Рыбы в доспехах

Каждое утро Захара начиналось с молитвы. Он молился, чтобы у него все было хорошо. Так учила его мама, но Захар плохо слушал маму, и потому ни одной настоящей молитвы так и не выучил. И понятия особого, кому же он, все-таки, молится, Захар тоже не имел. Не особенно по этому поводу огорчаясь, каждое утро, прежде чем открыть глаза, Захар читал примерно вот такую молитву:
«Господи Боже, пожалуйста-пожалуйста, пусть сегодня мне не нужно будет ничего особенного совершать и не нужно ни с кем и ни с чем бороться. Пусть все просто будет хорошо. Пожалуйста-пожалуйста».
В этот же раз все было несколько иначе. Захар посчитал, что особенное утро требует особенной молитвы:
«Господи Боже, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть сегодня все будет хорошо-хорошо. Ты мне никогда не помогаешь, но может сегодня как раз отличный день, чтобы начать. Пусть все будет хорошо. Господи Боже, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».
Перед тем как открыть глаза, Захар для надежности повторил последнюю часть молитвы еще несколько раз. Искренне надеясь, что молитва сработала, он осторожно, чтобы не спугнуть удачу, приоткрыл правый глаз. «Снова не сработало» - успел подумать он, прежде чем открыть второй глаз. Тут же весь мир навалился на него всем своим весом. Он уже много раз сталкивался с подобным разочарованием и уже выработал стратегию действий. Первое что нужно было сделать – попытаться уснуть снова. Это, как правило, не удавалось, потому что к молитве в особенные дни Захар подходил ответственно и максимально сосредотачивался. Если сон не удавался, он переходил ко второму пункту плана – анализ. Анализировал он всё – от ошибок в интонации молитвы, до прошлогодних новогодних праздников, когда он, может быть, забыл поздравить кого-то, кто поздравил его, и из-за чего Бог отказывается ему помогать. Несмотря на то, что Захар анализировал все более-менее серьезно, истинной целью такой умственной работы являлось не выявление и исправление ошибок. Он отлично знал, что рано или поздно в процессе анализа вполне можно уснуть от скуки. И время от времени этот расчет срабатывал – он засыпал, спал еще пару часов и получал новую попытку помолиться правильно.
На этот же раз утро вышло действительно особенным – ни первый, ни второй пункт не сработали. Похоже, ничего не оставалось, как сдаться, и все-таки встать с постели.
Уже полностью проснувшийся Захар восседал на голом матрасе без постельного белья. При свете дня комната показалась ему чуть больше, чем он думал. Старые и довольно милые обои на стенах, окно, выходящее во внутренний двор, прозрачная и бесполезная занавеска множеством лучей освещала ровно половину комнаты. Захар опустил взгляд на пол: его ступни находились в считанных сантиметрах от освещенного солнцем ковра. Ковер выглядел как коротенькая желтая трава, спаленная жарким летним солнцем. Он тут же представил, что он бегун, стоящий под хиленьким тентом на старте большого марафонского забега, и что вот-вот прозвучит выстрел сигнального пистолета, и он вместе с другими бегунами побежит под палящими лучами к линии финиша. А гордые и не очень гордые львы будут важно и почти безразлично наблюдать из-под крон сухих акаций, бегемоты с крокодилами будут лениво выглядывать из-под воды, и даже глупые зебры на минуту остановятся всем стадом, чтобы поглазеть на двуногих.… А он будет выжимать из себя все соки, чтобы первым добраться до алой ленточки, унести домой большой кубок и порадовать маму с папой.
«Нет, не хочу бежать. Еще заблужусь, или, того хуже, на колючку наступлю. Да и зачем вообще бежать?» - с досадой проговорил Захар и, вытянув ноги, стал греть ступни в лучах теплого майского солнца.
Молнии на чемоданах Захара поблескивали на солнце, но открывать и распаковывать их прямо сейчас ему не хотелось. Что-то волнующее и полное неизвестности было в этих первых часах после переезда, когда ты уже вроде на новом месте, но чемоданы еще не разобраны и как будто еще хранят надежду на возвращение. Ручки этих чемоданов еще чувствуют тепло рук. Будто просто остановились перевести дыхание и вот уже через минуту они снова сорвутся с места и исчезнут вдалеке.
Семья Захара отправила его в этот город, чтобы он научился здесь ловить драгоценных рыб. «Работа, может и не самая легкая, зато всегда ценная. Так что учись там хорошо, и поймай самую драгоценную рыбу» - таковы были напутственные слова его отца. Отец Захара вообще на разговоры был скуп. Однажды давно, когда Захар был мал, его отец, за кружкой травяного пива (мыльное пиво тогда варить еще не умели) рассказывал своим коллегам смешную историю про голубой шар, солнце и луну. Когда подошло время окончательно и сильно засмеяться, коллеги не засмеялись. Сделали они это специально – захотели обидеть и работу забрать. Ни то, ни другое не удалось злостным коллегам. А он просто перестал им истории рассказывать и стал работать лучше всех. За это его главным сделали, он много денег заработал и отправил сына учиться ловить драгоценных рыб. Сам-то он всю жизнь проработал собирателем черного песка для часов. Так никто и не узнает, что в сыне он, как и многие родители, решил воплотить свою мечту – соленый морской ветер, вместо горячего и колючего песка мягкое и таинственное море, красивый черный костюм из настоящего паучьего шелка и татуировка в виде якоря на плече.
Натянув штаны и выудив из сумки щетку для зубов, Захар вышел в коридор. Это было небольшое помещение с двумя платяными шкафами около каждой из соседских дверей - там, видимо, хранили верхнюю одежду -  и небольшим столиком, на котором стоял разговорный аппарат. Около аппарата на стене висел прибитый большим гвоздем блокнот. Примерно половина листков была вырвана. К этому же гвоздю было привязано перо для письма. Его дверь находилась около двери, ведущей на кухню. Дверь же в моечную комнату была в другом конце коридора. На стенах местами виднелись небольшие пятна плесени.
Быстро прошлепав босыми ступнями по лакированным доскам, Захар вошел в моечную. Здесь все было очень и очень скромно – небольшой белый моечный таз у стены, над ним в стену между керамических плиток было вставлено смотрельное стекло, а к соседней стене в качестве умывальника была прикреплена большая морская раковина. Захара это очень удивило, потому что в местах, где он раньше жил умывальник обычно вытачивали из камня и мало кто умел сделать это действительно хорошо. Над умывальником висела тонкая трубка, а рядом две вертушки – для горячей и холодной воды. Смотрельное стекло над умывальником, было, видимо, недавно расколото, и на его месте оставили самый большой осколок. Пока Захар чистил зубы, он старался не смотреть в осколок смотрельного стекла, потому что помнил, где-то ему сказали «никогда не смотри в разбитое смотрельное стекло». Закончив с чисткой зубов, он помыл щетку и вернулся в свою комнату, чтобы одеться.
Только Захар вошел на кухню, как тут же в него уперлись взгляды сразу пяти глаз. Молодой мужчина одной рукой держал дверь холодильного шкафа, а другой что-то на ощупь искал внутри. Одет он был в старые семейные трусы и рваные тапки. Несколько секунд в воздухе висела тишина.
-Так это ты значит тот сухой, что приехал учиться ловить драгоценных рыб?
-Да. Меня Захар зовут.
-А меня Март.
-Марат? – переспросил Захар.
-Март! – повысил голос мужчина. А потом уже спокойно повторил – Март меня зовут.
Сидевшая за столом девочка засмеялась настолько заливисто и звонко, что Захару это показалось почти неприличным. Девчонка была совсем маленькая – лет пять, может шесть. Несмотря на бледную кожу, почти сливающуюся с платьем, она не выглядела больной, а даже совсем наоборот – очень бойкая и резвая. Она откинула голову назад и звонко хохотала почти минуту, а после, утерев слезы, закинула в рот конфету и выбежала из комнаты прочь.
-Это Зима, моя сестренка. Она конечно шаловливая, зато рисует очень хорошо. Станет большой художницей. – с улыбкой произнес Март.
-А почему вам родители такие необычные имена дали?
-Да нет у нас родителей. Отец у нас общий, да только мы его видели всего раз. Точнее я видел. А о матерях и говорить нечего. – Март достал из холодильного шкафа стеклянную банку с каким-то розовым желе.
-Что это?
-Розовое медузье желе. – невозмутимо ответил Март и принялся искать хлеб.
Захар внимательнее осмотрел своего нового знакомого: бледная кожа, усеянная веснушками, рыжие всколоченные волосы, загорелые шея, лицо и кисти рук. Однако более всего внимание Захара привлекла татуировка в виде черепахи на шее, с правой стороны. Он помнил, что татуировки делают ловцам драгоценных рыб и еще кому-то, но кому точно он не мог вспомнить.
-А ты случайно не ловец рыб?
-Нет, что ты! Я простой моряк. Точнее был им. Привозил из-за морей разные сокровища. Помню, раньше нас встречали огромными толпами в порту. Но, прошли годы, и все эти безделушки приелись горожанам. Пришлось бросить это дело. Тем более, что мне надо за Зимой смотреть. Она ж без меня никак. – Март открыл банку, намазал желе на только что отрезанный ломоть хлеба, убрал все на место и вышел из комнаты. На секунду Захару показалось, что он почувствовал запах роз.
Взгляд Захара блуждал по кухне, пока не уперся в неподвижную спину старой женщины, сидевшей у открытого окна.
-Никогда он за собой крошки со стола не уберет – пробурчала бабуля. Когда она повернулась к столу, Захар чуть не вскрикнул от испуга. Правый глаз бабушки был закрыт повязкой, которая когда-то, наверное, была белой, но сейчас уже потемнела и пожелтела от старости. Смуглое лицо бабули было изрезано морщинами. А седые свои волосы она всегда собирала в хвост.
Собрав со стола хлебные крошки, бабуля аккуратно вытянула руку в открытое окно и разжала кулак, словно предлагая эти крошки кому-то. Вдруг ей на руку села синица и стала нервно есть. Другой рукой бабушка поглаживала птицу и что-то приговаривала. Позже он узнал, что эту старуху часто видели на обочинах окрестных дорог, где она продавала путникам светляков в банках.
Немного перекусив, стараясь не отвлекать бабулю от ее птиц, Захар оделся и вышел на улицу, чтобы отправиться на свой первый урок по ловле драгоценных рыб. Погода была непривычная для этих мест, светило яркое теплое солнце и легкий ветерок раскачивал деревья, на которых только распускались первые листочки. Обычно, как ему говорили, этот город обволакивал туман или небо затягивало плотной пеленой серых облаков.
Город был небольшой и находился на мысе. С трех сторон – северной, западной и южной его окружало море. На востоке же город был обнесен стеной. Стена эта хоть и была очень старая и сохранялась лишь только как напоминание о былых временах, но служила сторожевым постом для жандармов, следивших за порядком в городе. От Восточных ворот, служивших выходом из города, через болота шло несколько дорог. На этих болотах горожане, обычно ловили светляков или разводили пауков и делали паучий шелк.
Рассказывают, будто один местный художник однажды рисовал болота в туманную погоду и настолько ему понравился пейзаж, что он не мог оторваться и рисовал целые сутки. Но прошел и второй день, а художник все не возвращался с болот. На исходе третьего дня отправились искать художника. Обнаружили беднягу уже мертвого, сидевшего на стуле перед мольбертом и с кистью в руке. А на холсте был невиданной красоты пейзаж. Единственное, что смог произнести капитан жандармов, было: «А там повсюду болота маленькие и туман...» С тех пор, говорят, эту картину повесили в музей в Столице.
 Северный же берег являл собой довольно высокую отвесную скалу, поэтому его тоже застроили стеной, чтобы никто не падал вниз. Эта стена была не такой старой и высокой как другая, и поэтому не была такой же величественной. Тут находились дома самых богатых жителей города. Это были настоящие поместья с красивыми садами. На этой же скале находились все самые главные учреждения города – Совещательный зал и Площадь, больница, небольшой отдел пожаротушения и Библиотека. Совещательный зал находился в самом старом здании города. Поначалу самым старым зданием был Маяк, но он был настолько старым, что развалился, и горожанам пришлось строить Новый Маяк, где, кстати, и находилась школа, в которой должен был учиться Захар. Находился Новый Маяк на самой западной оконечности мыса и стоял на месте старого. Тут же недалеко располагался порт, в котором часто появлялись корабли. От порта и до самых Восточных ворот через весь город проходил бульвар. Это была самая красивая и оживленная улица города. Бульвар был заполнен различными сувенирными лаками, антикварными магазинами, ювелирными мастерскими, ателье, кондитерскими, ресторанами. Было даже два театра. Посередине бульвара находились клумбы, полные свежей черной земли. На тонких стеблях, расправив острые листья, ждали своего часа бутоны цветов. Мостовая бульвара тоже была очень старой, но видно было, что горожане очень хорошо заботятся о ней.
Захар жил в южном районе города. Узкие улочки здесь постоянно поднимались и опускались. Захар подумал, что если быстро пробежаться по одной из таких улиц, то вполне может закружиться голова, словно от катания на карусели. Тут не было магазинов, и покупки люди совершали на рынке. Рынок был сердцем этого района как площадь перед Совещательным залом для северного района или бульвар для центрального. Вся жизнь здесь вертелась вокруг него и для него. Многие из жителей этого района торговали там.
Привыкший к просторным светлым улицам, Захар ощущал давление стен, ему постоянно казалось, что они вот-вот сомкнутся вместе и раздавят его. Уже перед выходом на бульвар он увидел спортивную площадку, на которой играли дети. Город все больше удивлял. Он увидел, как две девочки крутят большую скакалку, а несколько мальчиков одновременно прыгают через нее. Тут же рядом на поле для игры в мяч, мальчик стоит в воротах, а несколько длинноногих девочек по очереди бьют по мячу. «Глупость какая-то. А в ворота попадает лишь одна» - пробубнел Захар и пошел дальше.
На бульваре Захар увидел, как девочка со светлыми волосами раздает людям пирожки и ананасы. Она была небольшого роста, волосы ее, не собранные как у всех в хвост, весело развевались, когда она бежала навстречу к очередному прохожему. Лицо ее украшала широкая улыбка, а в руках большая корзина, которая, как показалось Захару, размером была, чуть ли не с саму девочку. Из этой корзины она доставала по три пирожка и ананас и, заливисто смеясь, вручала всем подряд. Смущенные прохожие принимали дары и тут же заражались ее улыбкой. Дальше они шли, уже точно так же широко улыбаясь и держа в одной руке пакет с тремя пирожками, а в другой ананас. Захару захотелось подойти к ней, но он повернулся и пошел в сторону порта.
Пройдя по бульвару, он вышел к Новому Маяку. Школа находилась не в самом здании маяка, а через дорогу. Около входа он встретил и других учеников. Пока он со всеми знакомился, из двери вышла большая женщина в белой рубашке и синем фартуке и позвала всех внутрь. Коридоры школы были пусты, а все двери закрыты. До этого шумные, ученики притихли и покорно шли за своим поводырем. В тишине коридора звучали лишь мерные шаги женщины и беспорядочное шарканье ученических ног. Захар пытался вспомнить имя хоть одного из тех, с кем он только что познакомился, но безрезультатно. Да и его одноклассники ему не сильно понравились – все бледные, длинные волосы, высокие, худые, быстро разговаривают и почти не молчат. А самое главное, что заметил в них Захар – они не задают вопросов. На их фоне смуглый, низкорослый, черноглазый и коротко стриженый Захар выглядел белой вороной.
Он вспомнил тогда мальчика, с которым учился раньше, когда жил с родителями. Он тоже был высоким, худым, и бледным. Среди своих смуглых и низкорослых сверстников он был черной чайкой. Его никто не обижал, но и друзей у него не было. Разве что Захар с ним иногда разговаривал и показывал, как правильно ловить ящериц. Мальчик этот уехал от своих родителей. Они хотели, чтобы он стал ловцом драгоценных рыб или солдатом, но дали ему самому выбрать кем стать. Тогда он решил, что хочет учиться добывать черный песок. Так он покинул родной город. В школе он учился плохо, ловить ящериц тоже не научился, и поэтому все считали, что он ни на что не способен. К тому же и родители были на него в обиде – он не давал им поводов себя похвалить, а они, как и любые другие родители, любили хвалить своих детей. Однажды даже его чуть не посадили в тюрьму за то, что он украл деревянный брусок. Когда к нему пришли домой с цепями, жандармы увидели что он сидел на табурете посреди комнаты, весь пол был засыпан деревянной стружкой, а в руках у мальчика была деревянная флейта. Так и появился первый музыкальный мастер в родном городе Захара.
Большая женщина к тому времени уже привела всех учеников в большую комнату и рассадила за парты, около доски стояли учителя, это были разные мужчины – высокие и низкие, полные и худые, смуглые и бледные. Лишь одно их объединяло – все они были одеты в черные костюмы из паучьего шелка. Каждому учителю дали по два ученика, а последнему учителю – круглому бородатому мужчине с румянцем на щеках, достался один ученик – Захар.
-Ну что, смуглый, будем учиться рыб ловить-то? – голос бородатого звучал как-то слишком радостно.
-Да, наверное. – ответил Захар.
-Меня можешь звать Баром Палыч. – уже более серьезным тоном проговорил бородатый.
-Баром? – переспросил Захар.
-Да! А если полностью – Барометр! Ха! – усмехнулся Баром Палыч. – Отец мой, шутник тот еще, назвал меня в честь ентой штуки-то! Вот забава! – Баром Палыч продолжал хохотать, то и дело поглаживая свою бороду.
-А меня Захар зовут. Очень приятно познакомиться, Баром Палыч. – учитель все смеялся и смеялся, а Захар же, наоборот, не нашел ничего веселого в таком имени и подумал только, что ему достался учитель-дурак.
Солнце было уже в зените, а баром Палыч все рассказывал и рассказывал Захару истории о том, как самые бравые из рыбаков на своих маленьких лодочках полностью исчезали там, где небо встречается с морем, о том, как их уже считали пропавшими. О том, как проходила порой и целая неделя, и вот в первый солнечный день, когда небо становилось синее как сапфир, когда море переливалось в лучах ослепительного солнца, когда белые чайки летали и распевали свои нестройные песни, кто-то случайно замечал, что в море появился корабль. Весь город в эти минуты буквально замирал от напряжения: светляки на болотах прятались в густую траву, жабы и сверчки прерывали даже самые жаркие из своих споров, замирал Бульвар. «Наверное, даже та девочка с ананасами переставала улыбаться» - подумал Захар. А Баром Палыч продолжал говорить о том, как на рынке притихала бойкая торговля, в тишине библиотеки читатели отрывались от своих книг, и все, даже одноглазая старуха Итим, обращали свои взоры к морю. А там, из небольшой черной точки, буквально на глазах, в считанные минуты вырастала лодка. Лодка приближалась к порту и люди замечали, что паруса ее потрепаны и кое-где порваны, дно обросло ракушками, а за штурвалом – бравый ловец драгоценных рыб, в парадном костюме из паучьего шелка, чисто выбрит, причесан. Разве что чуток похудел. И вот он приставал к пирсу, бросал швартовый, который сразу же подхватывали мальчишки, столпившиеся рядом и, борясь друг с другом за право пришвартовать героя, кое-как привязывали канат. В этот момент бравый ловец доставал из воды огромную драгоценную рыбину, размером с добрый бочонок травяного пива.
-А рыбина-то – громадина! Чешуя из чистого золота, глаза – два огромных рубина! Тут уж некоторые и взаправду дышать забывали! – поглаживая свою бороду, рассказывал учитель.
-Как это так? – удивился Захар.
-А да вот так! Дамы в платьях-то своих пышных в обмороки попадали, ребятня рты поразевала. Находились-то и некоторые, кто завидовал нехорошо, но им-то от этого ничего хорошего и не прибыло.
-А потом, потом что было?! – в нетерпении перебил учителя Захар.
-Потом? – лицо учителя расплылось в довольной улыбке. – Потом рыбу втаскивали на берег и потрошили. Это она ведь снаружи-то вся в золоте, а внутри – рыба рыбой, те же кишки да кости. Так-то вот и вспороли ей брюхо, вынули все потроха, в чашу специальную собрали, да и начальнику-то ловцов вручили. А народ в это время, любовался, кто побогаче был сразу спорить начинали, кто чучело себе купит и за сколько. Порой-то и до рукоприкладства доходило…
Если Баром Палыч все время сидел на пирсе, закатив штаны и плеская ногами в воде, то Захар постоянно ходил из стороны в сторону, трижды он пытался присесть, нона месте ему не сиделось. Уж очень его волновала вся эта история. Вдруг он не сдержался, быстро подсел к учителю и, перебив его, спросил:
-Баром Палыч, так зачем же все-таки ловят рыб этих драгоценных? – учитель рассмеялся.
-А сам-то ты как думаешь?
-Я когда в первый раз услышал про этих рыб, подумал что это у них просто название диковинное такое, думал, что их ловят как обычных рыб и едят. А сейчас вы говорите, что рыбы эти действительно из золота и изумрудов…
-Не все, – продолжал улыбаться учитель – только некоторые. Бывают рыбы такие, что чешуя-то обычная, а драгоценные только глаза, или плавники, например.
-У меня на родине вот алмазы из земли выкапывают и делают из них украшения всякие. Это, получается, то же самое? – Баром Палыч только и сделал, что закурил трубку.
-Это-то работа такая, больше всего узнаёшь в море. А сейчас иди домой и отдыхай, а завтра на рассвете-то на этот пирс и приходи. Поплывем рыб ловить. – Баром Палыч поднялся на ноги, похлопал Захара по плечу и ушел, понемногу дымя своей трубкой.
Захар так и сидел на пирсе, уставившись в мутное, зеленое море. Белые линии чаек зависали над самой водой. Карликовые волны одна за другой разбивались о старый, но крепкий пирс. Где-то в море, между небом и землей замер серый парус рыбацкой лодки.
Захар напоследок помочил ноги, быстрым движением ног разрезав пару волн, поднялся на ноги, и пошлепал мокрыми босыми ступнями в сторону Бульвара.
Проходя мимо школы, он увидел других ребят. Несколько лиц он узнал, но постарался пройти мимо, как вдруг один из них его окликнул:
-Эй, сухой! Иди сюда!
Это был невысокий мальчишка. Крепко сложенный и коротко стриженный он выделялся среди остальных – тощих и длинноволосых. Его тёмные глаза казались двумя угольками на белом песке. По всем движениям этого парня, по его звучному голосу было ясно – в этой компании он главный заводила.
-Меня Захар зовут.
-Ага – быстро и безразлично проговорил затейник. – мы в «водилы» играть собираемся. Будешь с нами?
До этого Захар что-то слышал об этой игре, но никогда в ней не участвовал. Изредка он гонял с ребятами мяч. Чаще же Захар копал песок, выискивал серую глину и лепил из нее неведомых животных. Потом он оставлял фигурки на большом плоском камне, прятался в тени росшей рядом акации, и ждал, пока под палящим солнцем высыхают его творения. Бывало, он замечтается или уснет, и зверушки его иссыхают настолько, что разваливаются на части.
-Нууу… - протянул Захар. – Я никогда не играл и даже правил не знаю.
-Да тут правила простые совсем! – воскликнул заводила. Глаза его забегали и остальные заметно оживились. Он взял Захара под руку и подвел ближе.
-Смотри. Один водит, другой ведется. Все просто.
-Не понимаю. Как водит? – Захар сделал пару шагов назад, споткнулся и обронил обувь, которую до этого держал в руках.
-Да за нос! Вот так! – заводила схватил Захара за нос и начал водить по кругу. Остальные расступились и стали в круг.
-Ай! Больно! – воскликнул Захар. – А мне-то, мне что делать?! – гнусавый голос его заметно всех развеселил. Одному ему не было весело.
-Ведись!
-Ахаха! Да ведись же! – выкрикивали остальные.
Пока Захар более-менее пришел в себя, они прошли так уже четыре круга.
-Всё! Я не хочу больше! – Захар попытался остановиться, но заводила еще крепче сжал его нос, а резкая боль заставила идти дальше.
Под общий гогот они прошли еще два круга. Захар снова попытался вырваться и на этот раз ему это удалось. Тут же все замолчали, а заводила воскликнул, указывая пальцем в небо:
-Смотрите, рыба!
Захар, как и все, тут же вскинул голову, но никакой рыбы в небе не увидел. Едва он успел сделать вдох горящим от боли носом, как заводила снова крепко сжал его. Остальные тут же захохотали, а у одного от смеха аж слюна фонтаном.
Захар шел уже девятый круг, как вдруг, почувствовав нечто необычное и новое для себя, он схватил этого с угольными глазами за руку. Они остановились, и заводила уставился на Захара взглядом полным непонимания. Захар и не почувствовал как его свободная рука стремительно ушла на замах. Спустя секунду глухим звуком удара круг был разорван. Окружающие сначала медленно, а потом и вовсе в суматохе разбежались. Всё стихло. Черноглазый медленно опустился на землю, прижав ладони к носу. На несколько секунд все замерло, лишь ветер только свистел и заглушал шум моря. Заводила медленно убрал руки от лица и тут же показались его нос, рот и подбородок, все в густой и тёмной крови, тянущейся тонкой струйкой, капающей на мощеную улицу. Вид крови, собирающейся в желобках между камнями мостовой, испугал Захара. Никогда раньше он не доставлял таких страданий живым существам. А в это время заводила поднялся на ноги, что-то невнятно пробормотал и поплелся к пирсу умываться.
Домой Захар пришел со странным свербящим чувством в животе. Дело шло к закату и он, не раздеваясь, улегся на кровать. В голове раз за разом всплывала картина окровавленной мостовой, словно это вовсе не он кого-то ударил, а земля, страдая неизлечимым недугом, кровоточит…
Он смотрит вокруг себя и вот он снова на пирсе, в тени маяка прохладно, вокруг люди и все на него смотрят, некоторые показывают пальцами. Становится беспричинно стыдно и Захар пытается закрыть лицо руками. Руки не слушаются, словно их и нет вовсе. Чувствуется, что его кто-то держит. Чьи-то крепкие руки держат его за горло и за ноги. Он пытается встрепенуться, но и ноги не поддаются. Они как будто срослись с телом. Захар оглядывает себя и обнаруживает что он рыба. Золотая чешуя, огненно красные плавники. Все те же крепкие руки укладывают его на стол. Свербящее чувство в животе перерастает в дикий, животный страх. Он бьется в конвульсиях, пытается вырваться, ему не хватает воздуха. Как вдруг все его тело каменеет от боли. Он чувствует эту боль в себе. Это холодное лезвие в его животе, оно стремительно движется вдоль по телу, от хвоста к голове. Это движение растворяется и теряется в обезумевшем разуме его. Он уже и не чувствует как ловец драгоценных рыб запустил руку в свежую рану. Последнее что он видит это окровавленную руку ловца. А в ней…
Море порадовало ясной и спокойной погодой. Захара в лодке укачивало, и поэтому он старался держаться ближе к борту. Пока Баром Палыч выискивал получше место, Захара два раза стошнило прямо в море. Бессильно свесившись к воде, Захар старался производить как можно меньше движений. За секунду до того как он решил встать на ноги, что-то в воде коснулось его руки. Он открыл глаза и увидел перед собой огромную рыбину. От испуга он одернул руки и рыба, встрепенувшись, ушла вниз. Тошнота исчезла, мозг начал работать и Захар вспоминал, что и как ему нужно делать. Он тут же вскочил на ноги, открыл сумку и достал оттуда кусок мыла. Крепко сжав его в правой руке, в левую он взял гарпун. Баром Палыч внимательно за всем наблюдал и не вмешивался. Ему было очень приятно, что парнишка так увлечен. Захар опустил в воду правую руку и стал ждать. Мыло должно было привлечь рыбу. Тем более что это мыло не было куплено в каком-нибудь магазинчике на Бульваре. Оно было сварено его соседкой, одноглазой бабулей. Несмотря на то, что Захар ее побаивался из-за ее внешнего вида, он был уверен – в глубине души она очень добрый человек. А злые люди плохого мыла не сварят. Прошло около двадцати минут, прежде чем рыба снова показалась. Позабыв про осторожность, рыбина подплыла к самой руке Захара и попыталась укусить мыло. Руки у Захара не дрожали, сердце бешено не билось, дыхание не перехватывало, он весь словно тетива лука был напряжен и спокоен. Чтобы подманить рыбу ближе и ударить наверняка, он подвел руку с мылом к самому борту. Как только рыба попыталась снова укусить мыло, Захар со всего маху ударил в воду гарпуном. Вода расплескалась, и ничего не было видно, сразу же все напряженное спокойствие улетучилось, сердце заколотилось, руки не слушались. Путаясь, вдыхать или выдыхать ему сейчас надо, Захар перехватил гарпун поудобнее двумя руками. Вода приняла какой-то розоватый оттенок, а гарпун, словно живой, бился в руках. Тут уж Баром Палыч не удержался и подскочил к ученику, чтобы помочь. Вместе они затащили рыбину в лодку, и Захар замер в изумлении: перед ним лежала самая настоящая драгоценная рыба. Серебряная чешуя ее блистала в солнечных лучах, мраморные плавники медленно и тяжело двигались, огромные глаза-алмазы устремили свой взгляд куда-то в небо. На спине ее была рана от гарпуна. Она кровоточила, пуская струи яркой алой крови по блистающей чешуе.
В этот момент Захар вспомнил, как однажды он смотрел в синематографе фильм о рыцарях. Полностью фильм он уже не помнил, но в память врезался один момент, когда на поле битвы, в самый тяжелый час бравый рыцарь в сияющих доспехах, пораженный бесчисленными и коварными врагами, падает на землю. Щит его разбит в щепки, ослабевшая рука роняет меч и мутнеет в глазах. Сияющий доспех его пробит и словно рана кровоточит, пуская кровь по исцарапанной стали.
Но вот сердце успокоилось, дыхание на месте, и Захар почувствовал, как к самому горлу подступила тошнота. Он не удержался, и его в третий раз стошнило за борт. Баром Палыч лишь гордо похлопал его по плечу и достал нож. Прежде чем потерять сознание, Захар усмотрел, как его учитель вспорол рыбе живот, запустил туда руку и достал оттуда…
Баром Палыч разбудил его уже, когда они пристали к берегу. Захар поднялся на ноги и прислушался. Что-то было не так. Обычно в порту довольно шумно, да и бульвар всегда не давал о себе забыть. А тут тишина. Он обернулся и увидел что они вовсе не в порту, а на каком-то совсем маленьком островке. Здесь даже трава не растет, а лишь какие-то прямоугольные камни торчат из земли. Баром Палыч сошел с лодки и пошел к центру острова. Захар, стараясь удержаться на ногах, тоже соскочил на деревянный пирс и пошел вслед за учителем.
Они остановились возле большого камня. Было видно, что ему когда-то пытались придать цилиндрическую форму, но время поработало над ним гораздо сильнее. В самом центре этого камня стояли небольшие бронзовые весы. Обе чаши были пусты и, несмотря на ветер, пребывали в абсолютном покое. Ничего не говоря, они переглянулись, и Баром Палыч достал из кармана белую жемчужину. Это только по пути назад Захар узнал, зачем же на самом деле ловят драгоценных рыб. Они – пристанища для каждого человека.
-Каждый в итоге окажется маленькой жемчужиной внутри чудо-рыбы. - ответил ему Баром Палыч. – Причем если ты хорошо жил, то жемчужина белая, плохо – черная.
-А как надо жить, чтобы жемчужина белая была?
-Да черт его разберет. Я и сам не знаю. – подумав, ответил учитель.
Он опустил жемчужину на чашу весов. Она медленно опустилась вниз, со звоном ударилась о камень и пошла вверх, теперь уже пустая чаша пошла вниз. Звон. И так одна за другой. Баром Палыч отошел на несколько шагов назад и уселся на землю. Вскоре Захар понял почему – вместе с движением весов начала свое движение земля. Он почувствовал, как земля уходит из под ног, словно кто-то в шутку медленно тянет ковер, на котором ты стоишь. Движение ускорилось, и снова тошнота подступила к горлу. Захар, не удержавшись, упал, и за считанные секунды все завертелось настолько быстро, что невозможно было различить небо и землю. Все сущее слилось в единый свет.
Очнулся Захар только у себя дома. Все тело жутко болело и каждое движение давалось с трудом. Он поднялся на ноги, подошел к окну и взглянул на облачное небо. В это время море, словно снежная пустыня, замерло в бессмертном безмолвном бездвижении. Облака обрывками ваты неслись неведомо куда, задевая Маяк. Редкие солнечные блики лезвиями резали глаза прохожим. А Захар, убивая надежды, распаковывал чемоданы.