Доля такая

  - Ах ты, сволочь, ах ты, зараза, стерва ты, Зинка, домой, домой, я сказала, - бывшая учительница русского языка и литературы, а ныне жена председателя колхоза Антонина толстой хворостиной стегала козу, которая упрямо не хотела входить в открытую калитку и норовила скакнуть вдоль забора на волю.

  - Блудница ты, Зинка, дрянная, мымра окаянная, -  хворостина гуляла по спине и заду козы, и та, не выдержав, заскочила во двор. Ругательные слова и упреки в адрес козы Зинки сыпались ворохом, и не такие уж безобидные, а с деревенским смаком, да и покрепче, поскольку жила Антонина в деревне уже давно,  и лексикон ее за это время очень обогатился.

  - Добрый день. А Сан Саныч дома? – я открыл дверку машины, собираясь выйти.
- Нет пока, да Вы подождите, скоро будет.
Антонина устало улыбнулась  -  стройная, около сорока, с открытым русским лицом, с добрыми глазами, в которых читалась обреченность и безысходность, вроде того, что «доля такая», она покорно посвятила себя мужу, который сказал однажды: «Сиди дома, я все обеспечу».  И она согласилась. А как ей хотелось слышать гомон ребятишек, читать их оплошности в сочинениях и диктантах, слушать их лепет, когда те, спотыкаясь и запинаясь, читали стихи или пересказывали рассказы.

  - Заходите, посидите, чаю попейте, он скоро будет, - в ее просьбе сквозило одиночество.
- Я позже подъеду,  -  из-за своей глупой тактичности не поняв ее тоски, я уехал.

  …Сан Саныч, председатель колхоза, в состав которого входили несколько сел, полнел, как на дрожжах. Небольшого роста, коренастый, из стройного крепыша  бывший моряк тихоокеанского флота (я видел его фото), он превратился, как бы это объяснить – ну, в общем, легче перепрыгнуть, чем обойти. Круглая, крепкая голова переходила в такую же круглую, крупную шею, которая плавно срасталась с плечами в круглое со всех сторон тело, из которого врастопырку торчали круглые, крепкие руки. Как он одевал и зашнуривал ботинки я не видел, а увидел бы, не поверил, что это при таких габаритах можно сделать.

  Но несмотря на такую упитанность, двигался он скоро, объезжая, обходя поля и фермы. Все спорилось в его хозяйстве, да и дома все складывалось неплохо, вот только запал он сердцем на Зинку – Зинаиду Федоровну, завфермой и парторга колхоза. Ох и заноза же была эта Зинка – крепенькая, чернявая, фигуристая, молоденькая, и уже вдова с малолетним сыном (муж отчего-то помер еще молодым). Всякий мужик, у кого глаза были, так и не отрывал взгляда от ее ножек, груди и личика, не говоря об остальном. Вот и Сан Саныч запал. И закружилась у них любовь. Всюду вместе ходили-ездили, по должности это как бы само собой. А после работы, по темноте, задами председатель к Зинке домой,  да на всю ночь. Вот такая страсть между ними возникла.

  Все бы ничего, беда одна, дома-то Зинаиды и председателя наискосок через улицу, да и деревня – это не город, понимать надо. Антонина скоро про все узнала, скандалила, ругалась, бунтовала, но ничего против их любви сделать не смогла. Сан Саныч  как завороженный, хоть и клялся-каялся, а к Зинаиде прикипел, и оторваться от нее не мог. Отступила Антонина, потускнела, махнула рукой на все и покорилась судьбе. Дом, хозяйство, поросята, куры, гуси да коза, которую невзлюбила. Назвала Зинкой и хлестала, шпыняла ее почем зря, выплескивая на козу то, чего сказать хотела, что на сердце лежало.

  Подъехал я снова к председателеву дому где-то минут через сорок. Во дворе  никого не было видно, и я прошел прямо в дом, постучал в дверь.
- Входи, - послышался стонущий голос Сан Саныча.
- Чего стонешь?
Лежащий  ничком на кровати председатель сквозь зубы выдохнул:
- Сволочь. Коза. Встану – убью!
- Что, что случилось?
Сан Саныч повернул ко мне голову, и я увидел на его лице неподдельное страдание.
- Что, что…  Убью заразу, - через паузы и вздохи от боли, - отшибла все хозяйство. Опухло все, ноги враскоряку.
- Как это? – любопытно-участливо я присел на край кровати, где лежал Саныч.
- Да пришел я домой от Зинаиды, дома никого, моя в магазин ушла за хлебом. Я посмотрел – порося не кормленый. Бадья с варевом полная, взял я ее, и в пристройку к поросю. Через загородку наклонился, чтобы слить в корыто варево, ну и сливаю. Порося возрадовался, лезет под руку, чавкает. Не успел я долить, как удар сзади между ног такой, что я через загородку - и в корыто. Очухался, смотрю, в корыте лежу, порося рядом чавкает, а за загородкой коза – Зинка. Она,  зараза, мне и врезала рогами. Я вгорячах  встал весь в вареве,  дрын взял, и за козой. Она с испугу по дровянице - и на сарай. А у меня сил нет больше, дополз до кровати. Вот лежу, больно же, опухло все.

  Я представил картину, как Сан Саныч в корыте рядом со свиньей, козу Зинку с рогами наперевес, и еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, сочувственно проговорил:
- Да, дела, вот ведь сволочь какая!
В комнату вошла Антонина, поставила сумку с хлебом на стол.
- Саш, что это с Зинкой?
- А что? – простонал Саныч.
- Да вот стоит на крыше сарая, трясется вся.
- Я эту Зинку… - Сан Саныч заскрипел зубами.
- Ты чего, Саш? Никак одумался? – посмотрела с усмешкой Антонина.  - С чего бы?

  …Конечно, я Антонине  потом по секрету рассказал про порося. Она обещала не выдать. Думаю, что не выдаст. А козу теперь зовет – моя Зиночка, и не ругает больше.
А Сан Саныч? Ну что Сан Саныч – коза горбатого не исправит...