Одно счастливое утро из жизни Дмитрия Ивановича

7.00 утро. Дмитрий Иванович открыл глаза в прекрасном расположении духа. Солнце било сквозь плотную ткань  римских штор. Он потянулся на кровати и мысленно поблагодарил бога, за прекрасную погоду, за то, что жизнь приносит сплошные удовольствие, за наконец-то обретаемую внутреннюю гармонию. Пахло свежесрезанными лилиями и орхидеями, которые принесла чернокожая горничная.
Соскочив с кровати, Дмитрий Иванович, как был в трусах «Армани», прошлепал босыми ногами к огромному балкону спальни покоящемуся на ростральных колоннах. Распахнув балконную дверь, он почувствовал, как бриз пахнувший морем, радостно устремился в дом, неся с собой звуки тропической природы. Мрамор пола уже успел чуть нагреться, но был приятно прохладным. Дмитрий Иванович счастливо сощурился и, распахнув объятия навстречу солнцу, радостно закричал небесным Ангелам: «О-го-го!!! Счастье есть!!!»

Стайки испуганных птиц сорвались ввысь. Он почувствовал себя такой же птицей, только более мощной и гордой, с достоинством парящей над просторами своего поместья. Хитро улыбнувшись, как будто в голову ему пришла великолепная мысль, он, сунув ноги в шлепки «Дольче и Габбана», быстро натянул майку и шорты скатился вниз по широкой зеленоватой лестнице, сделанной из уральского малахита. Прямо у парадного подъезда стоял его старый добрый самолет Beech King Air, сверкая оранжевым фюзеляжем. На хвосте его красовался Андреевский флаг, а крылья украшали золотые короны.

Забираясь в кабину пилота, Дмитрий Иванович бодро насвистывал  какую-то песенку. Заурчал мотор, крылья самолета задрожали от нетерпения, он начал разбег по асфальтовой дорожке к морю, будто проверяя свои силы и вдруг, когда до спуска в море оставалось метров пятнадцать, неожиданно взвил в небо. У Дмитрия Ивановича радостно захватило дух, словно он первый раз сел за штурвал. Заложив резкий вираж вправо, он пролетел над своим домом, как рачительный хозяин, отмечая, что садовники-филиппинцы уже вовсю трудятся, а березки, привезенные из Владимирской области, что обошлось ему в баснословную сумму денег, наконец-то зазеленели листочками.

 Шофер из Раджастана, что на северо-западе Индии, по имени Раджендра Рамнани, благоговейно натирал его сиреневый Майбах 62, слово это был лингам Шивы. Сад в Японском стиле на заднем дворе, доставил ему немало хлопот, особенно много времени и сил отнял пруд, в который  несколько раз запускали японских карпов кои и которые дохли с завидным постоянством. Плюнув, Дмитрий Иванович, в конце концов, выписал дюжину севрюг-альбиносов из Ирана, которые недолго думая стали регулярно метать икру. За осетрами строго следил своими черными , окруженными красивыми ресницами иранец Фарид, который в перерывах  от основной деятельности любил поваляться на траве с томиком Ницше, перечитывая «Так говорил Заратустра». Смешение стилей в парковой зоне усадьбы, говорило о том, что фьюжн – есть следствие ищущей души хозяина, которая постепенно приходит  в гармонию.

 Дом был построен в колониальном стиле, лет триста назад, но тщательно и с любовью реставрирован и дополнительно отстроен. Турецкий мрамор, немецкий булыжник, уральский малахит, испанская плитка, карельская береза, тик все это кропотливо отбиралось супругой Дмитрия Ивановича обладавшей незаурядным художественным вкусом, для внешней отделки усадьбы. Примерно в трехсот метрах от дома, у причальной стенки красовалось его собственное детище – парусная яхта водоизмещением в пятьсот  тонн построенной на судоверфи Lagoon Royal[1] из ламинированного дуба. Он оборудовал ее дополнительными двигателями, чтобы гонятся за дельфинами нередкими гостями Карибского моря.

 Дальше , вдоль линии побережья, где начинались скалистые утесы, находился огромный грот. В глубине его сидел трехметровый Будда, купленный по случаю в Катманду. Инженеры из Гонконга спроектировали удивительно прекрасную подсветку, и вечерами Дмитрий Иванович частенько любовался этим захватывающим зрелищем. Сделав еще несколько кругов над латифундией,  Дмитрий Иванович пошел на посадку. Местные рыбаки уже возвращались к причалу и, судя по искрящимся серебром корзинам, они были с неплохим уловом. «Опять Франсуа будет на завтрак омаров с лангустинами подавать»- подумал Дмитрий Иванович. Франсуа был родом из солнечного Лангедока, когда-то он работал в «Максиме», а последние десять лет готовил для Дмитрия Ивановича.

«Надо бы сказать ему, что бы засолил чего-нибудь, хоть ананасов тех же, а то стопку  и закусить  иногда нечем». Пальмы приветливо покачали ему вершинами, когда он прошел над ними на бреющем полете и несколько кокосов хлопнулись об землю. Приземлившись, он услышал лаянье золотистого ретривера Джека, который был из одного помета с президентским псом  и заливистый смех сына. Начинался новый счастливый день, полный радостных хлопот и несложных задач.

8.00. В доме уже пахло кофе Kopi  Luwak[2] .Его доставляли из Индонезии контрабандисты. Дмитрий Иванович не доверял Франсуа такой тонкий момент, как приготовление утреннего кофе. Он любил горький кофе по-арабски с легким привкусом кардамона, сваренный обязательно при помощи углей и песка. Этим занимался турок Музафер, проживший много лет в Сирии, Омане и Саудовской Аравии. Аромат свежесваренного кофе поднимал настроение и бодрил. Умывшись, Дмитрий Иванович прошел на террасу, где уже на скромно сервированном столе    расположились бокал апельсинового сока и фужер с малой толикой «Мартеля», чашка кофе и бутерброд с черной икрой.
 До завтрака, когда вся семья  в 9.30 собиралась в японском саду, никто не смел его беспокоить, время принадлежало ему безраздельно. Пролистав свежие газеты и выкурив великолепно скрученную  «Кохибу» из ящика, что лично ему прислал Рауль Кастро, Дмитрий Иванович вдруг остро ощутил, что чего-то не хватает. Улыбнувшись, он еще раз щедро плеснул коньяка и выпил залпом.
Коньяк мягко обжег гортань и заструился по жилам. «Разве это удовольствие может сравниться с утренней пробежкой?»- подумал он, - экстрима и так достаточно. После обеда планировалась охота на акул, которые слишком часто стали заплывать в здешние воды, а вечером ловля крабов прозванных «пальмовыми ворами» отличавшихся свирепым нравом.

                ***

9.00 Дмитрий Иванович плеснул еще коньяку и закусил драниками с янтарной корочкой, которые приготовила из картофеля сорта « La Bonnotte»[3]   Марфуша. Марфушу родом из Белоруссии, он подобрал года четыре назад на базаре в Бобруйске. Она торговала картошкой и была счастлива. За следующие три года, она стала Мисс Белоруссия, и провела на подиумах Милана, Парижа и Лондона и стала несчастной. Дмитрий Иванович забрал ее к себе и сейчас она служит на кухне и чрезвычайно довольна.
 Такой человеческий парадокс. А что она делает с картошкой, просто закачаешься.
Марфуша одевалась достаточно непритязательно, в форму английских горничных прошлого столетия. Но свои круглые и аппетитные дыньки она в бюстгальтер не прятала, и они колыхались, пытаясь выпорхнуть из тесноты блузки. Дмитрий Иваныч посмотрел на полотно Рубенса «Избиение младенцев»[4], потом его взгляд упал на икону Андрея Рублева «Спас в силах» и он истово троекратно перекрестился. Он был человеком строгих правил, и сама мысль о прелестях Марфуши показалась ему недостойной.
«Надо бы в Тибет съездить», подумал он, «позвонить Б.Г и забуриться куда-нибудь в монастырь , посидеть на рисе с зеленым чаем, чтобы мыслишки крамольные поутихли. Да, а вечер после ловли крабов, велю Степанычу баньку истопить, веники березовые, чай, готовы». И он зажмурился от удовольствия…

9.30 …открыв глаза, Дмитрий Иванович осоловело уставился в окно. Улица с высоты шестнадцатиэтажной московской «панельки» была похожа на смердящую реку, испускавшую ядовитый пар. Было еще довольно темно. После вчерашнего лютого мороза началась оттепель. Снег от колес машин грязными комьями летел на тротуары, метя в шарахающихся прохожих. О чем-то ожесточенно спорили армяне возле овощной палатки.

 Вечно синий, как Аватар, сосед с нижней квартиры клянчил у пешеходов «на опохмел», во имя Христа. Из черной «девятки» с затонированными стеклами азербоны вытолкнули местную проститутку по имени Сюзанна прямо у киоска с шаурмой. Слева в соседней квартире заработала дрель, дирижер Соломон Израилевич, вторую неделю вешал репродукцию картины Малевича «Черный квадрат».
С завываниями пронеслась скорая, чуть не сбив шарахнувшуюся под колеса дворнягу. Черный катафалк неторопливо плыл по улице, словно высматривая очередную жертву. Из труб ТЭЦ, к небу, поднимался черный дым, словно из крематория. Добрые Ангелы разлетелись подальше от этого места, чтобы не испачкать свои белоснежные крылья. Дмитрий Иванович опустил глаза.

На столе, застеленном газетой, были початая бутылка водки, стакан, банка с солеными огурцами, засохший хлеб и свиная тушенка. Он плеснул полный стакан, мрачно выпил и передернулся. Жена ушла три месяца назад, забрав сына. С работы его вы****или еще раньше. Мобильник отключен второй день. Телевизор он разбил в порыве пьяной ярости. По столу юрко пробежал таракан. Дмитрий Иваныч встал из-за стола и распахнул еще советское окно. Лязг и вонь, словно из преисподней,  заставил его отпрянуть. Он взобрался на подоконник, посмотрел вниз и зябко поежился. Вспомнилось: «Глядя на лошадиные морды и лица людей, на безбрежный живой поток, поднятый моей волей и мчащийся в никуда по багровой закатной степи, я часто думаю: где Я в этом потоке?»[5]

«Между жизнью и смертью, всегда выбирай смерть»,- прошептал он фразу из Хакагурэ[6]. И вдруг, жадно вдохнув воздух городских нечистот, он заорал злорадно сидящим внизу чертям: «Ого-го-о-о!!! Счастье есть!!»-  и, не закрывая глаза,  нырнул в реку Смерти.

                ***

9.30 Стоп. Стоп. Стоп. Отмотайте назад.

 -Любимый, о чем задумался?- услышал он голос Наоми, своей жены. Сын чинно мешал ложечкой сахар в чашке с чаем. Собака подняла морду, внимательно смотря на хозяина. Запахло ароматом кальяна, который он обычно курил после завтрака, валяясь в саду на подушках. «Надо все же Марфуше засадить», почему-то пронеслось у него в голове. Вдруг он почувствовал, что  где-то в голове натянулась струна и лопнула с неприятным звуком, разрывая сосуды…

                ***

9.30 –О чем ты думаешь, дорогой? – спросила жена. Он внимательно посмотрел на нее и спросил:

-Ради чего мы живем?

-Мы живем не «ради»,  а «вопреки», - ответила она просто. Вопреки смерти.

-Вопреки смерти? А если умереть «вопреки» смерти?

Она испуганно посмотрела на него и недоуменно пожала плечами.

Он улыбался и гладил инсталляцию Демиена Херста[7], череп покрытый бриллиантами…

[1] Одна из самых известных судоверфей

[2] Самый дорогой сорт кофе.

[3] Самый дорогой сорт картофеля

[4] Самая дорогая картина

[5] Слова Чингизхана. Пелевин В. «Чапаев и Пустота».

[6] Кодекс самурая.

[7] Самый дорогой из ныне живущих художников.