Мир безвременья

      Наши мысли бывают настолько своевольны, что порой кажется, они нам не принадлежат, хотя именно они удивительным образом влияют на наше настроение. Мы говорим, что мысли делают наше настроение грустным или, наоборот, радостным. Мысли бывают спокойными, тревожными, настойчивыми, приходящими невпопад и уходящими, не оставив следа. Мысли сопровождают человека всюду и всегда. Мысли – это краски сознания, которыми оно постоянно дописывает картину нашего миросозерцания, мировосприятия, мировоззрения. Не все мысли могут быть выражены в словах, но все они - невидимые участники нашей способности познавать Мир. Слово связывает мысль. Оно ограничивает свободу мысли, но упорядоченная словом, словами мысль способна приносить практическую пользу человеку. И хотя не всякие мысли, «прирученные» словами в действительности являются полезными в своей общей массе, в среднем они позволили людям многого достичь. Мысли, выраженные словом, исторически приобрели статус идей, особых мыслей, способных отражать в человеческом сознании самые разные формы движения Мира. Однако идеи, рожденные из мыслей, потерявших свою свободу в прошлом, по самой своей природе, хотя и многочисленны, многообразны, в целом хаотичны. Такие идеи отражают многое и в то же время не отражают главное – целостность, единство Мира.

     Значение слова, которое используют люди уже тысячи лет, трудно переоценить. Однако, следует иметь в виду, что оно с самого начала очертило границу нашего мышления. И это была не вина людей, а исторически неизбежное начало их цивилизации. История человечества началась с того, что социальная среда, хотя и требовала от людей все новых и новых идей, но одновременно ограничивала свободу их мыслей словом, культивируя тем самым развитие среди них замкнутой культуры мышления. Но мысль,  пусть и исторически неизбежно утратившая свою свободу, рано или поздно начинает проявлять свою беспомощность. Теперь эта беспомощность проявляется все нагляднее в разных областях деятельности людей, а попытки её преодоления остаются безуспешными. Порой мысль делает невероятные попытки вернуть свою свободу в науке, литературе, поэзии. Но трудность поиска утраченной свободы мысли только возрастает, поскольку в отличие от приобретенной свободы слова является не политической, а философской проблемой. Её решение закономерно ускользало от осознания в прошлом, и будет ускользать вновь и вновь, поскольку мысль вынуждена обращаться к слову. Обращаясь к слову, мысль опять и опять пытается выразить невозможное – саму себя, точнее единство слова и мысли.

     В этой связи, представляет интерес стихотворение А.Блока «Незнакомка». Это стихотворение, о котором написано очень много, является красочной иллюстрацией неожиданной встречи мысли и слова поэта.

И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

     Эти строки звучат так, словно сама мысль поэта разлучена со словом. Она всегда одна и в трауре по возможному, но пока недостижимому единству со словом. Поэт приходит, я думаю, сам того не осознавая, к верному выводу, что их единство возможно, но само слово должно быть иным, другого рода, не тем, которым пользуются окружающие его люди и он сам. И А.Блок как бы сообщает об этом двумя одинаковыми фразами об истине, разделяя пространство стихотворения на две части. Истину действительно никто не знает, но поэт, пристально вглядываясь в образ незнакомки, вдруг, на уровне интуиции догадывается, что истина в каком-то другом образе слова о ней. Эта догадка проявляется в разном повторении одной и той же фразы об истине, когда он произносит не как все «In vino veritas!», а  «Я знаю: истина в вине».

И странной близостью закованный
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.


     Если читать стихотворение «Незнакомка» как откровение автора о встрече его собственной мысли и слова, то оно зазвучит совсем иначе, чем это принято. В нем будет заметен весь трагизм человеческого существования, культуры мышления в контексте свершившейся истории. Оказывается, в своей истории человек всегда был вооружен словом, которое не в полной мере отражало глубину его мысли. Поэтому мысль ищет слово другого рода, поскольку то, которым пользуются люди тысячи лет, вырождается, губит и себя, и мысль. Без свободы, без обретения своего единства со словом мысль умирает без надежды и на воскресение, и даже на обычное утешение. Как предчувствие, первая часть знаменитого стихотворения обращает внимание на нашу милую обыденность, за которой скрывается нежелание человека хотя бы на минуту задуматься о своем будущем. 

По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.

Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
 
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.

 
     В Озерках, под Санкт-Петербургом, где было написано это стихотворение еще в 1906 году, до сих пор можно наблюдать и рестораны,  и крендель булочной, и услышать детский плач, да и диск кривится также бессмысленно, как и прежде. И в этом нет, казалось бы, никакой трагедии. Это наша обычная жизнь. Но именно в этой обыденности поэт как бы видит, предчувствует причину того, почему мысль стала для слова незнакомкой – лень, леность, которая сковывает человеческое мышление. 

     Одному философу посоветовали поставить над колодцем журавль с противовесом, чтобы стало легче поднимать воду ведром. «Я знаю о таком способе, - ответил он, - но за облегчением в труде следует леность, за леностью все пороки». И он отказался от такого нововведения.  Этот поступок может показаться странным и даже смешным, если не считать, что труд у каждого свой, но одинаково трудный, если требует усилий всего человека. Философ отказался от нововведения потому, что не делал различия между трудом и творчеством. Он видимо был убежден, что «человек рожден для труда, как птица для полета», не в том смысле, что птица рождена летать, а человек, увы, трудиться. Для него, если труд неразрывно связан с творчеством, то он - ни тяжесть, ни мука, ни долг, ни обязанность. Такой труд - единственное добро, благо, помимо которого всё превращается во зло, безразличие, хаос.       

     Следует признать, что у большинства людей присутствует значительная доля скепсиса к философии, к её мудреным рассуждениям. Этот скепсис зачастую только для приличия смягчается неуверенным допущением, что вдруг в этой философии все-таки что-нибудь да есть. Но наша современность такова, что не способствует тому, чтобы от философии ждали именно теперь чего-то нового, неожиданного. Правда, из философского наследия, оставленного нам, публицистика продолжает еще выколачивать последний прок, но скепсис, а то и пренебрежение к философии, становится все больше и больше. О ней, как правило, все реже вспоминают даже ученые и богословы, не говоря уже о политиках. Философские идеи оттеснены политическими, религиозными, экономическим и иными лозунгами и  надо еще поискать философа, который теперь верит в философию так, как это было в прошлом. Философские идеи сдают свои позиции и покидают те рубежи, на которых они в прошлом заметно обогатили науку, литературу, искусство, поэзию, сделав их привлекательными для многих. Отсутствие в обществе новых философских идей у людей образованных, ко многому способных, сеет среди них беспомощность и растерянность, поскольку, находясь в конкретной социальной среде, им все труднее найти свое место в Мире.  Они растеряны и не могут найти себя не потому, что не знают что прочитать, чем заняться, как заработать еще больше. Люди перестают понимать, где им себя искать, где Мир. Мир для них неведомо где, и неведомо что, хотя он всюду вокруг. Его нельзя увидеть, потому что он не большой мешок, куда кем-то уложено все. Мир – это нечто грандиозное, что завораживает и пугает своей необъятностью, оставаясь при этом целостным, единым, словно живым и разумным. Однако, упорно продолжая отказывать Миру в его разумности, люди торопятся жить сами по себе, суетятся, а когда оказываются в тупике, ищут оправдания своим бедам по Экклезиасту - «всё суета сует, всё – суета». Человек по-прежнему склонен решать поспешно, что  его предназначение в жизни состоит в том, чтобы найти если не своё, то хотя бы какое-то место в Мире. Однако такая поспешность не приносит человеку удовлетворения, покоя. И тогда он может легко примкнуть к демагогии тех, кто всегда готов отказаться от Мира. Отказаться и разорвать с ним связь, устремившись в бездну вечно влекущего к себе хаоса с ложной надеждой найти и обнять там иную реальность, более достойную и комфортную, единственно возможную и настоящую.   
 
     Каждый человек по-своему чувствует и ощущает время. При этом в отличие от обычного, служащего только мерой длительности событий, его собственное время идет то размеренно, то бежит, то замедляет свой ход. Ни во сне, ни наяву, нигде и никогда, у человека не прерывается пульсирующий ход его собственного времени. Любой человек воспринимает события, происходящие в окружающей его среде, только через своё уникальное «сито времени». В результате для разных людей одни и те же события могут «ускоряться», а для других - «замедляться». Такие различия могут быть мизерными, незаметными, но человеку дано обнаружить их, поскольку он несет в себе чувствительный к этому пространственно-временной континуум – свой внутренний мир. На сегодня существуют различные точки зрения на то, что такое «время», куда оно направлено и направлено ли вообще. Но пока ни один из известных физических, биологических, социальных или иных процессов не указывает ни направление течения времени, ни на его возможную общую для всех меру. Между тем, собственное время человека при любых условиях придает его пространственно-временному континууму единство, целостность. Именно поэтому его внутренний мир обладает уникальной чувствительностью к нарушению подобного единства в окружающем мире и, прежде всего, в рамках его социальных границ.

     Возможность ощущать, чувствовать и понимать причины и особенности различных форм движения окружающего Мира лежит в основе культуры мышления человека. Причины этих движений, их взаимосвязь с пространством и временем, людям частично известны, но многие так и остаются для них таинственными или невероятными. Не понимая сути Мира, его времени, люди  строят в нем, как могут, собственную социальную среду, пытаясь вместить, втиснуть свои творения в его пространство. А Мир так велик, что, кажется, способен вместить в себя всё. Воплощая свои идеи в жизнь, у людей создается впечатление, что если они станут могущественнее, чем сейчас, в сотни, тысячи и более раз, то и тогда Мир вместит все результаты их деятельности. Конечно, Мир бесконечен и всегда найдет возможность «потесниться» и выделить часть своего пространства разумному существу. Однако, ему не следует заблуждаться и считать, что Мир передаст кому-то одному власть над своим временем. Никакое разумное существо или сущность не может рассчитывать на то, что способно установить своё господство над Миром, над его временем. Это невозможно.  И потому не произойдет ни при каких условиях, поскольку время в Мире может быть только единым для всех разумных существ. Мир, как и человек, – это пространственно-временной континуум, который, благодаря существованию в нем единого для всех времени, обладает уникальным свойством - вечностью. Любые попытки  отказаться от вечности, оказаться вне единого времени неизбежно ведут разумных существ к созданию ущербной социальной среды, которая рано или поздно сама отпадает от Мира.  Такая беда зреет в социальной среде с разных направлений, например, со стороны политической безответственности, экологии. Но все же главное тут другое. История эволюции социальной среды неизбежно имитирует и насаждает все сильнее, масштабнее существование того, что для Мира в целом противоестественно – безвременье. Безвременье – это такое состояние социальной среды, при котором в ней разумному существу очень сложно найти своё место и обнаружить возможность её связи с вечностью. Такое состояние может принимать самые разные формы, исторически продолжаться очень долго, изматывая силы разных поколений, превращаясь в нескончаемую эпоху безвременья. Испытание безвременьем исторически неизбежно, но её преодоление может быть только осознанным, поскольку служит, видимо, неким экзаменом на интеллектуальную, нравственную состоятельность разума. 
      
    Люди всюду, как никогда, ощущают и чувствуют непрерывно нарастающую сингулярность пространства создаваемой ими социальной среды. Им кажется, что жизнь, какой она была ещё недавно, меняется очень быстро. Это - иллюзия. Видимость изменений поверхностна, хотя и простирается от обычных дел до состояния виртуальности, сливаясь в один непрерывный поток. Однако, чем дороже человеку в этом потоке простые, обыкновенные мгновения его жизни, тем заметнее как движение разнообразных иных явлений вокруг него словно приостанавливается, замыкается безвременьем. Замкнутость безвременьем придает этим явлениям неожиданный, незнакомый вид и тогда они начинают выглядеть совершенно иначе, чем обычно.

И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
In vino veritas! кричат.
 
     Вот и современная социальная среда на нашей планете за внешней пестротой самых разных красок скрывает свою раздробленность и бесцветность. Все её пространство кажется пронизанным бесчисленными «черными дырами», исходящими из её темной бездны. И там, где её тьма чуть рассеивается, пространство тут же заполняется множеством разрозненных явлений, пугающих событий,  опасных объектов, закрывающих планету своей темной плесенью безвременья. И если бы не усилия наших мудрых предков, просто сохранивших планету, она бы уже давно напоминала безжизненную библейскую Землю до её сотворения. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Люди живут на Земле тысячелетия и, не осознавая того, теперь уже не столько руками, сколько словом пытаются превратить свою планету в незнакомку, в прибежище абсолютного безвременья. Слово, как солнце во Вселенной, пройдя отмеренный ему исторический путь, состарилось. Оно остывает на наших глазах, его огонь гаснет, превращаясь в одну глобальную «черную дыру». Но именно это угасающее слово, растратив почти всю свою энергию в прошлом, претендует на вечное царствование, угнетая людей, извращая их свободу творчества, держа их мысли мертвой хваткой в своей власти. Тусклое, гаснущее слово, стремится навсегда лишить разумную мысль свободы, превратить её в свою бесправную служанку, вынужденную ради сытого существования отказаться от того, что подарит ей вечную жизнь - любовь к истине.