Гл. 3. Дедушка

Дедушка родился и вырос в горах.

Свою жизнь в горах провели и его отец, и его дед, и те прадеды, вереница которых, неразличимая из наших дней, тянется и уходит в смутную мглу веков.  Их уже никто не помнит, их лица уже никогда не всплывут ни в чьей памяти.

Горы для них являлись и родным домом, и убежищем, и родиной, а то и полем битвы, тем местом, где они затем упокоились, навечно слившись с этой незыблемой каменистой реальностью, для которой и время кажется - ничто. Горы, которые окружали их всегда, ничуть не изменились и в наши дни.

Слово деда для нас имеет особый вес не только по причине его большого опыта и мудрости. Скорее, потому, что он - последнее живое звено между нами и предками, продолжением которых мы и являемся.
Наслышанные о редкой рассудительности дедушки, люди обращались к нему за советом, даже приезжая издалека.

Собеседников поражали в нём живость ума, ясность мысли и поставленная речь - качества, не очень-то свойственные простым горцам, смыслом существования которых веками являлось рутинное выживание.

Серебристая щетина на узком худощавом лице, кавказский нос с горбинкой, умный взгляд внимательных глаз, талант собеседника – располагали к нему людей.

Любимым головным убором деда, сколько помню, всегда был темный матерчатый картуз с выдающимся жестким прямоугольным козырьком. По своей популярности картузы в Дагестане могут соревноваться с папахами. Их носят и поныне, невзирая на пролетающие десятилетия, которые неузнаваемо меняют этот мир.

Покупают такие картузы в каком-нибудь тихом углу шумного базара, где годами, как приклеенный, сидит пожилой продавец - мастер, сам в картузе, а вокруг него развешены десятки самодельных головных уборов на любой вкус, с которых он периодически любовно стряхивает несуществующие пылинки. При этом глядеть на его тяжелые мастеровые длани - одно удовольствие.

А удивительная проницательность (нам казалось, дедушка умеет читать мысли) и тонкое понимание природы человеческих взаимоотношений во всей их противоречивости, сложности и неочевидности – притягивали к нему людей.

Правду сказать, давать прямые советы людям, мающимся сомнениями, он избегал. Однако мог неторопливо рассказать какую-нибудь убедительную восточную притчу. По случаю он точно выбирал их из несметного количества историй, которые хранила его невероятная память. Дед постепенно и тонко подводил собеседника к нужным выводам. А тому только и оставалось, что наконец-то радостно воскликнуть «эврика!». Будто к выводам пришел самостоятельно.

Естественно, ход этот предполагал определенный потенциал сообразительности у благодарного слушателя. Если же таковой минимум извилин отсутствовал, что случалось, то дед сам становился слушателем. Он, перебирая четки, терпеливо выслушивал речи и доводы чересчур простодушного искателя истины, изредка поддакивал и курил свою «приму» в мундштуке, прикрывая глаза, как бы от дыма, и иногда значительно кивал головой.

Обычно беседа велась в доме, поэтому по ходу дела выпивалось несметное количество чая. Сигарета – чай. Чай – сигарета. Промежутков почти не было. Собеседники сидели на полу на подушках, удобно прислонясь спинами к стене, нагревшейся от близкой печи.  При этом небольшой чайник непрерывно сипел под неусыпным контролем домашних,  то и дело курсируя между низеньким столиком, за которым располагались собеседники, и раскаленной плитой.

Гость, то ли воодушевленный своими же речами, то ли не выдержав неимоверного давления выпитого чая на мочевой пузырь,  наконец-то уходил. Уходил с полнейшим  сумбуром в голове, оттого что порядка в данной голове и не могло быть. Тем не менее, уходя, гость славил деда и его мудрость:

- Хвала Аллаху, какая мне выпала честь - беседовать с таким мудрым человеком! Чувствую, будто я и сам стал умнее после разговора с тобой, отец. Удивительное это дело.

- Один мудрец сказал: "Дурак тоже может совершить умный поступок - но случайно, когда Он отвернётся, а умный никогда не совершит глупость, так как от умных людей Он никогда не отворачивается", - улыбаясь, провожал его дедушка изречением, над которым бедолага еще долго будет изумлённо ломать голову. 

Дед, которому очень досаждала человеческая глупость, мог, часами не вставая с места, запросто «пересидеть» нескольких таких говорунов. Задумчиво перебирая чётки, он с искренним сожалением резюмировал:

- Гм-гм, жаль! Такой хороший человек, а такой хайван (неразумное животное)! Ему советы эти хоть на лбу пиши, хоть золота в папаху насыпь до краёв, ничего не поможет – всё равно окажется в дураках: не так, так эдак. Аллах почему-то не дал ему разума. И, если уж Он так решил при рождении этого человека, то уже не передумает, будьте уверены! А если отвернется, то - случайно. И все хабары (затейливые разговоры) тут не стоят и гроша.


(продолжение  http://www.proza.ru/2012/05/23/418 )