День осы

Накануне мы сплавлялись, но Пачуга - речка спокойная, приплыли мы рано; на месте обнаружили следы лагеря, кто-то стоял здесь года три назад, там и стали. В отряде нас было трое. Обычно рабочих не хватало, а тут напарника моего выдернули на буровую, и я остался с двумя рабочими - хоть хоровод води. Так что с утра мы с Гришкой стали в маршрут собираться, а Серёгу на лагере оставили, по хозяйству: обустроить всё, что вчера не успели, да к нашему приходу сварганить пожрать. Позавтракали; завтрак в полях вместо обеда. Утром и вечером ешь от пуза, а днём чайком в маршруте перебьёшься. Тут Григория растащило подумать об жизни. Взял он старую газету и пошёл искать подходящее место. При таком количестве комаров это тоже проблема. И взобрался он на высокий пень, чтоб ветерком обдувало. Не успел вникнуть в первую заметку, как насторожился: из пня раздавалось подозрительное жужжание. А потом из него посыпались очень сердитые осы.
А мы смотрим, ну что такое: Гринька к лагерю летит, низенько, как крокодил, и штаны в руках держит. Смешно, но больно.
Ладно; собрались мы в путь. Ходить собирались по водоразделу, а места здесь сухие, так что решили болотники не одевать, пусть просохнут после сплава. Григорий поставил свои сапоги на кочку против костра.
Надо сказать, забыл вам представить четвёртого члена нашего отряда: Соболь, чёрная лайка, Гришкин пёс. Давно заметил, что собаки и хозяева всегда похожи, и не только внешне. Посмотришь на даму, и сразу видишь: такса. А вот у этой пустобрёшки, кроме болонки, ничего быть не может. Вот и Соболь с Гришкой: не знаю, кто из них ленивей, но пинки обоим приходилось выписывать для ускорения.
Собрались мы, гребём на резинке через озеро. Пачуга - река интересная. Она пропилила прямую, как по линейке, долину в пермских известняках. Форма долины говорит о том, что долина заложена по разлому. Известняки - породы неустойчивые, и здесь, в ослабленной зоне, текут две реки: одна - по поверхности, другая - под землёй. Свод подземной реки местами обрушился, и образовались узкие озёра до сорока метров глубиной. Озёра образовали две параллельные цепочки в долине, и речка петляет между ними, перетекая из одного в другое. Вода в озёрах чистейшая; я видел под водой поплавки сетки на глубине двенадцати метров. Сидишь на носу, гребёшь, свесив ноги в сапогах в воду, глянешь вниз - дух захватывает: ты висишь над бездной. А сверху, с борта долины, ещё красивее: вода малахитового цвета. Основная рыба здесь - хариус, причём, такого хариуса я нигде больше не видал. Полуметровая рыбина весом в полтора килограмма - это средне. Правда, в озёрах, отрезанных от речки, живут только щучонки. Щучки сантиметров тридцать длиной, тонкие, как верёвка и прозрачные, ка эта вода. Питаются они там ракушками, потому что всё остальное давно уже сожрали. Но рефлекс остался, и за блесной несутся сразу по две-три, устраивая драку; победительница попадает в уху первой. Правда, на вкус они мало отличаются от известняка.
Мы причалили к крутому берегу, привязали лодку и через ольшаник лезем вверх. Долина врезана метров на пятьдесят в водораздел. Я наступаю на ветку, куст вздрагивает, и мы опять слышим знакомый звук. На ветках куста висит осиное гнездо  с хорошую дыньку. Мы берём правее, подальше от него, но Соболь заинтересовался жужжанием из этого странного шара и решил выяснить, нет ли там чего вкусненького. Мы орём: - Соболь, Соболь!, - но у Соболя на морде написано: - Знаю я вас! Раз отзывают, значит, точно, что-то хорошее, - и он лезет к осиному гнезду с твёрдым намерением с ним разобраться.
 Не успели мы пробежать и двадцати метров, как нас обогнал сковчащий Соболь с поджатым хвостом.
И вот мы топаем по водоразделу. Пологие холмы, покрытые ельником и берёзами, моховые болота в низинах. Который день жара. Болота парят бактерицидным духом: сфагнум, багульник. Мошки нет, зато овода отыгрываются за весь отсутствующий гнус: мелкие цветные и очень больно кусающие "красавки", серые крупные пауты и маскирующиеся под ос полосатые, сантиметров до двух "тигры". Пока идёшь, собираешь их со всех кустов, и целый рой носится вокруг тебя, не столько кусая, сколько с лёта щёлкая в лицо и куда попало. И хоть и так душно, приходится идти в накомарнике: надо ведь не просто идти, а держать азимут, привязку, надо следить за рельефом - работать, короче. А как тут поработаешь?! От прихлопнутых оводов руки становятся липкими, как будто они сладкие.
Через каждые пол километра мы должны сделать точку наблюдения: если нет естественных обнажений пород, а их на водоразделе мало, Гришка копает закопушку или шурф, я документирую, и мы идём дальше. Пока мы на точке, овода улетают: видимо, они работают на индикаторе движущейся цели. Соболь, сволочь ленивая, каждый раз, когда мы собираемся с очередной точки идти дальше, наскакивает на нас с лаем, пытаясь загнать в сторону лагеря: - Куда вы, идиоты, идёте, жрачка-то там!
На третьей точке это мне надоедает. Собираемся уже идти, и тут я вижу в брусничнике маленькую норку, вроде мышиной. Я показываю её Соболю, он засовывает туда нос и начинает им фукать. И тут из норки раздаётся всё то же жужжание. И Соболь, мотая укушенным носом и пытаясь на ходу выкусить осу, желтеющую в его чёрной шерсти на  заднице, несётся вперёд. Как говорится в анекдоте, а у нас в СССР всё так - добровольно, и с песней!
На крайней точке, пока Гринька роет шурф, я развожу костерок и завариваю чай. Мы сидим, отдыхаем. Гришка ловит овода, потом срывает цветочек на длинной ножке, вставляет его оводу в зад, определяется:
- Где у нас юг? Там!, - разворачивает овода на юг и отпускает. Овод, гудя как бомбардировщик, уходит точно по прямой с набором высоты в сторону Москвы. - Наш подарок фестивалю!, - возвещает Гришка. В Москве фестиваль молодёжи и студентов, и наш транзистор, хоть мы его нечасто включаем, продолбал нам все мозги.
Домой мы идём с работой, замыкая петлю, но Соболь доволен: похоже, эти два идиота (мы, то есть) образумились и худо-бедно, но идут к кастрюле. Мы гребёмся через озеро; в дальнем конце его на другой лодке плавает Серёжа - похоже, пытается ловить рыбу на дорожку. Причаливаем, выдёргиваем лодку на берег, подходим к палаткам... и я, сражённый наповал, ползу на карачках: трава вокруг костра выгорела, а на кочке, где стояли гришкины болотники, лежат две резиновые подошвы с войлочными стельками.
Ну да. Если б ставили свой лагерь, обязательно бы кострище окопали, а так - вчера с устатку не въехал, что кострище не окопано, а у Серёжи рыбалка в голове.
Гринька тут же находит крайнего. Он бежит к берегу и орёт на всё озеро, но Серёжа как-то на это не реагирует и приплывает только после того, как мы поужинали. Он философски замечает:
- Да если бы не твои сапоги, Гриша, у нас бы весь лагерь сгорел. Хорошо, я с лодки увидел, что из лагеря чёрный дым валит.