Фиолетовые бусы

Они встретились давно, около двух лет назад. Стояла зима, они оба возвращались с одной  творческой встречи. Он предложил подвезти ее на машине к дому. На первый взгляд, эта встреча была случайной, как впрочем, часто кажется, если не брать во внимание  взаимопереплетие судеб, событий и жизней.
Оба уже привыкли жить своей собственной, чаще иллюзорной жизнью. Он – свободный художник, житель небольшой страны на Севере Европы, приехавший в этот город по зову судьбы. Уже десять лет он покорял пространство этого самого европейского города в России.
Она?… Она тоже приехала сюда по зову сердца. Причем, чем больше она жила в этом городе, тем больше она не понимала, что привело ее сюда? Просто здесь было то, чего она не могла почувствовать в каком-то другом месте. Дух свободы… а, может, прикосновение Бога? Да, именно это она чувствовала, когда изредка бродила по набережным этого города, вглядываясь в его отражение в темных водах петлистых каналов. Ее влекло и в то же самое время отталкивало его великолепие и убогость, его вычурность и простота линий, его сила и слабость, которая накатывала на нее, когда собирались свинцовые тучи на низком, давящем прямо на голову небе.
И вот они встретились… и оба не придали значения этой встрече… Ее всегда влекли люди творческих профессий, тем более, что ее юная дочь тоже хотела стать художником, а его заинтересовало то, что город из которого она приехала, был родиной его кумира – советского художника, творчество которого еще не до конца понятое его соотечественниками, высоко ценилось за рубежом. И вначале их разговор крутился возле наследия этого живописца.
Немного погодя, он позвонил и пригласил к себе. Его мастерская-студия располагалась в самом центре города, напротив реки и всем известного сада.
Она и хотела и не хотела ехать на эту встречу. Что-то внутри говорило, что это очень важно для нее, но какой-то животный страх останавливал это движение к нему. Она не была женщиной робкого десятка, ее жизнь была наполнена множеством эпизодов, героями которых были разные мужчины. Она чувствовала, что нравилась ему, и что ее тоже влекло к нему. Набравшись смелости, она все же поехала.
Их первое свидание была очень странным… Она поднялась на третий этаж старинного дома. Он открыл ей дверь, улыбающийся и немного растерянный, и пригласил войти в свое жилище. Огромное помещение, практически не разделенное перегородками… все одновременно - и прихожая, и кухонька, и свободное пространство мастерской. Там она увидела несколько картин, еще находящихся в работе. Ее удивила техника их исполнения. Они были выполнены маслом на металлических листах. Не очень искушенная в современном искусстве, скорее привыкшая к обычному холсту и маслу, она остановилась возле картины. На ней был изображен подслеповатый старик, с очень скорбным выражением лица. Что-то в его глазах говорило о том, что человек прощается с жизнью, мысленно обращаясь к своему уже почти законченному земному пути.
- Как ты думаешь, о чем эта картина? – спросил он
- Эти глаза говорят о приближающейся смерти
- Она называется «Уходящая Европа», - улыбнувшись, сказал он.
Потом они сидели за круглым столом, пили чай и ели карельские пирожки с морковью и картошкой, эта была пища его родины. Ей нравилось сидеть и смотреть на него. Он был в брюках, вымазанных маслом, счастливый и радостный от своей работы и довольный, что в его обитель заглянула женщина.
Он подошел сзади обнял и несмело поцеловал ее. Она не отозвалась. Страх опять сковал ее и не позволил ответить на его порыв.
- Который час? – спросила она.
Он подошел к компьютеру, взглянул на время.
- Пол двенадцатого.
- Как? Уже так поздно. Ведь скоро закроют метро, и я не успею доехать домой.
- Может, ты останешься? – робко спросил он.
- Нет, я не готова, я должна бежать...
И она спешно собралась, навязывая шарф на грудь, натягивая узкие сапоги, накидывая, забыв застегнуть свою легкую шубку. Она судорожно выбежала в холодную синеву зимнего города, пробежала несколько переулков и остановилась. Сердце безудержно колотилось от страха и желания одновременно. В эту минуту она понимала, что опаздывает в метро, что ей надо или вернуться, или взять такси… Но страх пересилил желание. И она, махнув рукой проезжающему мимо зеленому огоньку, села в машину и поехала домой, провожая взглядом тишину ночного холодного города.
А потом он несколько раз пытался возобновить отношения. Иногда они назначали встречи все в той же его мастерской. Но всякий раз, страх, пересиливающий желание, сотворял препятствия на их пути. То она уезжала в командировку, то он заболел прямо в день назначенной встречи. В конце концов, они поняли тщетность попыток встретиться вновь, Пару раз она получала от него ничего не значащие смс-поздравления с Новым годом и с днем рождения.
И вот этой весной она приехала в свой родной город, навестить маму. Она неспешно гуляла по тихим улочкам маленького провинциального городка, радуясь низкорослым домикам и жаркому солнцу, которое бывает в средней полосе уже в конце апреля. Внезапно нахлынувшее лето, от которого отвыкаешь, живя в северных городах, расслабляло ее. Распускающиеся листочки на деревьях и бело-розовое цветение вишен, яблонь и груш приводило ее в такой восторг. Такое состояние она помнила из детства, когда вдруг понимала, что можно скинуть всю одежду, сковывающую движение и бегать, играть, веселиться и ничто, даже громкий зов мамы в вечерний час и призывающий уже, наконец, домой, не мог унять бурного детского восторга.
Неожиданно она вспомнила о его просьбе, поговорить с директором картинной галереи о возможности соприкоснуться с творчеством его кумира в запасниках. Там хранится много того, что никогда не выставлялось, но что имело огромное значение для более детального изучения становления художника.
Она поговорила со своим старинным другом, и тот с радостью откликнулся на ее просьбу.
Вернувшись в северный город, ставший теперь уже ее домом, она, не раздумывая, написала ему письмо, где рассказала о договоренности. От него пришел краткий ответ с благодарностью. И ничто не предвещало дальнейшего их общения. Сухо, по-деловому, они обменялись любезностями.
И вот как-то поздно ночью, собираясь ложиться спать, она взяла в руки телефон, чтобы завести будильник на утро и несколько секунд, смотрела на экран, раздумывая, в какое время ей удобней будет встать, так чтобы и день задался, и было время для полноценного отдыха. И, вдруг, она увидела входящий звонок. Это был он. От неожиданности она сразу же нажала на ответ, даже не дожидаясь первого звонка.
- Привет, - услышала она его речь с милым акцентом. – Ты не спишь?
- Нет, только собираюсь.
- Я подумал, что мы могли бы встретиться как-нибудь на днях. Ты не против?
Она немного подумала и неожиданно для себя очень легко согласилась.
- Да, конечно. А когда?
И они назначили встречу на день накануне весеннего праздника – самого большого и великого для нашего народа.
Был выходной день, с утра она возилась по дому, но невольно ее мысли возвращались к предстоящей встрече. И снова и снова ее начинал охватывать страх. Она не понимала, откуда он берется. Несколько раз она порывалась позвонить и отменить их встречу, но что-то останавливало ее в последний момент. А он, как назло молчал, и она толком не понимала, состоится ли их встреча вообще?
Ближе к вечеру, раздался звонок. Он.
- Я жду тебя, - услышала она в трубку.
И было понятно, что кроме «Да» она ничего не может сказать.
Что же надеть? Всякую женщину перед свиданием мучает один и тот же вопрос. Вывалив из шкафа на кровать ворох  одежды, она прикладывала, то одну, то другую вещь.
Черная блузка, плотно облегающая ее округлые формы, черные чулки на широкой кружевной резинке, и ее любимая юбка – черная с большими лиловыми цветами. Прошлым летом, когда она шла по улице в этой юбке, она услышала вслед фразу, брошенную в восхищении мужчиной: «Хороша!» Завершили образ ее любимые черные бусы ручной работы, расшитые фиолетовым бисером, и шлейф духов «Черный георгин».
Она плохо помнила, как доехала до него. Окунувшись в прохладу метро, она уткнулась в книгу, лишь бы не думать о предстоящей встрече. У нее было ощущение жертвенности с одной стороны и любопытства с другой.
Страх и желание вновь овладели ею. Желание – понятно, каждая встреча и соприкосновение с новым мужчиной передавала этот животный зов, идущий откуда-то снизу, заставляющий немного трепетать и очень тонко инициирующий в ней необыкновенное чувство того, что она желанна. А вот страх? Что это? Внезапно, она подумала о том, что боится не близости, а разочарования от близости. А ведь на самом деле, столько ходит разговоров о «горячих северных парнях», что страх того, что он не оправдает надежд… Ох уж эти надежды… В последнее время она привыкла жить от встречи к встрече, не надеясь и не строя иллюзий… К сожалению или к счастью, ее последние романы были лишены глубоких чувств, скорее они были необходимостью ощутить, что она еще желанна.
Она пришла позже их договоренности. Из метро, она послал смс: «Я еду».
Неспешно она прошлась от метро до его дома, снова посмотрела на реку и еще закрытый для всеобщего обозрения сад, дошла до парадной и набрала три цифры на домофоне. Дверь быстро отреагировала парой нежных звуков, и она вошла, оставляя за огромной дверью все попытки к отступлению.
Снова подъем на третий этаж. Вновь, после долгой разлуки она увидела его лысую голову, улыбающиеся губы и глаза, которые смотрели на нее тем самым, уже все говорящим взглядом. "Лысый и прекрасный!" - кажется, так звала ее дочь одного своего друга.
Она вошла. Он закрыл дверь на длинную деревянную рейку, что немного ее испугало. Ведь в случае отступления, у нее не будет сил справиться с этим странным «замком».
И опять прохлада его мастерской с легким запахом масла, клея и хаоса. Легкое послевкусие, которым всегда наполнен дом художника.
Рядом со стеной картина на металле в стиле его кумира и ее земляка. Молодая женщина атлетического сложения в спортивной одежде. Она невольно сравнила себя с ней и поняла, что она совсем не похожа на натуру. Ведь в ее облике было столько женственности, растерянности и легкого флера, что не шло ни в какое сравнение с жестким взглядом молодой легкоатлетки.
Как и в прошлый раз, они сели пить чай. На столе стояла коробочка с пирожными, в маленьких песочных корзиночках, как в колыбели,  алели прозрачные вишни, утопая в белой, пушистой пене сливок.
- М-м-м, как вкусно, - облизнулась она.
- Я подумал, что тебе это понравится, - широко улыбаясь, произнес он.
И опять она отметила: «Ему очень нравится, что я вновь оказалась здесь». Казалось, что он радуется тому, что можно говорить, хотя и не на его родном, но на понятном им обоим языке.  Это была игра - игра слов, взглядов, прикосновений, полунамеков на то, что уже неизбежно произойдет через несколько минут.
Ей вспомнились слова из стихотворения, которые она написала уже давно: «Покоряюсь твоей Неизбежности…»
Да, именно, покоряюсь, сдаюсь. Ведь иногда гордыня или что-то, что рисует идеальные образы в нашем уме, мешает отдаться самому прекрасному, что припас для нас Бог. Это похоже на самую вкусную конфету, завернутую в обычный мятый фантик. И взгляд, останавливаясь на этой конфете, скользит мимо, а иногда мы даже боимся развернуть и попробовать. А вдруг там, под этой невзрачной бумажкой что-то опасное, на крайний случай просто несъедобное.
После чая, он вновь подошел к ней сзади. Большими и нежными руками он обхватил ее за плечи и поцеловал в макушку. На этот полуотеческий-полулюбовный поцелуй невольно отозвалось тело. Она подалась навстречу его рукам.
И уже все осталось позади – страх, сомнения, сожаления о встрече. А впереди – небольшой пролет лестницы в его импровизированную спальню там наверху под потолком. На деревянный настил брошены два огромных матраца, ворох беспорядочно накиданного белья. Большие зеленые, цвета сочной летней травы, подушки, белая простыня и скомканные после сна одеяла нежно-салатового цвета. Она прямо в одежде полулегла на постель. В нетерпении он начал срывать с нее тот образ, который она так долго подбирала дома. И вот обнажилось естество их тел, рук, губ, волос. На ней остались только бусы, но и они соскользнули на подушку, как последняя преграда между ними. Нагая, она была сама собой, и не было смысла притворяться, прятаться под несвойственной ей маской недотроги и ханжи.
И перед ней он предстал уже не робким и угловатым. В голове пронеслась мысль: «А ведь северные Боги действительно такие – мужественные и всесильные!" Легкость и безусловность охватили ее. Она смело ринулась в этот темный туннель – наслаждения, радости, смеха, и слез... 
А потом они долго лежали, плотно прижавшись друг к другу под лавиной энергии. Она чувствовала, да что там чувствовала, она просто видела внутренним взором, как в ней расцветает великолепный переливающийся рыжий цветок, меняющий свою форму. Она увидела распускающуюся орхидею, спустя несколько мгновений этот цветок, утрачивая свое великолепие, рассыпался на тысячи лепестков и предстал нежной, игогльчато-искрящейся хризантемой.  Она боялась даже пошевелиться, чтобы не нарушить малейшим движением той гармонии, которая охватила ее. Она вспомнила «Вечную Весну» знаменитого французского скульптора и подумала: «Этой Весной мы навсегда застыли здесь…»

Вдруг он пошевелился, разминая свои затекшие руки.
- О чем ты думаешь? – шепнула она.
- Я, наконец-то понял, как закончить композицию, над которой мучился несколько лет.
Наскоро одевшись, они спустились на «землю». Она села за стол, он занял место напротив. Он взял маленький альбом, карандаш и принялся рисовать, изредка поглядывая на нее. Создавалось впечатление, что он рисует ее портрет. Она даже заглянула в альбом, чтобы убедиться в этом. На бумаге перед ней предстал рисунок. На нем были изображены обнаженные мужчина и женщина, слившиеся в единую форму. Между ними само собой сотворялось пространство, похожее на огромные ворота во Вселенную.
- Я так боялась этой встречи. Я придумала себе, что ты можешь оказаться не тем, - тихо сказала она.
Он рассмеялся:
- А я думал, что у тебя проблемы с мужчинами.
И, выдержав паузу, он произнес, покоряясь неизбежности сказанного:
- Ты знаешь, я вдруг понял сейчас. Бывает же так! Я десять лет покорял этот город. Я потратил много лет на учебу в Академии художеств, доказывал всем, что я – художник, искал связи в художественном мире. Я искал женщину, перебирая многих, как колоду карт. И, как только, я отпустил все это, как только решил, что этот город не для меня, все сразу свершилось… Но, уже поздно. Я возвращаюсь домой на следующей неделе.
- Мне пора, - вновь, как в прошлый раз, произнесла она.
Он даже не пошевелился, чтобы остановить ее.
Она вышла из парадной в черную ночь.
На зелени его подушки остались черно-фиолетовым пятном ее любимые бусы…