Глава 1. Погожее утро

 За последние две недели в это утро впервые показалось солнце, и на небе небыло туч. Затяжной нудный дождь прекратился, и земля, насквозь пропитанная водой, получила долгожданную передышку. Хотя повсюду виднелись огромные лужи, кое-где тропинка, идущая по холмику вдоль дороги, позволяла пройти без необходимости перепрыгивать с кочки на кочку. Семён плёлся по этой обнажившейся тропке с понурым видом, совершенно не выспавшийся. Несколько дней вынужденного безделья из-за плохой погоды, накатившая по этому поводу хандра, и, вдобавок, вчерашнее похмелье бодрости никак не добавляли. Последнее время хандра стала его постоянным спутником, работа его тяготила, барин платил скверно, денег едва хватало на угол в местном постоялом дворе, где он так же и харчевался, а вечерами частенько напивался с дружками до упаду. Давно пора было сменить разодранные сапоги, да залатать затёртый кафтан, но для этого нужны гроши, или хорошая любовница. Но ни того, ни другого у Семёна не было. С виду он был довольно рослый, мускулистый, крепкий, но вот статью, а тем более лицом природа его обделила. Лет около двадцати, не сказать, чтобы он был какой урод, но всё же красотой далеко не выделялся. Рябое конопатое лицо, неправильной формы нос, раскосые глаза, и в дополнение ярко-рыжие волосы отпугивали не только местных девиц, но и проститутки, крутившиеся в местной таверне, соглашались с ним переспать только в изрядно подпитом состоянии. Друзей по-настоящему у него так же небыло, если кто и водился с ним, то только ради бесплатной выпивки. Семён, хоть и был внешностью обижен, но душой он мог завоевать сердце любой местной красавицы, да вот беда - чтобы заметили его душу, необходимо хоть какое-то общение. Местные молодые балбесы знали его мягкую натуру и этим пользовались, подкарауливали его, когда он получал от барина месячную плату, и влезали в душу. Они обхаживали его, звали на свои посиделки, потихоньку подливали, до того момента, когда он, захмелевший, подобревший, выкладывал весь свой заработок, угощая своих "лучших", как ему казалось, друзей. Когда деньги и вино заканчивалось, эти собутыльники редко уходили попрощавшись, чаще они ради смеха устраивали Семёну какую-нибудь подлость. Иногда подсунут ему красивый цветок, обильно посыпанный пыльцой зверобоя, восхищаясь вкусным запахом, и ждут, когда он понюхает и измажет синевой весь нос. Либо заведут бурной беседой, ожидая, когда он вскочит с лавки, и незаметно подложат ему под зад толстый блин, жирно смазанный маслом. То просто подставят под локоть крынку со сметаной в надежде, что он обязательно её на себя опрокинет. В общем, Семён для местной братии был объектом всевозможных насмешек.
 
 В этом месте дорога круто забирала к оврагу, поворачивая направо, к скотному двору. Тропка заметно сузилась, местами с разрывами для стока воды с дороги в низину, и была довольно опасной. Стоило поскользнуться, и непременно окажешься на самом дне оврага. Семён уже как-то раз имел несчастье свалиться на этом месте, поэтому поворот тропки вывел его из раздумий. Он перепрыгнул очередную промоину, остановился и задрал голову. По небу медленно тащились толстые облака, временами открывая солнце. День обещал быть сухим и тёплым. Он довольно улыбнулся выглянувшему солнышку, и огляделся. Лёгкий ветерок раскачивал макушки низкорослых берёз, пробивающихся сквозь заросли ольхи, что грядой тянулись по другую сторону оврага. Где-то недалеко за этими зарослями текла небольшая речушка со смешным названием "Мокруха". По другую сторону дороги тянулись сразу несколько полей с пшеницей, разделённые межой с кустарником и в одном месте небольшим болотом.  Ближнее к деревне поле было под паром, густо поросшее клевером и местами мать-и-мачехой. По всему полю высились копны свежевысушенного сена, а вдалеке виднелись силуэты нескольких крестьянок с граблями, собирающих очередные скирды. В ясную погоду, если с этого места хорошенько присмотреться, то в конце дальнего поля можно было разглядеть крышу ближайшего свинарника, к которому и направлялся Семён.
 Вот уже несколько лет минуло с того времени, как отменили крепостное право, и таким вольнонаёмным работникам, как Семён, это нововведение улучшения жизни не принесло. Напротив, при барине он хоть и батрачил на своего барина, но стабильную кормёжку имел, а нынче ещё требовалось доказать, что ты можешь хорошо работать, и полон сил, иначе нигде не устроиться. Тот год отмены этого закона Семён хорошо помнил, хотя ему тогда было лет двенадцать. Он в ту пору прислуживал в избе, мыл полы, носил дрова для камина, чистил хозяйскую посуду от копоти, а сейчас с большим трудом смог пристроиться уборщиком навоза в хозяйском свинарнике. Запах свиного помёта настолько крепко въелся в его кожу, что он его ощущал постоянно, где бы ни находился. Последние недели его обязанностью была уборка загона во дворе хлева, и промозглая погода его чуть не оставила без этой противной работы, струями дождя смыв нечистоты за него. Тем самым чуть не оставив без недельного жалования, и соответственно без еды. Родители его давно умерли, не пережив зимней эпидемии несколько лет назад, дом хозяин отобрал за долги, а его самого просто выкинули на улицу. Правда, поначалу он оставался прислужником на барском дворе, жил в сараюшке, делив скудную площадь с курами, но вскоре его и оттуда выкинули. Как он пережил это время - одному богу известно, и если бы не его природная сила и выносливость, то навряд ли он сейчас имел эту работу и угол. Временами, когда жалование ему задерживали, он помогал по хозяйству на постоялом дворе, не гнушался чистить нужник, убираться в конюшне, за что его и держали, не выгоняя, да ещё и кормили. Хозяин этой корчмы в постоянном работнике не нуждался, вот поэтому Семён временами помогал старику. Тот был слеповат в свои семьдесят,  плохо видел лицо Семёна, может быть из-за этого и не раздражал внешний вид своего постояльца. Худо - бедно, но Семён прожил в своей комнатушке уже несколько лет, и его эта тёмная комната, с одним маленьким окошком, затянутым бычьим пузырём вполне устраивала. Пусть она находилась в самом дальнем углу тёмного коридора, по соседству с затхлой кладовой, с холодным дощатым полом, положенным на саму землю, но это была ЕГО комната.
 Солнышко опять выглянуло из-за проскочившего огромного кучевого облака, зразу ощутимо пригрев сырую землю. Небо заметно очистилось, с запада остались только лёгкие перистые облачка, и день обещал быть на редкость тёплым и солнечным. Такая погода способна заметно поднять унылое настроение, согнать хандру, и даже противная работа в эти мгновения показалась Семёну не такой уж противной. Работа - как работа, не хуже другой... Другую работу он уже и не помнил, ему вдруг показалось, что он этим делом занимается всю жизнь. Загон, толстые плохо окорённые жерди, непроходимая грязь, и в ней с превеликим удовольствием барахтаются в самой гуще толстенькие упитанные хозяйские свиньи. Свинки! Почему их так назвали? Не потому ли, что ведут себя как настоящие свиньи?... Так они и есть - свиньи, и этим всё сказано. Это среди людей грязнуль называют свиньями, а этим природой положено в грязи копошиться...
 - Посторонись!
Внезапный резкий окрик со спины неожиданно прервал философские размышления Семёна, да так неожиданно, что он с испугу повалился в самую грязь. Он, упав в ближайшую лужу, обернулся, и увидел позади себя почти вставшую на дыбы лошадь, тянущую старенькую, видавшую виды, но вполне ещё крепкую карету. На него пялился ямщик, тоже явно задремавший, но вовремя очнувшийся. Судя по их лицам, они оба были сконфужены внезапностью случившегося. Семён хотел было разразиться соответствующей длинной тирадой, но осёкся. Из окна кареты на него смотрела милая девичья мордашка, с такой же огенно-рыжей копной волос, как и у него. Правильные черты лица, совсем ещё молодая, на вид годов эдак пятнадцати - шестнадцати, но вот взгляд.... Не было в её взгляде обычного отвращения, которое Семён встречал постоянно на лицах всех местных девиц, скорее откровенное добродушие, и ещё что то. Очень похоже на то, как если бы девчушка извинялась за нелепое происшествие. Да-да! Её глаза словно бы извинялись за растяпу-кучера, по другому сложно понять такой взгляд. Семён под напором такого взгляда, чистого, невинного даже сконфузился. Он хотел было сам извиниться за свою нерасторопность, но не нашёл подходящих слов. Его язык словно прилип к зубам. Всё, что он в этот миг смог сделать - это выдавил из себя жалкое подобие извиняющейся улыбки. Едва он успел поклониться молодой барышне, как карета тронулась, и, разбрызгивая дорожную грязь, продолжила путь в сторону посёлка. Он ещё долго стоял, провожая взглядом силуэт уходящей кареты, пока та не скрылась за дальним поворотом. Семён стоял и молча смотрел вдаль, не понимая, что произошло в его душе. Он чувствовал какие то перемены, но пока ещё не осознавал этого. Он ещё не осознавал, что его впервые приняли как человека, не отшатнулись от него, не скривили физиономию, что на него смотрела та девчушка как на равного себе. Но он понял одно - он влюбился. Он впервые в жизни ощутил это чувство. Не то безысходное, как часто бывало, когда он понимал, что ему ничего не светит, а такое чувство, что его впервые в жизни не отвергли. Да, это ещё была не та любовь, от которой люди теряют голову, это было простое ощущение приятной беседы. Беседы, которой не состоялось, но это была настоящая беседа. Глазами, взглядом. Молчаливым, и в то же время говорившем о многом.
 Прекрасный солнечный денёк не только поднял настроение, но и лишил Семёна покоя. Слишком сильно запала ему в душу та девчушка в карете. Он, ведь, ничего о ней не знал. Не знал, кто она, откуда, куда ехала, какое у неё положение, и сможет ли когда-нибудь ещё раз увидеть её. Вдруг она окажется родственницей его хозяина, местного помещика, тогда ему точно ничего не светит. А может она просто проезжала мимо, держа путь дальше, через все окрестные селения, в сторону города? Семён машинально делал сегодня свою работу, не обращая внимания ни на стойкий въедливый запах, ни на плохо поддающуюся раскисшую жижу, постоянно норовящую вернуться назад, откуда её только что выгребли. Он был настолько поглощён своими мыслями, что даже не заметил, как появился господский приказчик. Тот, оказывается, давно уже стоял у дальнего выхода из загона, наблюдая за Семёном. Он смотрел и не мог понять - откуда у человека берётся столько сил? Работать в такой обстановке, не обращая внимания на запах, аккуратно и тщательно вычищать все закоулки, без всякого понукания и лени. Работа была почти закончена, он окриком прервал парнишку, подозвал к себе, поманив пальцем.
- Эй, Семён, что с тобой случилось сегодня? Работаешь, словно заведённый, даже ни разу не присел передохнуть...
Семён очнулся от своих мыслей, но таким вопросом не был застигнут врасплох, словно ожидая нечто подобное.
- Так ведь погода разгулялась, надо навёрстывать. Эти дожди грозили отобрать у меня весь мой заработок.
Приказчик, кучерявый черноусый мужичок, невысокого роста, с казачьей внешностью, одобрительно кивнул ему на такой резонный довод.
- Не бойся, я перед барином замолвлю словечко о тебе. Я видел как ты работаешь, у меня нет к тебе нареканий. Деньги свои ты получишь, а непогода - не твоя вина. Я одного не пойму только - как ты выдерживаешь эти запахи?
- А я, ваша милость, стараюсь думать о другом. Вот например, стою и погоду заговариваю, чтобы тучи ушли, не мешали мне жить.
Приказчик улыбнулся на такой ответ:
- Ну и как? Помогает?
- А вы на улицу гляньте... Думаю, что помогло. Тут главное - правильную молитву вспомнить.
- Ну-ну... Дерзай. А заодно прочти такую молитву, чтобы у меня сегодня рыба хорошо клевала.
И, засмеявшись от собственной остроумной шутки, приказчик повернулся и вышел прочь из этого зловония.  Было видно, что  у того сегодня прекрасное настроение, казачок пошел в сторону хозяйских амбаров, помахивая рукоятью плети и что-то насвистывая по пути.

***
продолжение http://www.proza.ru/2012/05/28/1855