Бар на окраине. Главы 7-9

ЗАХВАТЫВАЮЩАЯ МИСТИКА

КАЖЕТСЯ, ЧТО ВСЁ ОБЪЯСНЯЕТСЯ ТАК ПРОСТО...
НО ПОЧЕМУ ЖЕ ТОГДА...


Глава седьмая
               
               

                - Ну, как наши дела? – произнес низковатый женский голос с легкой хрипотцой, отчего-то показавшийся мне знакомым.
                - Да как? – раздался в ответ довольный баритон Ивана Ильича. - Ты, как всегда, сработала отлично, без нареканий.
                - Как девчонка?
                - Нормально, немного старовата, правда…
                - Ну так сам знаешь, выбор невелик. А тут она как раз вовремя призвала нас на помощь.

                Чиркнула зажигалка, и в воздухе начал распространяться сигаретный дым.

                Чей же это голос?.. Танин?.. Нет, Таня говорит грубо, отрывисто, рубит слова, как топором. Лилька? Тоже нет. У той голос, правда, тоже хрипловатый, но повыше и помузыкальнее. Может, Полина? Она молчалива, и в моем присутствии говорила немного, но я успела заметить, что голос у нее тихий и какой-то… шершавый, если так можно выразиться. А этот голос звучит мягко, вкрадчиво…

                - А что касается возраста, так она, в общем, молода. Тело еще стройное, кожа гладкая…

                Мне стало интересно, кто эта не очень молодая особа с гладкой кожей, о которой они говорят.

                - Времени остается немного, - негромко произнесла посетительница, - так что лучшего искать не стоит. Да и одна она, как перст - никто и не хватится.
                - Пожалуй, ты права, - не сразу, но согласился Иван Ильич.
                - А как она вообще? Куда не надо, не лезет? По углам нос не сует?
                Иван Ильич раскатисто рассмеялся.
                - По углам нос сует, но только в смысле… ха-ха!.. работы. Трет себе полы и ни о чем другом не думает. Да она, по-моему, слегка туповата. Где ты ее подцепила?..

                Трет полы?..

                Вдруг на пол, возле ножки стула, прямо передо мной, упала зажженная сигарета.
                - Черт! – выругалась женщина.
                - Ничего, - успокоил гостью Иван Ильич, - раздави ногой, я скажу ей, она помоет.
                Ножка в изящной туфельке чуть пододвинулась и наступила на мерцающий огонек сигареты.
                Тонкой сигареты из Трансильвании.   
                Сердце мое вдруг неистово заколотилось, и в ушах мысленно прозвучал голос Марианны – низкий, с хрипотцой: «Ты не спеши, подумай… Плачу я хорошо… А работы там немного…»

                Это она!

                И говорят они обо мне.

                Я еще сильнее сжалась под столом, но сидеть прямо у ног Марианны мне внезапно стало неприятно, и я, неслышно переступая на корточках, отодвинулась поближе к столу Ивана Ильича.

                Вдруг перед глазами что-то блеснуло.

                Взгляд мой невольно уперся во внутреннюю часть стола Ивана Ильича и зацепился за странный предмет, тихо поблескивавший из небольшого углубления. Я чуть вытянула голову вперед и прищурилась, чтобы получше рассмотреть его.

                Это был маленький фигурный ключик, похожий на сувенирный  или игрушечный. Он был как бы впаян в небольшое круглое отверстие внутри стола. Я потянулась было к нему, но тут Марианна резко шевельнула ногой, и я, испугавшись, инстинктивно отпрянула от необычной находки.

                И снова замерла, боясь шелохнуться.

                - Ладно, - вздохнула Марианна, вставая. Стул отодвинулся в сторону, и ножки в туфельках вышли из-за стола, - держи меня в курсе.
                - Пойдем, я тебя провожу, - к ногам Марианны присоединились ноги Ивана Ильича, и обе пары ног направились к двери.

                Дверь со скрипом отворилась, выпуская их обладателей в коридор.

                Понимая, что очень рискую, но не в силах превозмочь любопытства, я сразу потянулась к ключу и попыталась выковырнуть его из углубления, но маленький блестящий ключик сидел довольно глубоко, и вынуть его мне не удалось.

                Времени не было, и я с досадой прекратила попытки достать ключ, быстро вылезла из-под стола, наскоро поправила стулья и выскользнула из кабинета.
                Пытаясь подавить невесть откуда возникшую дрожь, я механически вытащила из-под лестницы ведро и швабру. Задумавшись о странном услышанном разговоре, я заглянула в ведро с водой и увидела в нем свое отражение.

                Мне показалось, что оно с крошечными рожками.   

                Глаза мои невольно расширились. Вдруг что-то, булькнув, с размаху влетело в ведро, отражение, закачавшись, растаяло, я обернулась и увидела позади озорно прищурившую глаза Лильку. Она держала в руках несколько карамелек. Прицелившись, белокурая певичка метнула в воду очередную конфету и задорно рассмеялась.

                - Перекур, - объявила она.

                Это было своевременное объявление. Я медленно кивнула, и мы направились в небольшую комнатку, ту самую, где официантка Таня выдала мне халат.
                Возле выхода в зал, у края барной стойки, мы столкнулись с Иваном Ильичом, поднимающимся в кабинет.

                - Здравствуйте, девочки! – широко улыбнувшись, сердечно поприветствовал он нас с Лилькой.

                - Здравствуйте! – кокетливо подбоченясь, ответила моя спутница.

            
                А я невольно опустила голову, стараясь не встретиться с ним глазами.

                - Ариночка, как настроение? –  начальник не пропустил моего жеста.

                Сделав над собой усилие, я подняла на него взгляд и, улыбнувшись, вежливо ответила:
                - Спасибо, Иван Ильич, все в порядке. 

                - Лилечка, недолго, народ ждет! - переведя взгляд на Лильку, шутливо погрозил он ей пальцем.

                - Две минутки! – приблизив к нему лицо, сексуально шепнула та и, дернув меня за рукав халата, увлекла за собой.
 
                Мы нырнули в подсобку и устроились на скамейке, поставив посередке банку из-под сельди, служившую пепельницей.
                Лилька порылась в кармане и достала длинную тонкую пачку дорогих сигарет, вынула две, одну протянула мне. Мы закурили.

                - Ну как, привыкаешь потихоньку к ночному режиму? – спросила она, глядя вперед, на вешалку с одеждой. – Высыпаешься?..
                - Как ни странно, да, - пожала я плечами. – А вот на тебя удивляюсь – каждую ночь напролет поешь почти без передышки. Откуда только силы берешь?..

                Лилька повернула на меня лицо, и я очень близко увидела ее спутанные белые волосы и узкие глаза, светлые, прозрачные, как голубоватое бутылочное стекло.

                - Молодая пока… - неопределенно ответила она, - работаю на износ. Да тут все так. Думаешь, Вовке или Полинке легче?..

                - Думаю, нет… - машинально ответила я, стряхивая пепел. Мысли мои были далеко. Разговор, нечаянно подслушанный в кабинете, не выходил у меня из головы; что он может означать?.. Может, поговорить об этом с Лилькой?..

                А вдруг она отрицательно отнесется к тому, что я пряталась под столом?..  Хотя все получилось неумышленно…

                Тем не менее, мне необходимо чье-то мнение. Лилька работает тут давно, может, она знает, к чему они могут меня готовить?.. Сейчас спрошу…

                Я сосредоточилась, не зная, как начать.

                Лилька между тем отодвинула банку и внезапно положила руку мне на плечо, окутав ароматом сладких духов. От ее дружеского прикосновения мне стало так тепло и спокойно, что я в порыве благодарности к ее жесту сказала:

                - Знаешь, я чувствую себя здесь, как в семье – все такие добрые, приветливые…  Вот даже и кошечку какую-то приютили…

                Едва произнеся эту фразу, я почувствовала, как Лилькино плечо дрогнуло.

                - Кошечку?.. – переспросила она.

                Что-то внутри вдруг велело мне молчать. Но поздно – слово было обронено.

                - Мне показалось, я видела кошку на лестнице в кухню, - сказала я очень тихо, чувствуя, как рука, лежащая на моем плече, будто наливается свинцом.

                - Я не видела, - ответила певица нервно.

                «Наверно, это ее кошка. Притащила сюда нелегально и боится признаться», - подумала я.

                И опять на память пришел разговор. Он не давал мне покоя. Но на этот раз желание поделиться с Лилькой ощутимо уменьшилось.

                Вдруг за стеной, на улице, послышался какой-то отдаленный вой.

                Я невольно вспомнила, что бар находится у самого леса.

                - Тут что, волки?.. – прильнув к Лильке, опасливо вопросила я, желая найти в ее ответе успокоение. Но неожиданно та вывернулась от меня, вернув на место банку из-под сельди.

                - Скажешь тоже, волки! Мы же в городе почти!

                И она опять взглянула на меня своими прозрачными глазами. На этот раз мне показалось, что в душу мне заглянули две льдинки.

                - Странная ты! – засмеялась она. – То кошка привиделась, то волков боишься!
                И Лилька, погасив окурок в банке, заразительно рассмеялась.

                Этот смех почему-то показался мне неискренним.

                В комнатку заглянула Таня.

                - Лилиана, на сцену, - сурово возвестила она.   
               
                Лилька одернула стильную майку-алкашку и двинулась к двери. Неожиданно она обернулась и как бы между прочим спросила:

                - Марианну видела? Она была сегодня.

                Если бы она задала этот вопрос в ту минуту, когда ее рука легла на мое плечо, я, пожалуй, выложила бы все: и про Марианну, и про странный разговор, и про свои сомнения. Но момент был упущен голубоглазой певичкой. И я, глянув в ее мерцающие глаза-льдинки, беспечно ответила:

                - Не-а. Если увидишь ее, передай привет.

                - Она уже ушла, - ответила Лилька и исчезла за дверью. Я услышала ее быстрые удаляющиеся шаги.


Глава восьмая



                Странный вой раздался вновь – дикий, заунывный. Потом вдруг резко стих, будто оборвался. Я приложила ухо к стене. Если это не волки, тогда кто?..

                Дверь снова распахнулась, и вошел дворник Прохор – высокий старик в теплой куртке, стеганых штанах, заправленных в валяные сапоги, и с метлой в руках.

                - Ух, умаялся!.. Снегу опять по пояс намело, - пожаловался он, отставляя метлу в угол и тяжело присаживаясь на скамейку.

                - Я вам сейчас чаю принесу, - посочувствовала я.

                - Ой, спасибо, Аринка, а то я уж спину разогнуть не могу…

                Я метнулась к двери и на секунду остановилась.

                - Дядя Прохор, а кто так страшно выл на улице?.. Я думала, волки…

                Дед, прищурившись, поглядел на меня.

                - Волки?.. Так волков тут, Аринка, лет шестьдесят уж нет, почитай, с самой войны.

                Я еще больше поразилась.
                - А кто же тогда так воет?
                Дед прислушался.
                - Да вроде нет ничего…
                Я тоже прислушалась. С улицы доносился только неистовый свист пурги.
                - Мне пару раз послышалось какое-то звериное завывание… - неуверенно произнесла я.

                Дед Прохор недоуменно покачал головой.

                - Не слышал я ничего. Да я, правду сказать, глуховат на одно ухо, а вторым и вовсе не слышу.

                Я вздохнула, отворила дверь и, пройдя мимо стойки и маячившей за ней сцены, где залихватски приплясывала Лилька, побежала по лестнице вниз.

                - Ариша, я тебе блинчиков с черникой оставила, - душевно сообщила Лидия Никитична, - твои любимые!..
                В углу у раковины мыла посуду Полина – высокая, гибкая, как пантера, черноволосая девушка. Она протянула мне бокал.

                - Налей себе чайку.

                Слезы едва не навернулись мне на глаза. И сразу припомнилась бытность в библиотеке, когда я, поставив чайник и сев готовить лекцию, через некоторое время находила его опустошенным Катей и Аней. Девочки наливали себе бокалы и мило сплетничали, не удосужившись оставить кипяточку.

                - Я еще Прохору Яковлевичу чай обещала, - сказала я, наполняя чаем два бокала.

                Интересно, куда делась кошка?..

                Я незаметно провела глазами по кухне. Никаких следов животного.

                Мне показалось, что спина Полины как-то напряглась.

                - Спасибо, - поблагодарила я кухонных работниц и, взяв чай и блинчики, удалилась обратно.

                Вовка, стоящий у стойки, наливал кофе сидящей перед ним девушке в короткой юбке и ботфортах. Увидев меня, он подмигнул.

                Девица перегнулась к нему через стойку и, выпустив в сторону струйку сигаретного дыма, что-то развязно спросила. Мне почему-то стало неприятно. Я ускорила шаг и пробралась в свою каморку под лестницей.

                - Вот, дядя Прохор, - оповестила я, ставя перед дедом блюдце и чашку, - приятного аппетита!

                Дворник довольно закряхтел, а я, тяжело вздохнув, взяла ведро и швабру и побрела мыть подсобки.

                Как же все-таки хочется спать! Надо потом выпить еще чашечку чая – я заметила, что чай здесь какой-то необычный. Сон после него как рукой снимает.

                Проходя мимо Вовки, я не хотела смотреть в его сторону. Но в последний момент, уже почти завернув к лестницам, не выдержала и глянула. Девица, уже явно подшофе, успела положить на стойку роскошную грудь в декольте и что-то проникновенно вещала Вовке. Тот, раскладывая ложечки, улыбался и кивал. Мне стало еще неприятнее, и я, прибавив шаг, змейкой ускользнула в полумрак коридора.

                Начну, пожалуй, с верхней лестницы.

                Вообще, Иван Ильич как-то обронил, дескать, наверх без надобности не лезь – лестница крутая, винтовая, она никуда не ведет, и мыть ее незачем – не ровен час, свалишься и свернешь себе шею, а мне отвечай. С тех пор я еще ни разу не поднималась по этой лестнице. Но сейчас вдруг запоздало подумала, что хотя бы иногда ее мыть все-таки надо, что если Ивану Ильичу придет в голову мысль проверить ее чистоту. И потащила наверх ведро и зажатую подмышкой швабру.

                Однако тусклый свет, проникающий из коридора, вскоре совсем перестал доходить наверх, и, пройдя один пролет, я оказалась почти в полной темноте. Наугад ощупала шершавые бревенчатые стены. Меня вдруг пробрало какое-то нездоровое любопытство. Лестница была очень интересная – высокие узкие ступени, на которых едва умещалась стопа, уходили ввысь и исчезали в полном мраке. Под рукой прощупывались деревянные фигурные перильца; по-моему, на них были вырезаны какие-то узоры. Но разглядеть их в темноте было невозможно.

                Возьму из дома фонарик и при случае осмотрю все как следует, - решила я и невольно вспомнила фразу Марианны:

                «А куда не надо, не лезет? Нос не сует?..»

                Не сую, а скоро суну, - подумала я злорадно и принялась осторожно спускаться вниз.   

                Чай, похоже, начал свое волшебное действие, сонливость стала понемногу отступать, и я, довольно споро вымыв все подсобные и служебные помещения, сняла халат и вернулась в полутемный маленький зал, где надрывалась шансоном Лилька.
                Кареглазый бармен Вовка, увидев, что я присела за крайний столик, вышел из-за стойки и двинулся ко мне. Когда он подошел поближе, я заметила, что он держит в руке темный пузатый бокал, на дне которого плещется какая-то жидкость.

                - Вот, выпей за счет заведения. Фирменный коктейль «Самарканд и Бухара».

                И его веселые глаза блеснули у самого моего лица.
                Поставив передо мной бокал, Вовка легкой пружинящей походкой удалился обратно, и я, прильнув губами к прозрачной трубочке, проследила взглядом за его спиной.
             
                Черт возьми, а ведь он мне нравится!..

                Коктейль был терпкий и сладкий. Он горячей змеей пополз по пищеводу вниз, и я почувствовала приятное расслабление.

                Под густой, гундосый голос Лильки я начала осматривать полутемное пространство зала и сидящих за столиками людей, гадая, что их сюда влечет.

                Все столики, кроме того, за которым сидела я, потягивая «Самарканд и Бухару», были заняты.

                Приглядевшись к посетителям, я вдруг впервые обратила внимание на то, что они здесь какие-то необычные. Нет, они вели себя тихо, не шумели, но была в них одна странность. Они были как будто… из другого времени, что ли. С удивлением я обнаружила, что одеты они в какие-то старомодные наряды, будто явились прямиком из девятнадцатого века. У противоположной стены, например, сидел мужик, облаченный в грубую домотканую рубаху, перевязанную чуть ли не веревкой. А в центре за широким столиком расположилась странная парочка – благообразный господин, одетый в нечто напоминающее кафтан, и барышня в длинном платье с талией под грудью, в подобных которому ездили на балы юные княжны, насколько я могла судить об этом из книжных иллюстраций.

                Оба с удовольствием слушали блатную лирику, вдохновенно исполняемую на сцене Лилькой. Произнося незамысловатый текст, та отчаянно трясла головой и возносила руки к небу. Барышня, словно пришедшая прямо из института благородных девиц, устремила на нее взгляд, полный восторга.

                У окна сидел еще один мужик в подобии армяка, перед ним на столе лежал картуз, а рядом стояла банка вполне современного пива «Holstein».

                Вытаращив от изумления глаза, я опять прильнула к трубочке с коктейлем.

                Из-за поворота появилась Таня и, с грацией бегемота лавируя между столиками, поставила перед парой «барышня и господин в кафтане» огромную пиццу и похожую на кеглю бутылку белого вина.

                Ничуть не удивившись их странному прикиду.

                Впрочем, не все здесь так выглядят – вон, за столиком, самым близким к лестнице, сидит девица в мини-юбке и ботфортах. Та самая, что укладывала на стойку свое откровенное декольте.

                Закончив песню, Лилька смачно прокашлялась. Я перевела на нее взгляд. Она незаметно поманила меня пальцем и спрыгнула со сцены. Это означало, что пора покурить. Захватив коктейль, я быстро пошла за ней.



Глава девятая



                И опять мы уселись на скамейку, поставили банку и закурили. Вид у Лильки был неважнецкий. Она подняла голову и выпустила в потолок струю синеватого дыма. Потом взглянула на меня, и я вдруг обратила внимание на темные круги под ее глазами и морщинки, тщательно замазанные тональным кремом.

                - Смешно, да? – вдруг засмеялась она. – Приперлись крестьяне да дворяне. Тут неподалеку фильм снимают про девятнадцатый век, вот массовка и тусуется у нас.
                - Фильм?.. – вытаращила я глаза.
                - Ну да. Киностудия «Мосфильм». Экранизировать решили какую-то старинную тягомотину. То ли Карамзин, «Бедная Лиза», то ли Тургенев «Тамбовская казначейша»…

                Я не стала уточнять, что последнее названное произведение принадлежит перу Лермонтова. Лилька и так проявила себя эрудитом, упомянув «Бедную Лизу».

                - А я смотрю, ты уставилась на них, как баран на новые ворота!
                Надо же, мне казалось, Лилька с головой ушла в свое надрывное пение, а она, оказывается, наблюдала за мной.

                Ну хорошо хоть, что разъяснилось происхождение мужика в армяке и иже с ними.

                Певичка затушила окурок, поправила всклокоченные артистические космы и сделала прощальный жест ручкой.

                - Ну давай, отсыпайся. Я смотрю, наш пострел тебя на славу угостил!
                И это от нее не укрылось!.. У нее что, три пары глаз?..

                Лилька скрылась за дверью, а я прилегла на узенький диванчик и укрылась пледом. Спать мне осталось часа три.

                Едва я закрыла глаза, как тонкий лучик проник с лестницы и заставил вновь их открыть. Лилька неплотно прикрыла дверь, и она чуть приотворилась, пропуская свет с лестницы, той, что у входа. Я нехотя слезла с дивана и подошла к двери, намереваясь поплотнее ее захлопнуть, как вдруг услышала снаружи тихий злой шепот:

                - Ты что, совсем, что ли?.. Нам что сказано было?! Не знаешь порядка?!.
                Другой голос, тоже шепотом, ответил невидимому собеседнику:
                - Да я только на минутку…
                - На минутку! – прошипел опять первый. –  А если она поймет, что к чему? За эту минутку все можем поплатиться! А время-то близко уже!..

                Любопытство заставило меня встать вплотную к двери и прильнуть ухом к проему.

                - Да не шуми ты! Не поймет она ничего. Она скорее всего уже забыла… Подумаешь…

                - Тс-с! Ну ладно, всё. Я ему не скажу, но на будущее запомни…

                Я услышала какой-то шорох и цокающие вниз по лестнице шаги.

                Сон как рукой сняло. Подождав в напряжении пару секунд, я приоткрыла дверь и хотела уже высунуть в нее голову, как тут же получила этой самой дверью по лбу и, вскрикнув, отскочила в сторону.

                Со всего размаху шаткую дверцу распахнул старик  Прохор. Войдя, он звучно стукнул один сапог о другой, стряхивая налипший снег. Повеяло морозной свежестью.
             
                Черт, как он невовремя! Теперь, конечно, я уже не узнаю, кто шептался на лестнице.

                - Ой, я тебя зашиб что ли, девонька?.. – запричитал дед. Я только вздохнула и потерла лоб.

                Голоса говорили шепотом – и непонятно было, женский или мужской это шепот. Но какое-то внутреннее чутье вдруг сказало, что речь в разговоре шла опять-таки обо мне.

                «Она не поймет…»
                И эта «она» - я.

                Внезапно мне стало холодно. Что же за тайну здесь от меня скрывают?..
                Хотя, с чего я это взяла? Ведь шептать мог кто угодно – например, только что вошедшие или, наоборот, уходящие посетители, и шепот этот ко мне никакого отношения не имеет. Или пусть даже это были наши, например, Полина и Таня. Или Лилька и Вовка. Или те же четверо в любой другой комбинации – но ведь они могли говорить вовсе не обо мне, а друг о друге, или о Марианне, или вообще о ком угодно…

                Но этот шепот будто наслоился на подслушанный в кабинете директора разговор. Он словно являлся его продолжением. Не будь того разговора, у меня бы и мысли не возникло адресовать шепот у лестницы на свой счет… А теперь я была практически уверена, что кто-то что-то замышляет, и мне ничего хорошего это не сулит.

                Пожалуй, надо быть начеку. 
               
                Действие чая, похоже, закончилось, и веки помимо воли так и норовили прилипнуть друг к другу. Ладно, утро вечера мудренее. Я посмотрела на часы. Почти половина четвертого. В шесть Таня меня разбудит.

                … - Арина! Ари-и-и-на!!!
                -А?.. – сипло спросила я, приподнимаясь на своем ложе.
                - Бар закрывается, пора вставать! - надо мной наклонилось Танино лицо.
                - Что?..

                Мне казалось, я только-только прислонила голову к подушке…

                - Шесть часов, - наклонившись еще ниже, шепнула Таня на ушко, и от ее шепота меня тряхнуло, как от разряда тока.

                - Встаю, - ответила я, спуская ноги с дивана и нащупывая туфли.

                Официантка ушла, на лестнице раздался веселый гомон голосов, среди которых я различила Вовкин и Полинин, потом раскатисто расхохоталась Лилька, голоса поднялись наверх, хлопнула дверь, и все стихло.

                Я осталась в баре одна.

                Натянула халат, тихонько вышла на лестницу и начала спускаться вниз. Шаги по пустынному помещению отдавались гулким эхом. Спустившись, окинула сонным взглядом зал. Натоптано до безобразия. Снег, смешавшись с грязью, превратил пол в липучее месиво. В углу валяется разбитая чашка с остатками кофе. Под стул, где сидела прекрасная барышня, кто-то смачно плюнул пару раз. Ну что за люди!.. Ладно, пора приниматься за работу.

                Рядом с плевком блеснул какой-то тусклый огонек. Я хотела наклониться, но усталая спина не гнулась, поэтому пришлось присесть на корточки. Когда издававший свет предмет оказался вблизи, я не поверила глазам. Это была крупная розовая жемчужина. Должно быть, дама рассыпала свое шикарное колье. Щурясь в полумраке, я поднесла находку к глазам. Матовый перламутровый свет словно сочился из нее. Я и раньше пару раз держала жемчуг в руках, но эта жемчужина была необычная – большая, тяжелая и прохладная. Какая странная вещь!.. Подумав, я положила жемчужину в карман халата. А вон, под столом, где сидел мужик, подпоясанный веревкой, по-моему, еще одна! Оттуда струится такой же бледный холодный свет. Так и есть! И вторая круглая розовая жемчужина, словно сестра первой, отправилась туда же – в карман синего рабочего халата.

                - Ох, грехи мои тяжкие! – говаривала порой моя бабушка, принимаясь за какую-нибудь неблагодарную работу. Сейчас, глядя на немытый зал и пропитываясь удушливым сигаретным чадом, я вспомнила эту фразу. И, вздохнув, с трудом разлепляя слипающиеся глаза, взяла швабру и начала уборку.

                Через два часа я закончила мытье зала и кухни, а еще через час, вымытая и одетая в пижаму, уже лежала в своей теплой постели. Ура, сегодня понедельник, впереди два выходных! Надо съездить в торговый центр «1000 покупок» и посмотреть зимние сапоги…

                Это была последняя мелькнувшая счастливая мысль. 
               
                Я провалилась в глубокий сон, как в пропасть, отсыпаясь за все пять рабочих дней сразу.


                продолжение - http://www.proza.ru/2012/05/28/1305