Кудряшка Сью

Виновато шмыгая носом, Маша прикрыла руками мокрые колготки.
— И запомни, Муська! Если ты ещё раз пойдёшь на болото, я выдеру тебя как сидорову козу!
Мама, когда сердилась, обращалась к ней "Муська!". Когда Маша не пакостила, она называла её Мусей, а в минуты хорошего настроения — Мусенькой.
Новый район, в котором им после сноса старого барака дали однокомнатную квартиру, только застраивался. Соседние дома заселились лишь частично, поэтому двор выглядел пустынно. Маша, пока мама находилась на работе, самостоятельно изучала ближайшие окрестности: ни игровых площадок, ни мест, пригодных для прогулок, ничего примечательного, кроме болота. Даже не болота, а заводи, состоящей из талой воды и кочек.
Ловко балансируя на неустойчивой поверхности, она представляла себя участницей "Жестоких игр". Перепрыгивая с кочки на кочку, Маша стремилась преодолеть как можно большее расстояние, пока ноги не соскальзывали, и она не летела в холодную грязную воду.
В пять лет ребёнок прекрасно понимает, когда родители недовольны его проделками. Поэтому вояж "по местам боевой славы" она совершала в мамино отсутствие. Пока та находилась на работе, Маша развлекалась, как могла. Ей нравилось оставаться дома одной. Запрет не ходить на болото казался не столь и важным. И Маша его часто нарушала. Мама многого не знала, например, о путешествиях на недостроенные объекты. Пока однажды не разыскала её у свежевырытого котлована.
— Ну всё, Муська! Ты попала!
Наказание заключалось в следующем: ссылка в деревню к бабушке. Судя по количеству игрушек, книжек и вещей, Маша уезжала надолго. Мама даже любимую кружечку с бабочками положила. Что подтвердило догадку.

Дом бабы Ани находился на выселках. Несколько соседних дворов принадлежали пасечникам. Пчёлам здесь было раздолье. Поля, засеиваемые рожью и пшеницей, давно превратились в луга, обильно заросшие полевыми цветами. Видневшийся вдали сосновый бор уходил за горизонт. Природа в здешних краях сохранила первозданную красоту. Километрах в двух от выселок находился посёлок. По местным меркам немаленький, с двумя магазинами и школой.
Увидев на пороге нежданную гостью, бабушка изумлённо всплеснула руками:
— Кто к нам пожаловал! Марусенька! — бабушкино лицо светилось счастьем.
Маша смущённо улыбнулась — бабушку она любила.
— Как дела, детонька?
— Хорошо! Вот только сопли замучили.
— Как же без них-то? Без соплей ребёнок и не ребёнок вовсе. Но ничего страшного, мы эту беду быстро поправим. Подышишь над картофельным паром — и всё пройдёт.
С соседскими ребятами дружбы не получилось. Одни уже ходили в школу, другие играли своей компанией. Их игры Машу мало интересовали: то компьютер, то карты. Никакими приключениями и не пахло.
Проблема общения решилась неожиданным образом. Каждое утро соседи выпускали на вольные хлеба молодого кабанчика. Весело похрюкивая, Стёпа норовил свернуть на пасеку. Уж где-где, а у пчёл ему абсолютно нечего было делать. Хозяев вполне устраивало, если Маруся путала его планы. Соблазняя сухариками, она уводила Стёпу на луг. Маша умела плести венки. Поэтому домой свин возвращался нарядным. Вскоре без всяких уговоров и ухищрений он резво бежал вслед за подружкой.
Степаше нравилось лежать в густой прохладной траве, получая в качестве бонуса порцию поглаживаний и почёсываний.
По вечерам Маруся помогала бабушке в огороде. Прополка стала её святой обязанностью. Ведь забот в частном доме хватало.

Изредка приезжала мама с новым мужем. Бабушка, поглядывая на новоиспечённого зятя, недовольно поджимала губы. Не нравилось ей, что Виктор, вместо того чтоб наколоть дров или отремонтировать покосившийся забор, пил привезённое из города пиво да загорал. Маша с удивлением разглядывала купола, наколотые у него на спине. Она ещё раньше обратила внимание на разрисованные руки, когда во время ужина он выбирал кусочки мяса из сковороды.
После их отъезда бабушка тяжело вздыхала:
— Совсем у твоей матери мозгов нет. С кем связалась! Ишачит на двух работах, чтоб этого дармоеда прокормить.
Маша во взрослые проблемы не вникала, но охотно поддакивала, уж больно ей не хотелось домой. Мама, к счастью, эту тему не поднимала. Вечером перед образами бабушка истово молилась, прося здоровья и сил.

К дню рождения приехала мама и привезла чудесное бархатное платье. Оно было синего цвета с белым кружевным воротничком и широким поясом, завязывающимся сзади пышным бантом. К Марусиным русым волосам и голубым глазам оно шло необыкновенно. В нём она выглядела маленькой феей. Платье оказалось длинным — чуть ниже колен. Вначале Маша огорчилась, но по здравому размышлению все решили, что так даже лучше. На будущий год, когда она пойдёт в школу, оно будет ей в самый раз. А в этом году сходить посмотреть на перекличку можно в чём-нибудь другом.
Вечером, лежа в постели, мама рассказывала сказки, давно выученные Машей наизусть. Но всё равно, ей было так приятно их слушать! Потому что их рассказывала мама, по которой Маша очень скучала.
Проснувшись, Маруся увидела на маминых предплечьях и спине тёмно-фиолетовые пятна. До сих пор казавшаяся плотной, завеса приподнялась, открыв неприглядные стороны взрослой жизни. Только теперь Маруся поняла, почему мама стала так редко улыбаться и для чего бабушка просит у Бога здоровья и сил.

В сентябре зарядили проливные дожди. Ночью Машу будил стук в окно. Капли настойчиво колотили: тук-тук, и снова: тук-тук-тук, словно заплутавший путник. Маша не пугалась, она знала, что это дождь, а не кто-то злой и страшный,  разгуливающий по чужим дворам.
Гулять не хотелось. Деревенские дороги превратились в сплошную грязную лужу. Сидя в комнате, Маруся смотрела в окно и думала: "Почему, когда идёт дождь, небо становится серым?" Подсолнухи в огороде, склонив некогда яркие солнечные шляпки, понуро смотрели вниз. Перекопанные грядки, зияя чёрной пустотой, ожидали невыносимо далёкую следующую весну. Кое-где на ещё некогда зелёных кустах висели спелые гроздья черноплодной рябины, сочной и сладкой.
Маруся, накинув бабушкин дождевик, вышла в сад. Сорвав несколько рясных веточек, она решила проведать друга.
Вольер выглядел грязным. "Хорошо, что Стёпин хозяин скоро переведёт его в тёплую стайку", — подумала Маша. Протянув ягоды через редкую рабицу, она наблюдала, с каким аппетитом свин уплетает лакомство. Прощаясь до следующего лета, Маруся погладила его холодный мокрый нос и почему-то тяжело вздохнула. Хлопая белёсыми ресничками, Степаша смотрел на подругу так, словно они расставались навечно.

В очередной визит мама привезла не только раскраски, но и букварь, и учебник математики за первый класс. Последнее время она старалась задержаться у них подольше. Как маленькую, она усаживала Машу на колени и ласково называла Мусенькой. О чём они говорили с бабушкой долгими осенними вечерами, Маруся не слушала. Её внимание поглотила "наука". Новый, неведомый мир букв и цифр полностью завоевал ум и сердце. Маше нравилось складывать слоги, из которых возникали знакомые слова: "мама", " баба" и… слово "папа". Бабушка с мамой в изумлении смотрели на разложенные счётные палочки, удивляясь, что ребёнок самостоятельно усваивает значение математических символов и умеет ими оперировать. На вопрос, хочет ли она в школу, Маруся горестно вздыхала: "Сил нет, как хочу!" Если бы у неё был компьютер, то, возможно, она не стремилась бы поскорее научиться читать. Но мама обещала подарить его лишь на следующий день рождения.
Слякотный осенний досуг ничего стоящего, кроме чтения книг, не предполагал. Постепенно слоги волшебным образом складывались в слова, слова — в предложения.

В начале ноября выпал снег, но на следующий день от него остались лишь вязкие хлюпающие лужи с осколками тонкого льда.
Несколько дней спустя, после заморозков, снег уже лежал плотным слоем, и, судя по всему, таять не собирался. Достав из чулана санки, Маруся вышла на улицу. Дорога шла под уклон. На санках можно было доехать чуть ли не до посёлка.
Глядя на солнце, плывущие облака и далёкий бор, она стояла и думала, что мир прекрасен, и что ей здорово повезло в нём родиться.
Неожиданно из соседского двора раздался душераздирающий визг. Кричал Стёпа.
В его вольере находились посторонние люди. Поросёнок метался в замкнутом пространстве, забиваясь всё дальше в угол. Маша заметила огромную кувалду, зажатую в сильной мужской руке. Баба Аня почти насильно тут же завела её в дом. Машу трясло от ужаса. Бабушка, крепко прижав её голову к груди, беспрестанно повторяла: "Потерпи, родная, скоро всё закончится".
Из Марусиного окна соседский двор просматривался отлично. Стёпа лежал на снегу. Он не вырывался и не пытался бежать, ему уже было всё равно. Его глазки не видели происходящего, а тело не ощущало боли от горящей паяльной лампы.

Близились новогодние праздники. Ёлка стояла в сенях, Маша решила, что они с мамой нарядят её тридцать первого. Она любила этот праздник. Ровно в полночь происходило таинство — наступал новый год!
Взрослые поднимали бокалы, желая друг другу счастья. И многие действительно верили, что оно случится. Вот так, с бухты-барахты, ни от чего.
Но утром жизнь всё расставляла по местам. Именно так, как считала нужным.
Время близилось к полудню, а мама не звонила. Механический голос неизменно отвечал: "Абонент находится вне зоны доступа сети, перезвоните позже".
Маруся терялась в догадках: может, мама потеряла телефон? Маша сама нарядила ёлку. Помогла бабушке накрыть на стол. И в который раз подошла к окну. Луна, удивляя громадными размерами, светила ярко-оранжевым светом.
Версий, почему мама не звонит, перебрали множество. Но действительности соответствовала только одна — мама находилась там, где связи не существует.
Задолго до боя курантов, оставляя на стене кроваво-красные разводы, тело молодой женщины безвольно сползло на пол. Виктор, всматриваясь в стекленеющий взгляд, сразу и не понял, что натворил в пьяном угаре.

Похороны прошли скромно. Кроме деревенских жителей и коллег, на погребении никто не присутствовал. Оградку, памятник и поминальный обед оплатило руководство. Маруся помнила происходящее смутно: незнакомые люди с траурными лицами на кладбище и те же, но разгорячённые водкой, в столовой. Они обсуждали кто деревенские, кто городские новости, пили, закусывали. Местные проворно собирали остатки трапезы. Приезжие остались довольны тем, что дома можно не ужинать. Так что похороны удались.

Постепенно жизнь не то чтобы наладилась, скорее, пошла своим чередом, расставляя фигуры на шахматной доске так, чтобы побеждали только чёрные — без вариантов.
Бабуля стала часто жаловаться на боль в груди. Валидол и нитроглицерин не помогали. Сердце не хотело держать заданный ритм — оно устало. Ей пришлось лечь в стационар, оставив Машу на попечение соседей.
Верно говорят: "Пришла беда — отворяй ворота". Местная администрация, обеспокоившись судьбой ребёнка, связалась с органами опеки. Заботливые служащие устроили бесхозную девочку в районный детский дом. Ей разрешили взять с собой лишь необходимое, успокоив, что это ненадолго, пока бабушку не выпишут из больницы.
Маша не могла оставить те вещи, которые дарила мама: бархатное платье, плюшевого мишку, фотографии, и тем более кружечку с бабочками.

Не посещавшая детский сад, Маша была шокирована столь огромным количеством неуправляемых детей. Бесцеремонно разглядывая, они пытались вырвать у неё пакет.
Маруся крепко прижимала сокровище, понимая, что стоит ей уступить — и она навсегда лишится вещей.
Бабушке, навестившей её после выписки из больницы, директор детского дома вежливо объяснила, что забрать девочку может только отец.
— Так нет у неё отца.
—  Как это нет?! В свидетельстве о рождении отец записан.
— Записан, но со слов матери.
— Тогда, если хотите сами воспитывать ребёнка, оформляйте опеку. Перечень необходимых документов можете взять у секретаря. Мы будем только рады вашему воссоединению.
Надев очки, Анна Семёновна, внимательно изучала список:
1. Справка о доходах.
2. Результат обследования бытовых условий комиссией.
3. Характеристики с бывших мест работы и от представителей администрации посёлка.
4. Справки из психоневрологического, наркологического диспансеров, об отсутствии судимости.
5. Заключение врачебной комиссии.

Маруся адаптировалась с трудом. Она всё ещё не теряла надежды на возвращение. Ведь бабушке для этого нужно всего-то ничего: собрать несколько справок-бумажек, подтверждающих, что они с Мусей родственники, и что Маше у неё будет хорошо.
Тянулись унылые, однообразные дни. Распорядок соответствовал расписанию: завтрак, обед, ужин. Меню приятно удивляло разнообразием. Не хватало лишь самой мелочи — любви.
В детском доме Машу никто не называл ни Марусей, ни Мусей, ни даже Муськой. Теперь её звали Машей или Кудряшкой Сью. Воспитатели с удовольствием расчёсывали длинные волнистые волосы, заплетая их в косички. Глядя в зеркало, Маша улыбалась, восхищая окружающих ямочками на щеках.
Дети в группе вскоре привыкли к новенькой. Для них она не представляла особого интереса, так же как и её вещи, но вот кружечка — она была такой красивой! По полю, расправив крылья, сидели яркие бабочки, Маша, всем на зависть ходила с ней в столовую.
Вечером, устроившись на своей кровати, она разглядывала фотографии: с мамой, бабушкой, их дом. Что-то подсказывало, что ей никогда больше не суждено туда вернуться.
Бабушка навещала её каждые выходные. Большинство справок было собрано. Оставалась медкомиссия.
Маруся ждала.

Изредка детский дом посещали усыновители. Машу их визиты волновали меньше всего — у неё была бабушка. Другие же дети старались вести себя прилично, улыбаясь и делая так, как учили воспитатели. Иногда кого-нибудь забирали, некоторых возвращали обратно. Очередным потрясением стал приезд иностранцев.
Американцев ждали со дня на день. Тот ребёнок, которого они выбрали в агентстве по фотографии, возможно, имел бы шанс... Машенька сидела в углу на стульчике, не принимая участия в распределении подарков. Господа дарили сладости и игрушки. И улыбались, улыбались, улыбались... Дети, причёсанные и нарядные, радостно щебетали. Маша им даже посочувствовала. Ведь они не помнили ни мам, ни бабушек, ни свой дом. По сути, им было всё равно, кто их возьмёт и куда, — лишь бы не обижали, кормили досыта, и, по возможности, любили, а привыкнуть можно к любой стране.
Маша едва заметно поглядывала в сторону иностранцев, встречая изучающе-восхищённые взгляды.
— Curly Sue!
Директор, Роза Насыровна, удивлённо вскинула брови.
— А ведь мы её так и называем — Кудряшка Сью!
Американцы заулыбались и что-то спросили через переводчика. Директор отрицательно качнула головой.
В тот же день за плотно прикрытыми дверьми произошёл диалог.
Речь зарубежных гостей была похожа на золотой перезвон. Пухлый конверт по мере торгов становился всё более и более объёмным, а чувство стыда, страдающего анорексией, агонизировало на глазах.
Роза Насыровна была уверена, что за отведённый для оформления документов срок решит все формальности. Она была убеждена, что бабушка комиссию не пройдёт. Звон золотых монет звучал уже не песней — гимном!

Анна Семёновна, невзирая на недомогание, навещала Марусю каждые выходные. Заходя в кабинет директора с надеждой, она выходила с заплаканным и постаревшим лицом.
Маруся не могла взять в толк, почему она её не забирает? Тяжело вздыхая, бабушка повторяла:
— Ничего, родная, потерпи, скоро всё наладится.
Однажды Маша стала свидетельницей странного разговора. Увидев в очередной раз надоевшую просительницу, Роза Насыровна раздражённо сказала:
— Ну сколько можно! Вы что, уважаемая, русского языка не понимаете? Вам же сказали: только при наличии заключения медкомиссии! Проблемы? Простите за тавтологию, тогда это ваши проблемы. Мы оформляем ребёнка как сироту. Всего доброго!
Анна Семёновна со слезами смотрела вслед быстро удаляющейся директриссе, окончательно осознавая бесперспективность своих хлопот. Как странно распорядилась жизнь. Чужой, посторонний человек мог вот так запросто решить, имеет ли она право заботиться о внучке или нет. Внезапно, будто вспомнив что-то важное, Роза Насыровна остановилась.
— Может, у вас есть родственники?
— Нет у нас никого, ни близкой родни, ни дальней.
— Жаль.
Анна Семёновна не поняла, почему женщина с облегчением вздохнула.
Так страшно Марусе никогда не было. Она вдруг отчётливо поняла, что теперь ничем не отличается от остальных детей. Она вернулась в теперь уже "свою" комнату и села на кровать. Взгляд упал на прикроватную тумбочку — кружечка исчезла! Маша обыскала всё, даже заглянула под кровать. Тщетно! Слёзы, капая на казённое платье, оставляли мокрые крапинки. А она всё искала и искала, не понимая, что иногда случается так, что пропажу найти невозможно, будь то кружечка или украденное счастье.
Спустя несколько дней Роза Насыровна сказала, что для неё есть сюрприз.
"Сюрприз" появился следующим утром с подарками и широкими американскими улыбками.
Американцы больше не заходили в группу, а находились в кабинете директора. Дети взволнованно перешёптывались, теряясь в догадках, за кем они приехали. Когда все разошлись на сон-час, директриса, ласково взяв за руку, завела Машу в кабинет.
— Вот, дорогая, познакомься с новыми родителями.
Теперь, Машенька, это будут твои мама и папа.
От неожиданности Маша онемела. Какие родители, зачем? У неё же есть бабушка! Она смотрела на счастливые лица американцев и ничего не понимала.
— А как же бабушка? Она тоже поедет с нами?
— Пока нет, милая. Бабушка приедет позже. Ты же знаешь, она старенькая и больная. Ей нужно некоторое время полежать в больнице, подлечиться. А потом она приедет, не расстраивайся. Как вылечится, так и приедет.
— А с девочками попрощаться можно?
— К сожалению, нет. Сейчас сон-час, они отдыхают.
Незачем в группу возвращаться, твои вещи находятся здесь. Я думаю, тебе лучше переодеться. Смотри, какие наряды привезли родители!
Маша даже не посмотрела в сторону обновок. Она открыла пакет, достала бархатное платье, и прижала к себе. Улыбки американцев несколько померкли. Взмахом руки Роза Насыровна дала понять, что в данный момент уместнее уступить. Ребёнок должен запомнить этот день как самый счастливый.
Не каждому так везёт, далеко не каждому!