Повторный экзамен

Кузнецова В.Н.
ПОВТОРНЫЙ ЭКЗАМЕН

Задумайтесь вместе со мной над таким вопросом: что всего страшней? Каждый назовёт какое-нибудь явление или предмет, причём страхи будут разниться у всех людей, случайно собранных вместе. А теперь соберите людей одинаковой профессии. Кое-какие страхи будут совпадать. А если вопрос сузить и спросить: «Что всего страшней на работе?» Ответы будут за некоторыми исключениями едины.
Поговорим о школе. Во время всевозможных проверок главным пугалом выступает ожидаемая комиссия, но остаются заботы о проводимых уроках, детях и… родителях. В затишье между проверками остаются уроки, дети и… родители. Перед родительскими собраниями все мысли сосредоточены только на родителях. Если учителя внезапно вызывает директор или завуч, то первая мысль о… родителях.
Казалось бы, у нас с родителями наших учеников общая цель - учить и воспитывать детей, но почему-то на практике учителя и родители часто оказываются в двух враждебных лагерях. Я, конечно, понимаю, что родителям, уставшим от своих чад, не способным на них повлиять, неприятно выслушивать от учителей про их недопустимое поведение и плохую учёбу. Чтобы защититься, они огрызаются в ответ, а многие принимаются оправдывать родное дитя, наскакивая на учителей иногда даже с руганью и угрозами, словно те хотят причинить ему зло, а не помочь родителям его исправить.
Сейчас родители имеют неограниченные права. Они не только могут жаловаться на любой пустяк в твёрдой уверенности, что их поддержат, но их даже призывают жаловаться. В вестибюле у нас висят телефоны различных служб, куда следует обратиться родителям, если они чем-то недовольны. Два или три года подряд классным руководителям выдавались листки с телефонами служб и призывом к родителям обязательно звонить, если им что-то не понравится в школе. Мы выдавали эти листки детям с наказом вклеить их в дневники. Подумайте сами: родителей просят звонить, если их что-то не устраивает! Это же прямо толкает тех из них, у кого неблагополучные дети, к сутяжничеству. Прежде родитель ещё подумает, как воспримут его жалобу, не сочтут ли его неправым. То-то сейчас всё больше мамаш и папаш при любом неблагоприятном отзыве о ребёнке, грозят пожаловаться в Департамент образования, в Министерство образования и тому подобные организации, а уж если речь идёт об оценках, то тут родители звереют. Неудивительно поэтому, что учителя всячески стараются жить с родителями в мире, поступаясь порой собственными принципами.
Когда я ещё переучивалась на учителя и была на практике в школе (не той, где я сейчас работаю), то слышала вырвавшееся от самого сердца высказывание одного классного руководителя, точнее, классной руководительницы: «Слава Богу, с родителями поладила». Будучи сама классным руководителем, я хорошо осознала мудрость этих слов. Поладить с родителями учеников своего класса намного труднее, чем с самими детьми. Можно быть в самых прекрасных отношениях с детьми, а родители будут чем-то недовольны, порой даже ненавидеть учителя или классного руководителя. Как-нибудь я расскажу об учителях и родителях.
Удивительно ли, что администрация больше всего боится связываться с родителями. Я тоже имела дело с несколькими склочными, странными, глупыми или попросту нервнобольными матерями моих учеников. Чаще всего дети у них неблагополучные. Любой учитель ежегодно сталкивается с такими родителями, а некоторые из последних терроризируют не только учителей, но и всю школу вместе с администрацией.
Я расскажу об одной девочке, чья мать так припугнула нашу старую директрису, что она даже провела повторный экзамен.
Когда я пришла работать в школу, я стала руководителем пятого класса. Мне нравились там все дети, хотя я и была вынуждена осаживать кое-кого из особо невоспитанных. Кое-кто из детей заслуживает особого внимания, но я расскажу лишь об упомянутой девочке, которую назову Таня. Мне она была очень симпатична, потому что отличалась вежливостью и благовоспитанностью. Её отец занимал высокий пост в правительстве, так что от неё можно было ожидать избалованности, высокомерия и наглости, как обычно у детей, чьи родители выбились из бедности и, неподготовленные, внезапно получили большие деньги, обезумев от этого и почувствовав превосходство над теми, кто продолжает прежнюю жизнь, полную забот и трудов. Одевали её очень хорошо: с изящной простотой. Ничего кричащего или вызывающего, однако каждая вещь отличалась добротностью и вкусом. У некоторых девочек из моего и не только моего класса от зависти дух перехватывало, и они ненавидели её лютой ненавистью. Одна признанная красавица пыталась с ней соревноваться, приходила в замысловатых нарядах, но они смотрелись смешно и она больше бы выиграла в строгом костюме и без косметики.
Мама этой воспитанной девочки мне сразу понравилась вопросом: «Как моя дочь ведёт себя в школе, когда я её не вижу?» Умный вопрос, потому что обычно родители убеждены, что их дети ведут себя вне дома чуть ли не лучше, чем дома.
Училась эта девочка прилично, так что своих четвёрок заслуживала.
Первым сигналом о не вполне благополучном характере Тани послужила её четвёртая жалоба о том, что её обидели. Три первые я приняла как должное, потому что её обижала красавица, завидующая её деньгам и вкусу. Четвёртая жалоба была на мальчиков из старшего класса, которые её обзывали. Я призадумалась. Потом девочка съездила в зарубежную поездку с нашим историком, регулярно собирающим детей в такие поездки. Первое, что она мне поведала, было то, как над ней издевались дети самых разных классов, как её обзывали и оскорбляли.
В восьмом классе с Таней что-то случилось, и она стала учиться всё хуже и хуже. Четвёрка за четверть выводилась уже с очень большим трудом, да и то с пересдачами.
В девятом классе я уже не могла выводить ей четвертные четвёрки, и вот тогда-то девочка, как по волшебству, переменилась. Мгновенно исчезла её ласковость, спокойная манера поведения. Её лицо исказилось от гнева, а с всегда мило улыбавшихся губ стали срываться такие полуистеричные фразы, которые уместны были бы у младшего представителя самой низкопробной семьи пьяниц.
В конце второй четверти ко мне пришла мать девочки, и я объяснила ей, что её дочь совсем перестала учиться. Мать пожаловалась, что у её Тани какая-то любовь, и пообещала проследить за её учёбой. А ещё она попросила порекомендовать ей кого-нибудь из математиков для дополнительных занятий, раз я не берусь заниматься с ней сама. Я предпочитаю не заниматься с детьми, заведомо не желающими стараться и работать. Я договорилась с одной учительницей, и они начали заниматься.
Лучше учиться девочка не стала, зато стала очень дерзкой и наглой, особенно к концу года. Правда, я вывела ей в одной из четвертей незаслуженную четвёрку, чтобы была возможность поставить её итоговую четвёрку, если экзамен будет написан хорошо.
Но вот наступила пора экзаменов. Алгебру она написала на тройку, и, как ни пытайся обвинить учителя в необъективности, но работа-то письменная и любой математик подтвердит, что отметку выше за неё поставить невозможно. Притом это была натянутая тройка, потому что кое-какие номера ей помогла сделать её учительница, допустив, правда, кое-какие ошибки.
Я не могу сказать, что моё самолюбие было удовлетворено. Мне эта девочка уже не нравилась, но я бы спокойно приняла её четвёрку, если бы её можно было поставить. Но чего нельзя, того  нельзя, а ради такой наглой девицы я не желаю переживать. Получила, что заслуживала. Ещё у неё были тройки по геометрии, физике и экономике.
Я уж думала, что больше мне с Таней не придётся иметь дело, но не тут-то было. Дня через три вызывает меня к себе наша старая директриса и объявляет, что мать девицы грозит обратиться в Департамент образования.
- Вы хотите, чтобы к вам присылали бесконечные проверки? - откровенно спросила она. - Её мать - хабалка, вы же видите. Для неё главное - получить хорошую оценку. Её дочь уйдёт после экзаменов из школы, и вы её больше не увидите, но перед уходом эта хабалка может много напакостить. Вы этого хотите? Не хотите. И я не хочу, поэтому я разрешила ей придти завтра в школу на переэкзаменовку. Вы дадите ей другой вариант работы, тетрадь - и пусть себе пишет.
У меня был методический день, в который я могла оставаться дома, но я пришла в школу только ради Тани, приготовила сборник с экзаменационными работами, тетрадь, черновик. И что же? Пришла директриса, забрала у меня приготовленное, посадила девочку в пустую канцелярию перед своим кабинетом и дала ей возможность списывать с решебника. Сейчас к любому учебнику, задачнику, экзаменационному сборнику выпущены книжки с готовыми решениями, в просторечии именуемые решебниками, поэтому двоечник, бессовестно сдувающий домашние работы с такого решебника, оказывается в лучшем положении, чем хороший ученик, добросовестно пыхтящий над задачами и примерами. Я собираю тетради с домашней работой, проверяю их, указываю ошибки, а в конце ставлю лишь «см», что означает «смотрела», потому что у двоечников, как правило, работы лучше, чем у отличников, и несправедливо оценивать их списанные работы выше, чем выполненные самостоятельно.
Таня совершенно спокойно списала всю работу, сдала тетрадь директрисе, а та отдала её на проверку моей коллеге, тоже учительнице математики, и затем принесла мне.
- Четыре, - объявила она. - В журнале, если вы уже проставили экзаменационные оценки, исправляйте ей оценку и ставьте итоговую четвёрку. Только не подумайте, что я унижаю ваше самолюбие. Поймите, что это единственный способ избежать неприятностей, которые грозит обрушить на нас мать этой девочки.
Она ушла, а я открыла тетрадь, удивлённая, что за бессовестно списанную работу поставили четыре, а не пять. Пометки моей коллеги были в трёх местах. Я открыла решебник, обнаруженный в канцелярии после экзамена, и выяснила, что в двух местах авторами этой полезной двоечникам книжки допущены неточности, недопустимые в решении, а в одном месте, где объяснения были словесные и очень долгие, Таня решила кое-что изменить, чтобы не так бросалось в глаза чужое авторство, и, конечно, допустила несколько логических ошибок.
Мне стало так обидно из-за этого фарса, что я не смогла удержать слёз, благо, никого не было. Позже, когда я была свидетелем, до чего могут довести угрозы родителей, если не принять их во внимание и допустить до осуществления, я поняла директрису и сейчас благодарна ей. Сама старая директриса слетела с должности по жалобам и заявлениям родителей, которыми умело дирижировали, а нескольким учителям истрепали все нервы глупыми и бездарными проверками.
Я успокоилась, поведала о повторном экзамене коллегам, исправила Тане экзаменационную и итоговую оценки на четвёрки и стала ждать продолжения, ведь по геометрии, физике и экономике у девочки стояли тройки. Однако, перелистывая журнал, я обнаружила, что тройка по физике уже исправлена на четвёрку. Ещё вчера этой поправки не было. Что ж, человек слаб. Но всё равно оставались ещё геометрия и экономика.
По странному стечению обстоятельств меня назначили ассистентом на экзамене по экономике. Я получила на нём такие яркие впечатления, что я не забуду его до конца жизни. Впоследствии я ещё раза два была ассистентом на этом экзамене в разных классах, но он уже поводился обычно и никаких эмоций не вызывал.
Экзаменующим учителем был человек, который вёл в моём классе географию и экономику. Ассистентами были я и учительница русского языка со второго этажа. Наши кабинеты были далеко друг от друга, общих классов мы не имели, поэтому наше общение ограничивалось обычно вежливыми улыбками и самыми нейтральными разговорами.
Мне очень не понравилось, что Таня преподнесла экзаменатору подарок, едва вошла в кабинет. Это сильно походило на взятку.
Дети выбрали билеты и сели готовиться.
- А почему никто не садится за первую парту? - спросил экзаменатор.
Но, как водится, детям больше нравятся те места, где можно списать у соседа или воспользоваться готовыми ответами на вопросы.
- Остались Vip-места, - объявил экзаменатор. - Кто их достоин?
Таня встала и поспешила сесть за переднюю парту, пока никто не очухался и не осознал почётности этих мест.
Мы пока занялись своими делами. Я, кстати, успела проставить оценки в личных делах учеников своего класса.
Потом начался сам экзамен. Дети по очереди подходили к нам, садились на поставленный перед ними стул и начинали отвечать. Экзаменатор тут же их перебивал и принимался задавать вопросы, вынуждая выражать своё мнение по очень многим темам, касающихся экономики и жизни. Заодно он вовлекал и меня в активную дискуссию. Дети по-разному показывали себя. Кто был поумнее, тот оказывался в выигрыше, потому что честное, пусть и немного наивное мнение всегда нравится, а если ты человек не слишком порядочный, но умный, то ты сумеешь скрыть свою непорядочность. Глуповатые дети показывали свою глупость в полной мере. Некоторые не могли хоть отчасти отвечать даже на вопросы билета, не говоря уж о пространных рассуждениях, так что им приходилось помогать, чтобы натянуть тройку.
Один мальчик простодушно и откровенно продемонстрировал перед нами смысл уроков нашего историка Кабанова, сводящийся к прививанию неуважения и даже презрения к нашей стране и преклонения перед Германией. Услышав ответы этого мальчика на вопросы экзаменатора, я ужаснулась, принялась сама его расспрашивать и подумала, что во времена правления Сталина такого учителя совершенно заслуженно признали бы врагом народа. Неразвитый ум мальчика не был способен анализировать поступающие к нему сведения и отметать неверные и вредные. А ведь в наши школы поступает с каждым годом всё больше неразвитых детей. Что же творится с их душами после уроков у учителей, ненавидящих Россию? Позже я обнаружила у нашего историка еще много отталкивающих черт характера, до времени скрытых за его показным добродушием, улыбками и преувеличенными любезностями.
Так что первое сильное впечатление на этом экзамене я получила, услышав ответы глупого мальчика.
- Ира, иди теперь ты, - позвал экзаменатор отлично учившуюся по большинству предметов девочку.
- Нет, мне интересно послушать, как отвечают другие, - отказалась она. - Я буду сдавать в самом конце.
Очередь постепенно дошла до моей Тани. Она села перед нами совершенно свободно, чувствуя себя легко и привольно.
Я не помню, о чём спрашивалось в её билете, но в длинной беседе, которую завёл экзаменатор, речь коснулась малоимущих.
- Этим людям больше и не нужно, - искренне заявила девочка. - У них нет никаких потребностей. Им достаточно того, что они имеют.
- Как это? - не поняла я. - По-твоему, если им прибавить зарплату, то им не на что будет тратить деньги? Эта прибавка так и будет у них накапливаться?
- У каждого свои потребности, - объяснила Таня. - Есть люди, которым надо много, а есть такие, которым необходим лишь минимум.
Она ещё долго распространялась на эту тему, подбадриваемая нашим вниманием и расспросами.
- А что ты скажешь о пенсионерах? - спросила я. - Ты считаешь пенсию достаточной для жизни?
- Конечно! - удивилась она. - Им и не надо больше. У них вообще нет никаких потребностей.
- То есть старичкам и старушкам не хочется одеться нормально, купить творога, фруктов, конфет, чего-нибудь вкусного? Не хочется сходить в театр, приобрести книгу?
Таня решила прекратить этот странный разговор.
- Пенсионеры должны радоваться своей пенсии, - объявила она. - Им вообще-то жить незачем. Для государства это лишние люди.
У нас рты раскрылись от изумления: ведь так рассуждала дочь человека, занимавшего большой пост в правительстве России.
- Люди всю жизнь работали, - сказала я, - а достигнув старости, стали лишними людьми, ненужными государству? Куда же им теперь деваться? В Пурпурные поля? Есть такой рассказ у американского фантаста Бредбери, где стариков, уже не способных работать, умерщвляли. Называлось это «отправиться в Пурпурные поля». По-твоему, это правильная политика?
Таня пожала плечами.
- Они лишние. Они ничего не производят. Зачем им жить?
Экзаменатор поспешил её отпустить и вызвал следующего ученика.
Позже моя мама спросила у меня, почему я не задала ей естественный вопрос: «Когда твой папа доживёт до пенсионного возраста, он тоже станет лишним для государства человеком?» Мой бывший сотрудник в таких случаях говорил: «Хорошая мысля бывает опосля». Если поразмыслить, Тане можно было многое сказать в ответ, но ведь нужно время, чтобы поразмыслить, а её речи буквально нас сразили. Но и её ответ легко предугадать, ведь такие люди считают себя особенными и не подлежащими общей участи.
Самой последней подсела к нашему столу умная девочка Ира, но мы её даже не стали слушать, потому что она так часто вовлекалась в наши беседы с детьми, что уже доказала свои знания.
- Что делать? - спросил экзаменатор, когда мы остались одни и принялись выставлять оценки. - У Иры пятёрка за экзамен, а за все четверти четвёрки.
- Уж очень хороши ответы, - сказала учительница русского языка.
Я воспользовалась правом классного руководителя и прибегла к давлению.
- Обидно выставлять ей итоговую четвёрку. Она отвечала лучше всех.
- А что делать? Нельзя ставить итоговую пятёрку, если нет ни одной пятёрки в четвертях.
- Есть претендент, - коварно сообщила я. - Марков поставил четвёрку ученику, у которого во всех четвертях тройки.
Хорошо, что я в удачный момент была в кабинете у завуча, где биолог спрашивал, можно ли это сделать. Завуч указывала, что тогда он должен поставить четвёрку и другому мальчику, но биолог упёрся и доказывал, что второй ученик абсолютный двоечник и свою работу списал, а первый - умный, но лентяй, а к экзамену хорошо подготовился. Дело кончилось тем, что Марков поставил одному четвёрку, а другому - тройку.
- Марков? - оживился экзаменатор. - Ну что? Поставить ей пять?
- Ставьте! - решили мы с учительницей русского языка.
Меня заинтересовало, что он поставит Тане. Но, видно, и его ошеломили антинародные воззрения девочки, потому что он вывел твёрдой рукой «удовлетворительно», хотя в двух первых четвертях у неё стояли четвёрки и лишь от экзаменационной оценки зависела итоговая.
Мы позвали детей и зачитали им их оценки. Они стали расходиться, и перед самым уходом Ира передала экзаменатору подарок.
- А вы заметили, что Таня преподнесла вам подарок сразу, а Ира - лишь после оглашения оценок, когда их уже нельзя исправить? - спросила я.
- Заметил, - согласился экзаменатор. - Она и получила пятёрку.
Больше я Таню не видела. Её мать, по-видимому, смирилась с двумя тройками в аттестате, потому что вопрос о них не поднимался.
Потом, уже в следующем учебном году, до меня дошли сведения о том, что в новой школе девочка еле успевает и по алгебре, и по геометрии, получая тройки, граничащие с двойками, а также по нескольким другим предметам. Затем я услышала, что она совсем перестала учиться и занялась какими-то любовными похождениями. Впрочем, аттестат она, конечно, получила, ведь у нас не выпускают без аттестата.
Больше всего меня удивил привет, который передала мне мать Тани с одной из матерей моих новых учеников. Интересно, поняла ли она, что тройки, которые хотели выставить её дочери, были справедливыми и лучше было бы ей в то время не повести наступление на директора, заставившее провести повторный экзамен, а обратить внимание на воспитание дочери и её учёбу?
Впрочем, о директрисе я так думала долго, но не вечно. Может быть, она, и правда, спасла меня от нервотрёпки, а может, права моя коллега, посеявшая в моей душе сомнения одним лишь словом «деньги».
Дали ли нашей директрисе деньги, а потому она устроила повторный экзамен, или не дали - дело тёмное. Одно я знаю точно, что в современной школе всех страшнее наглые и подлые родители, достигающие своих целей при помощи доносов в Департамент образования и в другие инстанции. Но они же, добивающиеся для своих детей незаконных благ, оказываются для них в итоге худшими врагами.
Март 2008г.