Глава 23. Афонские страсти

                Днями не будешь гулять на улице, лежу с книгой в руках на кровати. Если сосед дома, он охотно рассказывает о себе, о событиях 7 марта 1956 года. До этого никто не мог рассказать, что и почему там произошло. Он же жил там. Я с интересом слушал.

«…ночью на Колхозной площади и проспекта Руставели были расстреляны и раздавлены танками около трехсот детей и юношей, «вооруженных» пионерскими галстуками и портретами Мудрейшего из отцов. В подвалы КГБ были брошены десятки и сотни наивных юношей. На исходе этой ночи жители Тбилиси были страшны в своей священной скорби.  Они бросились к зданиям ЦК партии Грузии, МВД, КГБ, с проклятиями и угрозами в адрес Мжаванадзе, Никиты Хрущева, Георгия Жукова и коменданта города. Невозможно было смотреть на разъяренных и обезумевших матерей, сестер убитых и раненых детей.

Разумеется, народ не узнал всей правды о виновниках трагедии. Но, в основном, всё же стало известно, кто и какую роль играл в эту кровавую ночь. Близкий друг и ставленник Хрущева, Первый секретарь ЦК партии Грузии Василий Мжаванадзе подробно и обстоятельно докладывал о происходящем в Тбилиси. По мере роста демонстрации в Тбилиси, росло возмущение Хрущева в Москве.

 Когда же Мжаванадзе в ночь с девятого на десятое марта доложил, что демонстранты окружили Дом связи и пытаются овладеть радиостанцией, разъяренный Хрущев немедленно распорядился разбомбить Тбилиси. По его указанию, министр обороны Георгий Жуков приказал командующему Тбилисским гарнизоном разбомбить город и расстрелять демонстрантов.

Приказ Жукова командующий гарнизоном выполнил частично. Город бомбить он отказался, зато против демонстрантов вывел восьмой полк, известный в Тбилиси своей жестокостью. Этот полк был дислоцирован в отдаленном от центра – Навлуги. Он был целиком укомплектован из солдат, выросших в колониях и детских домах разных городов России. После полуночи, вооруженный танками, этот полк был направлен в центр города, и неожиданно, без всяких предупреждений, его солдаты стали в упор расстреливать школьников и студентов».
                Фаина Баазова «Время и мы» 1978 г.

Началось всё с недовольства жителей Тбилиси новым курсом правительства направленного против Сталина. В день смерти Сталина пионеры начали возлагать цветы у высокого монумента на набережной. К 12 часам дня на главных улицах города появились первые колонны учащихся с цветами. А к концу рабочего дня «цветочное шествие» приняло такой размах, что почти на всех улицах, выходящих на набережную, прекратилось движение транспорта.

К моему сожалению, сосед не очень много знал и не много видел. Как по переполненному людьми мосту через Куру, начали двигаться танки, и люди были вынуждены прыгать с моста в реку, чтобы не быть раздавленными. Многие падали на камни. Он не комментировал, не становился ни на чью сторону. Всё было сложно и непонятно. Конечно, народ нельзя давить танками. Но зачем восставать против правительства? Чего они хотели? Непонятно. Но я был уверен, что когда-нибудь узнаю больше подробностей, чем узнал сейчас. Впервые услышал, что советский народ не так уж и единодушно поддерживает правительство, и жестоко подавляет недовольных.

Однажды сосед предложил вместо праздного безделья пойти к его знакомым и помочь убрать виноград. Я согласился, надеясь, что за труды нам дадут с собой немного винограда, который  не могу купить, экономя деньги на более необходимое. Местные жители обогащались за счет курортников, сдавали внаем даже сараи. На рынке всё дорого, я не мог купить ни винограда, ни инжира, ни хурмы. Не по моим средствам тягаться с приезжими.

Знакомые жили неподалеку от Афона, километрах в пяти. Русские. Одноэтажный деревянный дом. Хороший сад. Виноград на деревьях почти убран, но на высоте ещё осталось дорвать. Проработали несколько часов, собрав несколько корзин. Накормили нас обедом, то есть дали по тарелке борща, не предложив даже стакан домашнего вина, и отпустили с пустыми руками. Похоже, мой сосед тоже немного обескуражен скопидомством знакомых, не так разговорчив на обратном пути по шоссе.

Как-то после завтрака увидел, что целые группы тянутся вверх по горе, где наверху находится полуразрушенный храм, знаменитые пещеры и колодец с водой. Можно удивляться, откуда там берется вода? Как забирается наверх? Я тоже решил пойти со всеми. Дорога довольно крутая, все идут не спеша.  Многих обогнал, пока не нагнал группу из трех девушек. Одна из них выделяется красотой, стройностью, глаз не оторвать. И понимаю, что не осмелюсь заговорить с ними.

Кто-то рассказывал историю разрушенной Анакопийской крепости на Иверской горе времен турецкого нашествия на Грузию. Мы осмотрели развалины.

Я, то и дело бросаю взгляды на чернобровую статную красавицу. Похоже, и они заметили мой интерес. Мне стало неловко, чуть удалился от них, но самом верху, заметив, что девушка немного отдалилась от группы, подошел к ней и заговорил. Она, не смущаясь, рассказала о себе: студентка из Киева, отдыхает в соседнем доме отдыха, пригласила прийти вечером на танцы, где и увидимся.

И мы разошлись. Я с грустью, понимая, что на танцы не пойду, потому что не умею танцевать, и не смогу продолжить знакомство с очаровательной девушкой. Можно было бы, хотя бы пойти, посмотреть, как и что? Нет, не решился, понимая бесполезность мечтаний. Еще раз прошелся поверху, заглянул в колодец. Кто-то сказал, что здесь вход в пещеру, но никто не спускался. Больше смотреть не на что, и я спустился с горы.

Много позже здесь всё благоустроят. Станут брать плату за вход в пещеру.

Утром горы загораживали солнце, и довольно прохладно. Стремясь хоть чем-то заняться, пошел за озеро к горам. Пейзаж похож на северокавказский в Горячих ключах. Желтая листва на осенних деревьях, — грустно и скучно, безлюдно. Дошел до пещер, где жили монахи. Сейчас эти пещеры закрыты решетками. Зачем? Боятся новых жителей пещер? Представил, каково им жилось. Жутко. Это как же надо над собой измываться?!

После обеда сел на пригреваемом пригорке, недалеко от памятной доски. Напротив живописное озеро с виднеющимся черным провалом туннеля. Стал делать набросок карандашом на белом листе бумаги. Довольно тонкую, удобную для писем, для копирования рисунков. Просто положишь на рисунок и обводи, что я и делал, когда писал письма Славке в армию. Обводил рисунки с химерами собора Парижской богоматери. Он не знал этих рисунков, и они ему понравились.

 Желание рисовать на меня нападало периодически, как и желание писать. Я не умел рисовать: смотрел на природу и по мере сил старался перенести на бумагу своё восхищение живописным видом. Жалел, что нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть это маленькое озеро и зеленый островок на нем.

Неожиданно ко мне подошел мужчина, решительно отобрал мой рисунок и сказал:
— Это нельзя рисовать.

И так же быстро ушел. Я покраснел за свой неказистый рисунок, что, не умея рисовать, взялся марать бумагу, словно заправский художник. То-то посмеются над моим рисунком. Странно, почему нельзя? Что сможет шпион узнать из моего рисунка?  Даже если шпион, действительно, захочет запечатлеть расположение туннеля,  то не найдет способа сделать это тайно? Да и кому нужен этот туннель, когда их целая полусотня на всем протяжении дороги?! Больше не рисовал, хотя сделал много рисунков с наиболее примечательными и живописными местами, хотелось сохранить память о безмятежном месте и времени, понимая, что всё это не вернется.

 Через полгода эти наброски попадутся под руку, поражусь несоответствию рисунков и того впечатления, которое осталось, и порву их, так как бесталанны.

А пока я всё больше изнывал от скуки, не зная, чем занять себя. Маленькая библиотека не удовлетворяла, скудна. Страстно хотелось домой.

 За два дня до окончания путевки собрал чемодан и ушел наверх к железнодорожной кассе в летнем, ажурном павильончике. Свободно взял билет, полчаса потолкался среди отдыхающих, которые тоже уезжали, и скоро лежал на боковой полке, понимая, что и дома ничего хорошего не ждет, но и изнывать в безделье тяжело.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/14/1066