Танго, черемуха, Иржи

Забавно, как много значат в нашей жизни запахи и звуки!
Особенно их сочетания!
***
Идя сейчас по улице, я ненадолго задержалась, пытаясь найти в сумке телефон, который надрывно и страстно играл мелодию какого-то забытого танго – это звонил старший сын. Вслушиваясь в этот звук, я внезапно почувствовала нежный аромат цветущей черемухи растущей во дворе. Ее запах оглушил меня.
Я пыталась вспомнить, где и когда я встречалась с этим: цветущая черемуха и танго – страсть и нежность?!
***
Этот было в моем родном городе…
***
Я заканчивала институт и мне потребовалось пройти обязательную в те годы преддипломную практику, мама пристроила меня к себе – в газету. Сначала мне все не нравилось: приходить и уходить в определенное время, выполнять совершенно дурацкие, как мне казалось тогда, требования корректора, носить чай «Главному», который вовсе и не был главным, а просто главнее него в нашем здании никого не было. Но со временем я втянулась и после защиты диплома окончательно обосновалась в газете.
В те годы была особая мода на все иностранное и газета, как и все издательство были в собственности иностранцев, хотя и работали в ней все наши. Все, кроме Иржи.
Иржи был «представителем владельца», а за одно и шеф-редактором, и в придачу к тому, по какому-то неведомому стечению обстоятельств – другом нашей семьи.
***
Мама погибла через четыре года – попала под поезд. Нет, ее не порезало на части, как иногда показывают – просто сильно ударило, когда она шла со станции, и она умерла.
Я думаю, что сразу, что она ничего не почувствовала. Я точно не знаю – но я почему-то в этом уверена.
***
К тому времени старшая сестра вышла замуж и переехала к мужу в другой город. Я осталась одна. Одна в пустой квартире – все никак не могла привыкнуть к тому, что теперь она моя и мне не у кого спрашивать разрешения, чтобы привести в дом молодого человека.
Это было горькое время.
***
Маму очень любили в газете, да и во всем издательстве. Меня окружили заботой, а Иржи отнесся ко мне с какой-то особенной теплотой и участием - как друг семьи выхлопотал мне перевод на новую очень интересную должность и я на какое-то время уехала из страны.
Как оказалось – надолго. Когда я вернулась на родину и снова стала штатным офисным сотрудником в нашем издательстве, то Иржи все еще работал в том же качестве - «приглядывающего». Он снова помог мне: помог устроить старшего сына в детский сад (младший по решению суда оставался жить с отцом), а мне помог освоиться на новом месте и во второй раз начать «новую жизнь».
***
Иржи был старше меня, но всегда держался с такой доброжелательной простотой, что каждый раз общаясь с ним, я не чувствовала той огромной, разделяющей целые поколения, разницы в возрасте.
Да, он заметно старше меня – именно сейчас, по прошествии стольких лет с начала знакомства, я отчетливо понимаю это.
Он никогда не называл меня по фамилии – только по имени, которое он так странно переиначивал, что я долгое время не могла привыкнуть к нему, оно казалось мне не моим.
***
Жизнь моя шла своим чередом, я работала в издательстве, постепенно повышаясь в должности. Сын рос. Мы помирились с моим бывшим мужем и наши дети стали жить то со мной, то с ним. Сейчас они почти взрослые и я очень рада, что так все сложилось – у них есть выбор: они знают несколько языков, имеют друзей в разных странах и судя по всему счастливы. Про себя я тоже не забывала, и несколько раз моей жизни коснулось счастье. Правда, каждый раз это было не очень долго.
***
Иржи вернулся на свою родину вскоре после моего возвращения - его перевели в центральный офис, он стал большим человеком в нашей медиагруппе, но по старой памяти продолжал курировать отделения в нашей стране, и время от времени приезжал к нам в командировки - «для порядка». Каждый раз он останавливался у меня, и мы с ним подолгу болтали, то сидя на кухне, то прогуливаясь по паркам и скверам нашего города.
***
В тот его приезд, мы сидели с ним в центральном парке, у озера, на скамейке с чугунными узорчатыми боковинами и круто изогнутой зеленой спинкой.
Огромные ветвистые черемухи неистово цвели вокруг нас, наполняя воздух нежностью. Неподалеку, примостился разноцветный ларек на смешных велосипедных колесах со сломанными спицами, от которого доносилась та самая мелодия – мелодия танго, в каком-то совсем не современном исполнении. Та самая мелодия, которую на мой телефон недавно поставил сын.
Иржи смотрел мимо меня на дурачащихся у ларька подростков и чему-то улыбался.
Мы молчали.
Внезапно, повинуясь порыву своих собственных мыслей, я спросила его: «Иржи!, что такое любовь?! – что она для тебя?!, что ты видишь за этим словом?!»
***
Иржи повернулся ко мне, левый глаз его не то прищурился, не то нервно дернулся, он нахмурился и отвернулся. Полез за чем-то в карман, в другой, нашел что искал, и стал вертеть это в руках неловко вздергивая локти и поднимая плечи.
Когда он повернулся ко мне, я неожиданно увидела не хмурое и озабоченное лицо, а наоборот – теплый улыбающийся взгляд и чуть приподнятые уголки рта. В руках он держал трубку набитую табаком и пытался запалить ее от горящей спички. Раскуривая трубку, он неотрывно смотрел на меня тем самым улыбающимся взглядом, каким смотрел в тот далекий день, когда моя мама представляла меня, еще студентку, коллективу редакции.
***
Он говорил долго, с забавным и непонятным акцентом – тщательно подбирая слова бывшего когда-то почти родным ему языка.
***
"... Любовь? Когда-то давно я очень часто говорил это слово – оно легко слетало с моих уст. Лишь только чувствовал я в своем сердце волнение – сразу представлял себе: «это она!, любовь!», и спешил рассказать об этом. Рассказать себе, своей подруге, своим друзьям и просто всему миру: «Смотрите! У меня есть любовь!» ... Я не знал тогда, как много есть на свете оттенков чувства одного человека к другому! ... Любовь? Увы – то не всегда она! Есть еще «нравится». Есть «увлечен» и «влюблен»,есть «люблю горячо, свежо, искренне, бурно!» ... А есть и «люблю глубоко, тепло, нежно, вдумчиво!» ... Потом, позже, есть и «отношусь с теплотой и нежностью» ... И как финальный аккорд большой любви – «вспоминаю с теплотой и нежностью»!"

Иржи замолчал, чмокнул трубкой, выпустил носом клубы ароматного дыма.
"Ну а сама «та самая», «главная», «настоящая» любовь – что это для тебя?" – настойчиво переспросила я.

"Любовь?! Для меня Любовь ЧТО?" - голос его треснул, утратил привычную плавность и изысканность стиля профессионального литератора.
Он начал говорить неожиданно тихо и притом как-то чересчур обыденно и просто – чего я не ожидала от такого образованного и начитанного человека.

"... Если ты просыпаешься ночью и тихо, при свете уличного фонаря, долго смотришь на Человека, вслушиваешься в то, как он дышит, сам при этом забывая дышать от волнения и боязни нарушить его сон... Если в тебе есть непреодолимое желание прикоснуться к нему, к спящему - погладить, приласкать, потереться о него носом - любовь где-то рядом с тобой...
Если сопереживая человеку в его горестях, ты забываешь про свои, если радуясь чему-то без него, ты грустишь что это "без него" - любовь снова где-то рядом... Если размышляешь на тему "как бы мне изменить себя и мой мир, чтобы Именно Этому Человеку было поудобнее и покомфортнее быть со мной?!" - любовь опять где-то здесь... Если тебе хочется чтоб вот именно ЭТОТ человек бродил по твоему дому по утрам! - бродил сонный, наступая на любимого кота и теряя тапки... бродил почти голый - в мятом белье, да еще и засунув туда руку... С недовольной физиономией открывал холодильник и мрачно рассматривал холодную унылую пустоту - то это и есть твоя любовь!.."

На последних словах я поняла, что его нелепый и притом мелодичный акцент почти пропал. Слова звучали чисто, плавно, мягко… Его речь ласкала и убаюкивала, погружая в непонятные далекие воспоминания детства…
Внутри меня, там, вверху груди, у шеи, за ключицами - заколыхалось… я, чувствуя, что вот уже скоро, уже сейчас волнение сдавит мне горло, не глядя на него, торопливо и хрипло выдохнула: «О ком ты сейчас говорил?! О любви кого и к кому?»
***
Иржи неторопливо притоптал большим пальцем правой руки пепел в трубке, и с прежним акцентом, спокойно и твердо ответил мне: «Я говорил о твоей матери, Эва!»