Романтика уголовного мира ч. 1

Ночь. Время свиданий для молодых, а для остальных – ходьба на «лево». И просто замечательное время для «Гоп- свиданий» под синькой . Стояла теплая, июльская ночь, по двору крался, прижимаясь к земле, будто опасаясь чего-то 1991 год.
Калым принес свои барыши, так что своевременно начатая обмывка дела не могла просто закончиться, только потому, что кончилось бухло.
«311квартал» считался не спокойным местом для прогулок ; но кореша , кажется, мало об этом беспокоились, ведь они выросли здесь, их знала каждая собака.
Перешли дорогу. Три ларька одиноко стояли на против кладбища. В первом были одни жвачки и шоколадки, во втором и третьем не было достаточного количества спиртного, и друзья разделились. «Корч» остался с приобретенным товаром (в полиэтиленовых пакетах и картонных коробках), а «Пантелей» пошерстел к «Двойнику», там ларьки были побогаче на ликероводочный ассортимент. («Корч» должен был поймать мотор и забрать Стаса на «Двойнике»).
Пантелеев Стас всего ничего как откинулся, и сразу удачное дельце. Внутри распирало от гордости за самого себя и в голове болтались бравые мысли: по типу « Я еще не очень стар, сноровка вовсе не пропала и др. ерунда». Ноги заплетались, но он продвигался к заданной цели. Где-то вдали играла музыка, и моментами доносились знакомые до чертиков слова:

«А ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся, и верил…»
Руки в карманах сжимали в общий комок новые купюры. Дедушка Ленин угрюмо смотрел сквозь пальцы владельца, вперед в
" Светлое будущее ". Какое оно там ?
Хотел знать каждый, но «Пантелей» об этом не задумывался…
Вот впереди долгожданный ларёк со всеми своими разносолами. Что-то душа не лежит и даже не сидит на месте , но , когда под градусом, об этом меньше всего думаешь.

Он оглянулся. Никого. Мысли ушли. Глаза устремились в приближающуюся витрину, рука вытащила из кармана комок купюр, и чисто на автомате руки стали разворачивать то, что было так усердно смято, за всю дорогу.
Резкий удар в спину он принял за дуновение ветра и даже не успел обернуться, как получил второй удар, сбивший его с ног. Он упал на одно колено, потом на другое, удары продолжались, но он всё ещё был в сознании. Количество выпитого не сдавалось, борясь с пришедшей из ниоткуда болью и унижением.
Он повалился лицом вперёд , краем глаза заметив ноги своего мучителя. На мгновение он увидел яркий свет и даже успел подумать, что его глючит. Мучитель занёс руку и прошептал:- «Это тебе «привет», от Музыканта».
Прошла почти вечность, прежде чем рука опустилась в последнем ударе. Штык-нож скользнул по ребру и проткнул горячее, воровское сердце. Буро-красная кровь фонтаном брызнула из вольного, растёрзанного тела. Мучитель вытер нож об рубашку жертвы, вставил его в пластиковые ножны и удалился, не став дожидаться агонии жертвы. Он был уверен в своих действиях, и в нём были уверены те, кто стоял за ним.
«Корч», проезжая на моторе, видел в свете фар какую-то возню, но не придал этому значения. Только порадовался за гоп-стопников, работавших в этом районе.
Рейд до «Пятака» ничего не дал, и «Корч» решил, что Стас взял всё и напрямки тронулся на хату. Водка стынет, грудь холодит, а бабы стонут без ласки.
«Давай на Косточку, зёма»- сказал он таксисту.
Подъехав к дому, где происходила попойка, «Корч» был приятно удивлён, его уже ждали.
Наверно Стас предупредил . Странно, почему сам не вышел? - размышлял «Корч».
Девчонки лезли целоваться, «Корч» уворачивался как мог. Оксана стояла ближе всех, и он спросил: - «Стас, пришёл?»
Она подняла свои большие глаза вверх и с удивлением ответила: - «А разве вы не вместе?»
- «Так пришёл или нет?» - настаивал «Корч», со злости впиваясь ей в локоть своими жесткими пальцами.
Взвизгнув от неожиданности, она простонала: - «Нет, не было его!».
Остановив разгрузку, «Корч» прыгнул в мотор и крикнул:
- «Скоро буду!»
Шумная компания начала вываливаться на улицу и теребить, стонущую от боли Оксану, вопросами.
«Корч» с таксистом мчались на «Двойник»…
СМЕРТЬ «Пантелея» привела в шоковое состояние всех тех, кто его знал. Братва искала по своим каналам, менты и прочие по своим, но истина , как всегда , была рядом…

В ИТК 21/1(или как в простонародье именуется «Первая» ) о произошедшем знали уже на следующее утро. Тело ещё не попало на стол патологоанатому, а те, кто остался в тени, знали, что первый шаг сделан…

* * * 1. * * *

Вологодская пересылка. Кто знает – не будет бросаться словами, что хорошо там или плохо. Одни первые слова, говорят о многом.
В них звучат боль и страдания : отцов, матерей, братьев и сестёр. Конвой из ВОХРы, овчарки на попечении у государства; все они объединяют общее – систему управления.
Когда выбор падает не на тебя, а на близкого тебе человека ты думаешь что лучше продать душу дьяволу, но только бы не идти этапом на Вологду, а когда в системе жеребьёвки узнаёшь свою судьбу, молвишь: - « Господь не выдаст, свинья не съест». Так склонив голову, уходишь на встречу своей судьбе, не ведая, с чем столкнёшься впереди . Неизвестность пугает. Но вскоре понимаешь, что ты не один – страдать придётся всем, у кого есть чувство достоинства и порядочности…

Многие малолетки думают, что в воровской иерархии есть такая «масть» , как «порядочный», и на любой вопрос в их адрес козыряют этим словом, не зная его значения.
МАЛОЛЕТКИ – от них в основном все несчастья и непонятки!
2.) Из-за своей наглости, не проинформированности, из-за желания доказать окружающим, что ТЫ не малая фигура в их обществе, всеми средствами которые возможны в этих условиях.
Но старых арестантов, обожённых не единожды: зоной, разборками, рамсами и всеми мирскими тяготами, убедить в обратном – сложно. Они придерживаются не писанных законов. Видят человека насквозь, как рентген. Им не нужны слова. Первое мнение о том или ином человеке закрепляется его поступками, а скорее всего, проступками, не в пользу оппонента.
«Шеф» отбывал в ИТК21/1 свой четвёртый срок, когда в зону пришли три известия.
По амнистии ему скостили оставшийся срок – в два месяца и восемь календарных дней.
На завтра его подопечный Сашка «Крест» уходит этапом на Вологду.
И третье, о том, что было сказано раньше. На «Шефа» это известие обрушило множество вопросов и ответов. Сам задавал и сам отвечал. Земляки пару раз приходили помянуть хорошего человека.
Заваривали. Говорили о «Пантелее» только хорошее, т. к. из уважения ( мерзкого уважения и гнилости) не хотелось ставить на себе крест. Три дня не рамсовали, не играли под интерес, не доказывали мусорам свои права.
«Шеф» и «Пантелей» выросли в одном дворе. Они были между собой честны во всём. Из-за женщин никогда не спорили, дрались с теми, кто лез в их частную жизнь.
«Шеф» не знал, откуда пришло несчастье, но подозревал, что здесь, в зоне, есть люди, которые знают об этом всё.
Просыпалось желание, неожиданно выскочить на прогулочный дворик и закричать на весь мир: - КТО?
Но ответа ему не дали бы, а, скорее, сочли за сдвинувшегося крышей, и, не дай Бог, перед освободухой, отправили на больничку, под интенсивный надзор.
Артур сдерживал себя как только мог, чтобы не напортачить; порой чувствовал усмешки за своей спиной, но ничего предъявить не мог. Он ждал. Ждал тот миг, когда вызовут на первое КПП с вещами, для освобождения.
Ни завтрак, ни обед, теперь ему были не важны, никто не мог ему помочь – он ушёл в себя.
Перед последним шагом из лагеря. Скорее по инерции, чем по трезвому рассудку, он собирал вещи, прощался с товарищами по несчастью, чифирил. Даже когда его объявили, он не дрогнул, и кружка с чифиром не приостановилась, так же мерно следовала по кругу. Никому, ничего не обещая, он вышел…
Лёгкий ветерок скользил по его чисто выбритому лицу. Тополя (а перед ИТК 21/1 их целая аллея) шелестели над ним своими могучими ветвями-руками, шептали:
--- « Свобода, свобода, свобода».
Красное кирпичное здание спорткомплекса «ДОСААФ» было таким же мрачным, как два года назад. Ни чего не изменилось. Нет! Изменилось! Друга нет!
«Пропал Стас без меня, пропал» - подумал про себя «Шеф».
«Корч», будь он не ладен, за это ответит. Все ответят, не уберегли…
Солнце пятилось с левой стороны и выглядывало из-за макушек тополей. Вдали показалась трансформаторная будка, а за ней остановка «По требованию».
Артур не желал ехать домой общественным транспортом, да и не с руки ему это было в первый, вольный денёк. Он хотел появиться в самый неожиданный момент для всех, кто его знал: для друзей, врагов, родственников. Поедешь троллейбусом, обязательно кто-нибудь да заметит, что он здесь, на воле. Решил перекурить это дело, не доходя до остановки.
Сзади послышался рокот двигателя, «Шеф» обернулся, это была «Волга». Как большая черепаха, она переползала среди тополей через ухабы и выбоины. Артур вспомнил: ещё когда везли их в зону автозэком, машину жутко трясло, она подпрыгивала, и пацаны бились головами о крышу.
«Шеф» разглядел на боку «Волги» шашечки, и про себя подумал; - «Вот так удача, залезу в салон, и уж там с водилой присяду на метлу, а пока он будет крутить баранку, вытащу из загажника «лавэ».
Лёгкий взмах руки, и «Волга», скрепя тормозными колодками о барабан, встала как вкопанная.
Артур открыл дверь, кинув быстрый взгляд на водителя, спросил: - «Зёма, до квартала подбросишь?»
- «А чего не подбросить?» - услужливо ответил таксист.
Он понял, что этот «зек» намного баллов порядочнее тех, кого он сюда только что привез. Зная на собственном опыте, что лучше к таким как этот, не лезть с вопросами, для здоровья лучше. Сам заведёт – можно поддержать, но не более. Этот, всю дорогу молчал, о чём – то думал, и скорее всего, дремал, потому что долгожданную СВОБОДУ ждут, не замечая дни и ночи.
Свернули на улицу им. Костычева. Вдоль дороги до проспекта Станке-Димитрова аллея каштанов: такие пышные, словно зелёные кучевые облака, опустившиеся на землю, которые можно встретить только в Сочи.
С противоположной стороны – частный сектор и гаражи.
Проехали «Пивной бар» (теперь его нет), булочную, овощной.
Пассажир попросил остановить, щедро расплатился и направился в глубь хрущёвских двориков…
Приготовление к похоронам очень хлопотное дело. Слёзы, причитания старушек и других женщин, которые якобы помогают, но в тоже время мешаются под ногами. Толкаются возле подъезда, малолетки готовые помочь в любом жизнено-важном деле, чтоб засветиться в добром порыве.
«Друзья» в морге забирали тело «Пантелея». Мать через каждый час заливалась истерическими слезами и пила валокордин…
Из соседнего двора были слышны музыка и смех.
_____________________________________________________ Свадьба. У молодёжи праздник!_____________________
Нагнетало обстановку то, что окна выходили во двор к «Пантелею». Назревал конфликт…
Тихий, но периодически нарастающий рокот, прокатился по дворам 311 квартала; музыка стихла, смех и веселье утонули в приближающемся рокоте.
«Шеф» появился как гром среди ясного неба. Замолкли причитающие старушки и перешли на шёпот. Перед Артуром все расступились, образовывая живой туннель.
Он прошёл в подъезд на трясущихся ногах, словно призрак. Там тоже были люди: курили перешёптывались, топтались с ноги на ногу, сидели на корточках или просто молчали.
Каждая ступенька давалась с большим трудом, ноги не хотели слушаться хозяина, только такт в голове отчеканивали предстоящие шаги.
3.) Вот знакомая дверь. Открыто. Крышка гроба, обтянутая красной материей с чёрным крестом, красуется в середине лестничной площадки около электрических счетчиков. Тихо в квартире. Запах морга переселился в жилую местность. Батюшка читает молебень, ему вторят старушки. Пахнет ладаном, слышен треск свечей и капель расплавленного воска о блюдце. Букеты цветов лежат на полу в прихожей. На кухне возятся соседки, готовясь к поминкам. Мать причитая стонет в комнате:
---«Горе то какое! Да на кого ж ты нас покинул?»
Подруги вторят. Батюшка окончил.
Настала сцена прощания. Мать запречитала ещё громче. Ёе плач вырвался на улицу и прокатился по всем вдовствующим. Матери прижали к груди своих детей. Не крещённая молодежь, перекрестилась. Мужчины ещё больше потускнели, их лица огрубели и приняли ещё по одной морщинке на свои загорелые лица.
Артур подошёл к гробу – названный брат лежал как живой.
Закрадывалась не здоровая мысля, будто бы всё это розыгрыш. Вот ещё чуть-чуть, встанет Стас, улыбнётся и скажет: - «Прикинь братишка, а ты повёлся».
НО НЕТ, НЕ БУДЕТ ЭТОГО! Ничего больше не будет, смысла не будет, жизни другой не будет.
Ничего! Пусто!
«Шеф» наклонился над братом, и из его глаз потекли слёзы, он что-то шептал «Пантелею» в гримированное лицо, что-то спрашивал и сам отвечал. Люди вышли из комнаты, и не беспокоили его целый час. Артур не мог отойти от названного брата, подельника, друга. Рассказывал ему что-то своё…
Но вот шёпотом ему сообщили, что пора выносить.
--- «Нет» --- вскрикнул он от неожиданности. Мать в соседней комнате упала в обморок, а женщины, присутствующие при ней, запричитали дружным хором.
- «Замолчите!» - Артур не сдержался.
Причитания переплелись с рассуждениями.
Но тут, на сцене действий появилась мать покойного.
Присутствующие ахнули, она поседела за одну ночь, осунулась лицом. Её руки как плети, чуть-чуть не касались пола. Подруги поддерживали её с обеих сторон, так как её качало в каком-то своём , экцентрическом танце. Она подняла голову, и, каким-то своим потайным зрением , вычеркнула всех, кто был; только один человек, кого она видела чётко, не мог скрыться под пеленой – это её сын Стас.
Сильными руками оттолкнув помощниц, она кинулась к нему на грудь и впала в беспамятство…
…Зинаида Алексеевна умерла через три дня , так и не придя в сознание . Артур всё это время просидел около её постели, сжимая своей рукой её руку.
Мать положили рядом с сыном, а всё только начиналось.

* * * Глава №2. * * *

В стране назревали перемены.
Блатные были уже не так страшны, как раньше, но своего влияния из рук не выпускали. На арену взаимоотношений стали выползать разные, мелкие и большие чиновники, подпольные цеховики, бывшие комсомольские работники, мастера спорта и простые туниядцы, желающие только одного – ЛЁГКОЙ НАЖИВЫ.
Весь мир в миг занялся кидаловом, рыночными отношениями, рэкетом и политической карьерой, на фоне безработицы, обманутых пенсионеров и участников ВОВ.
Назревало «светлое будущее» и народ плёлся за своими поводырями
«Шеф» пил. Он не помнил ни дня, ни месяца и даже года, в котором он существовал наедине с двумя фотографиями и пузырём.
Звонили в дверь, долго. Наконец, сквозь пьяный угар он услышал позывные двери. Гремя пустыми бутылками под столом, он встал и по шерстел к двери. С большим усилием он отодвинул допотопную щеколду в сторону и открыл видавшую виды створку в своё жилище.
На пороге стояли малолетки: «Малыш» и «Ласай» старший.
---«Чего вам?» – спросил «Шеф».
«Малыш» переступил с ноги на ногу и с опаской ответил: - Глеб хочет с тобой покалякать.
--- Ему надо – пусть сам придёт, а вас, чтоб я больше
здесь не видел! --- ответил зло Артур и захлопнул дверь. Если б на двери была защёлка, то она бы предательски щёлкнула, оставляя в ушах звон, но дверь была со щеколдой. Ударившись о деревянную коробку, дверь раскрылась. Хозяин убогого жилища ещё долго возился, чтоб её закрыть. Шум стоял на весь подъезд.
Бабульки на лавочке перед входом аж вздрогнули, но, отойдя от шока, вновь пустились «мыть кости». «Малыш» и «Ласай» переглянулись и молча удалились.
Глеба «Зрячего» знали многие: не только в квартале, в Брянске, но и по всей нашей огромной России Матушке. В начале 80 – х он являлся одной из ключевых фигур, которые решали судьбы простых смертных. Но потом, по прошествии новых сроков, стал выбиваться из колеи.
Авторитет работал на своего хозяина и он, им пользовался, на все 100%.
Пробивал своим приемникам лучшие места, в этом злом и ненадёжном мире. Учил их отношениям между людьми, как знать всё и в тоже время ничего, как быть везде и в то же время нигде не засветиться.
Школа жизни дала свои плюсы, и он с радостью раздавал секреты не искушенным, не ведавшим в этой жизни ничего тяжкого, что могло бы повлиять на дальнейшую судьбу ученика.
4.) Квартал при нём никогда не делился на части, но всему когда - либо приходит конец. И в этот раз за Глебом оставались южная и восточная части этого не большого государства. Рассказывали, будто бы как-то раз взбрело «Зрячему» в голову собрать у себя в квартире зверинец…
Подарили овчарку – он забрал, козу – взял, курицу и петуха – поселил на балконе, даже корову приобрёл.
Но это глупое животное никак не могло понять, какой ей предлагают РАЙ. До второго этажа животное поднималось само, но дальше ничем нельзя было её заманить. Упиралась, брыкалась, мычала на весь подъезд и гадила прямо на ступеньки. Соседи были не довольны, но своё недовольство высказывать никто не решался, а значит, придётся терпеть ещё одно чудачество спивающегося соседа.
Глеб вынес предложение - поднять её на канатах через крышу, на балкон. До пятого её дотянули, а залезть на балкон никак заставить не смогли.
- Что делать? -
Мужики на крыше уже о помощи взывают, а Глеб говорит: - Терпите. Бог терпел и нам велел.-
Два часа думали, что делать.
Мужики кричат: - Не надо нам бухло, мы бросаем всё на хрен.-
А Глеб отвечает: - Бросите? Не вопрос. Завтра каждый из вас приведёт мне по одной такой же твари, тогда у меня будет целое стадо ; и каждое утро вам придётся выгонять его на пастбище.
В конце концов долгими спорами порешили, что она сама подписала себе приговор. ( Не хотела по-людски, по лестнице? Получай на чай).
И стала она первой жертвой, в этом зверинце.
Бросили!
Она жила ещё каких – то 30 - 40 минут, мычала на своём коровьем языке. Из глаз текли слёзы боли и недоумения. -
- « За что? Я ведь верно служила. Почему люди так жестоки? »
Потом её закололи арматурой. Разделали прямо во дворе и устроили пир на весь чесной народ который принимал участие в этом мероприятие. Когда говядина закончилась, и бездомные, дворовые собаки обглодали последнюю кость с великомученицы, настало время козе расплачиваться за все тяжкие мира сего. Ей вынесли приговор и объявили во всеуслышанье:
- Что она (Коза – божья тварь) уже второй день не даёт молока, не заботится о здоровье своего повелителя. Приговаривается к смертной казни через повешенье. –
Но потом смягчили наказание, заменив живодёрней.
( А повелителю было невдомёк: - Почему это Она не желает есть говядину с барского стола, как Рэм (овчарка),
и пить брагу ? ).
А вскоре приговор коснулся и курицу. Решение «суда» звучало так: - «Приговаривается к смертной казни за то, что жахалась в губы ( тесно общалась) с петухом.»
Да и петуха не обошла смерть стороной. Ему сказали прямо: - «Ты даже не заслуживаешь приговора и умрёшь только за то, что ты – ПЕТУХ.»
Бедный «Рэм», на его глазах умертвили и съели всех его сокамерников. Такая же участь, наверное, ждала бы и его, но тут на хозяина напала ностальгия о северных лагерях, о лесоповале и псарнях. Да и большую роль сыграли жалобы от соседей, что собака воет по – ночам. Пробудили рассудок, и хозяин решил отпустить пса на вольные хлеба.
Отпустил.
Через два дня пса сбила машина не далеко от дома хозяина…
Может врут люди. Может нет, но такой прогон до сих пор трактуют, из поколения в поколение.
«Малыш» и «Ласай», а также «Шнепс», «Шархан», «Рогож» занимались «своим делом» и под юристдикцию «Зрячего», как всегда, попались совершенно случайно.
Карточный долг – святое.
Между корешами был договор, когда кто отдаёт. Некоторые из них решили съехать, и почти съехали, но Глеб из неведомых уст узнал вовремя. И тут всё закрутилось, понеслось. Глеб мог решить и сам, никто бы
не осмелился оспорить его решение, но в этой ситуации он решил заручиться поддержкой со стороны. Ему срочно были нужны проверенные люди, не потерявшие своего авторитета среди таких же арестантов, какими являлись они сами.
Выбор на Артура «Шефа» пал не случайно. Убрать Пантелея могли и молодые ( этого варианта не исключаем ), отбившиеся от рук, занимающиеся БЕСПРЕДЕЛОМ.
Ещё один повод приблизить к себе на время арестанта, который имел фарт выходить чистым из любой лагерной интриги, но и один большой минус - « Шеф » пил.
Судьбы не решаются под кайфом или бухлом.
«Малыш» с «Ласаем» вернулись с борзым ответом, и как смогли смягчили своими словами, но суть была видна явно.
В другое время Глеб сорвался бы, но не сейчас. Нельзя было рвать последнюю нить.
Уже поздно ночью он собрался, взял на карман «пузырь» и двинулся к «Шефу»…

* * * Глава № 3. * * *

Проспект Ленина сиял бледно – жёлтым светом. Парочки молодых (и не только) прогуливались, щебетали о своих мирских проблемах. Старики спешили скрыться в своих «хрущёвках» подальше от ночной суеты. Редкие в ночной жизни города троллейбусы, мчались по проспекту с бешеной скоростью, забирая по дороге одиноких пешеходов, загулявшие компании, и спешащих к семье, верных мужей и отцов.
Гостиница «Десна», - шумное место, сборище таксистов, наркоманов, стукачей, оперов и просто нехороших людей; - выбивала из колеи всех тех, кто был «хозяином» жизни днём. Гостиница «Десна» расположена на административном пятачке.
5.) Здесь и Адмистрация города, и Областная дума, и драматический театр, и выдающийся памятник «вождю коммунизма» - Владимиру Ульянову.
«Центр вселенной» , под названием Брянск.
С левой стороны от площади – дамба, с правой – дамба. Вверх – стадион «Динамо», СИЗО и частный сектор. Вниз, через «Круглый» ( сквер Карла Маркса) спуск к «Набережной» по «Потёмкинской» лестнице…
«Хруст» и «Сухарь» – два кореша, жившие своей, более понятной им жизнью. Больше всего на свете они любили ночь. Ночью рождались большие перспективы на будущее, попадались упакованные лохи, которые велись на разное «жужалово» и с «радостью» делились своим добром, но для корешей эти ночные атракционы были разрядкой, их трудовой деятельности , и ни в коем случае основной профессией, как могло показаться с первого взгляда.
«Хруст» воровать начал с малолетства. В первый год своей школьной практики, он залез в сумку к своей первой учительнице и вытащил всю зарплату, которая ушла на пирушку в молочном баре ресторана «Дубрава», и на «воину» из молочного мороженого.
В третьем классе с корешком из соседней школы залезли в кафе «Ласточка» и вынесли выручку за три дня. Но в отличие от приятеля, «Хруста» толкал на преступления господин «Азарт», заглушавший совесть и здравый смысл бытия. Было ещё несколько краж, после чего «Хруст» отошёл от этой стязи и переключился на «учебу». С начала «учение» давалось тяжко, но потом, привыкнув, захлебнулся в океане познания…
…И всплыл пятнадцатилетним пацаном на квартирной краже в Москве. Три года на малолетке сгорбили и без того невысокого парня, да и здоровья потерял лет на пятнадцать вперёд.
С «Сухарём» «Хруст» схлестнулся на тюремной больничке. «Крест» – больница, величайшее место встреч в тюремно – уголовной иерархии. Здесь встречаются все режимы и арестанты всех мастей. Обмен мнениями, опытом, разбор сложных ситуаций и конфликтов, всё решается здесь.
«Хруст» жил замкнуто, ни к кому не лез со своей дружбой, и ни от кого её не принимал. Но вот «Сухарь», сломал в нём ту струнку, которая держала его в напряжении все эти годы. Беседы о философии, психологии, истории и медицине, вновь побудили в юноше тягу к знаниям.
Библиотекарь удивлялся: после больницы парень пошёл на «поправку». За год и семь месяцев до освобождения в библиотеке не осталось ни одной книги, которую «Хруст» не прочитал бы. Даже собрание сочинений и философских рассуждений римских философов и ораторов не обошёл стороной. Закончил вечернюю школу. И даже пошёл в ремесленное училище на каменщика.
Освободился.
Его никто не встречал.
Лязгнула замком старая дверь 1 – ого КПП.
Открылась.
Выплюнула его на волю и захлопнулась со страшным грохотом у него за спиной.
Первый глоток свободы, с ним приходит растерянность. Как жить дальше?
Неожиданно, словно из ни откуда, подъехала чёрная волга, открылась задняя дверь, знакомое лицо улыбнулось в чреве автомобиля и пригласило вовнутрь. «Хруст» шагнул, а скорее прыгнул внутрь, волга взвизгнула покрышками о щебёнку и сорвалась с места, на ходу хлопнув дверью. Внутри салона было душно, как в камере предварительного
содержания, тошнотворный запах «примы» толи Погарской, толи Ростовской, кружил голову и вводил в беспамятство.
За рулём сидел не знакомый мужик лет пятидесяти от роду; рядом с ним пацан лет двадцати, вечно суетившийся щёлкающий радиоприёмником.
Рядом с «Хрустом» сидел его старый товарищ и учитель – «Сухарь». Отмотав от звонка до звонка свою пятёру, по ст.148 УК РФ, он освободился на месяц раньше, чем его ученик и был ещё на романтической волне Свободы…
По жизни «Сухарь» был каталой. Оттачивая своё ремесло в ресторанах, на малинах, в подпольных игровых залах, на зонах, он был неповторим. В «Хрусте» он видел своего приемника, алмаз без соответствующей огранки, но «Сухарь», как опытный ювелир, решил придать алмазу неповторимый блеск и шик. Первые уроки не прошли даром, «Хруст», как никто другой, усвоил с первого раза раскладку веером и почти без единого косяка разложил сам; это сильно поразило Сухаря. Он видел многих начинающих, но этот не поддавался ни какой критике, он был великолепен!
За его пальцами было невозможно уследить. Золотые руки! Они не созданы для работы!
Узнав, что в ВТК Хруст получил корочку каменщика, Сухарь поклялся, что тот никогда не будет работать.
Освобождение отмечали в «Дубраве». После банкета стали разъезжаться по домам. Молодого высадили около «Коммерсанта» и тот исчез в старых сталинских двориках, а сами тронулись на «Полевой». Три недели усиленной практики и теории требовалось для закрепления изученного материала . Сухарь двинулся со своим учеником в Град Хрустальный, в Дятьково. На Родину политических и уголовных деятелей Брянского края. Дебют запомнили надолго все присутствующие. Ещё бы, ведь половина выигранного сразу же отошла в общак города.
Хрусту предложили остаться, но он съехал на то, что дома мать больная и без него ей никто не поможет. Сухарь был на седьмом небе от восторга за своего ученика. Мысленно он аплодировал Хрусту, но вида не подавал.
Месяц затишья.
И вот сегодня тот знаменательный день, когда в одном из многих номеров гостиницы «Десна», Сухарь представит своего ученика Людям.
Суета в центре была предсказуема, разыграна по загодя написанному сценарию. Кто сказал, что опера не знали?
Знали, но ничего противозаконного за этой встречей с одной стороны, не скрывалось, с другой – никто не пытался забежать вперёд. Не будем пытаться и мы.

* * * * * 4 * * * * *

Не большой городишка в четыре района. Но в каждом таком городке вершатся БОЛЬШИЕ дела. Заводы и фабрики, работающие на оборонку; пропускная система, засекреченность – всё это неотделимо друг от друга. Вынести с такого объекта почти что ничего нельзя. И все те деятели, что кричат громче всех на заседаниях правительства: - «Обокрали, разворовали!» – врут. Наглым образом врут в лицо всем тем, кто поддерживает мощную машину государства. Их же предшественники, подписывая странные договора, сами того не ведая или, наоборот, зная разваливали огромное передовое 6.) социалистическое государство, созданное за долго до их совершеннолетия, и переданное им в управление на доверии страны Советов.
Простой же работяга из трущоб задавался вопросом: - «Почему нашему начальнику можно, а мне нет?»
Делал. Выговор. Суд. Срок.

Фокинский район славился не только Мясокомбинатом, заводом «Литий», «Польским городком» с продажей жевательной резинки, джинсов и катона, рабочего района где на всём протяжении Московского проспекта находятся разнообразные базы и склады, но и разгулом преступности. Огромная площадь, в основном пустующая или заваленная металлоломом, битой авто-техникой, и многочисленным хламом, подлежащим по-хорошему, утилизации.
Склады и базы, сохранившие свои территориальные рамки ещё со времён социализма, не развалились как заводы и фабрики, а были выкуплены в частную собственность и переоборудованных под пилорамы, цеха по производству туалетной бумаги «Сирень», коптильни и т. д. Кто-то платил налоги, кто-то нет, но почти все были при деле. Местные выпивохи знали, что здесь всегда, при любом удобном случае, можно заработать на очередной пузырёк, а не клянчить ту же двадцатку у «Юбилейного». Если вдруг БАРИН отказывался платить или платил мало за проделанную работу, то буквально через день, а может быть и через два , можно было ждать неприятностей.
Пару лет назад один гордый сын Кавказких гор решил, что с этим «СБРОДОМ», по его нелепому разумению, можно расплатиться палёным техническим спиртом. Но он даже и представить себе не мог, чем обернётся его выходка. Трое угорели вечером, не выходя из пьяного дворика, четвёртый долго мучавшийся в реанимации, выжил. Бросил пить, и двигала им теперь только МЕСТЬ.
Он устроился на работу грузчиком на соседний склад. А через пару недель у «чурбана» выставили два ангара с товаром за одну ночь, и что самое удивительное - ни взлома, ни подкопа, ни повреждённой пломбы.
Допрос сторожа ни чего не дал, он всю ночь спал, в его крови были обнаружены транквилизаторы. Но как, каким образом? Ничто не выдавало тайного присутствия полтергейста.
Но как ни странно, истина как всегда была рядом, а заключалась она вот в чём…
…Между двух ангаров стоял ржавый, никому ненужный подъёмный кран. Лихачи, знающие своё дело, воспользовались услугами длиннорукого товарища и всё прошло как по маслу.
Как всегда ничего не нашли. Но и это ещё не всё. Жлобу не дали покоя и после случившегося, ровно через двое суток выставили его скромную лачугу. Вынесли аппаратуру, рыжьё, и всякую дребедень, но и это показалось им мало - обрезали электроэнергию, сняли ванну и унитаз…
…И вот теперь по прошествии какого-то времени, встречаю этого «фуцина» на центральном рынке, грузчиком пашет, как ни странно, не смог подняться, и земляки не помогли.
Бежицкий район не отстаёт от своего сородича заводами и комбинатами. Один только машиностроительный завод чего стоит?
Многие тепловозы, бродящие по российским просторам, выходцы с БМЗ. Несметное количество кораблей и пароходов во всём мире бороздят водные просторы с двигателями, изготовленными на БМЗ…
Мошенники пачками вливались в приграничный Брянск: не долгое общение, и их принимали по «назначению». Удивлению не было придела. Всю Россию объездили, а здесь приняли как «родных». Проклятый «****ск» - коверкали они название тысячелетнего города, памятника культуры и истории…

. . . Юрик как никогда «задержался». После пяти лет лютой погоды Сибири и этапов по Великой России – Матушке, отдыхал. И работал на БМЗ, но только по одному поводу, за спиной была семья, да кореша, которые не поняли бы срок за тунеядство. Сразу же из авторитета можно было вычеркнуть пару баллов, заработанные долгими годами скитания, мытарствами и ещё не угасшим туберкулёзом.
Были дни, когда он срывался. Загулы длились неделю, две, максимум месяц. В один из таких загульных дней, Юрик отдыхал в кабачке «Брянский картофель».
В компании с ним был Леха «Капитан» – афганец, резкий и безбашенный по своей натуре, заводящийся с пол – оборота гладиатор, был всегда на чеку.
Среднего телосложения крепыш, голубоглазый блондин, волосы зачёсаны ёжиком назад, что придавало хозяину сходство с индейским ирокезом. Он был одной из тех фигур в обществе, где пешки сменяют друг друга так часто, как никакая другая фигура данной партии.
Отец, Пётр Васильевич, председатель совхоза, крестьянин – по образу жизни, и интелегент – по разумению, с двумя высшими образованиями, желал направить своего сына по нужному руслу жизни. Он очень огорчился, узнав, что сын ушёл в ряды Советской Армии. Алексея кинули в самое пекло Афганского конфликта. Бог дал, и он выжил….
…Теперь он был рядом с уважаемым человеком, и принимал от судьбы всё то, что она давала.

Второй, гнилой по – жизни, а в действительности, тихушник, и погоняло подходящее – «Угорь». Три красючки из местных и Молдавский барыга с женой, башлявший за безвозмездный банкет. Один из тех, кто сначала кучкуется около блатарей, даёт повод себя доить, а потом сам бежит к мусоркам и идёт на попятную против своих, псевдо – дружков. Все они создавали скромный коллектив тружеников, не гнушавшихся мирских благ.
Юрик решил выйти покурить. Капитан проследовал за ним, но на улицу вышел первым. Угорь и девочки остались наслаждаться благородным ужином. Красная икра и сёмга, балык , ветчина, грудинка, копчёные рябчики, виноград, персики, алыча в коньяке – разве можно самовольно отказаться от всего этого?
Или выбрать постоянный образ жизни? Сивуха, сало (иногда сырое обсыпанное солью), картошка, ну и конечно маринованные овощи.
Угорь остался набивать свою требуху.

Юрик никогда не изменял своим привычкам. Вставал рано. Лёгкая гимнастика – разминка. Тёплый душ, переходящий в ледяной , яичница и крепкий чай с бутербродом. Брюки с отглаженными стрелками, приготовленные с вечера, чтоб с утра не искать вчерашний день. Туфли, начищенные до блеска, словно на заводе каждый день проверяли гражданскую форму одежды и провинившегося лишали премии…
… Чисто выбритого, пахнущего «Огуречным» одеколоном Юрика можно было встретить: в лифте, в троллейбусе или около подъезда. На работе его уважали. Он никогда не зазнавался. Умел выслушать оппонента и поддержать в нужную минуту. По своей сущности он был губкой, вбирающей в себя всю информацию, которая струилась вокруг и всюду…
…Капитан кивнул - это означало, что всё путём. Юрик вышел. Словно из ниоткуда в руках появилась, явно не полная, пачка «Родоппи». Закурил. И незабываемый аромат сизым облаком вспорхнул вверх. Капитан смотрел отрешённо в никуда. По проспекту проносились «Волги», «Жигули» и редкие по тем временам иномарки. Пролетела красная приплюснутая машина – тарелка. Проехал «Воронок». К остановке подошёл троллейбус. Ничто не нарушало гармонию живой природы и людей. Как вдруг, вдалеке взвизгнули тормоза противным, режущим слух визгом, и в атмосферу поднялся запах горящей резины. Капитан насторожился. Повернулся в ту сторону, откуда доносился этот противный звук. На горизонте появилась машина – тарелка, сдающая задом, ловко лаврируя между двигающимися вперёд автомобилями. Красная тарелка остановилась напротив ресторана. Юрий прищурился, прогоняя в мыслях, у кого из друзей или врагов, была такая тачка, и чего ожидать оттуда, из глубины тонированного салона. Дверь неожиданно открылась вверх, и машина стала похожа на однокрылую бабочку. Из салона показалась пара длинных, красивых женских ног, а за ними последовала прекрасная, как Венера Милосская, девушка лет двадцати семи. Капитан от удивления открыл рот, на что Юрик не глядя сказал: - «Закрой хлебало». Лёха закрыл рот и потупил взгляд, но продолжал изподлобья наблюдать за приближающейся к ним красючкой. Не доходя метров трёх до входа, девушка остановилась и из её огромных, детских глаз потекли слёзы. Она стояла и смотрела на Юрия, он же не врубался, откуда он её знает, а она, без сомнения, знала. Как она смотрит? Словно видит его насквозь. Знакомый образ на мгновение всплыл в памяти и пропал. Комбинатор впервые в жизни не знал, что ему делать?
Милый, маленький ротик приоткрылся, пухлые губки дрожа выпустили изнутри обвораживающий голосок, который произнёс: - «Юра. Ты помнишь меня?»
В голову ударил жаркий ком воспоминаний. Прежняя красавица, сменялась другой картинкой страшной реальностью, которая была давным - давно там, где горе и печаль – лучшие друзья…

…Он вспомнил Казахстан…

Особый режим. Крытая. Камеры на одного и двух человек. Утренний мацион, включающий в себя пол ведра тухлой воды, для поддержания сырости.
Песчаные ветры, обжигающие лицо в прогулочном дворике, редкие письма из дома от семьи и друзей. Радио передачи на мяукающем, гавкающем, поющем непонятном языке.
Упитанные конвоиры, а по вечерам нежный, девичий голосок, поющий о любви на родном русском языке.
Мелодия, отражающаяся в каждом звуке, пробивающаяся сквозь толстые, глиняные стены и плотные ряды запретки.
Мычащие, где-то вдалеке стада коров и редкое урчание пролетающего «кукурузника».
На дворе 1986 год, а здесь в самый цвет – тридцатый, напряжение обстановки поддерживается частыми побегами и расстрелами. Бегут, коль есть возможность, но живым ещё никто не возвращался. Или свобода, или рабство, граничащее со смертью. Расстрелы шакалов, тусующихся на помойке и редкие, но случающиеся нападения оголодавших тварей на шнырей из хозбанды, вывозящих помои.
Крытая, ничем не отличающаяся от всех других, разбросанных по нашей огромной Родине, но место запоминающееся, ведь она находиться на территории женской колонии - своеобразный мужской монастырь.
Встретиться нет возможности даже за деньги. Один только шанс выбраться из этого лабиринта жестоких взаимоотношений хоть на пару месяцев - съехать на «Крест». И косят все, кому не лень. Доходит даже до того, что вскрываются, маякуют охраннику. Если нарушителя режима нельзя уже спасти, большая потеря крови, то делают небольшое одолжение перед смертью, дают вздохнуть женским воздухом и хоть на самую малость, пусть даже в мыслях, приблизиться к свободе.
Остальным же поблажка не светит. Вызванный «лепила», заштопает прямо в камере, и гуд бай, живи как знаешь. Снова сырая камера, жёсткий режим, скотское отношение раскосых вурдалаков.
Юрка «Комбинатор» сидел здесь вот уже пятый месяц. Заглушенный туберкулез снова ожил и зацвёл в его ещё сильном теле. Он не жаловался, но болезнь забирала его силы, молодость и терпение. В одну из тихих ночей, он впал в кому. На утренний мацион из кормушки, его бренное тело никак не отреагировало. Не увернулось в сторону как раньше, чтобы не быть облитым тухлятиной. Коридорного вертухая заинтересовало…
…И через час его бренное тело наблюдалось под капельницей в палате. Рядом через стенку были палаты с тяжелобольными из женских бараков, в основном в них находились «жучки», привилегированные «коблы» и другие разномастные арестантки.
Подсматривающая «кобла», аж изошла вся из себя, по той простой причине, что сиделкой к особику, приставили симпатичную молодуху, которую та присмотрела ещё в изоляторе…
….. Эта малышка, была такой невинной, глядя на неё просыпалось тайное желание причинить ей боль, а потом в трудную минуту приласкать. Почувствовать на своём теле её нежные руки, ощутить лёгкий озноб от её пухленьких губ, насладиться ею в жарком обжигающем поцелуе. От этих мыслей «кобла» припала к глазку ещё ближе и непроизвольно правой рукой стала сжимать, гладить, теребить свою плоскую грудь…
В соседней палате лежали уважаемые жучки, в основном их заболевания были венерические.
«Комбинатор» был без сознания довольно долго. Мед. сестры делали внутривенные инъекции два раза в сутки. Сестра – хозяйка два раза в неделю меняла бельё под ним, с помощью молодой арестантки, Светочки. На третью неделю он открыл глаза, Светочка дремала рядом. В минуту пробуждения он наслаждался её свежестью, её нежностью и преданностью. Редкие веснушки украшали её детское лицо, пухленькие губки шевелились во сне, пробуждая в здоровом теле неуёмное желание. И и все бы ничего, но вурдалаки были извергами, и еще какими - все пациенты были пристегнуты к койкам наручниками, и без помощи надзирателя снять браслеты не представлялось возможным, за арестантами постоянно пасли ссученные. Чтобы пробыть на больничке ещё какоё – то время, «Комбинатор» не подавал признаков жизни.
Света мотала первую ходку и была сюда сослана не по тяжести приговора, а за свою стойкость. Она многим нравилась, многие хотели попользоваться ею. Но один только Господь Бог ведает, как ей удалось до сих пор остаться девственницей.
Юрий, приоткрыл глаза и увидел ангела в человеческой плоти - это была Она. Света прикусила нижнюю губу, когда заметила лёгкую дрожь век пациента, и с интересом взглянула в глаза авторитетному зеку. Прямое изучение друг друга длилось целую вечность, она не сдержалась и из её глаз потекли слёзы то ли радости, то ли печали. Она понимала, что с выздоровлением пациента её переведут обратно в барак, и от этой мысли она заплакала. Но не так, как плачут об умершем со всеми чувствами сопровождая плач истерикой, а тихо, как истукан, безмолвно и беззвучно.
Сухие губы «Комбинатора» прошептали: - «Ну, упокойся, не надо мокроты, ты просто цветок жизни в этом забытом Богом уголке».
Его рука приподнялась и погладила заботливую сиделку по голове. Она улыбнулась сквозь слёзы, его рука продолжала гладить её шелковистые волосы.
- Я спокойна, спасибо.
- За что? – спросил он.
- За то, что ты дал мне время представить, что ты не придёшь в сознание до конца моего срока. Спасибо, что дал мне надежду.
- Извини, что очнулся (он улыбнулся, с грустью взглянув на свою спасительницу).
- Нет, это я должна была просить прощение, за свои наивные мечты.
- Ну, перестань разводиться на всякие мелочи. Сколько тебе осталось?
- Семь месяцев и две недели (она опустила глаза).
- Мы что – нибудь придумаем, обещаю.
- Да нет, ничего уже сделать нельзя, ничего!
- Не отчаивайся, девочка, не отчаивайся. Мы что – нибудь придумаем, даю слово!
На этом слове «Комбинатор» впал в небытиё…
…Вечером перед разнорядкой «Кобла» схватила своими цепкими пальцами Свету за локоть и потащила под лестницу. Молвила зло сквозь зубы:
- Ну что, сучка, попалась? Теперь твоя тощая задница, принадлежит МНЕ!!!
- О чём ты говоришь? Я не…
- Заткнись, пока я говорю.
Она схватила её за тюремную робу – халат и рванула на себя, пуговицы отскочили в стороны. Приблизилась к её лицу, обнажила свои прокуренные зубы и процедила сквозь них, как степная змея:
- Я всё видела, и если ты меня разочаруешь, я всё расскажу конвою, тебя бросят в барак к рабочим сучкам, ты будешь по первому требованию «жучек» стирать их потное бельё и ублажать ночью, сама знаешь, что тебя ждёт или нет?
- Да. – ответила Света, обмякнув в её крепких, жилистых руках.
- А теперь сделай так, чтоб я тебе хоть немного поверила.
- Что я должна сделать?
- Не претворяйся, дрянь.
Коблу ещё больше возбуждало такое общение; она рванула её ночнушку, и обнаружила под ней молодое, упругое тело. Жилистые руки схватили её розовые соски в форме вишенок, Света таяла прямо на глазах, оседая вниз. Кобла бросила её грудь и схватила за волосы, прижала к себе, и впилась губами в её детские губки. Её рука поползла вниз, Света слабо отбивалась, но Кобла продолжала своё грязное дело. Рука пробралась к девственному лону и жёсткие пальцы попытались проникнуть во внутрь, но тут она остановилась и приятно причмокнула.
- Ах ты, маленькая дрянь, ты всё время молчала, что ты целка. Теперь мне многое понятно. Многое. Теперь ты будешь моей. Ты будешь навсегда моей.
- Нет! – крикнула Света.
- Нет? Ты уверенна? Ну тогда ты будешь подстилкой всех смен, которые сюда заступают. Ты будешь сосать узбекские обрезанные члены, тебя будут иметь во все щели, и если не достаточно будет природных, они наделают тебе новых. Поняла дрянь?
- Я прошу - не надо, я сделаю всё, что ты захочешь, всё!
- Тише, не кричи. Не кричи, я сказала! – (голос Коблы почти надрывался от напряжения и желания).
- На колени, дрянь.
Света заплакала и повиновалась. Грязный, сырой пол принял её хрупкие коленочки. Слёзы капали из глаз. Она проклинала в душе всё то, что с ней случилось. Но будущее было неизбежно. На мгновение она отрешилась от действительности. Она не обратила внимания на то, что Кобла распахнула свой халат, обнажив свою промежнось…
Света пришла в себя после того, как жесткие руки схватили её за волосы и направили её голову между ног Коблы. Последняя напряглась и процедила: - Ласкай свою госпожу, ласкай, дрянь.
Света сжала губы и подумала (будь, что будет). Она пустила в ход руки, её детская ручка проникла внутрь, стала двигаться туда и обратно, наращивая темп. Кобла решила, что малышка полностью подчинилась ей, освободила Светину голову и почти нежно взяла её за плечи. Кобла была на пике экстаза, когда резкая боль пронзила её снизу…
Света наращивала темп правой рукой, а левой ощупывала пол вокруг себя. Вдруг она наткнулась, на что – то твёрдое и тонкое, будто бы доисторический червяк застыл здесь и ждал своего часа. И вот час пробил. Света сжала его в руке и в мгновения ока воткнула в промежность Коблы.
Та взвыла и завалилась на бок.
Света вскочила и бросилась в ужасе бежать неизвестно куда . В тот момент она не задумывалась над тем, что все они здесь как на подводной лодке, нет шанса скрыться. Она металась как мышь, загнанная в мышеловку. Глаза её были широко раскрыты, и в них таился УЖАС.
В коридоре никого не было, но она этого не замечала, только стон Коблы стучал в висках. Она, как ураган, ворвалась в палату, шмыгнула под кровать и зажмурила глаза. Её колотило. Словно лихорадка забралась в её молодое тело и совершала там внутри свой шаманский танец, предвкушая мучительно – адскую смерть…
…Лёжа на холодном сыром полу Кобла нащупала рукой гвоздь. В мозгу всплыло, что эта маленькая дрянь пыталась её убить. Она напряглась и попыталась взять себя в руки, боль была невыносимой. Она напряглась и вырвала ускользающий предмет, причиняющий ей мучение и страдание. Попыталась подняться, но вновь упала и потеряла сознание…
«Комбинатор» очнулся, почувствовав чьё – то присутствие.
- Кто здесь? – спросил он.
- Я. – ответил дрожащий голосок.
- Света, ты здесь? Что случилось?
В ответ она разрыдалась и сквозь слёзы поведала о беспределе…
… Через час больница была на ушах. Нет, это было мягко сказано. Крытая, которая всё это время молчала, принимая ужасы и страдания как положено, сошла с ума. Все, уважающие себя и уклад этой жизни, арестанты и арестантки поднялись против ссученного коллектива зеков, причиняющего страдания и боль своей преданностью тюремному персоналу. Хозяин, при всём своём уважении к вышестоящему начальству, был не очень рад такому раскладу и хотел побыстрому уладить конфликт. На все требования арестантов ответил согласием, а следующей ночью расстрелял всех тех, кто вышел из бараков в первых рядах. Последовали репрессии. Но поднятый народ не хотел успокаиваться, и при следующем разговоре с бунтовщиками Хозяина зарезали в его личном кабинете, а вместе с ним его верных псов. Исполняющего обязанности назначили быстро и только он смог утихомирить разгневанных зеков. Мужская крытая перестала существовать в том конкретно лагере…
«Комбинатора» и других сослали этапом по Великой России Матушке.
Коблу повесили в лазарете, уж больно многим попила эта стерва крови.
Светочка исчезла в лагерной суете…

…И вот теперь, по прошествии многих лет, она здесь. Эта милая девочка здесь. Но нет. Она стала ещё лучше, взрослее и красивее. Её ничто не выдавало, кроме глаз. Больших детских глаз, в которых светилась надежда все эти годы.
Она бросилась к нему, стала поливать его лицо поцелуями, его шею, его глаза, его руки.
«Капитан» был в шоке. Да и «Комбинатор» был в ударе, ни как не ожидавший такого расклада. Ему ничего не оставалось делать, как только прижать её к себе, и гладить по голове, как тогда, в тесной больничной палате.
Его губы шептали:
- Всё прошло, всё позади. Успокойся. Мы живы.
Она прижалась к нему, как к самому близкому и родному человеку на всём белом свете, иногда вздрагивая и замирая при постороннем вздохе «Капитана».
Оборвал их идилию «Угорь», неизвестно по какому поводу вышедший из шумного зала, оторвавшись от халявной жрачки и выпивки .
- Опочки, «Комбинатор», а ты не говорил, что у тебя есть такие мурки, как эта. Дай порезвиться, если самому надоела.
Юрий обернулся, отстраняя Свету за спину (в его глазах в ту минуту можно было прочитать ненависть к этому отморозку), но тот, залив глаза, считал, что можно так шутить. Юрик полез в карман, где у него лежала выкидуха. На лице криво представляя улыбку появилась гримаса,. Губы сжались и произнесли последнюю фразу:
- Порезвиться?
«Угорь» заявил:
- А что, жалко для бродяги?
Юрий готов был порвать его прямо на месте. Даже «Капитан», видавший виды, остолбенел от такой наглости.
Но не спасовала наша «арестанточка». Она тихо шепнула «Комбинатору»:
- Юра, я сама, - и шагнула вперед.
Маваши – прямой удар ноги в прыжке в область грудной клетки выбил хама из равновесия, не ожидавшего такого поворота событий. Он свалился на ступеньки и захрипел. Света схватила тихушника – шутника за загривок и ударила всем фэйсом об (когда-то хрупкое) колено.
Она била его до тех пор, пока Юрик и «Капитан» не растащили их.

Потом была ночь. Потом день и снова ночь.
Она была так свежа и молода как тогда, нет в сто, нет в тысячу, нет в миллион раз прекрасней.
Они были свободны, как никогда. Казалось, время остановилось и оно над ними не властно…

.