Мои воспоминания о Сталине

Я, Куталёв Александр Сергеевич, был учеником 9-го класса Ново-Александровской средней школы №1 (сейчас г. Новоалександровск, Ставропольско-го края) когда умер Сталин.

В то время было засилье идеологической пропаганды. Это я сейчас понимаю, а в то время я считал, что так и нужно. Даже передовицы «Пионерской правды» иной раз начиналась словами «В ЦК ВКПб и Совете Министров СССР …» или «В ЦК КПСС … и т.д.», хотя, откровенно говоря, никто из известных мне пионеров, а потом и комсомольцев, такие передовицы не читал.
 
Это сейчас мне, как пенсионеру иной раз трудно разыскать важный для меня документ, вся пресса забита рекламой, светскими, гламурными, криминальными и жёлтыми материалами, а правила представления льготных лекарств, представление льгот ветеранам, как получить необходимую информацию по ЖКХ, прежде чем разыщешь, переворошишь гору макулатуры.

Тогда всё было по-другому.

О смерти Сталина мы узнали в школе. Кто нам сообщил об этом, я не помню, но помню своего товарища Николая Рыбникова, откровенно плакавшего в углу школьного коридора. У всех, кого я видел (наверное, и у меня тоже) были испуган-но-тревожные лица: «Как же мы будем жить без нашего вождя?». И это вполне серьёзно, без всякого лицемерия!

Из школы я пришёл в этот день в то время, когда отец пришёл с работы на обед. Жили мы втроём, две мои старшие сестры жили отдельно, одна в Ставрополе, другая с мужем в другом доме в Новоалександровке.

Моя мама была домохозяйкой. В 20-е годы прошлого века она окончила курсы «ликбеза» (ликвидация безграмотности) сидела дома, занималась  запрещённым в то время бизнесом: она умела шить и обшивала многочисленную родню и всех знакомых, за это ей приносили, кто курицу, кто яйца, муку, подсолнечное масло, а иной раз и деньгами расплачивались.

Мой отец – (4 класса образования и бухгалтерские курсы) коммунист, участник партизанского движения на Северном Кавказе, когда мы были в полугодовой оккупации. После освобождения нас от гитлеровцев он ушёл в действующую армию, дошёл до Бреслау (Вроцлав), где был ранен и отправлен на лечение в госпиталь города Хосты (Сочи). Когда поправился, ему не дали даже заехать домой, он проехал на фронт в 50-ти км от нашего дома, но успел доехать только до Киева, война к тому времени закончилась, и он через два дня после объявления о Победе был уже дома.

Так вот, из вышесказанного высокообразованными интеллигентами моих родителей назвать никак нельзя. Когда я вошёл в комнату, я сразу сказал: «Сталин умер!» и услышал от них обоих в ответ «Ну и что?». При этом глаза у них были вопросительно-равнодушными. Вопрос, наверное, был в том, не окажусь ли я Павликом Морозовым. Я был обескуражен, но от своих чувств,  связанных со смертью «великого вождя», не отказался. Я глубоко переживал смерть Сталина и когда в день похорон 9 марта нас всех вывели на стадион, на траурный митинг, я окостеневшими от мороза руками держал древко какого-то транспаранта. Даже не просил своих товарищей подержать древко, пока я  отогрею руки. Погода была солнечная, но на земле ещё лежал снег, мороз был слабый, но дул сильный ветер (это обычное явление в тех краях) поэтому было довольно холодно.

В таком траурном настроении, поддерживаемом радио и прессой, я продолжал жить после похорон вождя.

Но однажды, примерно через неделю после похорон, я пришёл в гости к своей старшей сестре, и её муж, участник боевых действий в войне с Японией, включил мощный радиоприёмник, привезённый в качестве трофея с войны.
 
Нашёл какую-то забугорную радиостанцию, работающую на русском языке, и через мощный глушитель я услышал всего три слова: «умер великий диктатор».

Наверное, у меня отпала нижняя челюсть, и на лице было какое-то дурацкое выражение, потому что зять сразу же выключил приёмник. А у меня в голове как-то сразу что-то перевернулось: а ведь на самом деле, Сталин был диктатором! Я был только в девятом классе, но что такое «диктатор» и смысл этого слова, я прекрасно знал и не мог ничего противопоставить услышанной мной фразе из трёх слов.

Вот так закончилась моя вера в Великого Вождя и Учителя всех народов И.В. Сталина.
Как я уже написал, мой отец – воевал. Мои дядьки по матери и муж старшей сестры тоже были на фронте, Прошли войну и две тётки – в прифронтовых прачечных. В институте с нами учился участник ВОВ. После окончания института многие мои сослуживцы, знакомые, соседи по садовому участку были участниками боевых действий в войне 1941 – 1945 г.

Почти у всех вышеуказанных лиц я расспрашивал о войне и получал почти одинаковый ответ: «Было очень страшно, вспоминать не хочется». Иногда, к слову, они рассказывали об отдельных эпизодах, но на долгую беседу, даже под рюмку, разговорить их не удавалось.

Работал с нами участник войны, теперь уже покойник, замечательный друг и товарищ Гаврилов Сергей Владимирович, который рассказывал, как целыми днями шли пешком, приходили ночью в какое-то поле, давали им команду «окапываться», начинали они рыть ячейки и окопы и вдруг звучит другая команда, «подъём и шагом марш в совершенно другом направлении». Ругаясь на чём свет стоит, бросали недоделанную работу и снова шли вперёд. Гаврилов С.В. был большим любителем военных мемуаров и почти не пропускал издания наших военнокомандующих, выпус-кавшихся в послевоенные годы большими тиражами и тщательно их читал. Так вот в этих мемуарах он нашёл описание того самого случая, когда не дорыв окопы воинская часть была брошена на другое направление и нашёл объяснение этому, казалось бы, безмозглому решению. Но это было уже в центральной Европе, а войну он встретил будучи моряком Тихоокеанского флота.

 Когда под Сталинградом стало туго, их сняли с кораблей и отправили на защиту города. Так вот он рассказывал, как в окопах сидели в морской форме и в касках, а когда шли в атаку, каски снимали, натягивали бескозырки и с криком «Полундра» (берегись!) бежали на врага.
Был у меня сосед по садовому участку, участник ВОВ, Лунев Валентин Кузмич. Не одну бутылку водки мы с ним выпили (пил то он, а я ему подливал) Надо сказать, что пил он много, но алкоголиком не был! Зато разговорчивым становился после выпитого - не остановишь. НО, пытался я разговорить о боях – не получалось, говорил: и вспоминать страшно.
 
Я спрашивал участников войны пехотинцев: кричали ли вы в атаке «За Сталина?», и получал в ответ: «Было очень страшно, шли в атаку, в основном молча, от страха кричали иногда «Ура!», но чаще шли в атаку с русским матом».
 
Не вижу причин реабилитировать Сталина. Трудно поверить в то, что он специально из интереса, из страсти к убийству давал команды на расстрел людей нашего советского народа, или пленных поляков. Он руководил страной как мог, можно найти примеры из сегодняшней нашей жизни, когда страной управляют люди не как надо, а как умеют.  Видимо, он смог бы подвести под эти действия какие-то основания, но любые оправдания не стоят жизни тех тысяч, а возможно и миллионов людей, погибших по его воле.

По образованию – инженер-шахтостроитель, по профессии – инженер-строитель, в настоящее время – пенсионер Куталёв А.С.