Трущобы Version 2. 0

Я хочу писать о любви. Писать истории о любви, которая проигрывается в голове в разных вариантах – единственное, чем наградили меня боги. Хочу писать о поцелуях, объятиях, шепотах, улыбках и влажных необветренных губах. Тем ярче в моей голове все эти картины, чем громче сквозные скверные вопли снаружи.
***
31 мая
- Сука-а-а!
- Сука-а-а!
Грохочут шкафы.
- Не любишь ты меня!
- Люблю, дура!
- Наливай!
- Сама наливай!
Три дня соседи буянили. Говорили на алкогольном сленге, вякали пропитыми голосами, ругались матом и дрались.
***
1 июня
Боюсь превратиться в соседей и сойти с ума.
***
2 июня.
На кухне пахнет супом и коптильней. Пью от обиды на мир.
***
3 июня
Шумят деревья. В кустах какой-то мужик отплевывается. Соседи задумали любовь. Шевелится неведомая тяжелая кровать за стенкой. Дама протяжно поет: “Ооой. Оооой”. Длится недолго. Сомнительное удовольствие – слушать эротические чревовещания. Сомнительная радость – слушать любовь незнакомцев, не похожих ни на Монику Витти, ни на Алена Делона. Беззубые рты соприкасаются слизистыми оболочками. Кряхтение и волнистые животы.
На романтические мысли не осталось сил. Смотреть порно нет настроения. Эдак можно потерять всякое желание с кем-то быть. Меня никто не спасет.
В последние дни я не слышу ничего кроме каркающих голосов людей-неудачников, терроризирующих того, кто слабее. Секс с собой кажется омерзительным, собственные руки – чужеродными. Знаю, что скоро все изменится. Если не думать, что знаешь, что все будет хорошо, можно сойти с ума.
***
4 июня
- Мне насра-а-а-ть! – квакает старик-сосед в восемь утра субботы.
***
7 июня
Хочу сказать этому миру что-то хорошее. Но и слова не вытянешь из меня. Мир, я говорю тебе что-то хорошее. Ну, ты сам как-нибудь пойми, что я хочу сказать. А то я и сам не понимаю.
“Клево!” - за окном внизу как-будто смеюсь второй я. И говорю высоким голосом.
***
26 июня
Соседи воркуют на кухне, греют чай.
- Ты макака.
- Нет, это ты макака.
- Я-я-я-я-я-а-а-а макака?
Идиллический пейзаж. Любовь.
Кошки в окнах прилипли к форточкам. Огромный парень в очках сидит на крыльце, ковыряется в носу и плачет.
За окном бабские крики. Потом будто визжит свинья-подросток, а затем кто-то театрально всхлипывает.
- Данил! Пойдем домой уже, пожалуйста. Задолбала эта пьянка, Данил! Тебя ребенок просит! Данил!
Жаль, что я уже не ребенок.
***
7 ноября.
Входишь в коридор заинтригованный – чем сегодня удушливо пахнет? Рыбой, мясными пирожками? Жир брызгает на стены. Надо бы повесить на стены плохие киноафиши. Пусть брызгает на них. По ночам я слушаю кухонные беседы соседки и ее кузины о скорой смерти их коллеги, продавщицы в магазине “родукты” (первая буква всегда тухнет), над которой сначала все смеялись, а теперь сетуют:
- Нам ее так жаль. Она всегда вспоминает мертвых.
Тем временем мою комнату не спасают ни двери, ни пороги. Ее заполняет приятный и неприятный запах недожаренного свиного фарша.
Утром стирают. Черная полоса грязной воды устремилась к сливному отверстию.
***
25 января
- Уууу! Уууууу! – эти крики будут преследовать меня вечность. Вот он – скрипучий вой отчаяния, бессилия, боли, жизни и страха.
Скорая помощь не приезжает. У старика-соседа отнялись ноги и болит голова. Скорая не едет уже четыре часа. А старик бьет кулаками по стене. 
Я молюсь о том, чтобы скорая помощь приехала поскорее. Но бородатый врач сказал, что свободных рук нет, у него болит спина, и тащить безногого старика придется всем присутствующим.
Господи, пожалуйста, можно я не буду этого слышать? Когда скорая приедет, никто не принесет носилки. Сын соседки и его банда  понесут его по лестничным пролетам до автомобиля.
Что происходит? Почему скорая отказывается приезжать и уносить больного? “Когда освободимся, тогда и приедем”, - говорят они.
****
Неожиданно становится понятно, что мозолей нет, а цинизм – наносное. Чем больше вокруг грязи, тем больше внутри красоты. Красота похожа на цветы, которые облили бензином и подожгли. Трэш не убивает прекрасное. Он, скорее, драконит его, очерчивая длинную больную контрастную линию.