Света и таджики

Эта история произошла с одной моей знакомой, зовут её Осинь Светлана Эдельвейсовна ( кому-то может показаться странным, такое Ф.И.О., но сам факт Светенного существования, ставит под сомнение, привычную нам адекватность и логику). Но вначале я остановлюсь немного на её биографии, чтобы вы имели представление, о том, что она из себя представляет.
Света Осинь родилась в 1812 году, на Алтае, в семье крепостных крестьян. Родилась и чуть не попращалась с жизнью из-за того, что хозяева поместья не хотели выращивать, ещё одного человека в своих угодьях. Поэтому роды проходили тайно, но всё таки конкурирующая челядь донесла графине, о рождении ребёнка. И Свету ждала мучительная ссылка в тайгу и гибель, от лап диких зверей, но судьба распорядилась инуде… Знакомый инок-отшельник семьи, приютил девочку. Шли годы, и Света Осинь крепчала и росла. Природа, лес и свежий воздух, сделали своё дело. Она выросла шикарной красавицей, розовощёкой и с длинной косой. Но поскольку она находилась в глухом лесу, почти одна ( с отшельником Серафимом, они почти не общались, он был глух и нем), то она была наивна и девтсвенна, как утренняя роса. И не разу не видела других людей, только лесных зверей. Игр и развлечений детских, естественно у неё не было. Её любимым развлечением было по осени, зарыться в ворох сухих листьев, и резко вскакивая пугать Гошу ( так она называла молодого оленёнка, с которым подружилась и считала своим другом, а он её… не хочется прерывать милый, романтический рассказ, но он считал её источником жратвы и странным, бестолковым существом, но зато каким чертовски красивым!).
К 15-и годам, она выучила язык зверей, и могла с лёгкостью узнать, где сидит фазан, и почему на неё ревёт кабан. Но и русский язык она также знала. Серафим учил её алфавиту, и письму, но довольно странным способом. Я бы сказал жестоким. Если она неправильно писала буковку, он шёл во двор и поджигал сухие листья. Света плакала, но писала, не получалось, и она сызнова ревела, под удушающий дым, горелых листьев.
К двадцати годам, она приобрела формы, и в совершенстве познала природу вокруг себя. Но не познала своё тело, и время от времени начала чувствовать какие-то странные ощущения по всему телу. Серафим, догадался, что у неё происходит половое созревание, но почему так поздно? Ответа мы уже не найдём… Дед Серафим был слаб и нетяг, а Гоша не мог по этическим и моральным соображениям, подойти на роль Светкиного жениха. И Серафим решается на отчаянный шаг. Он решается мумифицировать Свету… Для того, чтобы она прожила ещё двести лет, за это время по его расчётам, в округе вырубят лес, и построят город, где очнувшись, Света сможет дальше продолжить своё существование.
Облепив её с ног до головы жёлтыми листьями, облив её алтайским медом и поперчив, посолив ( по вкусу. Это моё прошлое обучение повара, даёт о себе знать. Потом я поделюсь своим фирменным рецептом) он поджёг её… Немного по агонизировав она замумифицировалась…
Шли годы, шли столетия. Много за это время прошло. Кровавые войны, великие открытия… Лес тот вырубили, и воздвигли на том месте город. При раскопках учёные обнаружили и мумию-Свету, определив её двухвековую давность, почтовым рейсом отправили её в Актюбинск, в музей археологических раскопок.
Так бы она и стояла, за стеклом, и радовала глаза посетителей музей, пока руководство музея не решилось произвести реконструкцию оного… Я в то время, занимался отделочными работами. И мне поступило предложение заняться отделкой главного корпуса. И я согласился. Прибыв на место работы, я обнаружил коллектив из работников Таджикистана. Их бригада состояла из 12 человек и одного прораба, которого звали Факью Кутакович. Ну куда уж без таджиков, если дело заходит о строительстве. Работали мы в поте лица, потому как работе дан был срок.
И в один прекрасный день, один из таджиков, случайным образом задел левым пальцем ноги, постамент на котором стояла мумия. Она упала. Разбившееся стекло поранило рядом стоящего Факью, он выругался, и увидев мумию, что-то сверкнуло у него в глазах, что-то недоброе… Ни для кого не секрет, что гастарбайтеры где работают там и живут. Не исключением были и эти таджики. И конечно, физиология иногда требовала своё. Взяв её подмышку он устремился в подсобку. Мы все догадались, зачем он туда с ней ушёл. Немного посмеявшись мы услышали, доносившееся оттуда пыхтение, а затем… Душераздираюший вопль! Дверь слетела с петель, голый Факью с пеной у рта пронёсся мимо нас как метеор. А в чулане мы узрели… Девушку, которая сидела и трясла головой. Да это же та мумия! Хором воскликнули мы. Я не верил своим глазам. Та омерзительная мумия, и эта прелестная белоснежка одно и то же… Чудесная метаморфоза.( тут меня постигла элегия… а может с нами со всеми так. Снаружи мы убоги, и убога наша оболочка. Но внутри мы испускаем свет. Свет надежды, на то, что когда-нибудь, то хорошее, заложенное в нас, вырвется наружу, и озарит угрюмую унылость… Но я отвлёкся). Увидев нас, она истошно закричала, забилась в угол, и стал «курлыкать», потом «чирикать» и издавать какие-то непонятные щебетания, толи « фиить», толи клёкот. Мы решили заговорить с ней. И оказалось она знала язык людей. Она нам поведала, что зовут её Осинь Света Эдельвейсовна, она родилась двести лет назад, всю свою жизнь жила в лесу с чернецом, никогда не видела людей, и ей непонятно, что с ней творил Факью, но понравилось. Я не стал вмешиваться в дела девушки, и таджики порешили оставить Свету у себя в бригаде. На душе у меня было муторно, я ведь знал, для чего она им требовалась, но Света… Была чиста и бела, как лист формата А4. Она не знала реалий нынешнего мира, его содомию, и разврат… Но и не моё это было дело. Я ограничился общением с ней. Каждый перекур или отдых я беседовал с ней о её времени, о том откуда пришла. В ней было то очарование, искренность и непосредственность, которое присуще младенцу. А таджики считали её, ярким примером «глупой блондинки», называя её лучезарную копну волос, макаронами торчащими из башки.
Шло время. Работа была в самом разгаре. Света менялась на моих глазах, из непосредственного ребёнка, она превращалась в закоренелую куртизанку. Разговаривать с ней становилось всё труднее и труднее, ведь весь диалог сводился к сексу. А обсуждать, какой у Равшана маленький писюнчик, а у Искандера большой, не вызывало у меня интереса, и поэтому общение с ней я стал ограничивать.
Затем я стал замечать, что из простой наложница Света превратилась в рабочую единицу, стала месить раствор, таскать мешки с песком, штукатурить стены, выкладывать стены клинкером. Она огрубела, стала обрастать мускулами и щетиной по всему телу. Стала спать, есть, вести себя как мужик. Всё это время она не видела лиц женского пола, только мужиков, и стала со временем на них походить. Почему? Таджики народ, собственники, и поэтому на ночь заперали её в чулане, и не выпускали из музея.
Работа подходила к концу… Придя ранним утром на объект, махом руки поздаровавшись с таджиками, увидел Свету… У меня аж челюсть отвисла… Вместо прекрасной нимфы, которую я помнил во время нашей самой первой встречи, предо мной стояла шимпанзе! Других слов я не смог подобрать, чтобы описать её внешность. Руки её вытянулись от тяжести выполняемой работы, ноги укоротились по той же причине, челюсть напоминала обезьяннюю, чуть вытянутую и оскаленную, поражённую цингой, а всё её тело было покрыто волосами ( то есть от таджиков, она почти ни чем не отличалась). Увидев меня она начала махать руками, скакать вокруг меня, и что-то лепетать на обезьяннем языке ( ну, вернее на таджикском, что равносильно для меня, обезьяннему). Погладив её по блестящей от пота шёрстке, я в отчаянии, ушёл на своё рабочее место… Надо же! Светка, ах ты Светка…
В последнюю неделю работы, я редко встречал шимпанзе. Видимо, она предназначалась только для сексуальных утех. В последний день я пришёл за расчётом, и увидел на обеденном столе чашку с овсяной кашей, сидевших рядом таджиков, которые горевали. Светы рядом с ними не было. И начиная догадываться почему, я спросил у Факью Кутаковича, в чём причина кручины. Смахнув со своей волосатой щеки слезу, он проговорил на ломанном русском, целую тираду, из которой я понял, что сегодня утром, Света была как никогда возбуждена, бегала по территории, рычала на всех, чуть ли не кидалась, а крановщик в то утро работал с похмелья, и не заметил бегающую рядом Свету, ну и положил стотонную плиту прямо на Свету… А когда поняв свой проступок, поднял её… Я ошибся, в тарелке была не овсянка… Немного погоревав, мы распили бутылочку беленькой. Вышли на крыльцо музея, и отдали кашицу сторожевой собаке. Я с горечью подумал « это твоё последнее путешествие Света… по пищеводу Тузика…»
Мораль сей истории такова:
Будь всегда самим собой
И не стой под стрелой.