Не формат

Поезд мчал меня в северную столицу. Спальный вагон был практически пустым. Вечером перед сном решила слегка поужинать в ресторане. А на обратном пути перепутала купе, открыв дверь, обнаружила в нем спящего пассажира.

Со стороны могло показаться, будто этот старый господин действительно спит, откинувшись на спинку дивана. Он сидел неподвижно, глаза его были закрыты. Но он не спал, так как на мои машинальные извинения, мгновенно отреагировал.

- О, это ничего! Я не спал, а вспоминал, прикрыв глаза. В моем преклонном возрасте воспоминания дают возможность прожить еще не раз всю жизнь от начала. А вспомнить есть что!
- Ты молода, тебе некогда возвращаться в прошлое, ты вся – будущее. Спокойной ночи,- сказал попутчик.

Он произнес это с такой обидой, словно я была виновницей в его  тяжелых блужданиях  по прошлому.
- Ты обиделась? Извини, милая. Моя манера говорить всегда обижает людей. Не обращай внимания. Эта дурацкая привычка у меня с детства, словно все виноваты в том, что я вырос в детском доме. В том, что с огромным трудом получил университетское образование. В том, что я странный или, как сейчас говорят, больной на всю голову.

Извинившись, он вновь говорил, как обвинял, причем тон становился все более дерзким. Я стояла в полном недоумении. Как поступить, повернуться и уйти, либо остаться и попытаться успокоить старика? И потом, что за манера сразу «тыкать»? Не так уж я и юна, чтобы со мной панибратничать.

Словно прочитав мои мысли, он сказал:
- Иди спать, но если не уснешь, приходи ко мне, поболтаем.
Часа два я крутилась с боку на бок, но Морфей не принимал меня в свои объятья. Я думала о случайном попутчике. Действительно, он произвел на меня впечатление, но что именно меня зацепило, не могла понять. Пусть сам объяснит, если пригласил. Привычно захватила с собой диктофон и постучалась в соседнее купе.

Он явно ждал меня, ни о чем не расспрашивая, радостно усадил на диване напротив.
- Тебя мучит вопрос, почему я, пожилой человек, называю себя с легкостью сумасшедшим? Не мучайся, тебе я откроюсь. Раз пришла, значит любопытна. Более того – не равнодушна. Случайные попутчики частенько располагают к откровению. Увиделись – и разошлись навсегда, - сказал пожилой господин и стал рассматривать меня.
 
Под его пронизывающим взглядом, я почувствовала себя более чем неуютно.
- Я с удовольствием выслушаю Вас. Мне все интересно, очень – очень, - промямлила я.
- Тебе не жалко целой ночи? Я буду говорить долго.
- Я внимательно слушаю Вас. Один вопрос: можно я запишу Ваш рассказ на диктофон? – осмелела я.
- Да, конечно. Это же так удобно, если не понравится, можно и стереть, - с  легкой иронией согласился попутчик.

Незаметно прошла ночь, и поезд благополучно пришел на конечный пункт назначения. Мы распрощались, не познакомившись.
Суета мегаполиса, неотложные деловые встречи, интервью, стерли на время из памяти события бессонной ночи в поезде. Домой возвращалась самолетом. Потом надолго засела над наработанным материалом. Включила диктофон.

« Лето мы с семьей проводим в деревне на берегу Ладожского озера, - начал рассказ пожилой господин.
Люблю бродить среди елей, сосен, дубов, которых в здешних местах их целые рощи. У местных жителей в ходу пословица «Держись за дубок, дубок в землю глубок». Блуждая в одиночестве, размышлял о смысле этой пословицы, что именно вложено в её суть.
 
Пусть меня считают ненормальным или еще хуже, но он со мной говорит. Больше ни с кем, только со мной. Раньше он со мной молчал, а теперь болтает часами. Он никогда не спешит, первым разговор не начинает. Но стоит ему произнести слово, то уж разойдется. Шутку понимает и никогда не обижается. Доверять ему можно.

Он гораздо старше меня, на глаз трудно угадать в точности его года.
Говорит, что видел царя Петра Алексеевича, когда тот тянул с северной верфи по земле, фрегаты «Святой Дух» и «Курьер» к Финскому заливу для войны со шведами.

 Он рассказывал, что Государь был одет в сермяжный поношенный кафтан, на ногах были высокие козловые сапоги, гладко выбрит, а при смехе топорщились усы. А еще, прохаживаясь по лесу, выбирал деревья для настила под фрегаты. Меня оставил расти, сказал, что маловат я, а вот лет через пятьдесят вполне подойду для отделки кораблей.

 Приблизительно определить его возраст можно по толщине ствола в три обхвата, да по ветвям.
По годовым же кольцам я смогу прочесть лишь после конца его дней. Надеялся, что это будет не скоро, хотя основания для спила старых деревьев в тех местах, есть: прошлогодняя буря превратила «окультуренный» лес в непроходимые дебри».

Попутчик замолчал. Глубоко вздохнув, продолжил.

«С первого взгляда видно, что время его не щадило, много испытаний перенес он в своей долгой жизни. Но держится прямо, выглядит удивительно крепким. Смотришь, на этот старый дуб, и невольно проникаешься почтением к той неведомой силе, которая питала дерево. Многие ветви его обломились, одни возле ствола, а те, что потоньше – дальше.

В толстом и узловатом стволе, там, где как бы расходятся несколько суков, довольно высоко, темнеет углубление, из которого растет маленькая, не выше метра, дикая яблонька. Он гордится ею.
- Из этой худышки обязательно вымахает дерево. Ещё и родить будет!

Я очень в этом сомневаюсь. Он не любит, когда я сомневаюсь или малодушничаю, или жалуюсь на своё здоровье.
- Какие твои годы? Малые хвори в твоем возрасте в порядке вещей. Посмотри на меня, что от меня осталось, но я же не сдаюсь.
- Не скажи, ты ещё очень крепкий! – ценю его живучесть.

Милая барышня, ты поняла, что речь идет о дереве, а не о человеке. Можешь считать меня свихнутым, но это ничего не меняет. Моя супруга ходила посидеть под дубом и послушать его речь, но кроме шороха ветра в ветвях и противного скрипа, ничего не услышала.

Многие женщины суеверны, даже высокообразованные, верят в приметы, сны. Так что жена  чуточку поверила в мои беседы с дубом.
Впервые я услышал его голос, когда у меня стало совсем плохо со здоровьем. Однажды вечером, в большом унынии, я пошел в лес, который меня всегда успокаивал. Бродил и размышлял, но твердое решение согласиться на операцию так и не пришло.

Наконец, остановился у исполинского дуба, истерзанного стихией. Удивился, как вообще, он, такой старый, выдержал прошлогодний ураган, уничтоживший огромное количество деревьев. Присмотрелся и понял, что явно ценою своих ветвей. Хотя дуб со мной не согласен. Он считает, что сила в корнях, крепко сидящих в земле. Вот оно что! Пословица-то деревенская «Держись за дубок, дубок в землю глубок» не от него ли повелась?

Стою я, значит, под дубом и закуриваю сигарету, хотя врачи категорически запрещают «язвенникам» курить. И тут я впервые услышал голос с приятным тембром.
-  Зачем бросаешь горящие спички в сухой мох?
Эти слова я воспринял, как нравоучение невесть откуда взявшегося любителя поучений. В ответ я огрызнулся, не твое, мол, это дело! И тут увидел тоненькую струйку дыма, которая и вправду поднималась вверх, в двух шагах от меня. Оглянулся, поблизости ни одной живой души. Ну, думаю, болезнь совсем выжила меня из ума.

- Ты так плохо выглядишь, что с тобой?
Кто это меня разыгрывает, тыкает, будто старый знакомый?
- Если хотите со мной говорить, выходите  из - за дерева, не прячьтесь.
- Не могу,- ответили мне.
- У вас что, отнялись ноги?
- Я с рождения безногий.

Терпение мое лопнуло, и я стал настойчиво искать собеседника.
- Сядь спокойно и отдыхай, - донесся тот же голос. Все от того же дерева. Точнее, как бы изнутри.  Я внимательно стал осматривать дуб, вдруг кто-нибудь залез наверх и дурачится там. Тщетные поиски ни к чему не привели, и я сел на землю.

- Чем болеешь?
- Язва желудка, если не хуже, - пробормотал я униженно.
- Дела твои не так уж плохи. Операция пройдет успешно, но без диеты не обойтись.  Сегодня ты зачем ел маринованные рыжики?

Откуда он знает, что я ел? А вдруг со мной разговаривает дуб? Что это на самом деле так, я поверил только после нашего третьего разговора, уже после операции. В том, что я вообще лег на операцию, виноват все тот же дуб. Он меня просто убедил в её необходимости.
Я никому, кроме жены, не сказал, что разговариваю с деревом. Кто бы мне поверил? Никто.

 У дерева нет ни души, ни разума, как оно может разговаривать. Это утверждение  жены. Как человек образованный, она верит только тому, что доказано научно. Исключая сны и передачу мыслей на расстояния, ну и гороскопы. А так она до мозга костей скептик.

А как же я, с моим университетским образованием? Если бы у этого дерева, или у этого истерзанного бурей дуба, не было бы мягкого, сочного баритона, можно бы и впрямь поверить, что я, в самом деле, чокнутый, потому что человек в здравом уме не станет в лесу говорить  вслух сам с собой.

И ещё, о чем я скажу сразу.  Дуб говорит, лишь, когда я один. Теперь, когда я уже привык к его разговорам, меня удивляет больше всего его кругозор. Он знает обо всем на свете, понимает все языки мира. Поверь мне, милая, на слово, уж я его экзаменовал ни один раз.
Дуб давал мне дельные советы, они тем разумнее, чем подробнее мы обсуждаем дело.
 
Когда я не знал, как поступать с непослушанием детей, он советовал мне перечитать Фрейда. Я выпалил ему в ответ: а сам он читал? Он невозмутимо ответил, что читать ничего не читал, откуда здесь, в лесу, книги. Он вообще ничего не читает, но о Фрейде кое-что слышал.

 Разве не ясно, что именно те, кто никого и ничего не изучал, лишь кое-что краем уха слышал или, в лучшем  случае, где-нибудь и что-нибудь прочитал, что они-то и есть ревностные глашатаи истин, не высказанных пророков?

Он иронизирует  и над собой и надо мной, это мне нравится. Как-то высказал мысль, которой я от него никак не ожидал. Дескать, мир изобилует мыслями, как дуб желудями. Самые важные мысли скрыты глубоко, и постичь их способен лишь истинный разум. Тот, что в состоянии проникнуть в суть вещей не на основе прочитанного и заученного, а собственными силами, с помощью внутреннего чувства.
 
Он считает,  что только такое познание является истинной мудростью. Все остальное – игра памяти, плоды цивилизации и культуры, а не интеллект и не мудрость. А в образовании как?  Тренировка главным образом памяти.

 Накопление в памяти новых фактов, будто человеческая мудрость состоит в умении выбирать из неё оптимальные варианты. Таков ум слишком узок и ограничен.
Однажды дуб спросил меня, за что меня люди считают сумасшедшим? Я ему кажусь более чем разумным.
 
- Неужели только из-за того, что ты благороден, открыт душою, что не трясешься над каждой копейкой, да и зарабатывать ты её не умеешь?
Я ему ответил, что не берусь судить о себе, что людям виднее, я не обижаюсь на тех, кто так думает.
- Что это был за случай с выигрышным билетом?- спросил он.

- Эта история окончательно убедила мою жену в том, что я недоумок. Я действительно выиграл по лотереи «Волгу» и отказался её брать. В сознании моей жены этот факт до сих пор не находит себе места. Она упрекает меня за то, что не посоветовался с ней, что я сущий дурак, из которого слово приходится клещами вытаскивать. Мол, раньше я был более разговорчивым, но с каждым годом становлюсь все молчаливее, теперь же и вовсе, веду разговоры только с деревом, чему она вообще не верит.

 Почему я предпочел вместо машины деньги? По очень простой причине: деньги были нужнее машины. В квартире нужно было делать ремонт, который требовал больших затрат. Скопить деньги не получалось, так как в доме две дочки-старшеклассницы, идущие в ногу с модой, по примеру матери. Жена же любит путешествовать по миру. Старший сын вот-вот женится. Конечно, я бы должен был с ней посоветоваться, только  разве машина сделала бы нас счастливее? Едва ли.
 
Я ведь детдомовский. Мать ушла из жизни, когда мне было пять лет. Она слишком баловала меня, поэтому в детдоме я замкнулся, держался особняком. Разговаривал не с людьми, а с растениями. Правда, я никогда не слышал, чтобы они отвечали мне. Я сам за них говорил. Вначале я никак не мог сойтись с другими детьми. В обществе деревьев и кустов чувствовал себя великолепно.

Очень любил библиотеку, часто бегал туда, с книгами водил большую дружбу. Потому что они были тихими, они уводили меня в иной мир или же открывали глаза на тот мир, в котором жил я. Без книг я, наверно, чувствовал бы себя в полном одиночестве.

К книгам я приучил своего сына очень рано. Пока не родились дочки – двойняшки, мы с ним долгими зимними вечерами только и сидели, уткнувшись в книгу. А что касается стихов, то эту страсть он унаследовал не от меня. Хотя как сказать? Разве разговоры с деревом не поэзия?

-  Ведь ты тоже считаешь меня странным, с чего бы тебе только со мной разговаривать? – упрекнул я дерево.
- Я говорю с теми, кто умеет меня слушать и понимать. А что это с тобой сегодня, отчего ты такой колючий? -  спросил меня дуб.
Пришлось признаться, что меня опять мучат боли в желудке.

- Знаешь что, - гаркнул на меня дуб, - немедленно к врачу. Не опоздай. И выкинь из головы мысли об опухоли. Страх и твердая уверенность в своей ущербности, гложет твой желудок. Ты должен полюбить себя и утвердиться в том, что всё идет хорошо. Успокой свою  душу. Мы ещё поживем!

В прекрасном настроении, дней через десять после последней нашей встречи с дубом, я чуть ли не бегом понесся в лес. Хотелось много хорошего сказать ему, поблагодарить за то, что он не дал мне пасть духом, что со здоровьем у меня все достаточно благополучно.

Еще издали, оглядывая верхушки деревьев, я почувствовал, будто чего-то не хватает. Я не находил простиравшейся на юго-запад мощной ветви дуба, поднимавшейся выше других макушек. Ноги сами собой пошли быстрее.

Достиг возвышения, откуда всегда хорошо виднелась крона дуба, вернее, то, что от неё оставалось. Несколько метров – и все стало ясно: в молодом дубняке покоился старый дуб. Его пень белел подобно открытой кровоточащей ране.  При падении сломался сук, который словно бы обнимал и защищал молодой дубок, его продолжение на земле.

Глаза видели трагедию, а сердце отказывалось верить. Случилось то, чего боялся  дуб. И чего боялся я.  Санитарная рубка старых деревьев успешно завершена.

Я опустился на колени, ноги мои коснулись его ствола, погладил его толстую кору. Слезы ручьем хлынули из моих глаз. Не знаю, сколько в таком состоянии я бы еще находился, не услышь слабого шепота:
- Посади её у себя в саду, она должна плодоносить.

Умирая, он думал о маленькой яблоньке, которая по-прежнему невредимой росла из его ствола.
- Посажу, - поклялся я дрожащими губами.
Тяжелый, шедший из глубины души, я услышал вздох.

Дерево умирает медленно.  Зеленые ветви моего дуба по-прежнему ловили солнечные лучи и жили влагой, которую продолжала вбирать из атмосферы листва.
Я прислонился к его стволу, вбирая остатки жизненной силы моего верного друга.

 «Дуб – это большое и мощное дерево, обладающее очень сильной энергетикой. В нем сильно мужское начало. Чем старше дуб, тем оно сильнее», - почему-то вспомнилось определение из справочника.
Мой немой вопрос «За что?», остался без ответа».

Запись закончилась. Я во второй раз, сидела взволнованная и растерянная, это было интервью-исповедь. Кто этот пожилой господин, откуда? Я этого не знаю.

Мне хотелось, чтобы о дружбе человека и дерева узнали читатели литературного журнала. Предложив  прослушать диктофонную запись своему редактору, заранее проинформировав о её содержании, тот отказался.  Не тот формат.

Этот формат устраивал только бездушный диктофон.