Религиозные основы здоровья в средние века

Как известно, при смене рабовладельческого общества  феодальным обществом, доминирующей формой философии в Западной Европе стала схоластика, исходившая из положения, что все возможные знания уже даны либо в священном писании, либо в творениях отцов церкви.[1] Церковь являлась наивысшим обобщением и санкцией существования феодального строя, а мировоззрение средних веков было по преимуществу теологическим.[2]

Согласно библейским представлениям, "вначале сотворил Бог небо и землю", затем "твердь посреди воды"[3], но не самого себя из хаоса, мирового океана или из ничто, как это было в мифах Древнего Египта, где вместе с египтянами проживали также и "сыны Израилевы, вошедшие в Египет с Иаковом" и совершившие "исход" из него с Моисеем для образования своего государства. Сравнивая теогонию и космогонию древних египтян и древних евреев, вероятно, не имевших до поселения на территории Древнего Египта своей государственности, а также и монотеистического учения, обнаруживаемого только в первой книге Пятикнижия Моисея, можно предположить следующее.

"Сыны Израилевы" извлекли монотеистическую идею в переработанном виде из древнеегипетской мифологемы, если, конечно, не создали своей собственной независимо от влияния египетской культуры. Как бы то ни было, но с этого момента начинается не просто развитие мирового монотеизма, но борьба его с политеизмом и ересями, сектантством в лице христианства, заполнившего европейское средневековье.

В этот период времени болезнь определяется  не так, как было раньше, в Древней Греции. Она уже не является следствием нарушения равновесия, симметрии противоположностей, выделяемых из первоматерии организма человека при её движении – влажного и сухого, теплого и холодного и т.п.   Не является она и результатом нарушения пропорции смешения стихий, из которых состоит организм человека. Болезнь  есть кара за грехи человеческие, в том числе за первородный грех первого человека.

Это христианское и иудейское понятие болезни можно отыскать в Ветхом Завете, в словах Господа, "в болезни будешь рожать детей", предназначенных Еве.[3] Карой господней звучат и такие слова, адресованные Адаму, "в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься", чтобы Адам "не стал жить вечно".[4]

Таким образом, смерть, старость и болезни предрек господь роду человеческому, изгнав Адама и Еву из рая и тем самым обнаружив свое отчуждение от природы человеческой (праха из которого взят человек), отсутствие своего родства с ним.

В данном отчуждении Господа от человека выразилось отсутствие «моногенийности» ветхозаветного учения: его дуализм и противоречивость, проявляющиеся в сотворении духовного существа, человека, из праха, ничто, что обусловило появление апокалиптического настроения, ожидания массой людей «конца света», ведущего к нарушению привычного течения общественной жизни, так как люди бросали дела, не выдавали замуж дочерей. [5]

Этот пример влияния теософского учения на умы, на общественную жизнь можно дополнить другим, противоположным примером или фактом изменения вероучения под напором социальной жизни – появлением Нового Завета. В Новом Завете исправлялось отчуждение Господа нашего от человека не просто идеей спасения, но как бы реальным  вочеловечиванием Бога, в результате которого как бы освящался человек и мир, прах, из которого они созданы.

Изменение ветхозаветной религиозной доктрины оздоравливало социальную жизнь и человека, так как оборачивалось мощной защитой человеческой психики от первородной вины и страха наказания смертностью. В сущности Новый Завет защищал верующего человека от того страха перед природой, который был перенесён человеком в сферу религии при разделении социальной жизни на материальную и духовную и преодолении синкретичности культуры периода анимизма. Одним из доказательств синкретичности языческой культуры служит единство хозяйственных и религиозных обрядов, проявляющееся, например, у древних египтян в том, что посевная у них была одновременно похоронами бога плодородия Осириса.[6]

Что побудило «святых отцов», основателей христианского учения отойти от моногенийности и прийти не только к триединости, но к сложной модели мироустройства? На этот вопрос мог быть только один ответ – проблемы мышления. Дело в том, что моногенийность (монизм) – идея происхождения всего (многого) из одного начала – заключает в себе старую философскую проблему соединения противоположностей в антиномийной (противоречивой) диаде: одно – многое. В выражении: «Нет двух одинаковых вещей – это одна вещь, а одно не существует» можно видеть решение данной проблемы некоторыми древнегреческими философами.

В общем, начав создавать картину мирового устройства, религиозный мыслитель мог начать с одного, или нескольких начал. Предпочтительней было одно начало. С ним, казалось,  было меньше проблем, так как при выведении всех остальных понятий из него (множества из одного) соблюдался закон тождества А есть А.

Особенность состояла в том, что все выводимые из понятия «Бог» понятия несли божественный, то есть духовный генез (происхождение). Посылка, уточнение, что Бог есть Дух, а не материя, не прах раскрывала именно данную сторону. Поэтому, соблюдая закон тождества, мир и человека следовало создавать не из праха, а из Духа. Человек в случае божественного происхождения принимал значение Сына, а с ним – предикаты Бога. Он как минимум становился бессмертным. Сыном же с большой буквы мог быть только сам Бог, так как слово «Сын» раскрывало то, что Бог может быть не только в вечности, вне времени, но и во времени. Бог мог бесконечно обновляться во времени, оставаясь неизменным, тождественным себе и подлинным (аутентичным. А всегда оставалось А, Сын – Богом.

Получалось, что Бог триедин и Он, будучи активным началом, не может творить из Себя мир и человека. Требовалось второе, противоположное, пластическое начало, из которого можно было бы сотворить мир и человека. А это вело к переходу от монизма к дуализму,  от формальной логики ко кривой логике, что было нежелательно.

Нужно было изловчиться и сказать так, чтобы показалось, будто мир и человек происходят от Бога. Для этого был придуман приём уничижения (умаления значения) пассивного, пластического начала, чтобы им можно было пренебречь, свести к точке, принимаемой за ноль. Пластическое начало было объявлено прахом, пылью или, точнее, пылинкой (точкой). Религиозное учение стало казаться моногенийным. На деле же незаметно был произведён переход от формальной логики к кривой логике. Можно стало заявлять, что А есть А и что А есть Б: Мир и человек сотворены Им из праха, практически из ничто, поэтому причастны Ему. 

Казалось, основная проблема была решена: моногенийность учения сохранена. Оставалось объяснить, почему Бог сотворил человека смертным. И вот тут понадобились понятия «грех» и «кара». Поскольку Бог не мог при сотворении вложить идею греха в Адама, должен был появиться тот (Змей), кто мог бы искусить Адама. Отведав райского яблока, Адам должен был стать, с одной стороны, таким как Бог, то есть знающим, а с другой – не таким как Бог, то есть смертным. Каждый раз, воспроизводясь в сыне, человек-отец должен был умереть и превратится в прах.

И всё было бы хорошо, если бы за искушением и грехопадением не скрывалось зло. Момент появления в учении зла раскрывает появление в нём антиномийной диады: зло – добро (ненависть – любовь, борьба – единство). Призрак дуализма вновь преследует основателей учения. Спастись от него можно, разделив их, зло и добро, во времени. Поэтому верующие ожидают то конца света, то второго пришествия.

В целом же, думается, основателям христианского учения не удалось создать его, используя лишь одну формальную логику. Кривая логика преследовала их на протяжении всего процесса формирования учения. Ну а так как кривую логику относят не только к нарушению формальной (нормальной) логики, к ошибке и заблуждению, но и к паранойе, то есть к патологии мышления, то в свете этого отношения следует сказать, что преследовала основателей учения «болезнь». Им не удалось построить модель бытия на одной любви. Изгнание Адама из райского сада обнажает его отчуждение.

Отчуждение как рок преследует человечество. Поскольку им занимались такие видные мыслители как Гегель, Фейербах, Маркс, Фромм и др., то нужно пристальней посмотреть на данное явление, существующее не только в сфере мышления людей, но и в их социальной жизни. Быть может, на отчуждении замешана человеческая жизнь. Быть может, с отчуждением от природы связано выделение человека из неё.

Библиография

1. Мультановский М.П. История медицины. – М.: Медицина, 1967
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. – М.: политиздат, 1929
3. Старый Завет // Библия. – М.: Российское библейское общество, 1998
4. Библия в 2-х т., Т. 1. Ветхий Завет. – М.: Духовное просвещение, 1990
5. Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV-XVI вв. – Новосибирск: Наука, 1991
6. Матье М.Э. Избранные труды по мифологии и идеологии Древнего Египта. – М.: Восточная Литература, 1996