Печальны были наши встречи...

Они стояли в громадном здании безлюдного вокзала. Двое не похожих друг на друга мужчин: один молодой, с виду лет тридцати, с приятной внешностью, в неброской опрятной одежде – один из сотен тысяч похожих друг на друга горожан с достатком выше среднего, уютным домом и дружной семьёй; второй средних лет, весьма вызывающей наружности – мимо него не удастся пройти, не обратив внимания.

Повзрослевший Нил Оливер во все глаза смотрел на почти не изменившегося за прошедшие годы старого знакомого: всё та же красная бабочка на шее, причудливая трубка в виде оскалившейся обезьяньей головы, отросшие рыжие волосы агрессивно щетинились, кричаще яркая рубашка, в которую Нил до боли крепко вцепился, выглядела так, будто её макнули в радугу. Впрочем, эту вероятность не стоило исключать.

Нил какое-то время молчал, заблудившись взглядом в разноцветных пятнах. Наконец он скинул с себя гипнотическое оцепенение и поднял голову. В запутанном узоре морщинок в уголках честных наивно распахнутых глаз О.Ж. Гранта притаилось колючее ехидство.

- Мой сын… - начал было Нил, но голос подвёл его. – Мой сын…

- Я знаю.

- Помоги, - горячо прошептал Нил, стискивая в кулаках тонкую ткань.

- Я не могу.

- Ты единственный, кто действительно может.

- Ты же помнишь условия. Свою первую и последнюю возможность ты успешно использовал четырнадцать лет назад.

- Я сделаю всё, что угодно!

- Похоже, ты забыл, кому предлагаешь свою некомпетентную помощь в исполнении желаний.

Повисло молчание. О.Ж. Грант задумчиво грыз трубку. Тщательно собрав по крупице всю свою волю, не позволяя волне отчаяния захлестнуть себя с головой и затмить рассудок, Нил с трудом заговорил:

- Как ты не понимаешь, он же умирает, ему всего тринадцать и он…как ты не понимаешь?

- Все умирают, - пожал плечами Грант. – Или ты хочешь сказать, что будь твоему сыну сорок, ты бы меньше страдал?

Его попытка достучаться до своего потенциального спасителя, попытка быть последовательным и убедительным разбилась вдребезги на мириады невидимых острых осколков, которые впились ему в сердце, причиняя невыносимую боль.

- Почему… - глухо пробормотал Нил и затих, сам не зная, к чему он это сказал.

Ему всё же удалось нащупать в гудящей пустоте сознания здравый смысл, и вопрос сформировался сам собой:

- Тогда почему ты приехал ко мне?

- Приехал к тебе? – на лице Гранта отразилось недоумение, потом, словно поняв, он захохотал. - Вот она, вечная людская манера считать себя центром Вселенной. Или ты думаешь, что один живёшь в этом городе? Правда же, Нил, как ты только до этого додумался?

Выдержав паузу и увидев, что Нил не собирается ничего отвечать, он продолжил:

- Разумеется, иногда я люблю припомнить старые дела. Согласись, это вполне естественная потребность – лицезреть результаты собственного труда. Но уверяю тебя, на сей раз я шёл по своим делам. Это ты, едва меня завидев, накинулся как бешеный бульдог на старую кошку.

Нил по-прежнему молчал. Его последняя надежда смотрела на него со снисходительной ухмылкой, слегка склонив набок голову. В смешливых глазах этого треклятого создания светилось искреннее любопытство. У Нила возникло чувство, что он висит над пропастью, цепляясь из последних сил за край обрыва, а рядом беззаботно стоит человек и наблюдает за ним с неподдельным интересом. Нилу хотелось бессильно сползти на пол и уткнуться лицом ему в колени, но не отпускать, ни в коем случае не отпускать. Он же играет, он же не всерьёз – помучил чуть-чуть в шутку, а теперь привычно рассмеётся, похлопает по плечу и согласится.

- Я думаю тебе пора. Линн должно быть уже заждалась своего идеального мужа, - и он одарил Нила широкой дружеской улыбкой.

Нил почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. «За что? – пронеслось у него в голове. - Интересно, ему сердце вместе с членом вырвали? Интересно, он слышит эти мысли? Нет, не интересно…»

Голос прозвучал совсем близко, каждое слово взрывалось внутри головы маленьким фейеверком.

- Отцепись от моей новой рубашки, будь так добр.

У рыжих нет души. У рыжих недолепреконов уж наверняка.

Грант неторопливо разгладил жуткие складки, оставшиеся на рубашке после мёртвой хватки Нила, отсалютовал на прощание и, засунув руки в карманы брюк, зашагал прочь.

Нил чувствовал себя опустошенным, как фарфоровая копилка, которую не разбили, а энергично вытрясли из неё все сбережённые золотые монетки. Мир перед глазами расплывался, а в центре этого душного дрожащего мира маячило, удаляясь, яркое радужное пятно.

Исполняющий Одно Желание замедлил шаг и у самого выхода, не оборачиваясь, негромко заметил:

- Хочу, чтобы ты знал Нил. Ты был моим лучшим проектом.