Питбуль

- А он как, сразу умер, да?

- Ну, конечно, его же машиной по дороге растерло, - ответила бабушка.

Так я узнала о смерти любимого щенка. Мне тогда было десять, и боль была невыносима. Я задыхалась, но не могла плакать. Я представляла Шарика, моего любимого ласкового рыжего Шарика, растертого по дороге. Страшной черной машиной, промчавшейся вдаль и даже не остановившейся, принеся мне эту беду.

Прошло 14 лет. Я шла с подружкой к другой подружке. Возле мусорки сидел бездомный исхудавший питбуль. Правый глаз наполовину скрывало разодранное когда-то веко. Было видно, что он стар и болен. Кроме того, бродяжничает уже давно и так исхудал, что моя подружка спросила:

- А что это за порода?

- Питбуль, - ответила я, готовая грохнуться в обморок. У соседей Аминки живет щенок этой породы, и она могла бы узнать его, если бы он не был так жалок и худ. Собака тяжело дышала, вся морда изрыта старыми шрамами. Шрамами, полученными когда-то в боях, на которые ее водил хозяин и зарабатывал таким способом деньги. Немалые деньги, надо полагать. А сейчас пес стал стар, слаб и болен. Дохода больше не приносил.  И он выбросил его на улицу. Хозяин, который водил его на бои. Заботился и кормил его, лечил и ухаживал, когда это было нужно ему самому.

От боли я ничего ее видела. Только вспомнила, что потратила все свои деньги. Мне стало невыносимо стыдно и еще хуже. Я сказала подружке:

- Дай деньги, у меня все кончились.

Она тут же достала 30 рублей и протянула мне их. Амина смотрела на меня с жалостью. Она не любила собак, и ей было жалко не бездомного, покинутого собственными хозяевами пса, а меня. Она не понимала, почему я так сейчас мучаюсь. Я побежала в ближайший магазин, крикнув ей: Не дай ему уйти.

Пес сидел на том же месте, у мусорки. Тут же рядом лежал труп какой-то дворняги с вывалившимся из открытой пасти языком, облепленный мухами. Мухи бегали и по мертвому языку. Я подошла к питбулю и поманила его сосиской. Он никак не отреагировал. Я отломила кусок сосиски и кинула ему. Он принюхался и съел его. Я кинула второй. За следующей сосиской пес подошел уже сам. Третью съел почти из моих рук. Я долго не могла уйти, не зная, что делать дальше. Я не могла его оставить и не могла взять с собой. Я не знала, что делать. Амина стояла и терпеливо ждала, когда я пойду с ней к Ульяне. Наконец мы пошли. По дороге я проклинала людей, которые так поступают со своими собаками. Я не могла остановиться в этот миг в своей ненависти к тем, кто так подло предает тварей, которых приручили.

Мы пришли к Ульяне, и я с порога обрушила на нее, известную со школы собачницу, рассказ об этом питбуле. Но Ульяну, известную со школы собачницу,  он не тронул. Она хотела купить булочки к чаю, и по дороге мы захватили котлету для питбуля. Он сидел все там же. Ульяна кинула ему котлету, но посоветовала мне не подходить, чтоб не укусил. Питбуль съел котлету, и мне полегчало. Теперь он был уже не так голоден, хотя давно привык к этому. Мы пошли назад в квартиру Ули, где нас ждала Аминка. Она и открыла нам дверь, снисходительно оглядев и даже заглянув нам за спины, как будто ожидала увидеть там питбуля. Но он остался сидеть возле мусорки, и я в этот момент ненавидела себя так же, как его бывших хозяев.

Мы сидели, пили чай и говорили. Ведь мы подружки с первого класса, с Аминкой закончили колледж и институт, Ульянка поступила в Дагестанскую медакадемию. Несколько часов мы проговорили о губных помадах, мальчиках, детстве, школе, будущем.

Это была теплая дружеская встреча, как обычно. Но мне ее затмил питбуль. Он все время стоял у меня перед глазами: часто и трудно дышащий, неимоверно худой, с стынущим одиночеством и тоской в неподвижных черных глазах.

август, 2004, г. Черкесск