О чем писать? разговор с читателем и или полемика

Наконец-то это случилось. В том, что это когда-нибудь произойдёт, я не сомневался, но вот когда? То ли из-за лишней самокритичности, то ли из-за отсутствия времени, настроения или ещё чего-нибудь, я постоянно откладывал этот момент, этот час «икс». Наконец я победил себя, свои предубеждения, творческий анабиоз и собственную лень.
Я взял несколько школьных тетрадей, ручку и ... книга началась. Приготовься к беседе, читатель. Да, именно к беседе, потому что как раз к такой форме книги я решил прибегнуть по нескольким причинам.
Во-первых, во многих моих стихах и прозе отражена моя позиция, моё отношение к материалу повествования. И мне не хотелось, чтобы ты, читатель, меня неправильно понял.
Ну, например, очень уважаемый мною писатель мирового значения, Михаил Александрович Шолохов. В героях «Тихого Дона» Григории Мелихове и Аксинье сосредоточен сгусток всей беды человеческой того лихого времени. Неустоявшийся буйный характер Григория, его метания из стороны в сторону по жизни и блудный неуравновешенный характер Аксиньи, в конце концов, привели обоих к краху. Разрушены приличные, в общем-то, семьи, осиротели дети, опозорены супруги.
Инстинкт животной страсти возобладал над инстинктами мужа - отца, защитника, продолжателя рода и женщины - матери, хранительницы очага и продолжательницы рода. Но толкователи Шолохова поставили этим героям памятник. Чему памятник? Разврату? Разве в повести нет более достойных?
Но вернёмся собственно к книге. Мне очень важно, читатель, чтобы ты прочёл именно то, что я хотел тебе сказать, а не то, что будет истолковано, и, вполне вероятно, неверно кем-то другим.
К примеру, в двух моих стихотворениях, отданных для публикации в один из альманахов, составителями были допущены серьёзные ошибки, что не делает их лучше. В стихотворении «Не молюсь я ни кресту, ни стягу» слово стану заменено на буду, а в «Левобережном рассветном этюде» строка «... В сердцах любви пульсировал ручей...» заменена на: «... В сердцах любви струился водолей...».
Прочти стихотворение. Молодым людям по 15 лет. Они одни во вселенной встречают рассвет. Чаша чувств переполнена, пульсирует каждой жилкой, каждым нервом. Не умиротворённо струится водолеем, как в зрелом возрасте, а именно пульсирует всем юным существом. Такая вот «литературная обработка»…
По поводу социальных, гражданских стихов, мэтры от поэзии часто предупреждали меня, советовали: не надо писать об очевидном, пиши о вечном. Почему? Разве творчество настолько узко, слепо и однобоко, что отрешась, так сказать, от всего мирского, должно заниматься самолюбованием в собственном мирке, как червяк в коконе? Разве творчество не часть нашей жизни? Разве оно не призвано отражать саму жизнь со всеми её прелестями и пороками?
Другое дело, отношение читателя, зрителя, слушателя к произведениям. Допустим, экспонируется картина бушующего, штормящего моря. Какие чувства она вызовет у зрителей?
У одних - восторг, восхищение мощью природной стихии.
У других - воспоминания о безнадёжно испорченном отпуске.
А у кого - то шторм поглотил всю семью...
Или вот обнажённая женщина на художественном полотне:
- Восхищение формами, зависть у женщин и вожделение у мужчин;
- Стыд перед безобразной наготой у совестливой бабушки в присутствии малолетних внуков;
- Гнев у мужчины, узнавшем в натурщице свою супругу.
И никакой тебе «непознанной истины», «высшего искусства», «моды» и прочих оправдательных аргументов. (Специалисты, конечно, усмотрят технику, стиль,  школу, уровень мастерства и т.д.)
Да и ни для кого не является секретом, что в драмтеатр ходят вовсе не театралы, у которых на это попросту нет денег, а влиятельные бизнесмены, политики, «новые русские», «авторитеты», для которых театр не место приобщения к искусству, а своеобразная тусовка. И многим из них абсолютно безразлично «Бориса Годунова» ли дают сегодня, или «Годуна Борисова».
Но вернёмся к моим стихам гражданской, социальной тематики. Как
бы ты, читатель, не прятался в кокон: я, мол, маленький человек, политикой не занимаюсь, она занимается тобою круглосуточно, независимо от твоего желания. И события последних лет, потрясшие страны и народы не могли не тронуть меня и тебя. И я не мог самоустраниться, так как не имею на это права, как и любой человек, считающий себя частицей своего народа, гражданином своего Отечества.
Когда свора отщепенцев, вопреки существующей тогда конституции, поправ твои и мои права, нарушив все международные нормы, предав свои народы, собралась в Беловежской Пуще и в одночасье решила судьбу громадной империи, разорвав по живому исторически устоявшиеся связи, опустив в беспросветную нищету миллионы людей, посеяв расовую вражду, я не мог не написать «Тризну», «Ростовский базар», «Слепой экипаж», «Неужто все сошли с ума», «Уж» и другие стихи и песни.
Меня удивляет, а порой и возмущает, с какой лёгкостью, как быстро окружающие меняют своё мировоззрение, своё отношение к происходящему, порою по несколько раз за короткое время и подчас на диаметрально противоположное. Мне замечали, что стихи гражданской, социальной тематики, как художественное произведение у меня менее совершенны, чем, скажем, лирика. Возможно, но...
После встречи в одной из библиотек с ветеранами, старики благодарили меня именно за «Ростовский базар» и просили переписать (так как книги тогда ещё не было), именно социальную подборку. Да, согласен, часть из этой тематической подборки, воспринимается скорее как политический плакат. Но вглядись, вдумайся, читатель, не твой ли портрет на этом плакате? Не эти ли события, отображённые в нём, прокатились через твою судьбу?
Как же я, считающий себя частицей русского народа, мог «не заметить» кощунственной ухмылки во весь экран министра обороны Павла Грачёва в телерепортаже на третий день после дня его рождения и гибели Майкопской бригады, положившего на алтарь собственного честолюбия судьбу тысяч бойцов этой самой бригады? Окажись этот «полководец» во время того боя в Грозном, умирал бы он «с улыбкой на устах»? А, если бы у него была хоть толика офицерской чести, после такого позорного побоища, он сам обязан был пустить себе пулю в висок.
        И если мне говорят, что Грачёв и прочие персонажи уходят, исчезают с лица истории, пусть так. Но мне кажется, что у современных историков, выполняющих определённые заказы, такие «исторические персонажи» и «тактические приёмы» по выполнению таких «стратегических задач» будут слишком уж приукрашены и в исторических документах не найдётся места ни исковерканным душам, ни изуродованным телам, ни истреблённым миллионам россиян во имя «глобальных великих реформ». У ЧЕЛОВЕКА не может не дрогнуть хоть одна струнка души от репортажей о захватах сёл и больниц, о терактах и ковровых бомбардировках, беженцах, гробах, калеках. И Человек не может молчать. От собственного бессилия всё Существо Человеческое беззвучно кричит. И, может быть, именно стихи такой тематики (мои ли, Надежды Князевой или Татьяны Петровой или Игоря Талькова или Геннадия Коваленко) гораздо важнее и нужнее сегодняшнему читателю, собеседнику, слушателю. И, может быть, на них-то, как раз, и обратит внимание потомок: а ведь люди жили, смеялись и страдали, общались и дрались, любили и ненавидели.
И струны их душ звучали в унисон не только трелям соловьев и пеночек, но и тревожному набату общества, народа, страны, окружали их не только гномы и эльфы, но и верные друзья. И подлые враги...
Однажды на улице бомж попросил закурить. И что-то в его голосе тронуло меня. Разговорились... В автобусе, буквально через десять минут после этой встречи, я записал стихотворение «Изгой». Правда, потом долго ломал голову, исправляя две уж очень жестокие строчки. А ведь это мой и твой современник, дорогой читатель. И таких судеб тысячи. Мне самому довелось пройти всю жестокую науку «Нового демократического общества». Реформы. Рынок. Рэкет. Разбой. Стрелки. Братушки.    Неустойки прокатились по моей судьбе, едва не поломав становой хребет. Я уже стоял перед выбором между петлёй и Ворошиловским мостом...
Может потому я так неравнодушен к чужому горю, потому мне так отвратны подлость, лесть, лицемерие. И может быть, поэтому я так сильно люблю этот мир, этих добрых, чистых, светлых душою людей, встречающихся мне повсюду, живущих такой же жизнью, как и я.
В известном ростовском журнале его сотрудники наперебой расхваливали главу администрации сельского района. Видимо, в честь приезда этих господ главою был организован небольшой фуршет. Но хочется вас попросить, уважаемые творцы, не спешите писать о нём оды или исторические романы. В настоящую историю народа он вошёл, как разрушитель, как надменный, бессовестный хам, как властелин, видящий перед собой только «своё богатство» (хлебопекарни, предприятия общепита, сельхозугодия, увеселительные заведения) и рабочий скот в образе населения района. Для Вас, творцы и чиновники от творчества, он - благодетель. Только что же вы, господа хорошие, через розовые очки или дальше кормушки не видите, за чей счёт он вас угостил, или для чего поддержал ваше «Почтенное издание»?
 Я объясню,- чтобы в историю вошло не только Ваше мнение.
Однажды попросилась женщина подъехать. Извозом я не занимаюсь из принципа, но попутчиков беру охотно (скрип суставов бывалого «Москвича» порядком надоедает). Едва усевшись, она бросила взгляд на пачку сигарет и попросила парочку.
Женщина, обычной внешности, в возрасте, как оказалось пенсионерка, всю жизнь проработала в одном совхозе.
- Вы же не курите, - бросил я в её сторону, переключая передачу.
И тут столько горя, столько безысходной тоски вылилось на меня, что пришлось  остановить машину  и выслушать эту внезапную, горькую как донская полынь, дорожную исповедь.
Долго и безутешно рыдала пожилая крестьянка у меня на плече.
 - Ходила я к Главе нашему, думала хоть детские даст. Несколько часов просидела в приёмной. Принял... и тут же выгнал. Да с таким жутким матом, что не то, что повторить, вспомнить совестно. А дома мать парализованная  да младшенький - инвалид, да старший сынок покалеченный из Чечни вернулся. Ему и сигареты попросила. Работы нет. Свинокомплекс угробили. Даже две водонапорные башни по приказу главы порушили и трубы из  восьмидесятиметровых скважин вытащили и в металлолом сдали. Людям пришлось снова колодцы рыть. Совхоз развалился. Хозяйства нет, так как живность тоже чем-то кормить нужно. Дали бы хоть эти копейки, может быть, как-нибудь протянули бы до весны. Занимать уже не у кого и заработать негде. Хоть в петлю лезь..
- Ну а он хотя бы объяснил причину или назвал сроки? Да и при чём здесь вообще глава администрации, есть же органы соцзащиты?
- Они-то нас, посетителей, к нему и направляют. Мимо него ни рубля не просочится. «До осени не ждите ни копейки. Я все деньги на посевную направил»,- вот и всё, что я поняла из его матерщины. ПередОхнем до осени, зато с урожаем.
Я взял себе пару сигарет и отдал пачку женщине. Выгреб из кармана мелочь... Так родилось стихотворение «Старость и власть». Как, господа творцы, портретик вашего интеллектуала не потускнел? Специально для Вас опишу продолжение или итог «благородного поступка» этого радеющего за урожай руководителя.
Осенью встретился с одноклассницей. Поговорили, повспоминали, четверть века не виделись всё-таки. Оказалось, что она главбух нефтебазы. А нефтебаза эта судится с каким-то зауральским АО, через местное АО по поводу поставок, или недопоставок, или вообще не поставок горючки. Иными словами, денежки районных горемык, собранные  «заботливым» главой и запущенные через несколько фирмочек благополучно «испарились». Разорились еле дышащие совхозы и прочие хозяйства, надёжно сели на долговой крючок неокрепшие фермеры, взявшие кредиты под урожай и в спешке купившие горючее и посевной материал где попадя, по гораздо более высоким ценам.
Выжила ли та женщина и её семья? Не знаю. Дай им Бог жить,
а не выживать.
Точно знаю, что район стал беднее, люди ушли в себя, перестали общаться, стали больше пить от безнадёги и от стыда перед близкими за свою беспомощность. Богаче и веселее стал Глава. Когда его все-таки переизбрали, то оказалось, что большая часть сельхозугодий района в его или его родственников собственности. Даже место под кладбище удалось отыскать с превеликим трудом.
И ещё один штрих к его портрету. Областное предприятие начало строить вокруг райцентра объездную дорогу. Крупный многомиллионный объект. Бульдозеристов, скреперистов, рабочих естественно нанимали здесь же. Так вот, узнав, что его односельчанам начали платить по восемь и даже по пятнадцать тысяч рублей в месяц, разгневанный глава примчался на стройку и, брызгая слюной, требовал прекратить это безобразие: «У меня в районе они больше трёх тысяч не видят»...
Ну, хватит о нём. Тем более, он уже не глава. Да и не о нём я вовсе. А о той мясорубке, в которую попала та женщина и весь район, и я в том числе, и ты, дорогой читатель, тоже. И ещё, как вы, господа творцы, заметили я о Вас, чьи исторические творения войдут в каталоги библиотек. Снимите очки, господа! Поднимите взоры от кормушек. История, которую Вы пишите, с Вас спросит. И вот ещё на какой момент спора с оппонентами мне хотелось бы обратить твоё внимание, читатель: «Пиши о вечном, читай классиков. Не пиши об очевидном. Министры, чиновники канут в лету и следа их в истории не останется». Беру Пушкина. Уж пожалуй «класснее» классика не сыскать. Сочинение в трёх томах. Том первый: Москва. Худ. Литература. 1985г. Не возражаете?
Историческое событие: ...Приняв Волконскую в тёмном коридоре за её горничную Наташу, Пушкин поцеловал княжну... страница 150, сноска 3.
Исторический предмет: бокал, из которого пил поэт Н.М. Языков, страница 390.
Исторические личности: падчерица Осиповой; доктор, писавший плохие стихи; прапорщик; брат друга - лицеиста; слуга; театрал...
А знаете ли Вы, уважаемые творцы, такую историческую личность, как *Евтушенко Александр Васильевич!? Мой давний друг, кстати. Нет? Оплошали, господа. А он ведь рядом и не какая-нибудь дамочка в тёмном коридоре или прапорщик или школяр. Он ведь творец, созидатель. Он столько водо-, газо- и тепло систем построил, что трубами наш Шарик можно обернуть, да ещё и пупок на бантик завязать. А объекты какие? Двадцатая горбольница, больница скорой помощи БСМП - 2, Высшая Партшкола, Обком профсоюзов, часовой завод, Ростсельмаш, Вертолётный завод. А гостиницы, магазины, школы,  детские сады, жильё? А какой души человек? Может о нём напишите, а, господа творцы?
        Ты, мой дорогой читатель, если устал наблюдать наш спор, перекури, прочти какую-нибудь развлекалочку, типа «… чение», но далеко не уходи. Уж больно интересный разговор получается. По большому счёту, я отвечаю своим оппонентам на давно поставленные мне вопросы. Пытаюсь, так сказать, точки над i расставить.
В литературном объединении обсуждались несколько моих опусов. В том числе и рассказ «Выродок», а точнее отрывок из чего-то большего, пока незавершённого, но представлен он был отдельным рассказом.
- Не может быть! Не может человек без образования, тем более рецидивист, так рассуждать. И если речь его простонародная, то он не может рассуждать о политике, об истории, строить такие выверенные фразы, делать такие глубокомысленные выводы. Стоп, Господа!. Во-первых, прообразом «Выродка» был дед Митроша, Царствие ему небесное. Во-вторых, это всё-таки собирательный образ. В третьих, он прочёл, а порой и изучил такие фундаментальные книги, как Коран, издание которого одобрено ростовским мусульманским приходским советом; Библию, получившую благословение на издание от патриарха РПЦ Алексия II; Генри Форда «Международное еврейство»; Дуглас Рид «Протоколы сионских мудрецов» и «Спор о Сионе»; Игнатьева «Пятьдесят лет в строю» и А. Гитлера «Майн Кампф»; мемуары Г.К. Жукова и «Педагогическую поэму» Макаренко; «Откуда ты Русь» Лудова; Пушкина и Тютчева; Ломоносова и Есенина, Нечволодова и Платонова и тысячи других авторов, о которых Вы, литературные светила, и слыхом не слыхивали.
Ведь Вы же учились по программе, а значит поневоле. Я прекрасно понимаю, как тысячи студентов литературных факультетов к среде или пятнице единым порывом  «возжелали» выучить наизусть отрывок из «Евгения Онегина» или вытащить из-под поезда Анну Каренину, чтобы  после сдачи зачета снова швырнуть её на рельсы и забыть.
А человек читал, чтобы понять и разобраться, думал, чтобы осознать и делал собственные выводы. Без рамок, в которые загнаны студенты учёбой, чиновники - программами работ, деятели искусств - репертуаром своих театров и заданиями журналистики. Да и не достиг ещё ни один мировой учёный, философ, академик пастуха Моисея, лавочника Мухаммеда, плотника Христа. Слабо, господа. Не в университетах дело.
Чтобы спорить о лексиконе деда, прочтите ещё раз «Выродка». Фронтовик, инвалид, рецидивист. Представляете, какой в зоне лексикон? Отбросим уголовный жаргон. В зоне более ста национальностей. Бок о бок. Не разделяя на образованных и нет, культурных и не очень, талантов и бездарей, на христиан или мусульман... Представьте себе этот человеческий винегрет. Одних славян, окающих и акающих, говОрущих и балакающих может не один десяток диалектов наберётся. А дед, в отличие от Вас, творящих, даже не задумывался отрепетировать сценический язык, выработать ораторскую дикцию. Ни к чему ему это. Да были ли вы вообще в казачьей станице? У такого деда в гостях? Или только на фуршетах? Тогда спор-то для чего? Вы ведь даже представления не имеете, о чём речь, собственно. Калека, рецидивист, довоенный ФЭЗЕушник - значит недоумок. Нет, шалите. Не знаете вы народа. Подлецов, недоумков,  нравственных уродов куда больше в городах с дипломами и степенями. В деревне воздух чище и души светлее.
Потому-то и Пушкин у литературоведов классик - лирик: «Я помню чудное мгновенье...» или бабник: наши современники насчитали более ста «прелестниц».
А почему вы, авторитеты от творчества не упоминаете прозу этого классика. Ну, к примеру, из «Рославлева»: собрание сочинений в трёх томах, том III страницы 116-125. «... В библиотеке не было ни одной русской книги...».
«... таким образом, и мыслим мы на языке иностранном...»
«...пускай она [иностранная гостья, французская писательница А.-Л.-Ж. де Сталь, прим. авт.] вывезет об нашей светской черни, мнение которого они достойны. По крайней мере, она видела наш добрый простой народ и понимает его. Ты слышала, что сказала она этому старому, несносному шуту, который из угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: «Народ, который тому сто лет отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову»
«... Любовь к Отечеству казалась педантством»
«..Молодые люди говорили обо всём русском с презрением или равнодушием»
«Словом, общество было довольно гадко»
А как «светская чернь» при известии о нашествии Наполеона «воспылав патриотизмом» «высыпало из табакерок французский табак и стала курить русский?., все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться (нет, читатель, не на фронт) в Саратовские деревни». «Светской черни» душно, понимаешь ли, в городе стало, воздухом подышать захотелось, всем скопом попереживать решили за Русь - матушку на природе.
Почти во всех известных мне творческих коллективах: литобъединениях, клубах, кружках, руководители их, следуя единой не оглашаемой программе, то ли из-за опаски за собственную карьеру, то ли по собственному убеждению, то ли по какому-то единому умыслу ограничивая творческие рамки, направляют одарённых, талантливых современников в узкий мирок любовной лирики или фантазёрства, а подчас и пустословия. Пушкин - лирик и бабник, Есенин - деревенский поэт, Тютчев - мягкий душевных лирик.
А по-моему, Пушкин Александр Сергеевич (тот самый) мужественный гражданин и социолог, восставший против порочных нравов «светской черни» и горячо любящий русский народ, см. «Рославлев»; «Дубровский»…  Прочтите   ответы Александра Сергеевича  на критики.  Посмотрите на современную   «гламурно -  элитную» публику: не пушкинская ли «светская чернь» беснуется?
Фёдор Иванович Тютчев — политик, дипломат, хотя и провёл более двадцати лет за границей, но сохранил любовь к Отечеству и по-русски писал только стихи. И думал о России по - русски.
О Сергее Есенине вообще молчу,  - спазм перехватывает горло…Чего только его философские «Ключи от Марии» да «Железный Миргород» стоят!
Так что есть о чём задуматься, пишущим, прежде чем взяться за перо и тебе, дорогой читатель.



*К сожалению, Александр не дожил до издания этой книги. Слишком долго этот материал пылился в шкафу.
(разместить под страницей с упоминанием об А. Евтушенко),