Когда уходят друзья...

Полночь кромсала Будапешт проливным дождем: ни прохожих, ни машин...
Сон...
Сон укутал город своим мокрым одеялом...
Ночь. Тишина. Темнота.
Шорох дождя.
И только мою спальню освещает монитор компьютера: днем Эрге передал флешку с отснятым материалом ; отбираю фотографии, полностью погрузившись в процесс работы.
Фоном – «Металлика». Но на музыку не обращаю никакого внимания – работаю…
Вдруг – вздрогнула: зазвучали первые аккорды «To lives is to die»… «Жить, чтобы умереть»…
Эта песня всегда вызывала у меня дрожь… Вот и сейчас мурашки пробежали по спине…
Встала. Взяла с ночного столика сигарету. Открыла окно. Закурила… Ветер распахнул занавески…
Обдало дождем…
Не отвернулась. Смотрела в ночь. Курила. Нервно. Быстро. Словно в последний раз…
Жужжание вибрации на столе, и «Fuel» «Металлики» взрывом аккордов наполнил грудь льдом, сделал ноги ватными и вышиб мозги!
С усилием повернула голову: на столе возле компьютера пульсирует мобильный телефон, бешено извергая из себя «Горючее».
Не могла подойти. Страх неминуемого сердечной мышцей трепыхал в горле, запирал дыхание, монументил!
Знала: звонит Игорь, – и не могла сдвинуться с места.
Между Квебеком и Будапештом – шесть часов разницы: Игорь никогда так поздно не звонил…
Телефон умолк на пару секунд, и опять вся мощь «Металлики» обрушилась на меня неизбежностью!..
Пересилила себя: два шага, длиной в вечность!
Чужой рукой взяла телефон.
– Да, – отозвалась чужим голосом.
– Диму убили, – вместо приветствия…
Подкосились ноги. Медленно опустилась на пол рядом со столом.
Игорь еще что-то говорил…
Не слышала. Не понимала. Окаменела.
Где-то на задворках мозга бился в истерике рассудок, орал благим матом, отказывался верить…
Первая слезинка робко скатилась по щеке. Вторая. Третья…
Полились слезы, обжигая щеки…
Беззвучным рыданьем сложило пополам, уткнуло лицом в ворс ковра, затрясло тело.
Зажимала ладонью рот, кусала халат, чтоб не заорать, не завыть по-бабьи.
Лишь скулила…
И ветер там, за окном, путаясь в садовых деревьях, подвывал мне. Сквозь шорох дождя…
Очнулась с рассветом, осознавая утрату. Но слез не было, лишь – вопрос: почему?
Безответный…
Растрепанная, лежала на полу. Отсутствующим взглядом обвела комнату: все, как всегда, только намокшие от ночного дождя занавески, обагренные зарей, словно напитались кровью, – мертво свисали по краям окна…
В выстуженной за ночь комнате холод был полноправным хозяином: бодрил тело, студил мозги, морозил боль.
Приняла душ, едва теплый, чтоб не расслабиться, не раскиснуть.
Свежая и живая, но – чужая и холодная, вернулась в спальню. Закрыла окно. Позвонила Эрге. Стала собираться в дорогу.
Не смотря на раннее утро, Эрге приехал ко мне.
Поделилась своим горем. Попросила остаться с детьми. Хотя этого и не стоило делать: как хороший друг и товарищ, Эрге понял меня с полуслова. Ничего не сказал. Грустно улыбнулся. Позвонил на вокзал и заказал билет до Одессы.
Ожидание – изматывало. Говорить больше не хотелось, а молчание – невыносимо жестокое, когда все ясно и без слов!
Время – сука – тянулось резиной, сжимая пружиной боль в груди!
Не хватало воздуха! Не хватало пространства! Не хватало действия: бессмысленного, неосознанного, но – действия!
Не сидела, меряя шагами комнату и время!
Взорвалась!
Птицей взлетела на второй этаж. Поцеловала спящих детей. Скатилась вниз.
Эрге все понял. Встал.
– Лена, осторожно! Умоляю!
Обняла. Схватила сумочку. Вылетела из комнаты.
И уже через минуту А8 неслась по улицам Будапешта, спеша на простор, за город.
Ревела «Металлика». В открытое окно врывался ветер. Сигареты одна за другой сгорали с двух затяжек. Редкие в этот утренний час автомобили шарахались в стороны, уступая дорогу бешенной золотистой «Ауди».
Скорость успокаивала, развеивала, создавала видимость действия, убивала время.
Я вернулась в город, когда до поезда оставалось меньше получаса. Поставила машину на стоянку. И вскоре поезд уносил меня в Украину…

Одесса встретила меня цветущими хризантемами и теплынью.
Хотя начинался декабрь, и по всем канонам должна быть зима, но весенняя погода властно верховодила в городе!
Прямо с вокзала взяла такси до городка N. Устроилась на заднем сиденье. Прикрыла веки, наделив водителя полной свободой действий. Единственное условие: не включать радио и CD-проигрыватель.
Всю дорогу молчала, закрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья. Не спала, нет. Пустота внутри меня гнала прочь дрему, а вместе с ней – все мысли…
– Приехали, – единственное за всю дорогу предложение. – Вас подождать?
Покачала головой. Расплатилась с таксистом. Вышла.
Ничего не изменилось за этот год, когда я была здесь в последний раз: обычный домик южноукраинского городка, с палисадничком под окнами, с кустиками присыпанных и обрезанных роз…
Все, как было всегда! С тех самых пор, как я познакомилась с Димой…
«Почему все не так? Вроде все, как всегда... Тоже небо опять голубое…» – всплыло в голове.
Тут же холодом свело живот. Закоченели пальцы.
Деревянной рукой толкнула калитку. Чужая – вошла.
Через палисадник – во двор. Шла, не смотря по сторонам, опустив голову, словно я сама была виновата в смерти Димы.
Не видела – чувствовала людей, собравшихся во дворе.
Гнетущее молчание. Скорбь. Уважение к мертвому.
Черный проем двери одноглазым удавом смотрит в мою душу, магнитит взгляд, гипнотизирует и тянет в себя, не давая возможности остановиться, перевести дух, собраться, настроиться!
Три ступеньки. Веранда. Дом.
Никого не вижу! Ничего не слышу!
Полумрак коридора. Прямо – зал.
Не шла, плыла мимо людей, их не замечая.
Шаг – зал – гроб!
Туман перед глазами. Увлажняет слезой глаза.
Подхожу. На ватных ногах.
В головах – две горящих свечи. Отец, осунувшийся, постаревший. Сбоку – мать, прижав платок ко рту, неотрывно смотрит на сына. За ее спиной – Игорь – держит за плечи.
Становлюсь в ногах, не в силах двинуться дальше. Взгляд на меня: запавшие черные глаза матери.
– Аленушка! Димочку нашего…– рыдание.
Закусила губу. Резко. До боли. Чтоб не зареветь.
Первая слезинка предательски сорвалась с ресниц.
Напряглась. Судорогой свело челюсть. И сразу – солоноватый привкус во рту.
И слезы… Слезы уже катились по щекам.
Едва сдерживала себя, чтоб не закричать, не завопить на всю вселенную!
Не видела! Не слышала! Не ощущала! Ничего! Кроме боли…
Не помню, как оказалась в автобусе, как шла за гробом по кладбищу. Проблеск сознания: нагинаюсь, чтоб поцеловать Диму в губы. Память – фотоснимок: спокойное лицо, седеющие виски, закрытые глаза, из-под усов – полуулыбка, с которой он никогда не расставался…
Тройной залп… Аккуратный холмик с крестом… На холмике – фуражка с красным околышем и советской кокардой…
Поминки – кошмарный сон, немое кино языческого обряда массового прощания с мертвым!
Хотелось бежать прочь. Хотелось одиночества... И лишь глаза матери – запавшие, черные, безжизненные – не отпускали…

– Ты куда? – спросил Игорь, когда начали расходиться с поминок.
– В гостиницу…
– Не останешься?
– Нет…
– Ты в порядке?
– Нет…
Игорь пристально посмотрел мне в глаза. Взял за руки.
– Я приеду к тебе, когда здесь все утрясется… Лады?
– Буду ждать…
Мимо проезжало такси. Взмахнула рукой – Игорь свистнул. Авто остановилось. Подошли. Обнялись.
– Ты аккуратней там, хорошо?
Кивнула. Села в такси. Назвала адрес. И уже через пару часов была у дома Коклена…

За неделю до Нового года позвонил Игорь.
– Привет, Ален, я в Будапеште!
Сердце бешенно застучало.
– Ты где?
– Рядом…
Выглянула в окно – по дорожке, освещенной луной, к дому шли Игорь и Эрге.
Выбежала из кабинета. Встретила в дверях. Сухое рукопожатие и пристальный взгляд – глаза в глаза.
Этот взгляд… С прищуром. Задумчивый. Оценивающий. Проникающий в самые глубины твоего подсознания…
Каждый раз, отправляя меня на очередное задание, именно так смотрел Игорь в мои глаза. Взвешивая, оценивая: готова ли, справлюсь, не провалюсь, не сломаюсь? За доли секунды просчитывал возможные варианты… «Добро!»
– Пошли на кухню, – Эрге распоряжался, как хозяин. – Чтоб не шуметь…
– За Диму! – тихо сказал Игорь, когда сели за стол и Эрге разлил водку по рюмкам. – Пусть земля ему будет пухом…
Комок подступил к горлу. Увлажнились глаза…
Водку выпила одним глотком, не почувствовав ни горечи, ни крепости…
– Вот и все, Аля… – поняла все, что Игорь хотел этим сказать…
Эрге разлил по второй. Выпили молча. Закурили. Молчали.
Игорь внимательно смотрел на меня, а я прятала от него глаза: боялась, что не выдержу, разревусь.
Налила по третьей. Сама. Чтобы скрыть свои чувства и отвлечь от себя взгляды мужчин. Надеясь хотя бы немного опьянеть…
Не помогло.
Встала заварить кофе. Чувствуя спиной пристальный взгляд Игоря, кусала губы, а слезинки, стекая по щекам, капали на плиту.
– Как, – голос предательски дрогнул, – как это было?
– Банально, Аль, – Игорь правильно понял мое состояние и принял единственно верное решение. – Банально, как и все, что сейчас происходит на Украине…
– Вечером пошел за хлебом, – продолжил после недолгого молчания. – Встретил друзей. Зашли в бар пропустить по бокалу пива. Сделал замечание какому-то упившемуся ублюдку, а тот его – заточкой. Прямо в сердце… Двадцать семь лет – три ходки. Это будет четвертая. Лет на десять…
Закипевшее кофе сбежало на плиту. Машинально выплеснула его в раковину – турку бросила в мойку. Взяла новую для новой порции кофе.
– Почему? – прошептала, не поворачиваясь к столу.
– Жестокое стечение обстоятельств, Аля!
– Пей! – подошедший сзади Эрге, протянул из-за спины рюмку водки. – Проплачешься – будет легче!
– Не хочу! – отвела руку. – Водка будет плакать, не я…
Закипел новый кофе. Сняла с плиты и разлила по расставленным Эрге чашкам. Села за стол. Закурила… Слезинки медленно сбегали с ресниц по щекам. Мужчины молчали, курили, опустив глаза…
– Почему все так? – спросила, ни к кому не обращаясь.
Молчание.
– Представляешь, – начала спокойно, тихим голосом, а слезы все также медленно катились из глаз, – в тот вечер я переписывалась с Димой по аське. Шутил. Подтрунивал надо мной. Как обычно. Потом написал, что идет за хлебушком. И добавил: «69»… Понимаешь, я ведь ничего не почувствовала! Отшутилась, и все!.. Потом позвонил ты, и сердце сказало: «Беда!» Поздно… Если б знала, если б почувствовала тогда, удержала бы его за монитором, заболтала бы! А так…
Замолчала. Мужчины тоже молчали. Истлевшая сигарета обожгла пальцы. Закурила новую.
– Сперва Саша, – продолжала, задумчиво, – теперь – Дима… Они всегда были со мной рядом… А теперь…
– Аля, – сквозь раздумье сказал Игорь, – ты думаешь, им было легко быть рядом, зная, в какое дерьмо тебя послали, и – не вмешиваться, до самого главного часа?! Шансы – пятьдесят на пятьдесят, а они – ждали и верили до последнего! До самого решительного часа вели тебя, не вмешиваясь в ход событий, разыгрываемых тобой! Думаешь, им, всем нам было легко, когда ты исчезала на несколько суток, молчала, когда казалось, что операция провалилась и что тебя больше нет?! Сколько наших девчат исчезло навсегда! Ушли и – пропали… Аля, мы – легавые, менты! Были ими, есть и останемся до самой смерти! Это не мы выбирали себе профессию! Это профессия выбрала нас, мы только пошли навстречу ее пожеланиям! Даже в отставке, даже на гражданке мы – менты!
Игорь налил себе водки. Выпил. Налил еще.
– Давайте выпьем, – предложил, – за тех, кто навеки остался на своем посту! За нас, еще живых. За тех, кто честно служит. За ментов!
– За вас! – поддержал тост Эрге…



28.12.2011 –24.05.2012