам лес.
- И сапог у тебя нет, - аргументировала она.
Это верно, сапог у меня не было, да и зачем они мне, если никогда я и не ходил в сапогах в наш подмосковный Федоскинский лес, направляясь с родителями по грибы да по ягоды. Мне вполне было удобно шагать и в китайских кедах. Лес, исхоженный вдоль и поперек, радовал своими дарами, невысокой травой, мягким настилом еловых иголок, и солнечным светом, пробивающимся сквозь кудри шумящей листвы. Был, правда, один участок мёртвого Марьяниного леса, куда почти никто не ходил. Считалось, что лес этот высушила на корню местная ведьма Марьяна, ещё до войны. Однажды зайдя в него вместе с отцом, я сразу ощутил непонятное беспокойство. Он был необыкновенно тих: не пели и не голосили птицы, не стучал дятел, не ощущалось движение ветерка, который обычно играет листвой и шатает вершины деревьев, да и живых деревьев в нём совсем не было. Одни мрачные ржавого цвета ели стояли, растопырив сухие остовы лап, Коричневый настил из осыпавшихся иголок и коры щедро добавлял гнетущей краски в это неприятное место, которое только и оживлялось рыжими суетливыми муравьями, да вездесущими комарами-кровососами, которые с гулом, налетали на непрошеных гостей. Грибы на этом участке находили крайне редко, - вот и обходили его все стороной.

- Куды сынки путь держите? – задал нам вопрос, неожиданно, как ниоткуда, появившийся на тропинке старичок.
- По грибы, отец. Есть в вашем лесу грибы-то?
- Должно быть, есть, только мы их собирать не ходим, да и вам лучше б не ходить.
- Почему? – удивился отец.
- Ну, ты ещё куды ни шло, а мальца зря взял, не надо ему туда.
- Боитесь, что заблудимся? Да мы только по краешку, да и обратно.
- По краешку? Ну, ну! Если по краешку… - забормотал дед.
Но мы уже не слушали, обошли его краем тропы, и направились к опушке нового для нас леса.
Сказать, что мы попали в сказку – ничего не сказать. Молодняка почти и не было.  Вековые еловые деревья необычайной толщины, могучими богатырями преградили нам дорогу в самом начале пути. Небо потерялось в зелёном своде. Редкие солнечные зайчики лежали на изумрудном мхе, который пуховой периной принимал наши ноги. Мне по малости роста идти было трудновато, щиколотки полностью утопали  в этом великолепии.
- Иди за мной, - посоветовал отец, - тебе будет легче.
 Я послушался. Не пройдя и пару десятков метров, мы стали замечать жёлтые лепёшки на поверхности мха. Лисички? Да, это были лисички, но какой высоты! Чтобы пробиться к свету сквозь мох, грибам приходилось вытягиваться сантиметров на двадцать, а то и больше. Мы, раздвигая мягкое зелёное одеяние, срывали, больше похожее на цветок, чем на гриб, жёлтое чудо: тонкая длинная ножка и шляпка диаметром в восемь – десять сантиметров. Чем дальше продвигались мы в лес – тем больше пестрел мох шляпками лисичек. Захваченный алюминиевый котелок в моей руке наполнился почти сам собою. Ничего другого мы не захватили, - даже во сне не могло присниться такое грибное место. Отец снял рубашку, сотворил из неё нечто похожее на котомку и стал складывать грибы в неё. Мы, кажется, увлеклись. В азарте грибной охоты, я обошёл отца и направился к другому, как мне показалось, ещё более урожайному месту.
Неожиданно и больно тяжёлая рука схватила меня за плечо, резко и сильно рванула назад, и голос отца властно, но с каким-то испугом прокричал:
- Бегом назад, быстро!
В голосе было что-то такое, что заставило меня не раздумывая рвануть во все лопатки. Отец бежал за мной, словно желая схватить меня ещё раз, что от непонимания происходящего, заставляло меня не снижать скорости, даже мох не мог меня удержать.
Наконец, запыхавшись, отец велел остановиться. Я обернулся, и молча, взглядом просил объяснения.
- Гадюка, - выдохнул отец, - ты уже почти наступил на неё, оставалось опустить носок. Она подняла голову для атаки, а ты даже не увидел,- не смотрел под ноги.
Он был прав, под ноги я не смотрел. Я даже не подозревал о такой опасности. «И сапог у тебя нет!» - вспомнились материны слова, и я невольно посмотрел на свои ноги.
Отец, словно прочитав мои мысли, резюмировал:
- Тебе бы и сапоги не помогли! Она здоровая была, наверняка, высоко бы укусила, выше детских сапог. Я даже в своих не рискну мимо неё пройти, - ведь бывает, что и выше таких сапог кусает. Да и в руку могла бы!
Так вот почему местные жители не ходили в этот лес. Потом нам сказали, что это место - сплошной гадючник. Змеи выползают погреться на солнышке и располагаются на мохом покрытых возвышенностях, вот на одну такую любительницу «позагорать» я чуть и не наступил.
- Надо возвращаться, - решил отец, - скоро ребята за нами вернутся, пойдём!
- Ой, а где мой котелок?
- Помнишь, где бросил?
Я отрицательно помотал головой.
- Жалко оставлять – посуды у нас лишней нет, да ещё матери придётся рассказать, почему без котелка вернулись, хоть и с грибами, - отец произнёс это, чуть приподняв свою рубаху полную грибов.
- Вернёмся? – спросил я без всякого энтузиазма.
- Оставайся здесь, держи грибы и не сходи с этого места ни на шаг. Понял?
Насчет шагов в сторону он мог бы и не говорить. Мне вдруг совершенно расхотелось их куда-нибудь делать.
Отец охотничьим ножом срубил крепкую на вид жердину и медленно направился по нами оставленным следам. Через непродолжительное время он вернулся, неся котелок, и что самое удивительное, полный грибов.
- Где ты его подобрал?
- На том же месте, где была гадюка. Ты видно его выронил от неожиданности, когда я тебя на себя рванул.
- И ты не побоялся подходить к этой кочке?
- Да не скажи, я котелок за ручку орясиной подцепил и потихоньку от того места отошёл. Впрочем, едва ли гадюка на этом месте осталась бы, ведь мы её потревожили, но рисковать всё равно не хотелось.
С несколько встрёпанным, но гордым видом вернулись мы на свой остров. Рассказывать матери об этом приключении вначале мы не хотели, но чувствительно материнское сердце: слово за слово - и правда вылезла наружу. И сколько нотаций пришлось нам с отцом выслушать – не главное. Последствия нашего приключения с гадюкой сказались ночью.
Резкий активно скребущий звук разбудил меня среди ночи. Я зашевелился и присел. Оказалось, что мама не спала тоже.
- Что это? – недоумённо спросил я шёпотом.
- Не знаю, это уже давно из кустов доносится. Я отца разбудила, он фонариком посветил – вроде никого. Спите спокойно, говорит, - и сам заснул. А я не могу, опять этот звук. … А вдруг здесь змеи?
Перспектива ночной встречи со змеёй показалась мне ещё более неприятной, чем недавняя дневная.
- Нет, не может змея издавать такие звуки, вот, если бы шипела, - успокоил я себя и мать.
- Тогда кто? Мы же никого не видели на острове!
Ни на что не похожий резкий и неприятный скрежет не давал нам уснуть. Он, то прекращался на какое-то время, то опять врывался в тишину ночи. Тревожило то, что ничего похожего мы никогда раньше не слышали. А опыт ночёвок на берегу рек был немалый даже у меня – ещё недавнего первоклассника. Чуть ли не с трёх лет брали родители меня в туристические вылазки на природу. Палатка на одну ночёвку считалась ненужной роскошью. Если ночь неожиданно оказывалась холодной, то я, закутанный в громадную по моим меркам плащ-палатку, довольный, грел бока на прогретой тепленкой и устланной еловым лапником земле. Тепленкой, если кто не знает, назывался второй специальный костёр, который после недолгого горения сдвигался с места, и главное в этом деле, было не оставить ни единого тлеющего уголька, который бы грозил запалить одежду. Сон на устроенном таким способом месте, сочетал в себе теплоту русской печи, запах леса, травы и наличие огромного одеяла – неба, на котором можно было долго разглядывать звёзды: разноцветные, подмигивающие и ровно светящиеся на тёмно-синем своде, пока глаза не закроются сами собой.

Утром, когда спал туман, плохо выспавшиеся, мы, исключая беспечно похрапывающего всю ночь отца, начали обследовать кусты, у которых стояла наша палатка. Ничего подозрительного обнаружено не было. Никаких следов. Нет, так не бывает – нужно осмотреть всё ещё раз и более внимательно!
- Мам, посмотри на ящик! - вскричал я, увидев странные отметины.
Это был небольшой деревянный ящик с ручкой, сделанный отцом специально для хранения червей. Задвигающаяся фанерная крышка имела небольшие отверстия, выполненные сверлом по контуру нарисованной звезды. Так вот, перемычки между дырочками оказались изгрызенными, причём так последовательно, что вместо карандашного следа, теперь шли, как резцом сделанные желобки. Кто-то очень хотел полакомиться жирными червями, слышал их близкий запах, но фанера не поддалась окончательно и цель оказалась недосягаемой. Кроме всего прочего, дерево и фанера ящика вели себя как музыкальный инструмент, усиливая резонанс при воздействии острых зубов. И эту музыку мы слушали всю ночь, а неизвестный грызун – исполнитель так нам и не представился.
- Хорошо, что черви целы! – вывел заключение отец.

Прошла неделя нашего пребывания на Нерли. Река щедро дарила рыбой: множество видов обитало в её чистых водах. На удочку, естественно, попадалась не все, но здоровенные лещи и подлещики составляли основу нашего улова. Радовали и окуньки, и плотва, и карась; доводилось выуживать налима, прочая же, мелкая рыбёшка, как-то: ерши, пескари и вьюнки часто отпускались обратно в родную стихию.
Хлеб в ближайший населённый пункт привозили раз в три дня, и только чёрный. За хлебом уезжал отец и возвращался с ароматными мягкими «кирпичиками». Светлый и несколько кисловатый мякиш местного хлеба был совсем не похож по вкусу на привычный для горожан «Обдирный» или, тем более, «Заварной». Но это не имело никакого значения: любой свежий хлеб – это маленький праздник, когда ты изолирован от цивилизации.
Ещё я соскучился по картошке. Крупа, рыба, ягоды (по грибы мы уже не ходили) – были хорошей пищей, но в рационе не было привычного второго хлеба – картофеля. Моё напоминание об этом овоще никаких вопросов не вызвало. Есть же деревня, – так какая проблема?!
В деревню нам посоветовали отправиться ранним утром со вторыми петухами, потому что, как нам сказали, все жители в это время на улице и пообщаться можно с любым, не заходя в избу.
За картошкой мы отправились вдвоём с матерью – отец остался на хозяйстве. Нас высадили на берегу, и мы стали держать направление на смутно виднеющуюся деревню.
Был пятый час утра. Над трубами слабым намёком вился дымок, быстро сливающийся с белёсым туманом. Мы шли вдоль деревни, и непривычное зрелище поражало нас. На завалинке каждого дома кто-нибудь непременно сидел, большей частью женщины, ребятишки и старики. Мужчины, должно быть, уже находились в рыбсовхозе или отправились на другие работы. Чудным показалось нам это сидение у домов. Никто не разговаривал между собой, что было бы довольно естественно для какой-нибудь подмосковной деревни, хотя, если там и сидят, то только вечером, а никак не спозаранку.
Мать обратилась к дородной женщине, которая держа руки на коленях, казалось, без любопытства, смотрела на нас:
- Здравствуйте! Не подскажите, у кого можно немного картошки купить?
- Здравствуйте! Да ни у кого. Мы картошкой не торгуем.
- Да нам немножко совсем, сынку вот, - мать кивнула на меня, - картошки очень захотелось, а купить, не знаем где.
- Детям картоху нельзя – золотуха будет, - налегая на буквы «о» ответствовала собеседница.
- Да, ну что вы, - всю жизнь картошку едим, и ничего подобного не было.
- А мы детям не даём, да и сами не едим.
- А чем же вы питаетесь здесь? – удивилась мать.
- Пшено есть, рыба круглый год есть, хлеб привозят – зачем нам картоха?!
- А можно вас спросить? – продолжила беседу мама, - нам говорили, что туман у вас очень полезный, мы потому сюда и приехали – у сына ангины, что-то участились, вот я, поэтому и интересуюсь.
- Да, мы сами все по утрам дышать обязательно выходим. В четыре часа печку затопим, и пока протапливается, вот сидим с часок, а потом и за стряпню принимаемся. У нас дети ангинами не болеют, нет этого.
- Спасибо вам! Ну, а без картошки перетерпим.
- Погодите! Что ж вам с пустыми-то руками возвращаться. Живёт у нас в деревне бабушка Наталья, она не из наших мест будет, так вот тоже любительница, вроде вас. Сажает она для себя немного картохи под яблонькой. К ней и идите, вона третий дом по этому краю. Спросите у неё, но не знаю, она ведь картохой-то не торгует.

Спасибо доброй бабушке Наталье, хоть и засомневалась она вначале, говоря, что и самой-то ей едва хватает того, что сажает, но сжалилась, и в самом деле нарыла с грядки под яблоней несколько картофелин.
- Смеются надо мной местные за картошку эту, - они ж её не едят, а я не могу совсем отвыкнуть, я не тут родилась, мне на одной рыбе сидеть скушно.
- Спасибо вам большое, вот деньги возьмите, - сказала мама, протягивая деньги.
- Какие деньги, вот ещё стыдоба-то, за такую малость деньги брать, - смущённо проговорила старушка, отступая к крыльцу.
- Пожалуйста, возьмите, вы нас и так порадовали, - мать с трудом всунула плату в заскорузлую, натруженную старушечью ладонь.

Вот и подошёл к концу наш незабываемый отдых на удивительной реке, в своеобразном местечке Скнятино. Как и тысячи лет тому назад течёт водный поток, который когда-то входил в состав торгового пути «из варяг в персы». Насколько широко разливалась Нерль во времена Древней Руси, говорит предание о том, как крупный монголо-татарский отряд конницы под водительством Бурундая, стремившийся захватить Суздаль, не смог преодолеть водную стремнину, несмотря на то, что под всадниками были, не знавшие себе равных по выносливости, вездеходные монгольские лошади. Пришлось захватчикам вести переговоры, а в память о том, что они мирно разрешились, на месте их проведения, построили поселение, которое стало называться Мирславль.

Так ли это, или несколько иначе, судить трудно, но ангиной я потом, действительно, долго не болел. Потому-то, когда на следующий год решался вопрос, куда поехать отдыхать всей семьёй, то споров не возникло, конечно же, мы опять поедем за туманом.

14.06.10


"У походной печки". Скнятино (р. Нерль). Фото из семейного архива.