Воин

Беготня, качественная брань, такая, что хоть словарь составляй, взрывы хохота, громыхающие мусорные баки. К этому привыкли все жители Роппонги. Уличная банда – кучка не в меру изобретательных молодых людей от 16 до 23 называла себя “Warriors”, - гоняла припозднившихся очкариков и освистывала девушек, не заботясь о спящих гражданах и собственной репутации. А репутацию они имели занятную – «воины» разбирались с грабителями и прочими преступниками, мимоходом забредающими на Роппонги, зато сами разбойничали как могли и как умели.
Подрастающее поколение мечтало стать одним из “Warriors”. Старшее поколение хваталось за сердце и искало валерьянку.
«Воины», все как на подбор, высокие, в косухах, разрисованных краской из баллончиков, с кучей значков на потертых джинсах и кедах, пользовались популярностью у девушек, матери которых грозились  оставить дочек без наследства за связь с «этими обезьянами». Однако что у самих «воинов», что у девушек дальше освистываний и охов-вздохов не доходило. Девушки бандитов боялись и любили их издалека, а бандиты, в свою очередь, находили себе смелых красоток где-нибудь еще.
Их мир Роппонги, в общем-то, не ограничивался.
Короли «воинов», осветленные до мышиного цвета черноглазые красавцы, серьезно относились к таким понятиям, как любовь и честь. Правда, из-за репутации суровейшей и благороднейшей из банд Токио, с любовью у них не вязалось. Зато с честью – очень даже. Проиграв, они отыгрывались, проигравшего подбадривали, отмечали достоинства выигравшего и всегда стремились к лучшему. Не брали того, что им не отдавали, попусту не пугали, умели, когда надо, отступить или же броситься в бой. И вообще действовали так, как подсказывает им сердце, а не выгода.
Банда хороших парней.
А взрослые, эти умники, ни черта в этом не смыслят.

-Мама говорит, что “Warriors” – стайка ублюдков, - кротко и осторожно пробормотала Каори, прижимаясь к плечу Дога, седоволосого по воле осветлителя и высоченного по воле природы короля «воинов».
Дог приподнял бровь, рассеченную некогда перочинным ножом в драке:
-Я что, похож на ублюдка?
Каори помотала головой,  и её черные волосы при этом шелестели в темноте, словно волны на берегу.
-Между прочим, «ублюдок» – сравни выродку. То есть уродец с рождения. Генофонд у меня очень даже ничего, - вяло хмыкнул король Дог, крепче прижав к себе Каори. – Объясни своей маме.
-Она не поверит, что ты филолог.
-Аргументируй это моим дипломом.
-Скажет: поддельный.
Дог вдохнул аромат волос Каори, так ярко напоминающий морской ветер,  и осторожно оттолкнул от себя:
-Ну и вредная же у тебя мамаша. Иди домой, пока эта громобаба ничего не заподозрила. Я не хочу быть проклятым.
Каори хихикнула и дунула в сторону дома. Только и видно было черную волну волос и легкую юбку-медузу.
Дог выудил из кармана косухи пачку сигарет и, прислонившись спиной к стене, закурил. После этой встречи с красавицей Каори, которая занимала его ум и сердце еще со школьных лет, в душе поселилось странное такое чувство. Обреченностью это назвать было нельзя, да и не желательно. У Дога слишком сильный характер, чтобы думать, что репутация заправского хулигана обрекает на что-то нехорошее. С другой стороны, именно обреченность это и была. Только причины её были явно не в том, что хорошие мамы не выдают дочерей замуж за бандитов. Она была глубже. Она сидела где-то совсем глубоко и была совсем крошечной пылинкой, такой огромной в пространстве души.
Дог почесал переносицу той же рукой, в которой держал сигарету, и зажмурился от устремившегося в глаз дыма. Дог курит уже года три, с тех пор, как Каори увидел. А так и не научился толком.
Ни курить не научился, ни любить Каори.
Каори тогда была в средней школе. Тихая, тонкая, хрупкая, нежная. Она приехала из Нагойи в Токио и, хотя Ногойя – это не такая глушь, - все равно не могла влиться в распорядок столицы. Училась она хорошо, но все больше витала в облаках. Была этаким социальным центром класса – её любили все, но не понимал никто, и оттого одноклассники считали её каким-то мистическим психоаналитиком.
Со временем, Дог это точно знал, Каори отдалилась от класса и стала вообще таинственной фигурой. Об этом говорил Томми – самый младший король-«воин», - который тогда только заканчивал первый класс старшей школы. Дог к тому времени уже был на четвертом курсе, метил в гении и вообще наслаждался двумя жизнями сразу – предводителя воинов и восхитительного студента. А Каори боролась с одиночеством.
Конечно же, Томми устроил встречу, а Дог подставил девушке свое плечо, которое она сегодня так трогательно тискала.
Они были друг к другу привязаны.
Только Каори любила Дога, ласкала его легкими волнами своего голоса и взгляда. А Дог боялся подойти ближе и все больше восхищался теплом этого огромного моря, которым была Каори.

Блейз говорил о Доге: пес, одиноко сидящий на берегу моря и ожидающий смерти.
Блейз вообще был очень умный. Он много курил, много пил, много читал, много молчал. А если начинал говорить, то выдавал шедевры мысли, которые все короли старались запомнить, а если не запоминалось – записывали. Томми шутил, что скоро таких фраз накопится на сборник афоризмов, и этот сборник сметут с прилавков раньше, чем Блейз успеет глубокомысленно вздохнуть.
Блейз и сейчас глубокомысленно вздыхал, свесив ноги в лестничный пролет и мысленно отчитывал себя за потерянные ключи. Обычно у Блейза все под контролем. Ключи во внутреннем кармане косухи, телефон в кармане джинс, сигареты в нагрудном кармашке, денег всегда столько, чтобы всласть погулять и не разорится, часы всегда настроены в соответствии с государственными, никуда не спешат и никогда не отстают. Блейз, он же заместитель Дога, он же «папаша», он же «мамочка», он же Хиро Макото, продавец книжного магазина (понимаете теперь Томми?) и достойный сын отца-аптекаря, был образцом точности и ума.
А сейчас будто что-то в механизме Блейза сломалось, и он задумчиво, с флегматичным прищуром, рассматривал тлеющую в руке сигарету. 
Над Роппонги собирались тучи. Привыкший с жизни с бандой, Блейз часто сравнивал тучи с «воинами». У каждого отдельного облачка свой оттенок, а когда все эти облачка сливаются в одну единую тучу, её уже никто не отличит – она есть сгусток самых разных цветов и оттенков,  характеров,  жизней.
Дог говорил, что Блейз – чертовски романтичный флегматик.
Блейз не знал, правду ли говорит старший, но понимал, что и из ниоткуда это мнение взяться не могло. Да и даже если он, Макото, романтик, это не меняет в нем решительно ничего.
«Хотя это уже явный каламбур», - решил про себя Блейз и старательно затушил сигарету. Огромная дождевая  капля бухнулась ему прямо на нос. Стоять под дождем – не дело.
Блейз собрался и детально восстановил сегодняшний день. Где он сегодня был? Да почти везде, где мог. И уж там точно ключи он свои потерять не мог. И украсть их не могли, раз уж на то пошло.
Блейз позволил рассеянности проявится на его точеном лице и похлопал себя по карманам, не обойдя вниманием и задние. Ключи нашлись. Точнехонько там, где и должны быть. На них только не было кроличьей лапки – талисмана Блейза, которому он хоть и не верил, но жутко привык.
В механизме определенно что-то сломалось.
Он вскочил на ноги и пробежал на свой этаж. Открыл дверь, на ходу скинул куртку и рухнул на старенький диван, протяжно скрипнувший. Надо почитать и восстановить душевное равновесие. Надо почитать – и все снова пойдет своим чередом.

Томми решительно отставил от себя учебники, нацепил куртку и пулей вылетел на улицу, надеясь, что под шумок его не заметят. Прежде, чем дверь закрылась, он еще успел услышать возглас матери. Показав двери язык, Томми побежал от дома прочь: не хватало ему еще, чтобы отец высунулся.
Томми, конечно, знал, что экзамены на носу, что надо браться за учебу, поступить, как это сделал Дог, выучиться на крутую специальность, пойти работать и не клянчить деньги на татуировку у мамаши. Только вот учебники наводили на паренька тоску, а сам он хотел татуировку здесь и сейчас. Сию минуту. Чтобы после выпускной церемонии гордо оголить её.
Конечно, татуировку Томми хотел на руке, вы не думайте. Просто в конце апреля внезапно сделалось холодно, и все ходили в плащах и куртках.
Томми хотел лета, музыки и татуировку.
Опять же, холодные апрельские недели мало созданы для всех видов брейка с парнями из Шибуйи, которых «воины» уже кучу раз спасали во всяких баттлах. Дог и Блейз отдувались в кулачных боях, а Томми был королем асфальта. Отточенные движения, сильные руки, плавная, приплясывающая походка. Это было самым ценным в Томми. После, конечно, его совершенно детского личика.
Он был этаким фактором неожиданности. Когда очередные идиоты бычили на «воинов», внезапно появлялся Томми и выдавал какой-нибудь невероятный финт, завершающимся неплохим пинком обидчику.
«Танцующий ниндзя», «брейк-бейби», «суровый малыш» - прозвища Томми, которые члены банды за глаза ему дали. Уж слишком Томми был ребенком.
Слишком многого он еще не знал и в слишком много ввязывался.
Когда на горизонте Томми заметил стройно шагающие черные пиджаки, он сразу все понял. Пришли, наведались. Нежданные гости из Хараджуку. Совершенно скучная на вид банда из самого веселого квартала Токио. И зачем только?
Свернув за угол, Томми набрал Дога, но тот не ответил. У Блейза телефона не было из принципа – он все узнавал сам и всегда приходил вовремя. Экстрасенс он, что ли?
Зато трубку взяла Каори. Томми натараторил ей, чтобы она предупредила Дога о гостях, причем явно не настроенных на всяческие тусовки. За собой гости из Хараджуку волокли тушку в раскрашенной баллончиками косухе. Дай бог не убили, с них станется.
Кое-как объяснив ситуацию Каори, Томми сделал последний звонок – Торе. Тора все молча выслушал и, под конец, посоветовал Томми валить с пути гостей. Пусть идут, если хотят. Все равно получат на орехи.
Но Томми не послушал. Ему слишком хотелось, чтобы татуировка гласила о его отваге, которую он пока толком и не проявил. Так, вмазал паре уродов по носу, когда имел возможность.
Пора и Томми выделится.
Он вышел навстречу банде из Хараджуку, «Смокингам», и отвесил шутовской поклон, достойный разучиванию всей бандой. Чтобы доставать им каждого случайно забредшего на территорию гада.
Высокая девица в мужском пиджаке и брюках, криво ухмыльнулась. Он была бы красивой, если бы была обычной девушкой. Но на щеке у неё Томми заметил шрам, а в глазах – нечто, что бывает только у не единожды стреляных. Такой взгляд у Торы, и, чуть реже, у Дога.
-Делегация подана, - сказала девчонка парням, с которыми пришла. А затем повернулась к одному из них, с лихой косичкой, и промурлыкала, - Я хочу этого ребенка. Упакуйте.
И Томми бросился бежать, потому что в руке этого парня появилась пушка.

В «Warriors» пушки были не у всех, но у половины точно. У Дога и Торы пистолеты были. Блейз предпочитал ножи, а Томми – ноги и кулаки. Даже Дог, в принципе, почти не пользовался оружием. Он любил свои кастеты больше, чем, наверное, своего папашу.
Тора же был главным стрелком в этой развеселой компании королей, танк и тяжелая артиллерия. Если Тора собирал отряд стрелков, его боялись больше, чем кары божьей, а если он еще и на своем джипе разъезжал, то тут уже не оставалось сомнения в силе “Warriors”.
Тора одел кобуру, собственноручно им смастеренную. Кобура умещала в себе ровно шесть пушек – на каждого из королей, плюс две про запас.  В карманы косухи стрелок напихал патронов и, встав напротив распятия, перекрестился. Не то чтобы Тора был католиком. Просто это успокаивало его. Как и должно.
-Если ребята из Хараджуку приперлись сейчас, да еще и волокут за собой кого-то из наших, возможно, это начало войны. А может они просто решили поразвлечься – как в старые добрые времена. Кто разберет этих фриков… - Тора бормотал себе под нос, запирая квартиру и сбегая по лестнице вниз. Не очень-то ему хотелось сегодня веселиться, только его не спрашивали.
На последок Тора бросил взгляд на окна своей квартиры, где осталась его мать – хрупкая, тонкая женщина, абсолютно слепая, но прекрасная. Главное, решил Тора, надо вернуться. А потом рассказать матушке, как эти придурки из Хараджуку прыгали от пуль.
Все-таки быть членом банды невероятно весело. Ты дерешься, ты веселишься, ты уважаем, ты крут. У тебя есть оружие,  иногда водятся деньги, девушки томно вздыхают вслед. Тора с наслаждением подставлял лицо редким, крупным каплям дождя и в сто сорок тысячный раз убеждался, что если жизнь дерьмо – то явно шоколадное.
Размышления его перебил Томми, который пронесся мимо, как ошпаренный. А за ним, хохоча и улюлюкая, бежал некий парень в пиджаке и – кошмар какой, - замызганных кедах.
Ноги у Томми быстрые, а потому…
Тора рванул туда, откуда бежала эта парочка, и правильно сделал, потому что вклад в спасение Томми мог сделать лишь Томми.

-Эй, парень! – орал преследователь, - Ты не надейся, что мы так – побезобразничать. Мы пришли за королями.
Томми фыркнул, как мог. Слишком круто – ходить такой мелкой кучкой за королями. Короли и избить могут. Причем больно. У Торы пушки, у Дока кастеты, у Томми ноги, а Блейз затычет ножами.
-Мы предупредили всех ваших ребят – они не вмешаются. Охота идет лишь на вас, слышишь? Вас предали, мелкий!
Томми резко остановился и заставил парня с косичкой проскочить мимо. Прогнувшись под ним, Томми вмазал ногой в живот преследователю и, пока тот корчился лицом в лужу, рванул, куда глаза глядят.
Один и против пистолета – нет, это не к Томми.

Дог вынырнул на тротуар, остановился напротив окон Каори. Она там, наверное, спит уже. В окнах света нет. А ведь еще не слишком поздно.
То самое чувство, точка в его сознании, вдруг начало разрастаться и заполнять собой всего Дога. Он перемахнул через забор и оказался во дворе дома, быстро и почти бесшумно.  Дог вскарабкался по выступам в стене, забрался на балкон комнаты, где спала Каори, и деликатно постучал.
Ужасно долгую минуту никто не открывал. Но вскоре шторки медленно раздвинулись, и Дог заметил дуло, метящее ему прямо в лоб.

Томми попытался протиснуться в убежище – старый, разрушенный магазинчик, где короли встречались по делам банды. Там было уютно и тепло – стоял диванчик, грела печка, имелась газовая плита, кофейник и даже смена одежды. А еще – люк в подвал, который ни одна задница из Хараджуку не найдет.
Именно туда и несся Томми, а теперь проползал между решетками, через которые, как предполагалось, пролезть могут только короли. И догадаются только короли, в общем-то.
Раньше Томми не замечал, какой узкий проход образовывали стена и решетка. Конечно, без проблем там просочится даже совершенно худосочный Блейз не мог, однако чтобы так застревать – нет, это вряд ли.
Наконец, решив, что во всем виновато волнение, Томми остановился и вздохнул так, насколько позволяла решетка. Успокоится – и в люк. Там, кстати, еще и дробовик завалялся. И тогда можно будет отправляться на помощь Торе, который, вроде, собирался встретить гостей, как подобает.
А как подобает – это со спецэффектами.
Только Томми не успел. Где-то рядом зашелестел смех девчонки из Хараджуку, щелкнул предохранитель. Только испугаться не вышло. Что-то в этом роде и обещали родители, когда Томми разглагольствовал о романтике бандитской жизни.
Честно говоря, родители Томми были ему не родителями, а опекунами, а настоящих родителей застрелили во время разборок. Отец Томми был якудза, а мама – проституткой, однако это не меняло факта того, что оба они были лучшими родителями на свете.
-Стреляй уже, чего тянуть? – Томми размял шею, словно только что вышел из сложного сальто.
-А ты не будешь пытаться меня очаровывать, давить на жалость и все такое?.. Это же положено таким, как ты.
Томми впервые об этом слышал.
-Положено? Не знал. В любом случае, делать я этого не собираюсь, - он отмахнулся,  подняв глаза к небу.  А затем – в самый последний миг, - взглянул в глаза девицы.
Она могла бы выпустить пулю в лоб – с такого расстояния даже сам Томми смог бы. Но пуля попала, наверное, куда-то в сердце.

Блейз и Тора встретились и тут же попали в засаду. Их окружили ребята из Хараджуку, плотным таким, стройным полукольцом пиджаков и грязных кроссов.
Вообще-то это было не обязательно, ведь позади была только стена, но Блейз и Тора встали спиной к спине. Они видели противников, которых было около пятнадцати, и среди них с досадой, а не со злостью, различали знакомые лица – бывших «воинов». Блейз незаметно,  почти не шевеля губами,  бубнил Торе:
-Дог, кажется, уже мертв. Томми – если повезло ему, конечно, - спрятался в убежище. Но мне кажется, что все-таки его везение меньше задницы директора нашего магазина. Каори – она, может, и жива. Даже скорее всего. Может она вообще не в курсе, что у нас здесь творится… Эй, ты слушаешь?
-Что, решил перед смертью наговориться? – усмехнулся Тора, покосившись на плечо друга, - Между прочим, это обычно делают не под дулами пушек.
-Какая к черту разница? – отмахнулся Блейз, - Между прочим, ты и сам все время так делаешь. И вообще, наши шансы не так уж малы.
-И каковы же они?
Блейз, помедлив, брякнул:
-Ноль целых тринадцать сотых. И это, между прочим, еще не все цифры, что я озвучил.
Тора хохотнул и подмигнул кому-то в толпе.
Все-таки, жизнь все еще была шоколадным дерьмом, раз он не разучился смеяться, а Блейз все еще считает в уме. А может это и есть конец всему? Да и если ребята из банды ушли – значит, что-то было не так, что-то им не нравилось. А может просто в Хараджуку им получше условия предложили. Кто их разберет?
Где-то завыла собака. И Блейз усмехнулся:
-Мда, Дога точно прикончили. У нас собаки только по нему выть могут.
-А по Томми что воет?
-Что-нибудь из хип-хопа.

Томми нашли за той же решеткой. Он повис на ней, уцепившись в прутья пальцами, а его светлые кудряшки висели как-то слишком неподвижно – даже для предполагаемого трупа. Когда решетку отодвинули, Томми брякнулся в лужу натекшей под ним крови и уперся в землю руками, чтобы не разбить еще и лицо.
Томми был жив. Он видел собственные руки, свою кровь и грязные джинсы. Ботинки полицейских и покрышку полицейской машины. Слышно было возгласы его опекунши, которую Томми наловчился звать мамой. Опекун-«отец» что-то объяснял полицейским, а «мама» уже стояла рядом на коленях, пачкая свою юбку в алом, звала по имени, что-то успокаивающее шептала.
Как Томми не подох – это и для него было загадкой. Только потом до него дошло, что его убивать, в общем-то и не хотели. Королем Томми был, только каким?
Дог, которого Каори долго не хотела отдавать труповозке, говорил, что Томми – король своей стихии, а что это за стихия – поди разбери. Просто он всегда на своей волне, вот и все.
Тора говорил, что звание короля – это, прежде всего, о короле своей собственной жизни.
Блейз утверждал, что король – это тот, кто ведет за собой орду рыцарей, благородных и честных.
И Тора, и Блейз превратились в решето. Разве что в очень счастливое решето – они улыбались, чего за Блейзом вообще почти не наблюдали.
Когда Томми выпустили из больницы, он вновь одел свою косуху – с пятнами крови и дырой от пули.
Каори на некоторое время пропала, а затем появилась вновь – с терновым венком на шее. Красивой такой татуировкой, за которую её выперли из дома. Томми взял её к себе. Опекуны и слова не сказали. Так Томми стал похож на своего отца.
“Warriors” не исчезли, но ушли в тень. Теперь Томми, единственный король банды, не сильно хотел, чтобы «воины» часто светились. Косухи носили только он и Каори. Пушки приобрели все, но по назначению использовали их раза четыре.
Каори носила кастеты Дога, как кольца.
Несчастной она не выглядела. Она выбелила волосы, подстриглась и стала точной копией Дога.
Томми набил пять звездочек на груди, вокруг свеженького шрама. Каждой звезде он дал имя – Дог, Тора, Блейз, Каори. Самую большую звездочку звали “Warrior” и это был сам шрам.