Глава 33. Обзавожусь родственниками

 Как-то Костя узнал мой адрес и написал письмо. Я ответил. Он промолчал, я тоже.
Но однажды Костя приехал в Тольятти в командировку, и остановился у меня.
Было немного спирта, и всё налил ему, сам почти не пил, чтобы ему больше досталось.
 Видел его настороженный взгляд, и понимал, он не может забыть перенесенную обиду, когда я проболтался матери, что он, живя в общежитии, плохо себя ведет. И получил нахлобучку от родителей, которые помнили, что не уследили за младшеньким, Володей, и тот сел на семь лет за групповое изнасилование.

Костя похвастался, что в Нижнекамске работает начальником цеха, несколько раз ездил за границу, пожалел меня, и предложил переехать к нему в Нижнекамск. Особенно не уговаривал. Я понимал, ему хотелось бы почувствовать мою зависимость от него. Бальзамом на рану было сознание, что он преуспел в жизни больше меня. Хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. Я был сыном учительницы, а он из колхоза. Всё детство мне завидовал, и, помня эту зависть, он сейчас сказал:

— Ты не думай, я тогда в детстве прибегал вовсе не за подарками, а по своим делам.
Я успокоил его, мол, ничего и не думаю, и постарался перевести разговор, чтобы не заострять на этом внимание. Я-то уж помнил его радость от привезенных подарков и той одежды, из которой я вырос, а ему была впору, так как он намного ниже ростом. Да и разве можно упрекать в чем-то мальчугана, росшего, как и все, в бедности и без развлечений в деревенской глуши?

И вот, жизнь всё расставила по своим местам — отомстила за прежние унижения.
Он на коне, а я где-то у подножья.

Я знал, что у него нелады с женой, чуть не развелся из-за своих измен, много пьёт. Но эту тему я не затрагивал, понимая, что ему будет неприятно, я не тот человек, с кем бы он поделился своим бедами, открыл душу. Мне хотелось, чтобы он забыл свои обиды на меня, всё же мы двоюродные братья. Но он, кажется, на всю жизнь запомнил, и не мог простить даже, как ему казалось, детских унижений, хотя никто его не унижал. Была возможность у матери делать подарки, она делала.

Выглядел он плохо. Я не завидовал, понимая, каково ему приходится: ссоры с женой, дети часто болеют, постоянные разбирательства на химическом заводе, большая ответственность начальника. Всё это выматывает. Водка – единственное средство, чтобы как-то расслабиться, сбросить постоянный стресс. Он смотрел на меня настороженно, постоянно держа в уме обиду. Я был дружелюбнее, проявил как можно больше дружелюбия. Но он не оттаял. Второй раз не приехал, прежняя дружба не возобновилась, мы не переписывались.

Стороной узнавал, что у него на заводе произошла крупная авария, грозили большие неприятности. Но друзья защитили, отвели беду. Его друг вызвал к себе в Ставрополь на Кавказе, и устроил тоже начальником, налоговым инспектором. И детям там климат намного лучше, до этого у младшего были аллергические приступы, которые там пропали.
Позже его дочка приехала в Тольятти и поступила в ТПИ. Родители жены поменяли квартиру в Комсомольский район. Но никто из них к нам так и не зашел. Видимо, был наказ от него.
С соседями жили мирно. Вика подружилась с Зиной, и они часто разговаривали на кухне. Володя, её муж, как и я, не общителен, всё время читал в своей комнате, на кухню почти не выходил.

Зина жаловалась Вике, что не знает оргазма, муж сразу кончал после двух-трёх фрикций. Когда выходила замуж, её предупреждали, что он много пьет, но он обещал не пить. Недавно у него обнаружили опухоль в мозгу. Жить осталось не более года, если не пить.
Но он последние денечки решил пожить в своё удовольствие. На операцию не согласился. Подобную операцию сделали мужу Любы, которая жила в нашем подъезде на первом этаже. Он каждый день тихо и безучастно сидел с перевязанной головой на скамейке перед домом. Сама Люба, кровь с молоком, симпатична, соблазнительна, а муж инвалид. Позже жаловалась Вике, что устала жить с мужем инвалидом. Через год разойдутся. Потом снова сойдутся.

У Зины комната на северной стороне, всегда темно, а у нас солнечно, светло весь день. На двери ни у кого нет замков, чем и пользовался Володя, когда мы все на работе, дети в школе,  заходил в нашу комнату, что я обнаружил позже по пропаже некоторых книг, которых, кроме него, некому взять. Зина более щепетильна.

Однажды его родители принесли спелую вишню, и Володя позвал меня к себе на балкон, есть вишню. Ему хотелось пообщаться, а другого предлога не было. Впервые поговорили обо всем понемногу. Мне он был неинтересен, как любой злоупотребляющий водкой, да и не старался подружиться, потому что и он не делал попыток, за исключением этого случая.

Он уже принадлежал другому миру, людям уходящим, сам это понимал, поэтому и пригласил меня, чтобы чуть полнее узнать о своем вынужденном соседе. Больше мы не разговаривали. Вскоре его увезли в деревню к родителям, где он и умер.
Зина, не сразу, но выйдет замуж и, наконец-то, испытает, что такое оргазм. Вика устроит её в свою бригаду. Сын вырастет и, как отец, тоже станет сильно пить, хотя ему было около шести лет, когда Володя умер. Наследственность, или больше заняться нечем?

8 августа 1976 года по вынесенному приговору Военной коллегии Верховного суда СССР за антибрежневский мятеж, поднятый 8 ноября 1975 года на вышелшем из Риги БПК (большом противолодочном корабле) «Сторожевой», был расстрелян замполит этого корабля, капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин (р. 1938 г).


Летом, когда мы всей семьей на пляже, где расположен яхт-клуб, к нам приезжал Гена с Диной, которая жила в селе Старосемейкино, в ста километрах от Тольятти. С пляжа долго не могли уехать, не было нужного автобуса. Возможно, их и не должно было быть. Мы прождали томительный час, пока я не сообразил, что нужно уехать в Центральный район, и оттуда уже в Новый город.

За это время мы могли бы пешком вернуться домой, но все уже устали. Дорога бы вымотала нас. А так мы забрались в переполненный автобус и с пересадкой через час были дома. Я был готов броситься вдогонку, так хотелось увидеть Геннадия, но понимал, пока я доеду до Жигулевска, поезд с братом уедет.

Когда Перминовы въехали в малосемейку, они, единственные, повесили на своей двери замок. Мы знали, что у нас воровать нечего, поэтому не боялись. Через год он, как участник войны, получил квартиру, и они переехали. Нам, наконец-то, соизволили дать вторую комнату. Чем девочки очень довольны, и без нашего догляда часто шалили перед сном.

У подружек взяли гупий и принесли в трехлитровой банке. На работе у Вики кто-то предложил большой, двухведерный аквариум. Мы купили красивых скалярий, данио, меченосцев, на Волге набрали мелкой гальки, посадили зелень. Я купил компрессор, сделал подсветку, и стало так красиво, будто смотришь цветной телевизор.

Аквариум у нас стоял на полу, поэтому иногда я с Викой ложились на пол и любовались величавыми скаляриями, красными пециллиями, мраморными гурами, юркими данио. Позже появились сомики, улитки.
На некоторое время начал общаться с Володей Пышиным, соседом по бригаде, он тоже держал дома аквариум. И как-то я к нему зашел домой после работы, за компрессором, который он мне продал за пять рублей. Он недавно появился в бригаде, отсидев за что-то полтора года.

Его салатовые данио кружились в грациозном танце любви, и мы опустились на пол, поражаясь, почти человеческой чувственности. Никогда подобное не видел и не ожидал увидеть у рыб любовного томления.

Гена тем временем продал дом в Днепродзержинске, и надумал переехать к нам. Просил узнать насчет работы. Я пошел в транспортное управление, поговорил. Заработки хорошие, но квартиру не обещали.

Когда приехал Гена, вместе пошли в отдел кадров завода, но почему-то не принимали шоферов первого класса, и он был вынужден устроиться в Прибрежном на Винтайском заводе. Там же положил деньги в сберкассу за вырученный дом. Потом попросил меня поехать с ним, снять деньги. Вдвоем с деньгами не так страшно.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/15/587